Вашингтон

19 марта 2027 года, 01:04 PM

Не то чтобы Лань Юань уж очень сторонился своих одноклассников, но в какой-то определённый момент осознал, что с ними всё-таки не получится… подружиться. У них совсем не было общих интересов, они не могли найти друг к другу подход и настроить комфортную коммуникацию. Сожалений по этому поводу у Лань Юаня никаких не появилось, особенно после череды конфликтов, что пронеслись по их параллели в начале весны. Но лао-па настоятельно попросил дать им шанс. И казалось бы — зачем? Ведь Лань Ванцзи в своё время был лучшим учеником Академии, и отсутствие друзей никоим образом не сказывалось на его успеваемости. Так что Лань Юань не понял причины отцовской просьбы, но и проигнорировать её не смог, потому смирился с необходимостью быть к одноклассникам снисходительнее. Всё же учиться с ними предстояло ещё очень долго.

И Лань Юань безустанно напоминал себе об этом — особенно в Академии, особенно посреди учебного дня, особенно когда от раздражения хотелось всё бросить и уйти. Из-за того, что он так и остался старостой, ему приходилось быть посредником между учителями и классом и решать определённые организационные вопросы, к которым он не хотел иметь никакого отношения.

— Лань-лаоши передал ваши тетради с контрольными работами, — вернувшись после изнурительного разговора с преподавателем зарубежной литературы, Сычжуй громко и едва ли не демонстративно положил стопку тетрадей на первую парту. Он всю большую перемену потратил на то, что выслушивал претензии к своим непутёвым одноклассникам, и из-за этого не успел пообедать. Это злило. — Большинство оценок — двойки, некоторые из вас отличились и написали на единицу. А-Нуань единственный дотянул до тройки. Лаоши сказал вам провести работу над ошибками дома и принести к завтрашнему дню. На следующем уроке повторная контрольная.

Мальчики недовольно загудели.

— А ты сам-то эту работу писал, шисюн? — спросил кто-то со стороны.

— Да, — легко ответил Лань Юань, раздав тетради и вернувшись на свою четвёртую парту во втором ряду.

— Но тебя же не было в тот день, — возразил другой голос.

— Перед тем, как пропускать уроки, я их отрабатываю в индивидуальном порядке, — нахмурился Лань Юань, выпрямившись.

— И что же у тебя?

— Пять, — вздохнул Лань Юань.

И все одноклассники разом выдали неудивлённое мычание. Им не привыкать — с самого первого класса у Сычжуя никогда не было проблем с учёбой, и он никогда не получал ничего ниже четвёрки. За это его и уважали (или подозревали): когда на уроках даже самого строгого учителя все дружно заваливали зачёты, Сычжуй получал «хорошо» за одни только манеры, а потом дорабатывал и до «отлично», рассказывая у доски выученный накануне материал. Конечно, у многих (особенно у учеников среднего звена) зрели сомнения — а могло ли быть, что ему оценки просто рисовали? Ну, знаете, такое бывает, когда племянник Главы Гусу Лань учится в Академии, директором которой является его же двоюродный дед. Но на все претензии Лань Юань лишь пожимал плечами — было бы бесполезно объяснять, как в их семье относились к образованию, поэтому он, по совету лао-па, в один момент просто перестал обращать внимание на посторонние разговоры. В Академии Лань Юань должен был прежде всего учиться, а не волноваться о своей репутации.

А сегодняшний учебный день тянулся невыносимо долго. Лань Юань поглядывал на часы каждые пять минут — ему бы попасть домой, к папе, который только утром вернулся из Юньмэна и безобразно храпел всё то время, что А-Юань собирался на учёбу. Лао-па сказал, что его лучше не беспокоить, поэтому Лань Юань покусал губы и решил, что если он две недели ждал папу с работы, то ещё полдня выдержать будет проще простого.

Как бы не так. Под конец последнего урока Лань Юань уже был на низком старте, готовый бежать навстречу Магистру Дьявольского культа, что уже минут десять мигал фарами на парковке Академии. И вот — долгожданный звонок, учитель попрощался с классом и вышел, и Лань Юань без лишних церемоний выскочил прямо за ним. Ему необходимо было как можно скорее забрать свою куртку из гардероба и покинуть Академию. Наконец-то он сможет обнять папу!

Устав запрещал вести себя неподобающим образом на территории Академии — в том числе нельзя было кричать, громко смеяться и бегать. Так что Лань Юань, пользуясь тем, что в уставе не было ни слова про очень быстрый шаг, незаметно пересёк территорию Академии самым коротким путём и выбрался за ограждение — на парковку. Тут уже можно было не следовать строгим правилам — папа выскочил из машины, восторженно воскликнув и помахав руками над головой. Лань Юань, даже не задумавшись, бросился к нему со всех ног.

— А-Юань! — вдруг услышал он сквозь ветер, свистящий у ушей, и чисто машинально, как-то неловко остановился, оглядываясь. До удивлённого папы — всего ничего, наверное, шесть больших шагов.

Лань Юань повернулся и увидел, что его пыталась догнать Лань Сялу.

— Извините, Господин Лань, — обратилась она, приблизившись, и поклонилась в вежливом жесте. Папу это знатно позабавило, учитывая то, как широко он улыбнулся (ооочень широко). — Если вы не возражаете, я хотела бы поговорить с вашим сыном. Это не займёт много времени.

— Конечно, как я могу отказать такой прелестной даме, — едва не промурчал папа, подмигнув Лань Юаню. — Не торопитесь. Я буду в салоне.

И он действительно сел в машину, захлопнув дверь. Лань Юань едва подавил в себе абсолютно детское желание недовольно топнуть ногой, но всё-таки не сумел справиться со злостью:

— Чего тебе? — рявкнул он, тут же осознавая, что это точно не самый предпочтительный тон в общении и ему не следовало опускаться до такого невежества. Пришлось насилу успокаиваться. — Извини. Я немного тороплюсь.

— Да, прости, что так резко, — нервно посмеялась она, заправив чёлку за ухо. — Ты так быстро вышел из класса, что я не успела поймать тебя там.

— Я завтра буду у Миньтьен на празднике, там можем увидеться, — пожал плечами Сычжуй и направился к машине. Но потом, подумав, всё-таки остановился и повернулся к Сялу. — Или у тебя что-то срочное?

— Да, меня родители просили, — она немного замялась, обхватив себя руками и махнув головой в сторону своей машины. — С тобой учится мой брат, А-Нуань, — наблюдая её неуверенность, Лань Юань решил кивать на каждую её фразу, чтобы подбодрить (и заодно ускорить). — И он в последнее время сильно скатился по оценкам, а мои объяснения он не понимает… А ты же лучший ученик в параллели, ещё и его одноклассник. Мы можем попросить тебя позаниматься с ним? Хотя бы немного?

Захотелось очень тяжело вздохнуть, но он тут же, сам того не желая, представил, как могла себя чувствовать Лань Сялу. В их классе ведь только-только утих конфликт, и ей по новой пришлось вливаться в коллектив, не говоря уже о чувстве вины перед Лань Юанем за всё приключившеесяотсылка к событиям главы 12.2 (да, она ещё не опубликована). Тем не менее она пересилила себя и подошла, потому что её близкому человеку понадобилась помощь.

— Да, конечно, — ответил Лань Юань, улыбнувшись. Ему было приятно видеть, что подруга начала расцветать, и ему уж точно не хотелось, чтобы она снова грустила из-за него. — Когда вам будет удобнее?

— Ой, правда что ли? — удивилась Сялу, подняв свои большие черные глаза. Лань Юань в который раз подивился её яркому преображению за лето — вырасти на десять сантиметров за каких-то три месяца это так неслабо! Помимо роста в ней изменилось что-то ещё, и это стало ярче ощущаться именно после зимних каникул, но Лань Юань сколько ни присматривался последние два месяца, так и не мог определить, в чём же было дело.

— Нет, я притворяюсь, — усмехнулся он, скрестив руки на груди. — А-Нуань пойдёт с тобой к Миньтьен завтра? Мы могли бы после праздника позаниматься, у них довольно большая домашняя библиотека.

— Эм, на счёт этого… Я могла бы привести его, если тебе так удобнее, но, может, лучше после праздника ты к нам заедешь? Он немного… боится.

— Да, думаю, я могу так сделать, — улыбнулся Лань Юань после того, как прикинул расписание на завтра. — Тогда договорились. Увидимся!

Именно в этот день Лань Юань случайно открыл портал в ад. Именно тогда всё пошло по наклонной. И именно из-за этого спустя две недели Лань Юань трясся посреди кабинета директора Академии, пока рядом ледяной и отрешённой статуей восседал Ханьгуан-цзюнь.

— Второй господин Лань, вы прекрасно знаете, как наша Академия ценит вас и вашу семью, — говорила старая женщина строгого вида. Лань Юань не был знаком с ней лично, потому что преподавала она какую-то из дисциплин старшего звена, но всё же знал — она была заместителем дедушки, когда он был в отъезде. — К тому же вы были и остаётесь лучшим выпускником нашей Академии за всё время её существования. Мы очень благодарны вам, что вы выбрали именно наше заведение, чтобы обучать и воспитывать своего сына.

Ханьгуан-цзюнь молчал, изредка моргая на какие-то отдельные её слова. Ни один мускул на лице не выдавал его мысли и эмоции, и это убивало Лань Юаня изнутри. Он впервые за всю жизнь не понимал, что чувствовал его лао-па, и едва ли не паниковал, когда ловил на себе его нечитаемый взгляд. Конечно, волнение Лань Юаня было вполне оправданно — ещё никогда его отца, Ханьгуан-цзюня, официально не вызывали к директору Академии Гусу Лань. Ещё никогда его родителям не сообщали, что он повёл себя крайне неподобающим образом и совершил вопиющий проступок.

— А-Юань всегда был способным учеником и никогда не доставлял проблем, — заявила женщина, поправив очки в острой оправе. — Однако я считаю важным донести до вас, как он распоясался с тех пор, как наш директор, уважаемый Лань Цижэнь, покинул Академию по делам Гусу Лань. Я понимаю, мальчики растут, и вашей задачей как родителя становится корректировать процесс воспитания, в том числе и под его возраст. Некоторых мер наказания уже может быть недостаточно.

