– Иди-ка сюда. Думаю, здесь ты сможешь восстановиться, – задумчиво говорит Ацуши, толкая парня в тёмную подворотню. Рюноскэ шипит и еле удерживает равновесие, чтобы не упасть в кучу мусора. Под ногами множество окурков вперемешку с грязью.

– У тебя рука вся в крови, неужели нельзя быть аккуратнее на заданиях? – морщится Акутагава, пытаясь выдернуть свою руку, но её сжимают лишь сильнее до неприятного хруста. Он обречённо вздыхает и садится на какой-то грязный ящик, облокачиваясь на стену позади себя, от которой веяло холодом. Простреленное предплечье неприятно ноет, напоминая о себе, и Рюноскэ может лишь сильнее сжать рану свободной рукой, тихо цыкая. Накаджима в своей голове сравнивает его с псом, который зализывает свои ушибы. Хотя за такие мысли он бы быстро лишился той самой головы.

– Ну, извините. Может стоит перестать делать из меня приманку на каждом задании? Я тебе не тряпичная кукла, которую можно перешивать кучу раз регенерацией, – Ацуши тут же загорается от чужого тона и выплёвывает эти слова сквозь зубы. Он недовольно смотрит на Акутагаву, пока тигриный слух пытается уловить чьё-то приближение, но никого нет. Накаджима садится на корточки перед Рюноскэ, но смотрит на свои ботинки, которые были покрыты пылью.

– Ты даже на это не способен, глупый Накаджима Ацуши, – самодовольно ухмыляется Акутагава, глядя на того сверху вниз. Прекрасное зрелище. Все на своих местах.

– Это не значит, что тебе разрешено закрывать меня собой, – Ацуши поднимает голову и встречается с серыми глазами Рюноскэ. Словно ртуть, такая блестящая и красивая, что можно и забыть о её ядовитом воздействии на всё живое.

Накаджима прикасается кончиками пальцев к ране на руке, от чего Акутагава напрягается, отодвинувшись назад. Пару минут они смотрят друг на друга, а после синхронно отворачиваются, продолжая сидеть в молчании.