Феликс определенно выбрал прекрасный день, чтобы спокойно пройтись по парку: приятная температура, выглядывающее из-под облаков закатное солнце, превращающее небо из голубого в оранжеватое, все задания на неделе сданы и высоко оценены, Ли заслуживает насладиться красотой вокруг.
Справа от главной тропинки не очень высокие деревья, уйдя вглубь которых, есть вероятность встретить бельчонка; тут же по бокам от дорожки стоят лавочки, с сидящими на них парочками, детьми или просто уставшими студентами. Свернув налево можно попасть на площадки — детские, скейтерские, любые другие, — а если пройти дальше по прямой и оказаться на большой площади — будут ларёчки с различными сладостями и закусками. Там же обычно самое большое скопление народу, дети катаются на самоуправляемых машинках, дракончиках, кто-то постарше выбирает электросамокаты или гироскутеры.
Феликс чувствует, что это один из тех самых дней, когда ощущаешь себя легко и свободно, невольно улыбаешься пролетевшему мимо голубю и ни о чем не думаешь, будто бы завтра уже не наступит, но это и не важно. Важно, что сейчас он наслаждается неторопливой прогулкой по любимому парку впервые за долгое время, по настоящему отдыхая.
Единственное, что не вписывается в понятие «прекрасного» у Феликса — это парень, сидящий на очередной лавочке. Хотя, даже не сидящий, а сжавшийся на ней.
Сидит, уткнувшись в свои колени и обнимая себя руками.
Ну что за плачевная картина, думает Ли и осекается.
Мальчишка то реально плачет.
Феликс смотрит на него секунду, две, три. До него идти остаётся буквально метров пять, а Феликс вроде и помочь хочет: мало ли что случилось, а Ли тут как тут и готов помочь; а вроде и как-то колется — лезть в чужое личное совсем не хочется. Вдруг парень интроверт, и вот такое обращённое на него внимание сделает ему только хуже? Феликс знает не понаслышке, на себе испытывал то самое «хочу ото всех закрыться, чтобы не обращали вообще внимания», поэтому решается все-таки.
Решает, что он всегда сможет извиниться за то, что потревожил и уйти при первом же звоночке о неприязни. Но не всегда ему выдастся возможность кому-то помочь, вероятно, кому нужна сейчас хоть какая-то помощь.
Ли вздыхает, придавая своему лицу самое дружелюбное выражение, и улыбается сдержанно.
— Хей, привет. Тебе нужна помощь? — он заглядывает в лицо собеседнику, чуть склоняя голову и ждёт пока он поднимет голову с рук. И в тот момент, когда парень обращает на странные звуки рядом с собой внимание и показывает лицо, Феликс застывает с дрогнувшими губами и решает для себя, что подошёл уж точно не зря.
Нельзя подойти «зря», когда плачущий подросток перед тобой, со шмыгающим носом, краснючими невинным глазами и кровавой ссадиной на щеке смотрит потерянно в испуге, пытаясь при этом судорожно стереть капли с щёк и заплетающимся языком что-то сказать.
— Н-нет, все хорошо… Извините, не беспокойтесь, пожалуйста…
«Нет значит нет». Феликс это прекрасно понимает. Но в протараторенных словах этого парнишки четко ощущается заученная мысль не быть обузой и не принимать помощь, ведь это всегда просто вежливый жест.
Феликс и это понимает, сам таким параноиком является порой. Поэтому во второй раз решается на отчасти глупый поступок.
— Послушай, все в порядке. Я правда хочу помочь тебе. Я не из вежливости это спросил, — Феликс пытается звучать максимально спокойно и нейтрально, чтобы этот мальчик не испугался ещё и возможности поползновения маньячины в свою сторону. Так же медленно присаживается на край скамейки, чтобы оставалось приличное расстояние до этого клубка печали и грусти, и продолжает, — я вижу, что у тебя сейчас не лучший момент в жизни и ну… Знаешь, принимать чью-то помощь ведь не что-то плохое и не делает тебя должным что-то взамен. И уж точно не делает тебя слабым.
Самые банальные фразы, но Феликс надеется, что сработает.
Его собеседник, кажется, правда слушает Феликса, замерев на мгновение. Смотрит на него все ещё слегка испуганно, но изучающе, будто бы проверяя. И, шмыгнув ещё один раз, решает для себя нечто важное, опуская голову.
— Наверное, мне… нужна помощь. Вот только, я не знаю, чем вы можете помочь, извините, я…
Парень опять бормочет под конец фразы. Ну что за бедняжка. Феликс улыбается ему и молчаливо останавливает его быстрый монолог. Хочет прикоснуться к плечу и сжать слегка, но это может его напугать.