Ханьгуан-цзюнь всё ещё молчал, а в груди Лань Юаня сердце леденело от тревоги. Он ведь действительно раньше ни на чём не попадался, он ведь правда следовал всем правилам, и да, сейчас ему было стыдно — очень стыдно, и он собирался поговорить об этом с лао-па сразу же по возвращении домой, но кто же знал, что классный руководитель возмутится настолько сильно, что сразу же сообщит обо всём администрации и родителям?!

— Лао-па, я… — попытался объясниться Лань Юань, но отец резко поднял раскрытую ладонь, призывая к молчанию. Женщина сверкнула по этому жесту одобрительным взглядом. Лань Юань понял, что от него совсем ничего не зависело.

Хотя он даже не понимал, почему так сильно боялся — лао-па никогда не наказывал его несправедливо, никогда не делал что-то ему во вред, да даже представить, как он ругается, повысив голос, Лань Юань не мог. Ему казалось, что лао-па смог бы понять его абсолютно в любой ситуации, но всё равно что-то внутри отчаянно заставляло сердце биться сильнее. А вдруг Лань Юань разочарует отца? Вдруг этот проступок он не поймёт? Не захочет понимать? Ханьгуан-цзюнь ведь действительно был безукоризненным родителем, и было бы абсолютно логично, будь Лань Юань таким же безукоризненным сыном для него.

Вдруг Лань Юань почувствовал, как сотни мурашек пронеслись по всему телу. Нет, он совсем не хотел быть отвергнутым собственным отцом. Он не хотел упасть в его глазах, он не хотел чувствовать холод с его стороны. Вот бы отмотать время назад!

Вдруг дверь в кабинет резко открылась, громко ударяясь о стену, и в кабинет тяжело вошла тёмная фигура.

— Доброго дня всем неуважаемым членам… ой, пардон, мэм, — деловито поздоровался Вэй Усянь, неспешно пройдя по коридору и упав на ближайшее к директорскому столу кресло. Он светло улыбнулся Лань Юаню, дотянулся до его головы и поворошил ему волосы. — Что бы ты ни сделал, я невероятно горжусь тобой, — сказал он, послав воздушный поцелуй. И от одного его присутствия тревожность немного отступила — пусть Лань Юань и провинился, его всё ещё любили. Всегда будут любить.

Женщина за столом заметно растерялась. Она кинула пару хмурых взглядов на невозмутимого Ханьгуан-цзюня, но, не увидев ни единой перемены в его лице, вся подобралась и насторожилась.

— Господин… Лань? — попробовала она, но такое обращение ей, видимо, крайне сильно резануло по ушам. — Как… приятно видеть, что вы… вовлечены в образовательный процесс.

— Это мой сын, уважаемая, — закатил глаза Вэй Усянь, широко ухмыльнувшись, и скатился по креслу, демонстративно закинув на стол ноги. — Я всё-таки его родил. Так что не стоит так удивляться моему присутствию. Я здесь не ради вашего раздутого самомнения.

— Вэй Ин, — холодно произнёс Ханьгуан-цзюнь, обратив на него свой взгляд. Лань Юань, сидя между ними, едва не сжался до размеров изюминки.

— Лань Чжань? — поднял брови Вэй Усянь, и настроение его будто в мгновение переменилось — Лань Юань видел его лицо лишь краем глаза, но безошибочно чувствовал. — Подло было с твоей стороны ничего не сообщить мне о вызове к директору на ковёр. Я, может быть, всю жизнь только этого и ждал, а ты так бесцеремонно меня обломал! Разве это не нарушение правила Гусу Лань номер-какой-то-там? О честности, например? Вообще-то, Ханьгуан-цзюнь, если ты не заметил, ты со мной семью построил! Или всё, что происходило между нами, было ложью?!

— Я могу разобраться с этим сам, тебе незачем беспокоиться, — возразил Ханьгуан-цзюнь, нисколько не отреагировав на эмоциональный тон мужа.

— Да, ты то же делаешь с покупкой продуктов и уборкой, но послушай сюда: продукты и ребёнок — не одинаковые вещи! Как я могу не беспокоиться за своё чадо?! — всплеснул руками Вэй Усянь. — Посмотри на А-Юаня! Он весь побледнел, сидя тут с вами! — в подтверждение своих слов он резко вскочил с кресла и схватил Лань Юаня за щёки. — Он едва ли не плачет! Какие гадости вы успели наговорить про моего маленького ангелочка?

— Па, я правда виноват, — хмыкнул Лань Юань, вжимаясь в спинку кресла с неистовой силой.

— Не говори чепухи, — отмахнулся Вэй Усянь. — Нельзя соглашаться с ещё не озвученным обвинением, запомни это. А если его уже озвучили — отрицай, пока не прижмут.

— Ваш сын нарушил не только устав, он нарушил уголовный кодекс! Несколько семей назвали его виновным! — наконец женщина достаточно рассердилась, чтобы подняться и хлопнуть по столу массивным томом правил. — Это неприемлемо для студента Академии, не говоря уже о том, что Лань Сычжуй — второй наследник Гусу Лань!

— Вы что, уже забыли, кто этот кодекс создал? Не позорьтесь, уважаемая, когда я-

— Прекратите, — поднялся Ханьгуан-цзюнь и тем же жестом, которым он осадил Лань Юаня ранее, прекратил разгорающийся спор. — Возьми А-Юаня и возвращайтесь домой. Я здесь разберусь.

Вэй Усянь посмотрел на него слишком въедливо.

— Только попробуй вернуться отсюда злым и оскотинившимся, — прищурив глаза, процедил он. — Учти, я буду отбиваться чугунной сковородкой!

Убедившись, что Ханьгуан-цзюнь полностью осознал масштаб угрозы, Вэй Усянь довольно потянулся, шлёпнул мужа по бедру и, в одно движение перекинув Лань Юаня через плечо, вышел из кабинета.

Лань Юань захотел под землю провалиться.

— Пап! — воскликнул он, уперевшись руками в широкую спину, когда двери кабинета директора скрылись из виду. — Поставь меня, пап!

Хорошо, что в это время шли занятия и коридоры были пусты. Лань Юань бы не пережил, если бы одноклассники увидели его в таком положении.

Нет, обычно он со смирением встречал отцовскую жажду тактильности и старался не отказываться от неё — ведь родители всегда уважали его личное пространство, и Лань Юань чувствовал, что должен был так же уважать проявление их любви через прикосновения. Но в основном это касалось только па — именно он, почувствовав сильную тоску, стучался в детскую и предлагал потренироваться вместе. И Лань Юань всегда, даже при большой занятости, соглашался — для него не было ничего сложного в том, чтобы помогать отцу с тренировками. Лежать на его спине, пока он отжимался, сидеть на плечах, когда он подтягивался, висеть на руках вместо гантель — это было довольно весело, да и к тому же функционально: и книжку почитать можно успеть, и новостей из Юньмэн Цзян наслушаться (больше всего Лань Юаня интересовали рассказы о Цзинь Лине, но он заодно слушал и про обнаглевших генералов, и про тонны «ненужных» бумажек, и про новые технологии Мэйшань Юй). В общем, он был не против поговорить с папой и какое-то время провести на его руках. Но это только дома! Не на людях!

— Ну пааа! — протянул Лань Юань, мысленно умирая. На его голову и так большой позор упал! Ещё этого не хватало!

— Цыц, маленький! — засмеялся Вэй Ин, махнув двум охранникам на входе. Они выглядели крайне озадачено, провожая их взглядами, так что Лань Юань, чувствуя необходимость, попрощался и пожелал им хорошего дня. — Мы едем домой, как сказал твой лао-па.

— Но у меня в Академии ещё занятия!

— А у меня дома два серьёзных разговора на тему твоего поведения и нашего с Лань Чжанем воспитания, — возмутился Вэй Ин. — Хотя ты знаешь, я еле выношу эти вечера, когда твой лао-па слоняется из угла в угол и нудит!

— Лао-па никогда так не делает, — нахмурился Лань Юань, и наконец-то почувствовал под ногами землю — па принёс его прямо к машине. Правда, к машине лао-па.

— Если ты чего-то не видел, это не значит, что этого не было, — с видом великого философа изрёк Вэй Ин и достал из кармана ключи. На полный сомнений взгляд Лань Юаня он всё же усмехнулся. — Достал у твоего лао-па сейчас. Ему не помешает пройтись, подышать и успокоиться до того, как он доберётся до тебя. Ты что, не видел его? Он как на иголках там сидел! Волновался, как девс- ой, ну, сильно волновался он. Запрыгивай давай, нам надо успеть приготовить обед.

И ехали они молча. В какой-то момент Лань Юань даже засомневался, что папа правильно понял причину, по которой его вызвали к директору, ведь он не выглядел ни обеспокоенно, ни нервно. Только радостно.

— Пап? Ты совсем не злишься? — Лань Юань не понимал. Он ощущал себя так, будто во всём мире случился апокалипсис, и теперь им предстояло искать убежище в руинах и выращивать радиоактивный редис, чтобы выжить. Как будто конец света наступил — и выражение лица лао-па в кабинете было достаточно говорящим, чтобы Лань Юань оправдал своё волнение и убедился в его правильности.

Только вот спокойствие папы сильно резонировало с нынешним мироощущением Лань Юаня.

— Сына, я готов дать руку на отсечение, что твоя академия сделала то же, что делала испокон веков, — закатил глаза Вэй Ин, заботливо улыбнувшись. — Раздула из мухи слона. Когда я учился в Облачных Глубинах, твой дед страшно взъедался на меня за каждую мелочь: кричать нельзя, музыку нельзя, больше двух мисок риса на завтрак нельзя, ещё бы дышать запретил! И наказывал же, как будто я не чихнул после отбоя, а утроил массовый геноцид. Так что что бы там ни было, я надеюсь, ты хотя бы повеселился.

— Ну… Я не чихал после отбоя, — кивнул себе Лань Юань, задумавшись. Папа раньше особо не делился воспоминаниями об учёбе в Гусу Лань, и Лань Юань мог лишь догадываться, что же там происходило, ориентируясь на некоторые рассказы дедушки. — И я не помню, чтобы в правилах был пункт о чихе. Это же непроизвольный процесс, как его можно запретить?

