Лихошёрстов прищурился. Данияр буквально чувствовал, как он скальпирует его взглядом, пытаясь вывернуть до внутренностей и понять, правда ли была произнесена или ложь. Но он, при всей своей мнимой могущественности, был простым смертным — не магом даже, не магическим существом. Человеком. И он не умел читать мысли, вызывать доверие и откровенность, заставлять резать правду-матку против воли. Наконец, светлые глаза поскучнели.
— Хорошо, — медленно произнёс Лихошёрстов и протянул ладонь. Волк внутри беспокойно заворчал, скукожился, но Данияр, подавив его порывы, покорно позволил погладить себя по волосам. Он был ниже барона на целую голову, и тот абсолютно без проблем доминировал над ним тогда, когда желал нужным. Даник ненавидел эту показушную ласку, но даже её был готов получать с радостью, если бы она не переходила в более активную стадию.
— Раз уж ты здесь, то пойдём, поможешь мне искупаться, — масляно заблестев глазами, произнёс он и, не дожидаясь слуги, направился вглубь дома, на ходу стягивая с себя камзол, который зачем-то носил, хоть он выглядел на нём, как красивое украшенное пальто на грубо выточенной вешалке.
Данияр замер. Нет, нет, НЕТ! Только не ванная! Как и все оборотни, полувольф умел плавать с рождения и даже любил бы это, если бы не одно но. Это самое "но" сейчас неспешно шло впереди, вызывая бесконтрольную тошноту.
В ванной комнате — большой, светлой и просторной, может, слегка пыльной, но всё же чище, чем в остальном доме, — Лихошёрстов скинул с себя последнюю одежду. Его взгляд, продолжая масляниться, остановился на Данияре и, тот моляще посмотрел на него, чуть ли не прижав уши.
— Давай, пёс, ты же знаешь, что делать, — сухо произнёс Лихошёрстов, включая воду.
Данияр выдохнул сквозь зубы и принялся неохотно раздеваться. Без одежды он ощущал себя беспомощным и гадким. Плохой метаболизм делал его тело рыхлым и полным, что несказанно радовало Лихошёрстова, любящего с силой сжимать мягкую кожу своего слуги. Вот и сейчас — не успел Данияр снять одежду и неуютно переступить ногами, как барин схватил его и с неожиданной силой повалил на пол. К счастью, тот был вполне себе дощатый, а не плиточный, иначе синяков было бы не избежать. Впрочем, их не избежать в любом случае.
Лихошёрстов поднял его под себя, будто это он был оборотнем. Данияр пронзительно тявкнул, когда он с силой куснул его за ухо, тотчас зализав покрасневшее место. Ловкие пальцы вцепились в пухлые бока.
— Ты такой жирный... Интересно, если отрезать от тебя кусок, можно ли выварить из него сало? — Лихошёрстов захихикал над своей шуткой — по крайней мере, хотелось верить, что это шутка, — а Данияр, зажмурившись, быстро задышал через рот, пытаясь совладать с перепуганным волком внутри. Тот всякий раз пугался, хотя насилие это тело получало не в первый раз.
Влажная и скользкая от мыла рука прошлась между ягодиц, мазнула по сжатому входу. Данияр задышал ещё быстрее и судорожней, напрягшись, ибо он знал, что его ждало буквально через мгновение. И правда — дикая боль разорвала его на мелкие кусочки, заставив завизжать. Лихошёрстов дыхнул в ухо перегаром — уже где-то успел наклюкаться, сука! — и ритмично задвигался, потираясь носом об его вспотевший загривок.
Данияр всегда считал себя слабаком и стыдился этого, но в такие мгновения не мог сдерживать слёз. Они, стекая вниз, по покрасневшему от истерики лицу, капали на дощатый пол и тихим шипением впитывались в доски, словно принимали жертву, добытую алтарным насилием.
Лихошёрстов вышел — резко, быстро, как всегда делал, не заботясь о чувствах своего сексуального слуги. Схватив его за шкирку, будто толстого, опростоволосившегося кота, он толкнул его к ванне и прижал грудью к бортику. Данияр увидел в воде отражение себя — лохматого, заплаканного и всего какого-то съёженного, разбрюкшего, — и чёрная ненависть поднялась в его теле.
Лихошёрстов схватил его за щёки, зажал меж ладоней, сминая пухлое лицо, и тихо прошипел:
— Какой же ты уродец! Давай, стань псом! Хоть под шерстью спрячешь эту зарёванную харю.
_______________________________________________________________________________