— Всё хорошо, тебе не надо извиняться. Я знаю, как могу тебе помочь. У меня эм, секунду, — он перекидывает через одно плечо свой рюкзак, чтобы достать из него что-то. И уже через секунду доносится радостное «вот они», — у меня есть вот что. Думаю, они тебе сейчас нужны как никогда, — он посмеивается легко, держа в руках упаковку пластырей.
Парень глазками-блюдцами смотрит на это цветное безобразие. Кажется, Феликс может различить на дне его радужки едва заметный смешок.
Пластыри то самые что ни на есть яркие, цветные, с милыми картинками на них и забавными надписями.
Как хорошо, что он уже как три года покупает только такие пластыри, чтобы не так грустно было при травмах и обработке ранения.
— Позволишь мне наклеить их? — спрашивает Феликс с улыбкой, склоняя голову и поднимая вверх на уровень лица упаковку. Шатен кивает, он чуть успокоился, больше не шмыгает судорожно и не прижимает к себе колени. Даже не пытается сжаться на скамейке, что не может не радовать Феликса, — отлично, тогда ещё одну секунду, надо руки продезинфецировать.
Он опять тянется в рюкзак, достает дозатор с противомикробным средством и пшыкает на руки. Следом достает из маленькой пачки ватный диск, обрабатывает его какой-то жидкостью и удобнее усаживаясь на скамейке. Одну ногу подгибает под себя, садясь в пол оборота к парню. Расстояние между ними слишком большое, будет неудобно тянуться к нему обрабатывать.
— Придвинься ко мне немного, пожалуйста, — просит он и наблюдает, как собеседник опускает ноги на землю и пересаживается ближе к нему, поворачивая в эту же сторону корпус, — угу, хорошо, — тянется ладонью с намоченной ваткой к чужому лицу, но останавливает себя с громким «а!», — это перекись водорода, жечь должно совсем чуть-чуть, но зато мы обеззаразим место вокруг раны.
Мальчик кивает, шепотом говоря «ага», и двигает лицо ещё ближе к Феликсу, чтобы ему удобнее было.
Ли на это улыбается. Про себя думает, что этот парень очарователен, даже с красными щеками и с ссадиной на одной из них.
Прикасается аккуратно ваткой вокруг проблемного места, старается не причинить ненужной боли, проводит с небольшим нажимом, но саму рану не трогает — для неё своя схема. Не сводит серьезный взгляд с щеки, но замечает прикрытые глаза и маленькую точечку прямо под одним из них. Мило.
— Так, хорошо, теперь я залью ранку перекисью. Будет жечь, но потерпи немного, хорошо?
— Хорошо, — он открывает глаза и видит в несколько сантиметрах от себя лицо этого незнакомца. Сразу же жмурится, вздыхая глубоко.
Феликс хмыхает, но подносит уже баночку с жидкостью к ранке, а чуть ниже размещает ватный диск, чтобы ничего лишнего не стекло на рубашку парня.
— Лью, — предупреждает Феликс и наблюдает за реакцией. Тот напрягается, но дёргается, лишь сильнее щурится.
Капли перекиси попадают прям на ранку, она шипит и пенится, доставляя не самые приятные ощущения обладателю щек с этой ранкой.
— Тш-ш, тише, все хорошо, — шепчет Феликс на шипение и одиночный хнык. Легко, в успокаивающем жесте, касается кончиками пальцев здоровой части щеки, поглаживая и переходя на скулы, — могу подуть, хочешь? — парень пробует ещё раз открыть глаза и на этот раз не спешит их зажмуривать, даже видя лицо другого человека в паре сантиметров от его. Только смотрит секунды две в карие глаза напротив и отвечает согласием, — Как скажешь, — Феликс улыбается тепло-тепло и придвигает голову ближе, чтобы исполнить задуманное.
Складывает губы бантиком и дует легонько на пузырьки. Мальчик перед ним расслабляется заметно и опять закрывает глаза, насмотревшись и на губы бантиком, и на эту улыбку солнечную.
— Как тебя зовут? — Интересуется Феликс, пока второй раз льет перекись, уже не слыша шипение ни от страдальца, ни от ранки. Значит грязь ушла, и можно заклеивать пластырем.
— Хёнджин, — отвечает шатен, не двигаясь, замерев на месте, — а… тебя?
— Меня Феликс! — светится Ли и хихикает, — Я так понимаю, я не намного старше тебя. Мне восемнадцать.
— Мне семнадцать.
Феликс мычит, последний раз проводя новой ваткой по обработанному месту и спешит выбрать пластырь.
— Учишься в старшей школе? — он отдает пластыри Хёнджину, уже тише спрашивая, какой он хочет.