Папа запрокинул голову назад и издал протяжный вопль чистейшего страдания, быстро перешедшего в смех.

— А-Юань, я очень люблю тебя, ты знаешь? — спросил он, убрав слезинку из уголков глаз. — И эту твою душную сторону я тоже люблю. Но тебе не стоит воспринимать всё настолько буквально. Я не чихал после отбоя. Но то была мелочь, а наказали меня страх как! Твой лао-па не даст соврать, он тогда следил за моими исправительными работами! Ах, думаю, именно тогда наша любовь расцвела…

— Что за мелочь? — полюбопытствовал Лань Юань.

— Я принёс в Облачные Глубины кроликов, — хихикнул па. — А с животными — ну-ка, догадайся — туда нельзя. Но насколько мне известно, кролики до сих пор там живут. Поедешь туда на учёбу, проверишь. Глядишь, и тебе кто-нибудь принесёт кроликов.

Спустя несколько часов нервной готовки и десяток сожжённых в угли блинов Лань Юань успокоился достаточно, чтобы не реагировать на каждый скрип, доносящийся из глубин дома. Хоть па старательно заверял, что ничего страшного в его проступке не было, реакция лао-па волновала Лань Юаня как-то слишком сильно. Поэтому ждал он отца с замиранием сердца, забыв обо всех своих делах.

В тот вечер Лань Юань впервые увидел, как лао-па ходил по кухне из угла в угол и действительно бурчал себе под нос. Па же спокойно сидел на подоконнике, держал в руках свою любимую старую сковородку, чёрную от не оттирающейся пригари, и каждые пять минут бил её поварёшкой — звон, чем-то напоминающий колокольный, отвлекал лао-па, и он на секунду останавливался.

Но Лань Юань вообще-то не должен был этого увидеть — его выслали в комнату сразу же, как лао-па вернулся из академии домой. Но пересилить своё волнение и любопытство Лань Юань не мог, как ни пытался, поэтому подглядывал за родителями всё то время, что они были на кухне. К его большому сожалению, за дверью не удавалось разбирать их тихий разговор, но по лицу лао-па было и без слов понятно, что влип Лань Юань сильно.

— Я приведу его, — отложив сковороду, вскоре сказал Вэй Ин, спрыгивая с насиженного места. — Только не надо вести себя как упёртый старик, Лань Чжань. Тебе напомнить, что мой муж — самый шикарный мужчина на всей планете? И он точно не будет наказывать нашего сына за подобную мелочь.

— Это идёт вразрез с правилами, — упрямо отозвался Лань Чжань, сев за стол. Вэй Ин, тут же подойдя сзади и вцепившись в его плечи, массирующими движениями надавил на его мышцы и хитро ухмыльнулся. — И это не мелочь.

— Лань Чжань, почему-то я думаю, что ты потеряешь этот воинственный настрой сразу же, как увидишь А-Юаня, — вздохнул он, наклонившись и оставив лёгкий поцелуй на скуле Лань Чжаня. — Он очень волнуется. Может даже паникует. Я уверен, что он даже не до конца понимает, почему ты так холоден к нему. Ты ведь даже не выслушал его! Взял слова той злобной тётки и каких-то чужих людей за чистую монету и даже не подумал спросить у А-Юаня, как он видит эту ситуацию! Что с тобой случилось, Ханьгуан-цзюнь? Где твоё чувство справедливости?! Ты настолько стремишься быть идеальным родителем, что собираешься ломать нашего ребёнка, пока он не удовлетворит всех окружающих? Думаешь, тебе за это медальку дадут? Я тебе отвечу — не дадут. Более того — продолжишь в том же духе и потеряешь всё доверие А-Юаня. А он, вообще-то, скоро превратится в безбашенного подростка и наделает столько ошибок, что у тебя на голове не хватит волос, чтобы им всем разом поседеть! Понимаешь? Почему ты позволил себе усомниться в нашем ребёнке? Ты настолько в нём не уверен? Или ты не уверен в себе?

Лань Чжань не ответил, но и не возразил. Задумался.

Вэй Ин довольно хмыкнул и последовал на выход из кухни.

Лань Юань спохватился и побежал в комнату, изобразив первую попавшуюся бурную деятельность. А именно — стал протирать листья фикуса от пыли. Тетрадным листом, да. Да, так надо, пап.

Папа хихикнул на его абсолютно глупое оправдание и предупредил, что за настолько бездарную ложь можно и наказание схлопотать.

А вот лао-па было не до смеха. Лань Юань на секунду замешкался в дверях кухни — настолько ему не хотелось появляться перед его карающим взглядом. Он чувствовал и стыд, и неловкость, а ещё ужасно хотелось плакать, да вот только пользы от этого Лань Юань не находил никакой — только дополнительное время на борьбу с тревогой, пока не получится успокоиться и спокойно всё обсудить.

Он сел напротив отца — на другом конце прямоугольного стола, — будто оградиться пытался, да безуспешно. Он знал, что ему некуда бежать, да и не то чтобы он прям собирался. Просто хотелось куда-то спрятаться — заныкаться в самый тёмный угол и не вылезать, пока буря не утихнет.

— Прости меня, — выпалил он прежде, чем лао-па сказал хоть слово. Так было нельзя, ведь правила запрещали говорить раньше старших, но Лань Юань уже не справлялся с напряжением. — Это было недостойно второго наследника, и мне очень жаль, что я не подумал о последствиях, прежде чем сделал это.

Вэй Ин, занявший место между Лань Чжанем и Лань Юанем, тут же посмотрел на мужа с крайне красноречивым лицом, мол, видишь, до какой осознанности ты довёл невинное дитя.

— А-Юань, скажи мне, — произнёс лао-па холодным голосом, а у Лань Юаня по коже мурашки пронеслись от страха. Он держался из последних сил, чтобы не заплакать и не упасть на колени, чтобы выпросить хотя бы немного милости. Он уже был готов начать отмаливать все грехи рода человеческого, лишь бы вернуть прежнее отношение отца к себе. — Ты чувствуешь недостаток в чём-то? — вдруг спросил лао-па, и Лань Юань на секунду застыл, не веря тому, что услышал. Он думал, его будут ругать. Отчитывать. Наказывать, в конце концов. — Тебе кажется твоё положение уязвимым?

— Сейчас — да, — ответил за него Вэй Ин, протянув руку и поворошив волосы Лань Юаню. — Расслабься. Это не казнь. Тебе никто плохо не сделает. Выдохни.

Лань Юань понял, что действительно не дышал — просто набрал воздуха и замер, пытаясь справиться с переживаниями.

— Извините, — опустил голову он, жмурясь. — Нет, я не чувствую недостатка.

— Ладно? Хорошо, — успокаивающе произнёс лао-па, и Лань Юань снова поднял на него взгляд, неожиданно для себя замечая, насколько он бледный. Похоже, он тоже волновался. — А-Юань, прошу тебя, не стоит так… переживать. Ничего страшного не случилось. Нам просто нужно во всём разобраться, чтобы сделать выводы.

— Да, я понимаю, — сказал Лань Юань и вдохнул глубже — ему точно не стали бы врать.

— Тебе нужны карманные деньги? — снова спросил лао-па. Вид у него был внимательный, сосредоточенный, спокойный — в общем, в точности такой, как обычно, за исключением лишь глаз. Лань Юань смотрел в них, чувствуя, как замедляется сердце. Так было всегда — рядом с лао-па Лань Юань понимал, что бояться нечего. Если, конечно, бояться не надо самого лао-па.

— Нет, — честно ответил он и опустил голову, чтобы выдохнуть и собраться. Похоже, его готовы были слушать.

— Тогда… что случилось? — понизил голос почти до шёпота Лань Чжань. — Ты можешь рассказать, почему тебя обвиняют… в краже денег у своих одноклассников?

Лань Юань вздрогнул и шмыгнул носом, выпрямившись. Услышав это со стороны, он понял весь абсурд ситуации.

— А-Юань, я понимаю, причины могут быть разными, — кивнул лао-па, сложив руки на стол — обычно он так не делал. — Но… что бы там ни было, ты должен знать, что мы всегда будем на твоей стороне, и ты можешь нам доверять. Ничто не сможет повлиять на нашу любовь к тебе. Если дело только в наличии денег, то тебе полагается содержание исходя из твоего статуса — мы можем установить регулярные выплаты. Ни к чему брать чужие…

— Я не крал ничьи деньги, — сказал Лань Юань, пропустив нервную усмешку. — Но это правда… глупая ситуация. Я хотел говорить с вами об этом после занятий, но меня после первой же жалобы родителей повели в кабинет директора.

Па вдруг закатил глаза и шлёпнул себя по лбу ладонью.

— Эта ваша академия, Лань Чжань, — выдавил он с претензией, требовательно смотря на мужа. — Главное найти козла отпущения, да? А меня уверяли, что времена не те, всё поменялось, ага…

— На всё нужно время, — совершенно спокойно отозвался на возмущение лао-па и обратился к Лань Юаню. — Ты можешь рассказать с самого начала свою версию событий?

— Просто… помнишь, две недели назад ты возил меня к Лань Сялу, чтобы я помог её брату по учёбе? — обратился он к па, тут же получая утвердительный кивок. — Я помог, и А-Нуань получил за контрольную по зарубежной литературе «отлично». Всё было хорошо, пока одноклассники не стали искать причину, почему он стал лучше учиться. Вскоре они поняли, что это я ему помог, и тоже стали просить помощи. А мне не хотелось этого делать.

— И они стали предлагать деньги? — предположил лао-па, едва заметно дёрнув бровью. Лань Юань, приметив это, почувствовал сильное облегчение — его действительно хотели понять.

— Да, — согласился Лань Юань. — Но они не хотели заниматься со мной. Они хотели брать у меня готовые задания. Поэтому я помогал им на контрольных и делал за них домашку. Но на этой неделе Лань-лаоши стал проводить проверочные как-то слишком часто, поэтому и платить им пришлось чаще. Как я понял, у них карманные деньги закончились раньше, чем планировалось, и кто-то из их родителей заметил это.

— А признать свою вину они не в состоянии, — скептично хмыкнул па, раскачиваясь на задних ножках стула. — Слабаки.

