Следом за замечательным днем настало ужасное утро, в которое мое тело решило отомстить мне за все пережитые трудности. Аукнулись и скачки по крышам, и то, как неудачно я схватилась руками за железный шест, стукнувшись ладонью, и даже безумный бег по ступенькам за Ши, во время которого я, оказывается, неслабо натерла ногу, просто вчера я в целом была довольно усталой, а сегодня это состояние подросло, оформилось и разбилось на составные части. Ладонь. Нога. Мышцы. Губы и пищеварение тоже — мы маловато пили воды во время вылазки; еще шее не понравился сон на полу, и теперь, вспомнив, что такое подушки, она решила вероломно разболеться. И тело было таким тяжелым, слабым, и мысли разбегались из головы, стоило только попробовать сосредоточиться на чем-то важном...
Нет, Скиталица! Оставить отдых, отменить передышку! Ты ведь позвала Ти И на свидание, и она назвала тебя разумной; нельзя ее подвести, ну никак нельзя!
С трудом отодрав себя от простыни и даже не причесавшись (небрежный пучок, подхваченный какой-то палкой, вполне сойдет за прическу), я выбралась из женского дома и потопала в главный, понадеявшись, что вкусная еда, кофе и беседа с кем-нибудь из сестер помогут мне прийти в себя. Галерея и коридоры сразу показались подозрительно пустыми — судя по тому месту, где на затянутом серыми облаками небе висел светящийся бледный кругляшок, время было уже не такое уж и раннее, и обычно в такой час во дворе уже кто-нибудь кричал, возился и развлекался. Тут же я сразу заметила странную тишину и спокойствие, даже бамбук не колебался на ветру; проходя в главный дом, я навострила уши, схватила рукой колокольчики над порогом, чтобы о моем появлении все не узнали заранее; и в самом деле расслышала бубнеж, напоминавший приглушенную беседу нескольких голосов. Кажется, это из гостиной номер какой-то там, так что, наверное, там просто пьют чай. Хотя нет, для чая как будто бы не время — неужели кто-то из сестер пренебрегает обязанностями в пользу чаепития? На них это не похоже.
А, один из голосов кажется мужским.
Ну понятно. Мака Дее. Ух я ему сейчас шею-то намылю!..
Собственная шея на эту мысль отозвалась резкой болью, прошедшейся по всей мышце почти от уха и до плеча. Я вырулила в коридор, куда выходила дверь в нужную гостиную, и тут же мне под ноги бросилось нечто маленькое и очаровательное: пятилетняя Ти Ши-эр, двенадцатая сестра, шумная и, к сожалению, совсем не понимающая моего языка. Вцепившись маленькими цепкими ручонками в мои ноги, она начала что-то щебетать, причем так громко, что даже если бы в гостиной беседовали глухонемые люди, они бы поняли, что я пришла их подслушать. Маленькими ручками Ти Ши-эр трогала нежные розовые ленточки на своих черных волосах, затем обратила мое внимание на свои тапочки с цветочками, а следом указала пальчиком на ветку в моей прическе и захохотала, заливисто и по-детски, и в ее смехе я несколько раз различила свое имя. Так, теперь беседовавшие товарищи знают еще и о том, кто к ним наведался. Спасибо, Ти Ши-эр.
Дверь позади девочки отворилась, и детский лепет тут же прервался. Улыбаясь, Ти Ши-эр взглянула на Мака Дее, появившегося в дверном проеме; и ее глаза как будто спрашивали, правильно ли она все сделала.
— Доброе утро, Скиталица, — Мака обаятельно улыбнулся. — Ты проснулась? Мы думали, после такого сложного приключения, как спасение Ши, ты еще долго будешь отдыхать.
— Ну, а я уже здесь, — он стоял, прижимаясь одним плечом к косяку, а другую руку положил на противоположный, на уровне своей головы, так что широкий рукав его шелкового халата закрывал мне обзор на комнату и сохранял в тайне личность того, с кем же велась беседа. — Как раз искала завтрак.
