В дни своей жизни Клодия была прекрасна. Смерть же сделала её совершенной.

Лицо стало белым-белым, спокойным и величественным, его больше не искажала ни гримаса гнева или горя, ни улыбка. Тонкие губы были сомкнуты, не возмущались и не лгали. Неживая красота, совершенная красота.

Седрик провёл кончиками пальцев по щеке, очертил скулу и линию челюсти, скользнул ниже по шее, провёл вдоль тонкого шва. На гладкой и белой коже тёмно-синяя нить выделялась и казалась кощунством, но обойтись без неё было невозможно. Швов пришлось сделать множество, Клодии не повезло умереть мирной, тихой, как вздох, смертью. Нет, Седрику пришлось постараться как следует, чтобы сшить её заново, и это был один из тех случаев, когда он отнюдь не был рад свалившейся на него работе.

Он опустил руку на узкое плечо, несильно сжал, ожидая реакции. Это уже стало ритуалом, их новой маленькой традицией. Каждое пробуждение Клодии начиналось с этого жеста, и сейчас Седрик напряжённо вглядывался в её лицо. Его не покидал страх, что однажды что-то пойдёт не так. Но спустя несколько секунд длинные ресницы затрепетали, и Клодия открыла глаза. Синие, как глубь морская, и абсолютно пустые, лишённые всякого выражения. Тем не менее, Седрик радостно улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать её в уголок губ, как часто делал… когда-то. Клодия осталась безучастна.

Безучастна она осталась и потом, когда Седрик помог ей сначала сесть, затем встать и снять длинную ночную рубашку.

— Я приготовил для тебя новое платье, — сообщил он буднично. — Оно не очень-то похоже на твои любимые, но, думаю, тебе понравится. Фрэнсис теперь носит что-то подобное.

Клодия промолчала и любезно позволила себя одеть. Каждое движение было точным и аккуратным, но всё ещё не хватало прежней плавности. Седрик в очередной раз пообещал себе подумать об этом позже, когда появится время. Эта деталь не была важной, разве что добавляла отличий между прежней и нынешней Клодией, но ему хотелось однажды свести разницу к минимуму. Сделать Клодию как можно более похожей на себя прежнюю, но сохранить что-то от совершенства смерти.

Платье, которое он принёс, было тёмно-алым и больше всего напоминало цветом запёкшуюся кровь. Клодия едва ли надела бы такое сама, но Седрику нравилось сочетание её тёмно-синих волос, собранных им же в высокую причёску, и такого оттенка красного.

— Ты так прекрасна, — прошептал он.

Ему показалось, что она слабо улыбнулась, но это скорее была игра неяркого света свечей. Улыбаться или плакать Клодия — пока ещё — не умела. Седрик в очередной раз поклялся себе, что это временно. Получилось же с Сиэлем, и с ней однажды получится.

Он закрыл глаза и попытался представить будущее, которое когда-нибудь да наступит.

Однажды Клодия проснётся сама, а не от его жеста или разряда тока. Откроет глаза, сядет на постели и удивлённо осмотрится, не понимая, где же проснулась после бесконечно длинного сна. Потребует объяснений у Седрика, единственного, кто будет рядом. Он так ясно вообразил себе, с каким удивлением и неверием Клодия будет выспрашивать у него подробности, что не выдержал и рассмеялся.

Потом, после максимально кратких новостей, Седрик сам поможет ей одеться (не зря же нарабатывал опыт) и отведёт к семье… тому, что от неё осталось. Представит ей повзрослевшую Фрэнсис, познакомит с её детьми и сыновьями Винсента. Клодия будет шокирована и рада. И вместе с тем — опечалена. Их старший сын вместе с женой, которую она не успела застать, потеряны безвозвратно, а судьба близнецов оказалась жестокой настолько, что потрясла даже Седрика, а он за годы работы в оперативном отделе насмотрелся на всякое. Но он сумел справиться с горем, и однажды поможет с этим Клодии.

Это обязательно однажды случится, а пока что Клодия смотрела сквозь него пустыми глазами и молчала. Седрик, воодушевлённый планами, улыбнулся за них двоих и целомудренно поцеловал её в лоб.

— Время завтрака, дорогая.