— Да, так что, думаю, они сказали, что деньги либо потерялись, либо их кто-то забрал, — пожал плечами напоследок Лань Юань. Он стал увереннее, чувствуя поддержку родителей.

— Но ты признал свою вину перед замдиректора? — уточнил лао-па. Лань Юаню показалось, что он пытался сдержать улыбку.

— В академии запрещено делать задания за других, тем более продавать их, — опустил голову Лань Юань. — Я виноват, и, кажется, я уже понял цену своей ошибки. Но если доказывать свою невиновность в краже, то пострадают почти все мои одноклассники, а мне бы этого не хотелось. Всё же легче наказать кого-то одного… И я хотел рассказать вам, но боялся, что вы мне не поверите. Мне правда очень жаль.

Лао-па вдруг метнулся взглядом до па и неожиданно… улыбнулся. Не очень выразительно, но всё же Лань Юань опешил, едва увидев это.

— Твой сын, — произнёс он нежным голосом. Его глаза засияли ещё большей красотой, когда Вэй Ин улыбнулся ему в ответ.

— Мой, — довольно кивнул па, любяще посмотрев и на А-Юаня. — Сколько ты хоть заработал на этом? Это вообще стоило твоих мучений?

Ситуация прояснилась сама собой — уже на следующий день в академию вернулся директор, Лань Цижэнь, и в классе была поднята настоящая шумиха. Лань Юань сидел посреди кабинета на своей четвёртой парте второго ряда и снова внутренне умирал — ему казалось, все вокруг смотрели на него с такой ненавистью, будто он ни много ни мало уничтожил целую вселенную. Пока учитель и директор переговаривались между собой, а родители всего класса ожидали у дверей в кабинет, Лань Юань успел тайком отправить возмущения в семейный чат — ведь что за дело, ведь он серьёзно просил оставить всё, как есть, и не пытаться в справедливость, а в академии всё равно начались серьёзные разборки. Но лао-па, прочитавший сообщения в ту же секунду, что они пришли, в ответ отправил лишь возмущённое троеточие (Лань Юань сам решил, что это было именно возмущение), а значит — виной всему происходящему были не они.

Классу прочитали длинную и нудную лекцию о том, как бесцеремонно они нарушили устав академии, как стыдно им должно быть за эту аферу, какой позор ждёт Гусу Лань, когда нынешние ученики придут на смену своим родителям. Классика. Лань Юань сидел, рассматривая дедушку, и думал о брате, чтобы скоротать время.

Почему-то казалось, что Лань Мин в такой ситуации никогда бы не оказался — не потому, что не стал бы продавать сделанные задания, а потому, что его одноклассники никогда бы его не сдали. У него получалось дружить со всеми, участвовать в жизни коллектива и быть его сердцем. Лань Юань так не мог, но теперь уже осознавал, что ему предстояло ещё очень много работать над собой, чтобы обрести уверенность в окружающих.

Когда одноклассники извинились перед Лань Юанем и были отпущены на разборки к своим семьям, дедушка попросил его задержаться. После длинной речи его голос сопровождался хрипотцой, но той суровости, что была с ним перед полным классом, Лань Юань уже не замечал — только домашний уют.

— Тебе следовало рассказать всю правду сразу, — нахмурился Цижэнь, взглянув на него тёмным взглядом. Лань Юань улыбнулся, безошибочно определяя доброжелательный тон. Дедушка считал это за приличие — отчитать на всякий случай ещё раз, но в более снисходительной манере. — И заставлять родителей молчать — плохая идея. Излишнее геройство не поможет тебе избежать наказания.

— Конечно, я понимаю это, — согласился Лань Юань. — Спасибо, что назначили мне справедливое наказание. И раз уж меня отстранили от занятий, я могу слетать к А-Мину? Вы были у него, как он себя чувствует?

— А-Мин скучает по тебе сильнее, чем ты можешь представить, — улыбнулся дедушка. — И он очень просил прислать тебя к нему. Но мне хочется верить, что ты действительно раскаиваешься в случившемся.

Лань Юань икнул, опуская голову, чтобы спрятаться от разоблачающего взгляда.

— Что вы, — выдавил он, — я понимаю, что нарушил правила, и это нехорошо. В следующий раз я буду думать прежде, чем соглашаться. Эти деньги того действительно не стоили. Но… можно спросить, как вы узнали правду?

— Я директор и должен знать абсолютно обо всём происходящем в моей академии, — гордо заявил дедушка, подняв голову. — А ещё у тебя есть хороший друг. На утреннем построении он выбежал ко мне, чтобы рассказать, как тебя подставил класс. Не забудь поблагодарить Лань Нуаня, с его социофобией этот поступок — настоящий подвиг.

***

Майами, Флорида

21 марта 2027 года, 11:31 AM

В Майами Цзинь Лин ездил каждые два месяца своей жизни — и это было благодатной неделей тишины, когда ему позволялось быть бесполезным и ничем не заниматься, и он дорожил этими поездками гораздо сильнее собственной жизни. Обычно в резиденцию Раннего Юньмэна его возил дядя Вэй — ввиду того, что только он не имел фиксированного графика, в который ну никак нельзя было вписать недельный отпуск.

Но этой весной случилось нечто странное, и в Майами его сопровождал старший дядя.

Цзинь Лин поначалу искал подвох:

— Тебе нужно на секретную базу под океаном?

— Нет.

— В Юньмэн приезжает Цзэу-цзюнь с проверкой, а ты не хочешь возиться с ним?

— Нет.

— В Майами случилось сложное убийство, и тебя вызвали для консультации?

— А-Лин!

Но оказалось, что дядя самостоятельно пришёл к решению взять недельный отпуск. И поверить в это Цзинь Лин не мог, даже лёжа рядом с ним на берегу океана.

— Ты правда в отпуске? — он искренне пытался ужиться с этой мыслью. Она совсем никак не хотела вписываться в его картину мира.

— А ты чем-то недоволен? — дядя дёрнул скрытой тёмными очками бровью. — Хочешь, чтобы я вернулся на базу работать? Так я сейчас же вызову самолёт, и отправлю тебя в Ланьлин.

— Не надо! — воскликнул Цзинь Лин. — Я просто не помню, чтобы ты когда-то бывал в официальном отпуске!

— Я приезжал к тебе летом в Швейцарию, — напомнил дядя, взяв с ближайшего столика рокс с виски. Чуть ранее Цзинь Лину разрешили его понюхать, и уже от запаха всё желание попробовать что-то «взрослое» в нём исчезло без следа.

Солнце пекло нещадно. Цзинь Лин сидел под тенью широкого зонтика в смешной панамке с ананасами, потому что младший дядя, с которым он ещё в самолёте выбирал одежду по видеозвонку, назвал её самой лучшей. С океана веяло ощутимым запахом соли, и лишь от этого Цзинь Лину казалось, что вся фруктовая нарезка, стоящая на столике между его и дядиным шезлонгами, отдавала неприятной горечью. Под ближайшими пальмами, там, где был перетянут плетёный гамак, лежала Фея, лениво высунув язык и тяжело дыша. Её шерсть уже успела высохнуть после первого заплыва, и ей становилось жарко. Цзинь Лину тоже было жарко, но руки и стопы его оставались прохладными, словно на них тепло солнца не распространялось. Но, несмотря на весь дискомфорт, в холодных руках было своё преимущество — специально касаться нагретого солнцем тела дяди было смешно, ведь дядя тотчас вздрагивал и с криками вскакивал на ноги, чтобы догнать Цзинь Лина и выкинуть его, такого раздражающего, куда-нибудь в океан, а потом и поплескаться до кучи, чтоб он точно повторил это снова.

— Пойдём ещё в воду? — спросил Цзинь Лин, посматривая на дядю. Он как вышел из воды и лёг на шезлонг, так больше и не двигался всем телом — только руку вытягивал, не глядя подцепляя шпажку с кусочком случайного фрукта, и периодически давал знак прислуге, чтобы те приносили ещё льда для его «взрослого» виски.

— Хм, нет, — с заминкой ответил дядя, поднявшись с шезлонга, как мумия из саркофага: сначала медленно вытянул руки вверх, делая глубокий вдох, и следом за ними поднял корпус, выпрямляя спину, хрустнувшую при этом раза четыре в разных местах. Только после этого выдохнул.

Он был без футболки, поэтому Цзинь Лин замечал шрамы на его теле — самым большим и видимым был тот, что на груди, располагающийся почти горизонтально. На самом деле Цзинь Лин не был уверен, что видел все эти шрамы раньше — будучи маленьким, он не обращал внимание на такие мелочи. Сейчас же его действительно заботило то, как выглядели человеческие тела, поэтому он рассматривал их в любой удобный момент. Младший дядя уже делал пару замечаний на эту тему — оказалось, пялиться на людей в обществе считалось неприличным, и Цзинь Лин немного не соотносил это социальное правило с тем другим правилом, которое разрешало журналистам тыкать камерами ему в лицо.

— Мы поедем в город, — поднявшись на ноги, сказал дядя, и Цзинь Лин в очередной раз усомнился, что рядом с ним действительно его старший дядя.

— То есть, как это — в город? — спросил он, хмурясь. По официальным правилам Цзинь Лина было запрещено вывозить в большие города без кортежа — под неустанным бдением Ланьлина его популярность среди населения росла с каждым годом, что было достаточно опасно для его жизни. А самое главное — этот запрет был введён не кем иным, как старшим дядей!

Но они поехали в город без кортежа. И без дополнительной охраны. На дядиной машине.

— Всё-таки у тебя есть дела, — протянул Цзинь Лин, скатываясь по переднему сидению вниз. По его незамысловатой логике, дядя не стал бы просто так вывозить его за территорию резиденции, а это значило, что у него имелись важные на то причины. Деловая встреча, например.

— Кто это там ноет? — нахмурился дядя, одной рукой опираясь на руль, а второй удерживая Цзинь Лина от полного стекания на коврик. Цзинь Лин, веселясь, схватился за его руку и постарался её укусить. — Ай, — незамедлительно отозвался дядя, плавно убрав кисть со следами маленьких зубов, и Цзинь Лин так же медленно скатился вниз.

— Это А-Лин ноет! — сообщил Цзинь Лин, пытаясь сделать смех более похожим на хныканье. У него не получилось.