— В чайной комнате? — уточнил Мака лукаво.
— В чайную комнату я пришла, потому что услышала разговор, и мне стало любопытственно, — я старалась говорить красиво и правильно, чтобы дать Мака понять, насколько же я выросла по сравнению с той женщиной, которую он пытался соблазнить в Агде.
— Прости, это конфиденциальное, — засмеялся он. — Осознаю твою любопытственность, но свои личные дела я оставлю при себе. Можешь идти в столовую.
Ти Ши-эр обняла меня за ногу, с детским восторгом снизу вверх заглядывая в мое лицо, и мне вдруг пришла шальная мысль, которую я тут же решила исполнить.
— А-а, да, конечно, я же не знала, что у тебя конфи... конфа... конфет-циальное, — уверенно заявила я. — Конечно, столько девушек на тебя вешается!
— Ну да, я и не скрываю, почему мне так нравится в доме Ти.
— И ты ведь умеешь себя показать, да, Мака? Я иногда вспоминаю о том, какие чудесные моменты мы вместе пережили в Агде, как ты был со мной мил... Ах Мака, я ведь даже и не сказала, что безумно рада тебя видеть! Ты так вырос и переменился, старый друг! Дай-ка я тебя обниму, дружище!
И пока он не успел опомниться, я шагнула ближе, обхватила его руками и притиснула к себе, щекой прижавшись к его волосам. Мне открылся чудесный вид на комнату, которую он так тщательно прятал за своей спиной; в полупустой чайной гостиной собрались почти все жители и жительницы дома, испуганно встретившие мой взгляд. Я успела увидеть двоих старших сестер, Ти Эр и Ти Сан, четвертую Ти Сы, поспешно прятавшую что-то от меня у себя под халатом, Ти Ву в очках и Хотару рядом с ней, Ти Ци, лежавшую головой на гриве Ши, тоже знатно испугавшегося при виде меня, Ти Ба, единственную сидевшую за чайным столом, и даже тринадцатилетнюю Ти Дзю, обыкновенно смотревшую на меня с большим восхищением, а теперь с ужасом. Не было в этом кружке только сестер под номером Десять и Одиннадцать, да двенадцатая сейчас болталась у меня на ноге; и не было здесь Ти И.
— Э, Кью, — робко подал голос Мака Дее.
Я стиснула его еще сильнее, мне даже почудилось, будто я слышу хруст его ребер; и отпустила, на прощание похлопав тяжелой ладонью по плечу.
— Ну ладно, продолжай заниматься своей личной жизнью, — весело сказала я. — Только имею в виду, что Ти Дзю только тринадцать, так что если ты ее хоть мизинцем тронешь, я тебе этот мизинец отломаю и знаешь куда затолкаю? Сказать?
— Мне четырнадцать, — робко сообщила Ти Дзю из комнаты. — Недавно исполнилось.
— С днем, блин, рождения! — рыкнула я злобно, как могла мягко отстранила от себя Ти Ши-эр и зашагала прочь, к кухне, провожаемая испуганным взглядом Мака, знавшего, что я любую угрозу могу воплотить, и бессвязной детской болтовней Ти Ши-эр.
Что же они задумали? Что-то ведь задумали!
И раз они не пригласили Ти И в свой кружок задумчивателей, значит, планировалось что-то против нее. Но не выйдет. Утки. То есть, трубы. В смысле, дудки! Я никому не позволю ее обидеть!
***
Утреннее открытие чуть-чуть попортило мне удовольствие от скорого свидания, но я сжала кулаки и поклялась себе, что не позволю Мака Дее и сестрам испортить нам с Ти И планы. Мы заслужили немного повеселиться!
Итак, куда я могу взять женщину ее лет и склада характера, так, чтобы мы обе провели чудесно время и при этом смогли настроиться на правильный лад? Причем место не может быть рядом со Стеной, где мы привыкли развлекаться, ведь респираторы на лице к романтике не располагают.