— Угу, во втором классе, — Хёнджин задумчиво осматривает пластыри, надувая губы, и его выбор останавливается на фиолетовом с желтыми утятами. Он отдает выбранный Феликсу, — А ты?
— Первый курс, — хмыкает он и разбирается с защитной пленкой на пластыре.
Нарушает достаточно уютное молчание Хёнджин, когда пластырь наклеен не только на щеку, но и на такие же пострадавшие костяшки обеих рук. Феликс клеит последний. Этот в зелёно-желтую клеточку с белым кроликом.
— Феликс… эм, — Хван запинается, смотря на Ли, и безмолвно спрашивая.
— Можешь звать меня по имени или хёном, как тебе удобнее. Мне не принципиально, — отвечает он, приглаживая пластырь, и поднимает обе его руки, чтобы оценить результат. Хмыкает гордо, очевидно, довольный.
— Угу, тогда… Хён, ты на медицинском учишься? — на Хёнджина обращают непонимающий взгляд с приподнятой бровью, и он спешит объяснить, — Просто ты так все профессионально делал, говорил, что собираешься делать, чтобы я не волновался, был таким заботливым и… — хочет сказать «нежным», но прикусывает язык. Под конец предложения опускает взгляд, смущаясь смотреть в глаза, но продолжает говорить, — И у тебя с собой целая аптечка! Так ещё и с милыми пластырями.
Хёнджин замечает, что на него смотрят, поднимает голову от сцепленных между собой рук, и ловит теплый, с какой-то смешинкой взгляд. Губы Феликса растянуты в маленькой улыбке, сам он подпирает подбородок рукой, опираясь на спинку лавочки.
— Нет, Хёнджин, я не учусь на медицинском. Мне даже представить страшно себя в этом направлении, — Феликс ровно садится, закидывает одну ногу на другую и опирается уже двумя руками о спинку лавочки, — а ношу всю эту штуку с собой, потому что сам нуждаюсь в первой помощи достаточно… очень часто. Я занимаюсь скейтбордингом, и раны здесь довольно частое явление. Так что без пластырей тут не обойтись. А там, где пластыри, там и обеззараживающие средства с ватными дисками.
Феликс смеётся слегка, расслабляясь в такой приятной атмосфере. Вот, вроде, и незнакомец, а сидеть с Хёнджином очень уютно и комфортно. И не замечает восторженный взгляд на себе, пока не ловит изумлённое, но тихое «Вау…». Оборачивается на парня, видя перед собой загоревшиеся глаза.
— Хён, ты скейтбордист? — Хёнджин чуть ли не подпрыгивает на лавочке, выглядя до ужаса заинтересованным. Полностью поворачивается в сторону Феликса. Он же просто кивает, — Расскажи, пожалуйста! Это так круто…
Ли пропускает смешок, а в груди становится как-то подозрительно тепло. Не многие знакомые и близкие Феликса так вели себя, узнавая эту информацию. Чаще всего охали, закрывая рот ладонью и говорили, что это же так опасно, зачем же он это делает. Родители так вообще запрещали ему заниматься скейтом.
Но в итоге все-таки рассказывает, что увлекается скейтбордом с подросткового возраста, катается в этом парке иногда, учится делать разные трюки («Все ещё?», «Да, я ещё не всё трюки знаю») и любит ездить по городу. Особенно по ночному и вечернему.
— Хёнджин, поделишься со мной, что произошло? — спустя миллионный вопрос младшего по поводу увлечения Ли, Феликс все-таки решается на этот вопрос, — Мы, конечно, знаем друг друга всего ничего, но ты правда можешь рассказать мне.
Хёнджин колеблется пару секунд, но потом, стрельнув неуверенными глазами, закусив губу, все-таки решается. Вздыхает как-то совсем тяжело, отводит взгляд, но начинает говорить.
Оказывается, ввязался в драку, причем не равносильную. Один он — Хёнджин, и двое других парней. Была ещё одна девушка, из-за которой это все и началось, но она стояла в ступоре и смогла позвать на помощь кого-то только через какое-то время. Вся история состояла в том, что те парни начали или приставать, или агрессировать к Юци, так зовут девушку, а Хёнджин, добрая душа, не мог пройти мимо задираний в сторону человека. Ещё если этот человек — только переведенный в их класс под конец года.
— Знаешь, нет. Я бы не назвал это даже дракой, — задумывается парень, хмурясь. Вмиг стирая грусть с лица, — они просто меня толкнули пару раз, — на кивок Феликса головой, безмолвный, но говорящий, в сторону ободранных костяшек, Хёнджин продолжает, поджав губы, — и я пару раз ударил по ним.
Феликс хмыкает, непонятно с какой эмоцией, а младший продолжает.
