Кто бы мог подумать, что сложнее, чем победить древнюю сущность хаоса, окажется после этой победы жить. Просто жить.
"Я не позволю тебе сбежать", — говорит Владыка Авиллона, и поначалу Картис Клодит слышит в этом лишь издевательский приказ, противиться которому ему никто не позволит.
Выскочка с утопическими идеалами. Самая предсказуемая переменная вселенского уравнения. Строишь из себя милосердную душу, но хочешь, чтобы всегда всё было по-твоему. Тем чуднее, что именно тебе удалось сделать то, чего так долго не мог добиться я. Разорвать цикл.
Картис сам удивляется тому, насколько легко он принимает приговор Авиллонского союза, заключающийся не в казни и не в пытках — хотя насколько это было бы легче! — а всего лишь в работе вместе со всеми над возмещением нанесённого Галлием ущерба. Возможно, он просто стал столь далёк от мирской суеты в своей суете надмирной, что успел забыть, насколько такие мелочи могут обременять. Но и здесь Владыка не теряет раздражающей доброжелательности: то и дело мелькает тут и там со своими советами, порядком набившими Картису оскомину… и всё же полезными, пусть он и не признает этого вслух. И так во всём.
Император Галлия и Владыка Авиллона — закономерные продолжения вселенных друг друга, искажённые отражения, уходящие в рекурсию: убери одного — исчезнет второй. Потому им и нужно уравновешивать один другого, чтобы вселенские чаши весов всегда были в балансе. И чем больше тому находится подтверждений, тем меньше Картису хочется об этом думать — и тем чаще он ловит себя на том, что зацикливается на этой мысли. Чёрное притягивает белое, Луна следует за Солнцем, полотно звёздного неба опрокидывается в зеркальную водную гладь. Картис ловит такую знакомую за множество жизней улыбку и отводит взгляд.
Я видел тебя много раз: женщиной, мужчиной, с самой разной внешностью — и всё тем же невыносимым характером, приторным до зубовного скрежета, сошедшим со страниц высокопарных книг. Тем нелепее признавать, что каждый раз меня продолжало тянуть к тебе.
Если накопленная карма Владыки притягивает окружающих, то находиться рядом с Императором по той же причине тяжело, почти больно — такое под силу выдержать только другому возвращенцу. Может, потому он и был прежде так одинок на своём пути? Может, лишь в этом причина того, что он теперь полуосознанно позволяет Владыке бывать рядом с ним чаще и чаще — в конце концов, привыкнув быть одному против всей вселенной, поневоле привяжешься к тому, кто остановит колесо этого проклятия и не устрашится стать с тобой плечом к плечу. Лишь бы в этот раз это стремление оказалось искренним.
Удивительно, но даже речи Владыки постепенно перестают звучать для Картиса утопическими нотациями.
"У тебя был шанс понаблюдать за всеми, кто присоединился ко мне. Приглядись. Всех их объединяет одно — то, ради чего мы с тобой и пытались спасти этот безнадёжный мир".
Мы с тобой.
Картис задумчиво кивает. Да, у них разные взгляды — но общая цель, и именно к ней они прошли разными путями, оставив две тающие цепочки следов. Воспоминания об этой долгой дороге отшелушиваются старой драконьей чешуёй, опадают сухими лепестками роз, просеиваются сквозь пальцы золотым песком пустыни. Да, всё это было не зря. Пожалуй, теперь он даже может сказать ради чего.
Ради морозных закатов Люмисэйда и пронизанных ароматом роз рассветов Родона. Ради Вархии и Исолы, чьи свободолюбивые дети бороздят просторы пустынь и морей. Ради Лунариса, вечно замершего в ожидании худшего, и Хелвании, самой миролюбивой из стран. Ради залихватской мощи Даккеона и горделивой независимости Альдеруны.
Ради того, чтобы Авиллон, благословлённый драконом, никогда не пал.