Я знала только одно подходящее место.
Поле.
Ну то есть, чудесно было бы отправиться, например, в лес, где под пение немногих выживших пока птиц мы смогли бы насладиться свежестью и друг другом, но лесок здесь был только один, за озером, и я подумала, что это место с видом на семейное кладбище не очень подходит для романтики. Да и заблудиться там не так уж трудно.
А поля другое дело— они лежали рядом, и с них открывался чудесный вид на местные угодья. Холод Ночи сделал землю не очень подходящей для посевов, но тут вмешался технологический гений Ти Ву: по залитым водой рисовым террасам теперь ползали ее творения, напоминавшие гигантских жуков с металлическими спинками, и разогревали воздух, заодно еще и отлавливая вредителей и прикольно жужжа. Ти Ву говорила, что рис в этом году поспеет, но вот в следующем погода станет еще хуже, температура упадет ниже прежнего, и тогда уже даже ее трактокомые не справятся с поставленной задачей. Но меня ее прогнозы не сильно пугали, ведь к следующей весне мы с Ти Феем точно успеем остановить Ночь. А пока что можно доверить все трактокомам и посидеть на холмике, наблюдая за их неспешными движениями.
Ти И я забрала из ее кабинета, где она, бедняжка, так завалилась бумагами, что даже забыла о наших планах. Увидела меня, приодетую и причесанную, выронила авторучку, которой до этого что-то сосредоточенно чиркала; мне так понравился ее восхищенный взгляд, что я готова была сразу броситься ей на шею, но решила все-таки повременить, а то стали бы бессмысленными все тщательные приготовления.
— Тебе Ти Эр одолжила костюм? — спросила Ти И, коснувшись пальцами нежной пышной юбки из множества слоев воздушной зеленой ткани, поверх которой мне надели маленький топик без бретелей и повязали отдельные рукава, расшитые розовыми и красными цветами, спускавшиеся почти до пят. Вместе все напоминало одно сложное, но красивое платье, и только посвященные знали, что костюм состоит из трех частей. Загадочно!
— Ну да, у нас с ней ближе всего комплекция, — пояснила я спокойно. — Тебе неприятно, что я ношу одежду твоей сестры?
— Мне без разницы, что ты носишь, — сказала Ти И с теплой улыбкой. — Мне главное, чтобы ты была рядом.
Я благодарно улыбнулась и с трудом даже удержалась от того, чтобы поцеловать ей руку, но решила оставить поцелуи на попозже. на более подходящую атмосферу.
— Смотрю, у тебя корзинка, — произнесла Ти И тепло. — Значит, мы идем на пикник?
— На воздухе всегда вкуснее естся!
— А разве так можно говорить? — задумалась Ти И. — "Ест-ся"?
Я воскликнула:
— Сегодня можно все!
И она кивнула, добавив игриво, что это "учтет".
Мне показалось немного странным то, как много народу мы встретили, покидая дом. Будто все сестры выбежали в коридоры и прощались с нами, желали хорошего пути и все такое; даже Ти Ву вышла из своей лаборатории, хотя судя по пятнам пыли и термопасты на ее одежде, была в процессе какой-то разработки. Но в тот день мне было так хорошо на душе, что совсем-совсем не хотелось задумываться и волноваться, искать подвох; ну странно ведут себя сестры, ну пускай, может быть они нам просто завидуют!..
До присмотренного места мы добрались пешком, ведь я знала, что Ти И не против пройтись. Прогулку омрачало только мое платье, постоянно путавшееся в ногах, но Ти И так радостно смеялась всякий раз, когда я спотыкалась, что не выходило толком расстроиться. А Ти Эр не обидится на пару дыр или пятен, она так легко согласилась уступить наряд, будто он ей вовсе уже не нужен...