— Так скажи ему, чтоб перестал, — посоветовал дядя, не отвлекаясь от дороги. Из-за внезапного поворота Цзинь Лин, вылезая, стукнулся макушкой о переднюю панель.

И, наверное, поэтому он не смог поверить своим глазам снова. Последние два дня были настоящим сюрпризом для него! Но ведь и никакого праздника не приближалось.

— Торговый центр?! — воскликнул он, с восторгом глядя на внушительное четырёхэтажное здание. Дядя остановил машину на плотно заполненной парковке и только после этого повернулся к нему:

— Кое-кто выел мне мозги чайной ложкой, пытаясь донести, что мы никогда не делаем того, что хочешь ты. Поэтому мы здесь, — сказал дядя, сверкнув светлыми глазами. — Сегодня мы будем делать только то, что ты скажешь. Всё, что захочешь, А-Лин. Но если ты нарушишь базовые правила безопасности, я- эй! Куда рванул, не дослушав!

— Я так хочу! — закричал Цзинь Лин, выпрыгивая из машины и побежав прямиком к главному входу, стекло которого торжественно отражало солнечные лучи во все стороны.

Вопреки всему, Цзинь Лину нравились людные места. Ему была приятна человеческая суета, в которой его никогда не замечали. Быть частью чего-то общего, чего-то серого и невнятного казалось Цзинь Лину сказкой наяву: впервые это чувство к нему пришло только в Швейцарии, в той толпе друзей А-Мина, где среди суеты, шума и гама никому до него и дела не было. Теперь Цзинь Лин отчаянно искал нечто подобное на родине, но за всё это время ни разу не находил: в музеях, в которые его возил младший дядя, принудительно освобождались все коридоры; в гимназии потихоньку вступала в силу иерархия, не позволяющая одноклассникам просто забыть о присутствии в их классе прямого наследника; на каждом заседании, в котором пассивно участвовал Цзинь Лин, все взгляды устремлялись на него.

Он был заметен. Его было видно. Всегда и отовсюду. Он был, как говорил младший дядя, яркой личностью, словно луна среди звёзд, да вот только таковой себя ощущать не хотел.

Но его никто и никогда не спрашивал о его желаниях, поэтому Цзинь Лин научился о них не говорить.

Однако сейчас в Цзинь Лине разогрелась тёплая надежда — ведь дядя как-то узнал, что ему нравятся торговые центры, и переступил через принципы, чтобы порадовать его. Похоже, иногда не обязательно что-то говорить, чтобы быть услышанным.

— Не убегай от меня далеко, — наказал дядя, нагнав его у самого входа.

— А у нас есть деньги? Мы можем купить что-нибудь? — спросил Цзинь Лин, едва входя и делая глубокий вдох, чтобы в полной мере ощутить это насыщенное жизнью место. Его взгляд тут же зацепил крутые эскалаторы, яркие рекламы фестивалей, множество вывесок с приятными глазу шрифтами, а главное — пары, группы, толпы людей!

— Тебе ещё чего-то не хватает?! — нахмурился дядя, то ли искренне удивляясь, то ли издеваясь. Впрочем, эта вспышка в нём стухла так же резко, как и появилась. — Всё, что захочешь. Не думай о деньгах.

— Ты что, правда будешь разрешать всё, что я захочу? — удивился Цзинь Лин, посмотрев на дядю снизу вверх. От того спокойствия, что было на его лице на пляже, не осталось и следа, но он явно не выглядел напряжённым.

— Ты так удивляешься, как будто я не делаю это каждый чёртов день, — а глаза он всё равно закатывал так, как делал это обычно. С непревзойдённым мастерством.

— Ты никогда не разрешаешь мне прогуливать гимнастику! — тут же припомнил Цзинь Лин, хмурясь. В этот раз дядя решил не закатывать глаза и выразить своё возмущение иначе — тяжёлым набором воздуха и последующим:

— Вот переломаю тебе ноги, и будешь счастливо прогуливать всё, что захочешь.

Угроза не исполнима, но весома, так что Цзинь Лин поскрипел зубами, мысленно смирившись с проигрышем, и обратил своё внимание на разнообразные витрины магазинов, вдоль которых они шли. И уже скоро он нашёл то, что смогло его заинтересовать сильнее, чем блестящие столовые сервизы — Цзинь Лин резво схватил дядю за руку и побежал за запахом парфюмерного магазина, чувствуя непонятную радость от возможности побыть среди людей и при этом не держать лицо для фотографий репортёров.

На самом входе в магазин их встретил мужчина в сером костюме. На мгновение Цзинь Лин испугался — больше рефлекторно, чем по-настоящему, — ведь незнакомцев он действительно вблизи видел не так часто. Но потом, когда дядя с полным сарказма лицом поднял левую бровь, Цзинь Лин понял, что это — консультант. Консультант, который, судя по тому, как он вздрогнул, испугался Цзинь Лина гораздо больше, чем Цзинь Лин его.

— Рады приветствовать таких важных гостей в нашей скромной обители, — тут же выдавил мужчина тревожной речью и даже поклонился. Цзинь Лин на мгновение задумался. — Мы будем рады вам помочь.

— Почему поклон? — спросил Цзинь Лин, рассматривая консультанта. Костюм явно не шёл к лицу и делал его в несколько раз бледнее и неприятнее. — Вы не обязаны.

— Но как же можно упустить возможность выразить почтение Главе Юньмэн Цзян и его первому наследнику, — скромно сказал мужчина и снова поклонился. — Для нас большая честь видеть вас здесь.

Цзинь Лин почувствовал желание закатить глаза, но он сдержался, потому что дядя всё ещё с усмешкой смотрел на него.

— Хочу духи, — оповестил Цзинь Лин, отвлекшись на прилавок. Цветные флакончики разнообразных форм подсвечивались искусственным белым светом и сияли практически так же, как в рекламах — маняще и вызывающе.

Младший дядя как-то говорил, что хороший парфюм — это главное украшение любого человека, но Цзинь Лин, вспоминая все объятия с ним, понимал, что от дяди никогда не пахло. Ничем. Ни мылом, ни шампунем, ни одеколоном, ни туалетной водой — хотя в личных комнатах Ляньфан-цзуня стояло по меньшей мере три высоких шкафа, заполненных различной парфюмерией. Это казалось Цзинь Лину странным, пока он не стал посещать заседания совета и важные встречи младшего дяди. Оказалось, он пользовался духами, но только по работе. Цзинь Лин сначала думал, что выбор его зависел от настроения, но потом, устав ломать голову, спросил прямо. И узнал, что даже настолько простую вещь, как запах, можно превратить во что-то выгодное. «Иногда простой вежливости недостаточно для того, чтобы прийтись кому-то по нраву, — сказал тогда младший дядя, мягко улыбаясь. — Но люди так устроены, что подсознательно тянутся к тем, кого считают приятными. И чаще всего запах играет в этом решающее значение. Ты можешь быть самым красивым человеком в мире, но никто не решится подойти к тебе, если от тебя будет плохо пахнуть. Так что, пользуясь разными ароматами, я преследую определённые цели в воздействии на окружающих. Порой это проще, чем тянуть улыбку четыре часа к ряду…»

Цзинь Лина до сих пор восхищала находчивость младшего дяди, и он очень хотел быть на него в этом похожим. Так что да, он хотел себе духи. Возможно, не одни. Не то чтобы он очень хотел кому-то понравиться, но… возможно, всё-таки, хотел.

Цзинь Лин прошёл вдоль стеллажей, быстро осмотрев всё, что было представлено покупателям, и тяжело вздохнул. Либо сказывалось неумение выбирать духи, либо ничего интересного в магазине не было и в помине. Все флакончики так или иначе были похожи друг на друга: вычурные формы, чёткие грани, строгие или кричащие цвета. Совсем скучно, как в ювелирных магазинах — в одиночку золотое кольцо будет впечатлять, но на фоне таких же золотых колец запросто потеряется.

Но всё же Цзинь Лин нашёл, за что зацепиться взглядом.

— Почему всё такое дорогое? — спросил он не столько у консультанта, сколько у дяди. — Я не вижу в них ничего, что могло бы объяснить высокую цену.

Похоже, от него не ожидали именно такого вопроса. Глаза консультанта почему-то вмиг расширились, и он ещё раз осмотрел главу Юньмэн Цзян, словно не верил тому, что видел. Но сомнений быть не могло — над ним возвышался Саньду Шэншоу, негласный хозяин города, о котором ходило уже так много слухов, что никто уже и не различал правду и вымысел.

— С каких пор ты обращаешь внимание на цены? — вдруг спросил дядя, одним только взглядом заставив консультанта отступить на пару шагов и склониться в извинении. Цзинь Лин взял в руки самую красивую (на свой совсем не привередливый вкус) бутылочку-пробник и пшикнул им в воздух, принюхиваясь.

— Недавно младший дядя брал меня с собой, чтобы купить себе ещё один парфюм, — пожал плечами он. Запах ему совсем не понравился. — И в том магазине, где мы были, цены гораздо ниже. Он сказал, что у духов часто не совпадает соотношение цены и качества, и поэтому нужно грамотно подходить к выбору и не переплачивать только за громкое имя бренда или красивый флакончик. Но он так и не научил меня выбирать…

Дядя почему-то тихо засмеялся.

— Ты что, пытаешься экономить? — спросил он, подойдя и взяв с самой нижней полки какой-то розовый флакончик — неприлично скучный на фоне всех остальных. Цзинь Лин никогда бы не обратил на него внимание среди сверкающего великолепия других.

— Не хочу, чтобы из-за меня ты потратил много денег впустую, — вздохнул Цзинь Лин. Перед глазами всплывали картинки, как младший дядя засиживался по ночам в своей большой спальне в Кои, рассчитывая личный бюджет — похоже, он не доверял это посторонним. До того дня Цзинь Лин думал, что если денег было много, то и счёт за ними особый не вёлся, и не понимал, как сильно заблуждался.

Но старшего дядю его слова почему-то смешили. Он присел к Цзинь Лину, взяв его за запястье, и легко нанёс на кожу духи из самого скучного в мире флакончика — вытянутого в форме цилиндра с золотистой — наверняка её только выкрасили под золото — крышечкой. Лёгкий цветочный аромат, чем-то напомнивший Цзинь Лину запах дома в пригороде Чикаго, ощущался совсем недолго, после чего бесследно пропал.

