— Да бред это все, понимаешь? У тебя терморегулятор сдох. И сдохнет еще один, если ты будешь вот так кидаться в пекло. А там и не такое приглючится!
В ответ только гудение приборов, смешавшееся с каким-то тоскливым вкусом смирения. Мерно капает белое подобие крови из носа. Метроном музыки их спора. Бронебойный град фактов расшиб легкую Ласточку предположений на шестеренки и раскаленные брызги обшивки. Ошметки недочувств парят в пространстве медотсека, бьются друг о друга без возможности покинуть гравитационное притяжение разума, который их породил. Освещенный яркими лампами круг пространства над хирургическим столом создает атмосферу какой-то некосмической тоски. Обоим захотелось выпить.
Парень устало потер переносицу.
— Ладно, — прозвучало утомленно. — Давай я просто закончу осмотр и подключу тебя к системе. Перепроверим.
Ларгис согласно кивает. Металлический блеск диоптидной пластины на голове мягко сопроводил этот жест. Кожа из гифриса очень похожа на настоящую, но при необходимости обнажает любое место обшивки из интуитивного сплава. Для Ларгис «обнажить душу» почти буквальность.
Под титановыми ребрами и ощетинившимся гребнем позвоночника обнажается теплое нутро. Медоед в жизни своей не был так аккуратен ни с одним механизмом. Даже когда ошибка грозила уничтожением целой планеты.
Девушка прикрыла глаза. Изуродованная LAS-24 издала конвульсивный сигнал черного ящика воспоминаний. Атомы задрожали и как-то особенно по-живому впились в искусственные лёгкие с новым вдохом своего командира. Система Мед-Уайт отключила болевые рецепторы. Под опущенными веками вспыхивают туманности воспоминаний, которых не случалось. Искусственный голос оповещает о стадиях завершенности медосмотра.
Космос тогда был молод.
— Где же Он? — шепчет Козерог в золото шерсти, прикрывает глаза и тысячи звезд в них меркнут, чтобы родиться сверхновыми.
— Созидает, — слышится рокот ответа, и свет, источаемый стенами золотого дворца, откликается утешительным звоном.
— Он ушел так давно... — если бы были брови, они бы по-детски нахмурились. Черные длинные руки сильнее обхватывают мощную шею. Только сейчас, пока нет чужих глаз.
— Говоришь так, будто здесь есть время, — огромная львиная голова опускается на широкое плечо, укрытое серебристыми латами. Лев закрывает глаза и желтое пламя меркнет. Даже Великий Зал становится тускнее.
— Но ведь раны мои появляются и заживают. Значит, у меня есть время, и у времени этого есть конец.
— Твои раны заживают просто потому, что ты есть, — едва уловимый рык заставляет пространство содрогнуться и на мгновение замереть. Лев мягко трется об угольно-черные рога и замирает от нежности в ворохе искр. Они обращаются мерцающими бабочками, исчезают стремительно и легко. Пространство начинает мерцать в такт львиному пульсирующему нутру.
Козерог открывает глаза. Звездный свет проливается в мягкую шерсть ледяной тоской.
Лев клубком сворачивается на пустующем троне. Его сияние затмевает свет тронного зала, вжимает дрожащие волны существующего бытия в самые остовы колонн. Беззвучно закрываются хрустальные врата за спиной Козерога. В этот раз он идет на границу Тьмы с луком и стрелами. Потому как опасно подпускать ее к беспокойному сердцу.
Медоед всматривается в экран планшета и хмурится. Скорее чутье, нежели очевидный ответ от программы. Девушка этого не видит. Чувствительность медленно возвращается, напоминает о себе покалыванием в подушечках пальцев. Исчезает специфичная рябь перед глазами. Край металлического стола заляпан каплями жемчужного цвета. Медоед стирает рукавом.
— Все чисто. — С фактами не поспоришь, приходится верить в свои слова.
Планшет опускается на специальную подставку. Парень помогает Ларгис подняться, заглядывает в ее лицо. Гудящая тишина удушает. Но у него нет ответов на свои вопросы.
— Можно отдыхать. Придешь отмечать победу?
— Конечно.
Он уходит, за ним закрывается дверь отсека. Щелкает ключ, зажигаясь желтым. Ларгис смутно ощущает зыбкое касание дежавю к теплым щекам и сияющему сердцу. Странное рогатое божество с печальным ликом уходило так похоже. Откуда-то Ларгис знает, что лучник после этого не вернулся прежним. И свет его ледяных глаз уже не источал ни жара, ни холода.
Тьма реальна. Пережив эту волну и отстояв маленькую станцию для тяжелогрузов посреди огромного ничего, они знают, что грядет нечто гораздо большее. Так бывает всегда. Огромные союзы и Империи пытаются делать прогнозы, предсказывать. Но они — бродяги космических путей — чувствуют ее приближение кожей.
Цель крейсера Quaero — тихая гавань Glori Taurs. Туда, где встав плечом к плечу с другими бродячими изгоями, есть шанс пережить надвигающийся шторм тем, кому в богатых оплотах цивилизации светит заключение или смерть.