Взобрались на холм, где я заранее установила навес из четырех шестов и куска красивой тряпки, уселись на землю, подстелив под себя теплый плед. Вид отсюда открывался совершенно какой-то нереальный, рисовые поля лежали на многоступенчатых террасах, и по какой-то причине каждая такая терраса имела свой оттенок цвета, от зеленого к почти голубому и далее к розовому, где выращивался какой-то экспериментальный сорт, выведенный совсем недавно. Сверху эти цветные круги складывались в узор будто в калейдоскопе, и над всей красотой лежал серовато-серебристый диск облачного неба, по которому плыли кучерявые облака с темно-синими дождевыми завитками...
Ничего, у нас есть навес.
— Здесь очень красиво, — нежно сказала Ти И, разглядывая террасы под нами. — И ты очень красивая.
Краска прилила к моим щекам, но удалось глупо не захихикать, а то стало бы совсем за себя стыдно.
— Я приготовила обед по своему вкусу, — немного сбивчиво рассказывала я, чувствуя, как сердце содрогается всякий раз, стоит только глянуть на красавицу Ти И рядом. — Сделала сэндвичи и испекла пирог с яблочным вареньем.
— А я думала, ты не умеешь готовить!
— Да я ведь путешествую, зачастую еще и одна! Если не хочешь помереть в дороге от голода, волей-неволей научишься стряпать. Забабахать добрый ужин из тощей куропатки и березовых листьев — это уметь надо!
О богиня, как же стыдно. "Забабахать". Хуже слова выбрать нельзя было?
Ти И мне улыбнулась, будто не заметила, как ужасно я разговариваю, и взглянула на разложенную между нами еду.
— Сэндвичи выглядят великолепно.
— Это ты выглядишь великолепно.
— Хочешь сказать, я сэндвич?
"Не знаю, но я бы тебя съела", — вертелось на языке, однако я успела подумать, что это какая-то дурацкая и неловкая фраза, так что промолчала и только пожала плечами. Ти И хихикнула и взяла в руки один из моих сэндвичей, приподняла верхний кусочек хлеба, критически осмотрела содержимое...
— Там сыр, — я отчего-то засмущалась и взялась оправдываться, — сыр, огурчик, немного соуса...
— Значит, без мяса?
Сердце испуганно сжалось.
— Да я вообще... я как бы...
Хотелось сказать, что не ем мяса без надобности, что когда мы прибыли в дом Ти, я находилась в таком истощении и унынии, что не могла контролировать свое питание, просто не было на это сил, но теперь, когда Ти И со мной, мне стало легче, вернулась крепость мышц, и я могла бы перейти снова на более приятную моей душе вегетарианскую пищу. Но я же ела мясо все это время. Если я выскажу свои рассуждения, то буду выглядеть ужасно глупо. Она меня не поймет. Только выставлю себя идиоткой. Не надо.
— ...прости, не подумала.
Ти И склонила голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Да ну что ты! Ничего. Сыр это тоже неплохо. Тем более, что потом у нас будет пирог. А если мы захотим нормальной пищи, то можем кого-то поймать. Мы же обе отважные и сильные женщины!
— Это верно!
— Ты такая сильная, Кью. Знаешь, я не могу перестать тобой любоваться. Твои мощные руки, твои мускулистые ноги...
Нельзя, невозможно было не улыбнуться; мы обменялись довольными улыбками, и я подхватила:
— Так приятно слышать такое от тебя! Ти И, ты — самая храбрая и сильная женщина из всех, кого я знаю.
Моя рука лежала на пледе, и на мгновение я подумала, что сейчас она положит свою ладошку сверху, но сэндвич все-таки отвлек Ти И на себя. Ладно. Попозже.
— Здесь так живописно, — произнесла она, осматривая террасы и одновременно жуя. — Представляешь, я прожила много лет в городе, но никогда не обращала внимания на красоту рисовых террас.
— Наверное, часто так бывает, что мы не замечаем красот того места, где живем. Когда я покидала Агд, мне казалось, что хуже дыры нет на белом свете. Но вернувшись, я обнаружила в нем восхитительное лазурное море и пляжи, и все такое... даже странно, кстати, что когда мы с Ти Феем там были, нас ни разу не занесло на берег.