— А-Лин, послушай меня, — позвал его дядя твёрдым голосом, — деньги придумали для того, чтобы их тратить. От них нет толка, пока они лежат на счетах. Я сутками работаю не для того, чтобы ты в чём-то себя ограничивал. Это ясно?

— Но ведь младший дядя…

— Ты меня понял? — требовательно переспросил дядя. Цзинь Лину пришлось кивнуть. — Хорошо. Тебе не по возрасту беспокоиться об этом. А теперь послушай этот запах, — указав на запястье, с которого быстро испарились цветочные духи, дядя выпрямился, поднабрался язвительности и добавил: — И ещё, для избранных особ вроде тебя: духи выбирают не по флакону, а по запаху, потому что они только для этого и созданы.

Цзинь Лин, чтобы не доставлять дяде удовольствия и обязательно демонстративно проигнорировать этот ядовитый тон, тут же уткнулся носом в кожу, вдыхая неожиданно свежий ягодный запах.

— Что это? — спросил он, получше принюхиваясь и забывая о своём образе нисколько не задетого чужими подколами человека. Цветочные нотки, которые ярко ощущались мгновения назад, на коже раскрывались прохладной сладостью. — Очень вкусно.

Дядя тоже поубавил ехидства и ответил с заминкой, какое-то время странным взглядом смотря ему в глаза.

— Твоя мама пользовалась такими же. Когда ты был маленьким, на твою колыбель всегда распыляли эти духи. Иначе ты не мог заснуть.

Цзинь Лин выпросил три флакончика разом, даже не взглянув на их стоимость — на самом деле тот факт, что ими когда-то пользовалась мама, делал их бесценными.

Они вышли из магазинчика только после того, как Цзинь Лин всё-таки возмутился лишним поклонам консультанта — в конце концов, они не королевская династия, чтобы требовать ото всех вокруг соблюдения строгого древнего этикета.

В просторном холле, занятом на четверть фудкортом и украшенным яркими подобиями пиньят в виде птиц, Цзинь Лин заметил, что дядя всё-таки вызвал дополнительную охрану. В маскировке агентов было тяжело распознать среди прохожих, однако Цзинь Лин знал, на что ориентироваться: у каждого из них так или иначе был юньмэнский колокольчик, при приближении к которому личный колокольчик Цзинь Лина, свисающий с пояса, едва заметно вибрировал, сигнализируя о безопасном человеке.

Сначала Цзинь Лин захотел возмутиться, но потом обратил внимание на то, что люди уже стали оборачиваться и вглядываться в их лица. Некоторые, особенно смелые, уже украдкой наводили на них камеры, — и Цзинь Лину пришлось смириться с тем, что могло последовать дальше. Но сдаваться он пока не собирался — может, у них ещё получится затеряться.

— Поехали на второй этаж, — позвал он, побежав к эскалатору. Из-за того, что дядя был высоким, он нагонял его, даже не ускоряясь, в три шага. Это немного раздражало — и Цзинь Лин агрессивно хотел быстрее вырасти, чтобы уговорить дядю побегать с ним на перегонки и в кои-то веке победить.

На втором этаже из интересного нашелся бутик с символом золотых песочных часов. Почувствовав какое-то родство, Цзинь Лин пару мгновений вглядывался в эмблему бренда, пытаясь вспомнить, что это вообще такое и где он раньше это видел.

Дядя, похоже, понял, в каком русле вертелись его мыслительные потуги, и решил ему помочь:

— Это сеть бутиков Нью-Йоркского Института искусства и моды.

— Что за институт? — всё-таки не вспомнив ничего похожего, Цзинь Лину пришлось сдаться и пойти к магазину лего. Дядя следовал за ним, не отставая, и был удивительно терпелив — и Цзинь Лин, оборачиваясь на него через плечо, всякий раз думал — а почему же. Чем этот день такой особенный?

— Довольно старая секта модных фанатиков, — пренебрежительно усмехнулся дядя, и этот его сарказм вернул Цзинь Лину уверенность в том, что это всё ещё его самый дорогой человек. — Никогда не имей с ними никаких дел, понял?

Они спокойно обошли магазинов пятнадцать, с подачи дяди скупая всякие безделушки — Цзинь Лин справедливо рассудил, что если они красивые, то и особой функции им нести не обязательно. С каждым новым магазином та группа людей, что начала следить за ними ещё с первого этажа, быстро пополнялась то проходимцами, то настоящими фанатами, и Цзинь Лин уже начинал нервничать из-за возросшего внимания к себе. Он уже видел боковым зрением вспышки чужих камер и слышал, как его окликали, — и ему не нравилось это настолько, что его всё сильнее накрывало отчаяние. Ему и правда нельзя было находиться в общественных местах — наверняка за тот час, что он провёл здесь, в сети распространились его фотографии и координаты, из-за чего в торговый центр съехались даже те, кто в Майами никогда не был.

Это обижало едва ли не до слёз — совсем недавно А-Мин по звонку рассказывал, как весело они с однокурсниками носились в центре Остина, и Цзинь Лин действительно хотел заняться чем-нибудь таким же беззаботным, не становясь при этом музейным экспонатом или зверушкой в зоопарке.

Но дядя же всё ещё был рядом и выглядел вполне спокойно — что очень удивительно, учитывая, как сильно возросло стороннее внимание. Цзинь Лин потерял всё настроение. Он посмотрел на дядю, держащего на одном пальце три лёгких пакета — один с духами, второй с книгой и третий с какой-то сомнительной косметикой (Цзинь Лин не знал, как ей пользоваться, просто она красиво блестела на коже, а дядя, судя по всему, задался целью потратить все деньги организации), а за его спиной стояли два агента Юньмэна: оба в чёрных костюмах, наушниках-приёмниках и с двадцатью пакетами в руках. Цзинь Лин даже не уверен, что помнит, что из покупок там лежало.

— Чего расклеился? — спросил дядя, заметив его взгляд. Цзинь Лин тут же отвернулся и сложил руки на груди — ему хотелось спрятаться. — Тебе надоело?

— Нет, — обиженно отозвался Цзинь Лин, хоть и понимал, что обижаться на факт своей популярности ужасно странно. Но всё же у него пока не получалось принять её как данность. — Просто… меня так сильно раздражают они.

Цзинь Лин мотнул головой, указывая на толпу, что уже даже перестала скрываться за углом и в открытую направляла на них телефоны. Дядя почему-то усмехнулся.

— Давай пристрелим, — предложил он, не то веселясь, не то говоря абсолютно серьёзно. Цзинь Лин повернулся на него с самым страшным взглядом, потому что что это вообще такое было? — Что? Не хочешь?

Цзинь Лин цыкнул, но на злость сил не хватало — только на слёзы от того, что ему так и не удалось погулять как самому обычному человеку.

— Хорошо, тогда вот наши следующие действия, — командным голосом проговорил дядя, отдав свои пакеты служащим.

Цзинь Лин приготовился слушать план, как они выйдут отсюда: как всегда, сначала надо будет дождаться кортежа, потом расчищенного пути, потом Цзиньчжу и Иньчжу, а уже затем садиться в центральную машину на то место, что будет строго за водителем, и при этом всём ни на шаг не отходить от Главы Юньмэн Цзян.

Но, в очередной раз за день не оправдывая ожидания Цзинь Лина, дядя крепко взял его за руку, поднял его лицо, аккуратно прикоснувшись к подбородку, и прошептал:

— Бежим!

И действительно побежал, потянув его за руку, в ближайший магазин.

Цзинь Лин не сразу понял, что произошло. А когда понял, то сразу подстроился под темп и расхохотался — неужели дядя действительно захотел поиграть с толпой в догонялки?

За спинами слышался быстро отдаляющийся девичий визг, а дядя лавировал между вешалками и стендами с невероятной лёгкостью, из-за чего Цзинь Лин чувствовал себя прицепом машины, который постоянно заносило в разные стороны. Они выбежали с другой стороны магазина, едва не сталкиваясь с прохожими, и, немного пробежав по просторному холлу, резко повернули в ближайшую стеклянную дверь. Дядя в одно мгновение притянул его к себе и прижал к груди, затаившись между рядами длинной одежды. Цзинь Лин, пытаясь отдышаться, обнял его и раздвинул вешалки за его спиной — через образовавшийся небольшой просвет он увидел, что толпа, бегущая за ними, пронеслась мимо громким табуном.

— Они ушли на север, — прошептал Цзинь Лин, приводя дыхание в порядок. У него быстро колотилось сердце, он сильно хотел улыбаться и не отказывал себе в этом, видя такую же улыбку дяди. — Мы оторвались?

— Считай, что нет, — усмехнулся он, облизнув губы. Дыхалка у дяди не то что не сбилась, он вообще не выглядел так, будто пробежал пол-этажа, и Цзинь Лин едва не разнылся от его крутости. Он тоже вырастет и станет таким! — Ты голоден?

На самом деле, вопрос был странным. Но Цзинь Лин всё равно кивнул — его печали развеялись так же резко, как и появились. Так что они поднялись, проверив горизонт и пару платьев с вешалки — чисто для приличия, вдруг чего захочется, как сказал дядя. Местная консультантка, что застала их появление, от неожиданности вскликнула — и дядя мгновенно среагировал, поднеся к губам указательный палец и зашипев в ее сторону, совсем невежливо призывая замолчать.

Но много внимания он ей не уделил и быстро схватил руку Цзинь Лина, стоящего у дверей.

— Перед тем, как выйти, проверь, чисто ли, — посоветовал дядя, выглядывая вместе с ним из-за витражной стены магазинчика. — Что ты видишь?

— У эскалатора двое людей стоит, а так чисто, — ответил Цзинь Лин. Его немного потряхивало от волнения и предвкушения чего-то грандиозного. — Как мы их обойдём? — Но за это он получил щелбан — не сильный совсем, просто очень неожиданный. — Ай! За что?

— Зрение тебе давно проверяли? — поднял бровь дядя и, совсем не скрываясь, вышел, поведя за собой Цзинь Лина.