Всех в итоге растащили, агрессоров повели в кабинет директора. Хотели забрать ещё и Хёнджина, но за него вступилась Юци, говоря, что он её защищал, а не нападал на других. После ему сказали пойти в медкабинет, куда он и пошел, но не успел даже зайти, потому что кабинет был уже закрыт. Юци, все ещё каждую секунду благодаря его за «спасение», предложила пойти к ней, чтобы обработать раны, ведь ее дом достаточно близко. Однако было решено, что Хёнджин сам все обработает уже у себя дома.
— А дома…? — с опасением интересуется Феликс. Видит, как младший за секунду сгорбился, спрятал лицо в отросших коричневых прядях, будто желая стать меньше и незаметнее. Закушенную почти до крови губу Ли не видит, но даже так в душе кошки скребутся.
— Дома… — собирается с мыслями, думая, стоит ли вообще делиться этим.
Не будет же хуже? Феликс выглядит слишком надёжным и порядочным, даже пластыри с милыми утятами сам приклеил. На такое плохие люди, задумывающие что-то нехорошее, не способны.
— Дома мама увидела это, ужаснулась и сказала, что… я мог бы и не вмешиваться, — на тихое признание Феликс замирает шокированный, — с её слов: «Девочке все равно бы ничего не сделали. Вы в школе, в конце концов, были, ничего бы не случилось. А ты, раз драться не умеешь, зачем полез вообще?», — Хёнджин усмехается грустно, ладонью прикасаясь к лицу, — Я… почувствовал тогда такое странное ощущение. Ещё в школе и по пути домой я был полностью уверен, что поступил правильно, так бы каждый поступил. Но после слов мамы…
Хёнджин в паре предложений рассказывает, что всегда прислушивался к родителям, что их слова всегда имели большое значение для него, ведь они всегда правы. Но сейчас он уже и не уверен.
— Когда я понял, что мой маленький мир немного дал трещину и я не хочу находиться с ней в одной квартире, я просто выбежал обратно на улицу и пошел, куда глаза глядят.
Феликс аккуратно кладёт ладонь на хрупкое плечо, несильно сжимая в поддержке. Молчит пару секунд после конца рассказа, собираясь с мыслями.
— Ты поступил человечно, Хёнджин. Твоя мама, скорее всего, испугалась за тебя, ведь, как я понял, синяки и раны не частые гости на твоём лице. И я сейчас ни в коем случае не защищаю твою маму, — голос старшего звучит серьезно, он не смотрит на Хёнджина, как и тот на него, лишь наблюдает за проходящими мимо голубями, скребя кроссовками асфальт. Но почему то младший слушает внимательно, успокаиваясь от теплота руки на плече, — я лишь хочу сказать, что слова родителей не всегда являются безоговорочной истиной. Они, как и все мысли других людей — субъективны. Прислушиваться к ним надо, они все-таки знают тебя с детства и иногда, не всегда, но знают, что может быть лучше для тебя. Однако мыслить критически и не давать мнению других людей пошатнуть твою уверенность — очень важно, правда.
Феликс поворачивает голову к младшему. Смотрит на его меланхоличный вид, почему то ощущая что-то родное и привычное в этом парне.
— Лично я могу тебе тебе вот что сказать, — ловит ответный взгляд и продолжает, — я правда восхищаюсь тобой и твоим поступком. Не каждый заступится за другого, поверь мне, совершенно не каждый.
Повисает уютная тишина, ладонь Феликса все ещё мягко лежит на плече.
— Спасибо, хён.
И мягкая благодарная улыбка. У Феликса расцветает что-то в душе.
Так они проводят ещё пару минут в молчании, наблюдая за проходящими людьми. Когда же все слова уже сказаны, а солнце начинает скрываться из виду, Феликс предлагает заглянуть в какое нибудь кафе, раз, как он предполагает, младший ещё не настроен возвращаться домой.
В маленькой уютной кафешке, что находится недалеко от парка, Феликс заказывает Хёнджину сладкий айс-чай с персиковым вкусом и сэндвич под его смущённо-недовольные возмущения.
— Хён, я сам могу себе купить, — говорит надувшись, когда еда находится уже перед ним.
— Ну сам же только что сказал, — на нахмуренные в недоумении брови Феликс продолжает, — я твой хён, как ты и сказал. Поэтому и должен о тебе заботиться, Хёнджин.
Младший не решается с ним спорить. «Мы знакомы от силы полтора часа» тонет в стакане чая, стоит сделать глоток и раскрыть в приятном шоке глаза. Феликс с улыбкой наблюдает за Хёнджином, говорящим, что в жизни такой вкусный чай не пробовал, пока сам пьёт айс-латте, не морщась от количества сиропа в нем.
Почему то оба надеются, что это не последняя такая посиделка в кафе.