Ой, можно ли было упоминать имя того-кого-нельзя-называть-в-присутствии-Ти-И? Я скосила глаза, проверяя, помрачнело ли ее лицо, но к счастью она совсем не изменилась и спокойно дожевывала сэндвич.
— Значит, ты выросла у моря? — спросила Ти И как ни в чем не бывало.
Я воскликнула обрадовано:
— Ага, ну типа того! У нас там порт. Это вообще о-очень древний город, такой древний, что и сказать страшно...
— И у тебя там до сих пор кто-то есть?
— Мама и старший брат.
— А папа?
— Не встречала его ни разу в жизни, даже как зовут не знаю.
— Счастливая, — улыбнулась Ти И. — У девочек в нашем мире есть только две проблемы: нет отца и есть отец.
Мне кажется, без особого труда можно было бы придумать еще пяток проблем девочек, никак не связанных с родителями, но я решила не спорить и кивнула. Зачем огорчать Ти И возражениями? Совершенно незачем!
— И ты не скучаешь по дому, когда путешествуешь?
— Нет, ни капельки.
— И по маме тоже?
— В жизни бы ее больше не видела!.. Ой, прости, я забыла, что твоя матушка...
— Моя матушка была той еще старой сукой, — улыбнулась Ти И. — Она ненавидела меня просто за то, что я родилась с вагиной, а не с членом. Если бы существовал способ, как переделать меня в парня, она бы это сделала. Даже самой высокой ценой.
— О, Ти И...
— Знаешь, как она умерла? Кто-то сказал ей, что если засунуть в себя определенную смесь трав в период менструации, то непременно получится родить сына. Развился токсический шок, и она погибла очень быстро. Я тогда обрадовалась — ее смерть для меня означала свободу, потому что папаше на меня все равно было плевать.
— Ты... обрадовалась?
Ти И наклонилась ближе, так, что на своих губах я чувствовала ее горячее дыхание, и прошептала:
— А ты разве не пустилась бы в пляс, если бы узнала, что твоя мамаша в могиле?
Мне стало страшно; попятившись на руках, я почти сползла с пледа и остановилась только потому, что врезалась спиной в шест навеса.
— Нет! Ни за что! Как бы она себя со мной ни вела, это моя мама, и я не желаю ей гибели!
Смущенное лицо Ти И меня немножко утешило — по крайней мере, она тоже испугалась произведенного на меня эффекта.
— Кью...
— То есть, я понимаю, что ты злишься, но смерть... это все же... перебор.
Обхватив свои колени, Ти И опустила на них сверху голову и уставилась в противоположную от меня сторону. Я сидела и пыталась восстановить дыхание, чтобы не пыхтеть, как паровозик; постепенно волна страха отступала, а освободившееся в душе место заполнялось сочувствием и пониманием. Бедная Ти И. Никто на свете не сможет вот так реагировать на смерть собственной матери. Значит, ее допекли. Совсем замучили этим бредом про рождение наследника. Еще и за неудачное замужество наверняка ругали, при том, что оно не удалось по вине того самого долгожданного сыночка — ужасно!
— Слушай, Ти И...
Она повернулась ко мне и вопросительно приподняла брови, но ничего не сказала. Ее глубокие черные глаза показались мне такими грустными, печальными, жалобными...
— Ничего страшного, что ты так сказала. И что ты так чувствовала, тоже нестрашно, — я подобралась к ней ближе и решилась осторожно обнять за плечи. — Тебя замучили. Они все были к тебе несправедливы. Поэтому... ты злишься. И это абсолютно нормально. Женщины должны злиться. Гнев помогает им добиваться новых высот. И тебе помог... ты ведь такая молодец.
— В чем я молодец? — спросила она с любопытством, прильнув ко мне боком.