Только когда они подошли, и колокольчик на поясе завибрировал, Цзинь Лин узнал в двух людях у эскалатора Цзиньчжу и Иньчжу. Девушки синхронно поклонились и поздоровались, и Цзинь Лин, необычно радостный от этой встречи, поклонился им тоже.

На третьем этаже они заметили выискивающих их папарацци и спрятались за большим аквариумом, что тянулся посреди холла от пола до потолка, — удивительно, конечно, что люди, сделавшие своей профессией слежку за знаменитостями, повели себя так громко и невнимательно. Они просто прошли мимо, даже не повернув головы в их сторону — хотя Цзинь Лин действительно боялся, что их увидят, ведь вода прозрачная, потому едва не повис на руке дяди, шёпотом умоляя побежать дальше.

Дядя сдвинулся с места только тогда, когда фотожурналисты прошли дальше, и спокойно, как ни в чём не бывало направился в ресторан.

Большинство столиков здесь было занято, однако официант, едва встретив их на входе, быстро нашёл им свободный. Цзинь Лину принесли детское меню, потому что ему обещали, что сегодня будет всё, как хотел он, поэтому на обед — только вишнёвое мороженое!

Дядю его выбор удивил.

— И давно ты любишь вишню? — спросил он, листая меню. Цзинь Лин только недавно заметил, что дядя был очень привередлив к блюдам в ресторанах и довольно часто отправлял их обратно на кухню. Причины этой избирательности Цзинь Лин пока не находил.

— Это необычнее, чем клубника или яблоко, — пожал плечами он, болтая ногами — ему обычно запрещали это делать, но ведь сегодня ему всё было можно! Заказ обещали принести через десять минут, но из-за того, что Цзинь Лин всё никак не мог успокоиться — его всё ещё будоражило происходящее, — ожидание казалось ему вечным.

Поэтому он решил рассмотреть полупустой зал на предмет запасных выходов. Люди, что здесь сидели, едва ли обращали на окружающих внимание — и Цзинь Лин связал это с тем, что ресторан явно был не из дешёвых. У окон сидели два мужчины в возрасте и выглядели очень увлечёнными за разговором; в центре зала и на баре разместились молодые пары — судя по их пьяным взглядам, вряд ли им было дело хоть до чего-нибудь, кроме своих возлюбленных. Цзинь Лин присмотрелся к ближайшему к ним столику: за ним сидели две девушки, то ли рисующие что-то в одном скетчбуке, то ли обсуждающие план по захвату мира. Перед ними стояло несколько тарелок и разнообразными блюдами — Цзинь Лин узнал только парильяду и севиче и решил, что эти девушки — туристки.

— Дядя, — позвал он, — хочу заплатить за тот столик.

— Заплатить за столик? — переспросил дядя, едва не поперхнувшись водой. — За чей? Зачем тебе-

— Я так хочу! — воскликнул Цзинь Лин, приняв самый жалостливый вид из всех, что он умел делать. — Ты ведь обещал…

Дядя посмотрел на него молча где-то с полминуты, а потом дал сигнал двумя пальцами — и к нему тут же из ближайших кустов (!!!) вышли двое агентов. Цзинь Лин вообще сначала не заметил, что их столик стоял рядом с ширмой, украшенной искусственными лианами, и снова запаниковал — это сколько же мыслей думает дядя одновременно, чтобы полностью контролировать происходящее.

В любом случае, Цзинь Лин повторил своё желание агентам, и они без лишних слов принялись за выполнение. Вскоре после этого Цзинь Лину принесли мороженое, и он уже точно мог назвать этот день самым лучшим в своей жизни. Дядя рядом странно поглядывал на него — то ли чего-то ожидая, то ли не решаясь что-то сказать.

— А какой повод, почему мы именно сегодня здесь? — всё-таки спросил Цзинь Лин.

— Никакого, — тут же ответил дядя и повернул голову — в зал вернулись те два агента, которых Цзинь Лин отправил платить за столик.

Но очень скоро он понял, что что-то пошло не так.

Мужчины, с двух сторон подойдя к девушкам, что-то сказали и взяли столик с двух сторон прямо со всеми блюдами, что там стояли. Цзинь Лин чувствовал себя, как в немой сцене спектакля — агенты маленькими шажками, лавируя среди заполненного зала, принесли и поставили перед ним чужой столик с полупустыми тарелками и даже стектчбуком. Цзинь Лин уставился на него, явно не понимая, что ему говорить и как себя вести — девушки, оставшиеся без стола посреди ресторана, смотрели в их сторону растерянными взглядами, пока администратор, стоя перед ними, громко извинялся и распинался, что им сейчас же подготовят другой столик.

Цзинь Лин посмотрел на дядю. А он, как самый настоящий предатель, отвернулся и смеялся себе в кулак.

— Что это такое?! — воскликнул Цзинь Лин, заставив вздрогнуть и девушек, и агентов, что вытянулись по струнке рядом с ним. — Зачем вы принесли чужой стол?!

— Главный Наследник Юньмэн Цзян пожелал заплатить за этот стол, — с поклоном ответил один мужчина. — Он перешёл в вашу собственность.

— Я не об этом просил! — закричал он, вскакивая на ноги прямиком на стул, на котором сидел. Пока дядя не собирался успокаиваться и помогать ему, заходясь в беззвучном смехе.

— Главный Наследник Юньмэн Цзян действительно не просил приносить стол к себе, — заметил второй агент и склонился в ещё более низком поклоне, чтобы извиниться. — Агент номер десять сожалеет о случившимся. Мы сейчас же отнесём стол туда, куда вы укажете.

Цзинь Лин едва не заплакал, ударив себя по лбу рукой, и снова шлёпнулся на стул. Стаканчик с мороженым из-за этого пошатнулся и упал, и красно-белая подтаявшая масса тут же вытекла на скатерть и скатилась прямо на его белые шорты.

Отвратительный день! Ещё и дядя бестактно смеялся над ним — аж до слёз в глазах.

— Ладно, — протянул он, указательным пальцев вытирая уголки глаз и выпрямляясь. — Ты понял свою ошибку?

— У тебя агенты — дураки! Почему они до сих пор на службе?! — закричал Цзинь Лин, злясь и стыдясь одновременно. Принимать свою неправоту он не хотел, ведь он совсем не виноват, что его благие намерения так страшно развратили!

— А-Лин, мы говорим о подчинённых, твоих в том числе, — заметил дядя, успокоившись. Но меж его слов периодически всё-таки вырывались смешки. — Когда ты стоишь во главе тысяч людей, воспринимать их следует как стадо баранов. Если хочешь, чтобы кто-то посторонний сделал так, как нужно именно тебе, то дай им настолько подробную инструкцию, насколько это вообще можно. Подумай ещё раз, в чём твоя ошибка.

— Принимать на работу дураков! — надулся Цзинь Лин и съехал по стулу, желая спрятаться под скатертью. Чужой столик всё ещё стоял рядом, вызывая у него очень странные чувства.

— Ты сказал, что хочешь «заплатить за столик», — терпеливо заметил дядя. — И они купили его и принесли тебе.

— А разве не понятно, что я говорил именно о том, чтобы заплатить за их заказ? — воскликнул Цзинь Лин. — Они что, правда такие тупые?! — Ему уже было всё равно, что агенты всё ещё стояли рядом и прекрасно его слышали. — Ни за что не поверю, что Цзиньчжу или Иньчжу сделают так же. Они умные!

— Проверим? — с вызовом поднял бровь дядя, и Цзинь Лину захотелось рычать от его самоуверенности.

— Проверим!

Вскоре рядом с Цзинь Лином стояло уже три чужих столика. Он едва не скатился окончательно на пол, злясь настолько сильно, что навряд ли он вообще хоть когда-то испытывал такие сильные эмоции. Ему хотелось перевернуть все эти столы и умереть одновременно — потому что что это вообще такое?!

— Вы безбожно тупые! — закричал он на агентов и на своих склонившихся телохранительниц. Они не могли ему ответить, а потому смиренно слушали весь поток его сознания. — Почему?! Как это работает?! Почему вы ещё работаете?!

Зато дядя откровенно наслаждался происходящим и потягивал свой «взрослый» виски.

— Командир, не способный отдать понятную команду, не является командиром, — наконец сказал он. — А-Лин, успокойся и послушай.

— Не хочу! — закричал Цзинь Лин снова. — Почему ты надо мной издеваешься?!

— Я издеваюсь? — почти искренне удивился дядя. — Это ты без конца орёшь на своих агентов.

— Ты знал, что я сделал что-то не так, но не сказал мне об этом!

— На ошибках учатся, — пожал плечами дядя и рассмеялся, когда Цзинь Лин снова зарычал. — Всё хорошо, А-Лин. Но, отдавая приказ, следует внимательно следить за словами. «Закрыть счёт» и «заплатить за стол» это разные вещи.

— И что теперь? Мне действительно надо разжёвывать им каждую свою мысль?

— Желательно, — кивнул дядя. — Люди ведь не умеют читать твои мысли. Может, ты действительно хотел купить именно этот стол, а не платить за все блюда, что наели какие-то незнакомцы.

Цзинь Лин захотел умереть ещё сильнее — теперь на него, помимо злости, давило сильное чувство вины, ведь он действительно накричал на агентов, хотя они просто выполняли его кривой приказ.

— Извинись перед каждым, у кого ты отнял стол, — наказал дядя строгим голосом и одним кивком дал сигнал Иньчжу, видимо для того, чтобы она его сопроводила. Цзинь Лин захотел ещё раз возмутиться — ведь дядя часто взаимодействовал с подчинёнными именно системой сигналов, а не словами, и все его понимали правильно.

Но сил позориться у него уже не было, и он, кусая губы, действительно извинился перед всеми, чьи столы забрали по его вине, и в качестве компенсации оставил несколько автографов — насколько ему было известно, они стоили очень дорого в определённой области рынка.

И пока он возился, та толпа, от которой они убежали не так давно, настигла их. Агенты не пустили её в ресторан, выигрывая Цзинь Лину время. Дядя дождался, когда всем «пострадавшим» выплатили компенсацию и таки закрыли их счёта, и снова взял Цзинь Лина за руку.

