Хоть нельзя говорить, хоть и взор мой поник, —
У дыханья цветов есть понятный язык:
Если ночь унесла много грёз, много слёз,
Окружусь я тогда горькой сладостью роз.
А.А. Фет
Диковинная традиция, привезённая из Незама Шалок к родонскому двору, привела местную знать в восторг. Идея выражать чувства и намерения без слов, лишь выбором цветов, собранных в букет или вложенных в письмо, вписалась в хитросплетения родонского этикета до крайности изящно.
Пришлась по вкусу эта забава и юному принцу, но по иной причине: с её помощью стало легче выражать благосклонность своей сердечной зазнобе. Правда, к первому такому письму пришлось приложить старательно переписанную брошюру с расшифровкой — и Карл отдал бы всё за возможность взглянуть на лицо друга, когда тот отыскал среди убористых строчек значение вложенной в конверт нежной грозди колокольчика.
И поди догадайся, было это ребяческой забавой, потаканием скоротечной моде или чем-то бóльшим — такая недосказанность Карла тоже вполне устраивала. Хотя возможно, она и отпугнула Крома: особого энтузиазма он не выказал, лишь пару раз отделался ответными соцветиями груши и чертополоха, дабы избежать двусмысленности. Карла эти цветочные уверения в крепкой дружбе и комплименты благородству, безусловно, ранили, но виду он не подал.
А по мере взросления стало не до потешных шифров: болезнь отца и перспектива надвигающейся передачи власти повергли принца в нервный трепет. Но тем приятнее было обнаружить на подоконнике спальни конверт с той самой гроздью колокольчиков, засушенной и бережно подшитой к бумажной закладке. Думаю о тебе. Карл прикусил губу, борясь с улыбкой. Следом из конверта выпало соцветие голубой фиалки — символа преданности. А само письмо, привычно деловое и скупое, украшал крошечный рисунок в виде синей розы.
С тех пор их обмен цветочной почтой возобновился. Чем дольше была разлука в вынужденных разъездах, тем смелее становились бессловесные послания, засушенные между листками бумаги или спешно изображённые на полях писем. А одно из них как-то раз спасло Карлу, тогда уже королю, жизнь: в спешке покидая резиденцию под покровом ночи, он стискивал в руке веточку ведьминого ореха (заговор!), будто она могла его защитить, и благодарил небеса за сообразительность Крома.
А однажды, в приступе меланхолии, когда их отношения уже давно вышли за рамки дружбы и рыцарской преданности, глубокой ночью Карл собрал все свои сомнения и боль в безмолвный вопрос. В конверт легли веточка лаванды, бутон утёсника и герань. Тебе не в тягость быть в тени короля?
Наутро первым, что он увидел, едва открыв глаза, оказался букет столь пёстрый, что рябило в глазах. Тюльпаны, акация, сирень, каллы кипой громоздились в вазе, будто творение обезумевшего цветочника. А венчала это ароматное облако горделивая роза, чьи лепестки посрамили бы оттенком индиго работу лучших красильщиков. Восхищение, преклонение и чистейшие помыслы непорочной первой любви — едва ли нашёлся бы конверт, способный вместить столь подробное послание, идущее от трепещущего в тихом восторге сердца. И едва ли сдержанный Кром сумел бы побороть смущение и открыть свои переживания бумаге.
Не в силах оторвать взгляда от этого великолепия, Карл молча улыбнулся мысли: пусть его избранник и был обыкновенно молчалив, но в этот раз всё же дал волю чувствам — и слова ему для этого были вовсе не нужны.