— Ну, несмотря на давление семьи, ты сумела выбраться и построить свою жизнь самостоятельно. Ты нашла жилье и работу в другом городе, а как только начались проблемы, и все мужчины разбежались кто куда, именно ты, Ти И, взяла ситуацию в свои руки, сплотила ближайших к себе женщин, построила целый город, наладила всякие там процессы...
— Организовала дежурства у стены, обеспечивающие спокойный сон моих соратниц, — подсказала мне Ти И, довольно улыбаясь, а то я начала немного путаться в списке ее достижений.
— Ну вот да! Организовала!
— И нашла путь к сердцу самой великолепной Скиталицы на свете.
Засмущавшись, я глупо хихикнула:
— Ну да-а...
И мне вдруг безудержно захотелось отпустить ее, отстраниться, отсесть, потому что откуда-то в сердце зародилось смущение до того сильное и невыносимое, что даже голова разболелась; но Ти И почувствовала мое это желание, обвила меня руками за пояс и удержала рядом с собой. О богиня, до чего же крепкие у нее мускулы! Я на несколько голов выше и шире, но в ее руках чувствую себя маленькой слабой девочкой, совсем теряюсь...
— Скиталица, — Ти И перешла на приятный шепот, — ты мне сейчас столько сладких слов сказала...
Я тоже начала шептать:
— Это все — то, что я правда о тебе думаю.
Ветер зашумел, качая рисовые ростки под нами, потрепал ткань навеса; Ти И была очень теплой, почти горячей, и безумно красивой, и ее лицо вновь оказалось близко-близко, а меня раздирало от смущения и страха, но некуда было деться — железные ее руки сжимали талию нерушимой хваткой. Как же она близко. Какая же она красивая и сильная. Как же я хочу быть такой же — или хотя бы похожей — или просто где-нибудь рядом, где можно было бы наслаждаться ее великолепием, купаться в лучах ее силы...
— А я думаю о тебе еще больше, — прошептала Ти И. — Прекрасная Кью. Моя Непревзойденная Скиталица. Моя мечта...
Я знала, что произойдет, и в глубине души даже на это рассчитывала, но все-таки стушевалась, когда ее голова начала неумолимое движение в мою сторону. На мгновение мне показалось, что я не сижу в своем теле, а летаю где-то наверху, парю, как фея или призрак, и вовсе не участвую в том, что происходило под навесом; почудилось, будто это не к моим губам прижимаются губы Ти И, словно это не по моему телу от прикосновений ее теплых ладоней расходятся волны какого-то странного, немного болезненного возбуждения, словно это не ее голос ласкает мой слух:
— Моя Скиталица...
Но эффект этот прошел очень быстро, и вот я уже снова была собой и не собиралась просто сидеть, вытянув губы. Схватила Ти И за щеки, примяв ладонями мягкие густые волосы, улыбнулась во весь рот и крепко поцеловала в ответ, так звонко, что даже во дворце принца Ли наверное этот чмок услышали! Вот так... принц Ли... Ти Фей...
Ти И прижалась грудью к моему локтю и попросила, громко и беззаботно:
— Расскажи мне про Мака Дее.
Внутри все упало — да зачем?..
— Серьезно? Прямо сейчас? — обиделась я.
— Ой, да ладно тебе. Ну не дуйся. Нельзя на меня обижаться. Запрещено, — засмеялась Ти И, выпуская меня из теплых объятий, отчего мне немедленно стало очень зябко. — Я просто подумала, что раз уж мы уже вот это, то я имею право знать обо всех твоих бывших. Вы трахались?
— Фу, Ти И! О богиня!..
— Ну ладно, ладно, извини. Все-таки не для тебя такие выражения, да? Спрошу иначе: вы спали?
— Ну зачем тебе это знать?!
— Затем, что надо же мне как-то к тебе относиться?
— А это связано? — мне стало так обидно и горько, что в носу опасно закололо; Ти И заметила мое состояние и смягчилась, положила руку мне на плечо, притиснулась снова, а во мне не нашлось сил на то, чтобы отстранить ее.