И это немного Цзинь Лина приободрило — крепкая хватка дяди ощущалась очень твёрдо и надёжно. Казалось, что соверши он хоть миллион ошибок, дядя понял бы каждую из них и помог исправить. Цзинь Лин чувствовал себя защищённым рядом с ним — даже от самого себя, и этого ощущения покоя ему сильно не хватало раньше.

— Пора домой? — спросил он, осторожно заглядывая дяде в глаза.

— Хочешь домой? — в ответ спросил тот.

— Фея, наверное, очень соскучилась, — пожал плечами Цзинь Лин. — А ещё я хочу на пляж.

— Тогда подумай, как мы сможем отсюда сбежать, — едва заметно улыбнулся дядя, положив свою тяжёлую ладонь на голову Цзинь Лину и поворошив ему волосы. Сработало утешающе.

Цзинь Лин собрался, вспоминая схему этажа. И повёл дядю через запасной выход на кухне ресторана. Дядя последовал за ним, позволяя себя вести и нисколько не возникая.

Они выбежали на другом конце торгового центра — с третьего этажа им придётся спуститься на первый, чтобы снова выйти к машине, — так что Цзинь Лин направился прямиком к ближайшим эскалаторам.

Но, едва к ним приблизившись, он увидел, что на них поднималась новая группа репортёров — их лиц даже не было видно за массивными чёрными камерами, которые тут же лавиной вспыхнули ярким светом. Едва сориентировавшись, Цзинь Лин вскочил на эскалатор, ведущий на четвёртый этаж, и побежал по движущимся ступеням вверх. Он чувствовал, что дядя находился прямо за спиной, и это остужало кипящие мозги, не давая развиваться панике, — всё хорошо, пока они были рядом. Да и пока дядя позволял Цзинь Лину самому принимать решения, ситуация находилась под контролем.

Они выбежали на четвёртый этаж и бросились вперёд — не важно, куда, лишь бы подальше от эскалаторов и преследующей их толпы. Цзинь Лин, вспоминая, как действовал дядя, понимал, что бежать прямо совсем не вариант. Поэтому, едва ему на глаза попался открытый магазин, он забежал туда и нырнул прямо в ноги кассирше — так их закрыла стойка кассы. Девушка, чуть было вскликнув, в удивлении уставилась на то, как Цзинь Лин, тяжело дыша, поднял к губам указательный палец и шикнул.

— Я оставлю вам автограф, если не сдадите нас, — мягко улыбнулся он, чтобы девушка действительно замолчала. А ещё, как известно, женщины были более падки на улыбки. — Куда бежать? — спросил он у присевшего рядом дяди, выглядывающего из-за стойки. — Спуститься не получится, они повсюду.

— Мы на четвёртом этаже, — сказал дядя будто бы невпопад. — Это последний этаж.

— Можно выйти на крышу? — предположил Цзинь Лин, взяв из рук девушки ручку и бумажку — какой-то странный чек на десять долларов. — Но оттуда мы не спустимся.

— Задействуй ресурсы, — пожал плечами дядя, выглядя очень спокойно.

— У нас в подсобке есть люк на крышу, — вдруг сообщила девушка, получив свой автограф. — А можно фотографию?

— Нет, — отрезал дядя, выпрямившись и пройдя к двери в подсобку. Цзинь Лин виновато улыбнулся — на самом деле он тоже ни капли не хотел фотографироваться (они поэтому и убегали!), но считал нужным проявить благодарность тоже.

Он проследовал за дядей в маленькую комнатку, обставленную коробками.

— Какие ресурсы? — задумался Цзинь Лин, глядя на дядю. Он опёрся спиной о лестницу, что вела на крышу, и принялся ждать — похоже, он действительно хотел, чтобы Цзинь Лин сам сориентировался. — Крыша — это тупик. Не получится оттуда спрыгнуть, если только не попросить кого-то из агентов натянуть большой батут.

— Твоя изобретательность работает не в том направлении, — закатил глаза дядя, но всё же принял более довольное выражение лица. Только поэтому Цзинь Лин понял, что думает в нужном направлении.

— Нужно отдать какой-то приказ? — попробовал спросить Цзинь Лин, но видя, как дядя прикрыл глаза и прислонил затылок к стене, понял, что топчется на месте. — Если бы нас мог кто-нибудь снять… С помощью подъёмного крана? Но это долго. Канат? Который ещё спецназ использует? Но тут его мы точно не найдём. Парашют? Он не успеет раскрыться на этой высоте. Планер, или… вертолёт! Точно! Дядя, свяжись с базой, запроси сюда вертолёт!

Дядя наконец улыбнулся.

— Хорошо, — произнёс он, и Цзинь Лин почувствовал, как у него на лопатках отрастают крылья. Дядя действительно похвалил его?! Он похвалил его!

В тот же момент люк открылся со стороны крыши — Цзинь Лин взвизгнул от неожиданности, ведь комнатку заполнил страшный громкий звук вертящихся лопастей военного вертолёта. Цзинь Лин сразу же понял, что дядя уже послал сигналы на базу, и, судя по всему, ещё тогда, когда они сидели в ресторане. Как будто он знал, что они не смогут спуститься и единственным выходом будет крыша! Цзинь Лин посмотрел на него, как на бога.

Сверху в люк спустились две руки, подавшие дяде специальные наушники — Цзинь Лин всего раз или два летал на вертолётах, поэтому правильно надевать их он едва ли умел. Сквозь громкое вертолётное урчание Цзинь Лин услышал, что магазин наполнился людьми — он улавливал множество голосов одновременно. Им следовало поторопиться.

Но дядя без спешки закрепил на нём тяжелые наушники и первым отправил подниматься по лестнице, поддерживая со спины, — а уже там, на крыше, его встретила Цзиньчжу и помогла выбраться. Бушующий ветер тут же растрепал все волосы Цзинь Лина, и он не сразу понял, что вертолёт приземлиться на крышу просто не мог из-за своих размеров, поэтому им предстояло туда запрыгнуть.

Это немного подкосило его уверенность в том, что они спасены. На тренировках Цзинь Лина уже учили, как двигаться на неустойчивых платформах, и он даже неплохо справлялся. Но это совсем не походило на тренировку!

Дядя, поднявшись на крышу, захлопнул люк и взял Цзинь Лина за руку, тут же направившись к вертолёту. Им навстречу открылась дверь и оттуда высунулась очень знакомая фигура.

— А-Чэн! А-Лин! Кто разрешал вам влезать в неприятности без меня?! — раздался весёлый голос дяди Вэя в наушниках. Он не был в форме — только в лёгкой гавайской рубашке, развевающейся от потока воздуха, и порванных джинсах.

— Ты сможешь перепрыгнуть? — спросил дядя, наклонившись к Цзинь Лину.

— Да! — нахохлился Цзинь Лин. Он не какой-то там слабак, у него получалось на тренировках! Да и дядя только что похвалил его, и Цзинь Лин не должен был падать в его глазах настолько стремительно!

— Точно? — переспросил дядя, всё ещё крепко сжимая его руку.

— Да!

Старший дядя скептично на него посмотрел, но всё же вернулся к вертолёту и оценил расстояние прыжка, после чего широко махнул рукой. Вертолёт тут же поменял расположение и приблизился.

Цзинь Лин наблюдал за этим, сильно-сильно щурясь — у него ужасно слезились глаза от ветра. Кажется, до вертолёта было совсем немного — какой-то один большой шаг, и старший дядя быстро спрыгнул с крыши, оказавшись в кабине. Он протянул из вертолёта руку, так же, как и дядя Вэй, но Цзинь Лин, приблизившись к краю, вдруг ощутил, что просто не может двинуться. Он слышал, что его звал дядя, он видел, что до кабины — рукой подать, чувствовал хватку Цзиньчжу на собственных плечах, но совершенно ничего не мог сделать. У него кружилась голова, а ещё он ужасно боялся оступиться.

Это не тренировка.

Он услышал, как сзади открылся люк, и рефлекторно повернулся — мужчина, вылезший на треть, вытянул камеру, но тут же упал, не сделав ни снимка, — похоже, снизу его кто-то отдёрнул или толкнул. Цзинь Лин постарался дышать глубже, как его учили, но времени успокаиваться у него совершенно не было.

Поэтому дядя, закатив глаза, снова прыгнул на крышу — кабина вертолёта при этом опасно пошатнулась. Цзинь Лин почувствовал, как крепкие руки обхватили его тело и в наушниках спокойно и твёрдо прозвучало: «Прижми голову». Он даже выдохнуть не успел, как дядя в то же мгновение перепрыгнул с крыши на борт вертолёта.

А когда ветер прекратился и мышцы перестали казаться каменными, Цзинь Лин наконец открыл глаза и нашёл себя на коленях у дяди. Издали взглянув в маленькое окно, которое находилось в захлопнувшейся двери, он видел, как репортёры вылезали на крышу и в спешке бежали к самому краю крыши, но оставались ни с чем. На Цзинь Лина упало облегчение, и он рассмеялся — ему почему-то стало очень хорошо.

— Мы спаслись! — выдохнул он, в порыве радости стиснув шею дяди в объятиях.

Дядя терпеливо выдержал его прилив любви и щекотливо подышал в ему висок. Цзинь Лин рассмеялся и с этого, но уже в следующую секунду, не жалея сил, заверещал — дядя укусил его за щёку!

— Перестань! — завизжал Цзинь Лин, слыша, как в наушниках смеётся дядя Вэй.

Старший дядя отпустил его щёку и остановил его попытки вызволиться из своей крепкой хватки.

— За что?! — воскликнул Цзинь Лин, яростно мотая головой и надеясь, что растрепавшиеся волосы мешают старшему дяде хотя бы смеяться. Но они не мешали — и в наушниках со смехом дяди Вэя звучал и его смех.

— Почему честно не сказал, что боишься прыгать? — спросил дядя напускным строгим голосом.

— Я не боялся! — разозлился Цзинь Лин и снова попался на укус в щёку — на этот раз другую. — Эй! Ты не можешь меня кусать каждый раз, когда я вру!

— Почему же не могу? — удивился дядя. — А что же я сейчас делаю?

— Не делай так!

— Ну, ещё чего захотел?

Шло двадцать первое марта. Ещё один обычный день, в который не обязательно иметь какой-то повод, чтобы провести время с родными.