— Я ведь вижу, как вы друг на друга смотрите. Вижу, что у вас что-то было, но кончилось плохо, и ты до сих пор злишься. Если он тебя обидел, у меня будет еще один хороший повод избавиться от него...
— Нет, не обижал.
Ти И страшно огорчилась.
— Но у нас действительно что-то было, — я обхватила ее руками, не давая снова от себя отстраниться. — Мы некоторое время встречались. Сходили на пару свиданий. Потом дело дошло до, э-э... до его комнаты; но мы не успели ничего сделать, потому что я заметила на его столе список женских имен, где была и я. Это был список девушек, с которыми он спал; и я была не на последнем месте.
— Вот оно как, — задумчиво отозвалась Ти И, расслабившись в моих объятиях. — Интересно, как много раз теперь в этом списке будет встречаться фамилия Ти?
— Ой, да я думаю ни разу!
— Ты все-таки такая наивная, — Ти И нежно погладила меня по щеке большим пальцем. — Милая наивная девочка. Мне даже совестно за то, что я с тобой делаю. Временами.
— Э-э, не такая уж и я и это!..
— Ладно. Для меня главное, что этот Мака тебя не трогал.
— ...потом он вернулся в свое королевство, собираясь там бороться с сос... с сосы... короче, с несправедливостью; но началась Ночь, и он решил биться с нею.
— Да мне без разницы, главное, что он тебя не трогал.
— И в общем расставались мы почти друзьями, потому что он все осознал и изменился. Он неплохой парень. Местами. Симпатичный даже...
— Эх, Скиталица ты моя Скиталица, — Ти И покачивалась из стороны в сторону, сжимая меня в крепких объятиях. — Какая же ты все-таки у меня... хорошая.
Ну уже хотя бы не наивная!
— Во всех веришь, даже в самых последних проходимцев.
— Да, — мне безумно захотелось пошутить, и на этот раз я не смогла сдержаться, — вот и в тебя, Ти И, я тоже верю.
Замерла, опасаясь ее гнева, но почему-то она не начала злиться, а лишь рассмеялась и откинулась назад, укладываясь спиной на плед. Яблочный пирог оказался рядом с ее лицом, и она лениво отломила кусочек корочки, засунула в рот, посмотрела на меня снизу вверх как-то странно и... подозрительно.
— Я — главный проходимец в твоей жизни, — игриво сказала она. — Вторую такую стерву тебе не встретить.
Хихикнув, я подалась назад и легла рядом; наши локти и бедра соприкасались, и хотя ветер гнал в лицо холод, от этих соприкасающихся мест по телу разливалось странное, почти магическое тепло.
— А мне и не нужна другая.
Ти И рассмеялась, протянула мне руку, и я, на этот раз снова не сдержавшись, схватила ее и засыпала поцелуями. Поцеловала каждый пальчик, каждый ноготок; Ти И позволила мне выплеснуть все это, а затем приподнялась на локте и потянулась к моим губам. И снова был поцелуй, и снова ее тепло; и после этого мы легли уже гораздо ближе друг к другу, почти в обнимку, и я погрузилась с головой в бездонный омут удовольствия, счастья от одного только ее присутствия рядом, от аромата ее волос, от тепла ее дыхания; и сладкая нега заполнила голову настолько, что я совсем позабыла о времени и понятия не имела, как долго мы в тот день проторчали на холме. Вокруг сгустились сумерки, а мы все лежали, молча, иногда целуясь; разговоры не нужны тем, кто вот так чувствует, как чувствовали мы.
Каким же приятным и теплым получилось свидание! Даже несмотря на некоторые не самые приятные темы, как разговор о матерях или Мака Дее, наблюдать за Кью и Ти И было одно удовольствие, я получила отдельный заряд тепла, милоты и бодрости от этих сцен, таких живых и ярких, что в них очень легко поверить.
Поведение Мака в начале главы настора...