Распахнув глаза, Жадэ сразу поняла, что её разбудило. В комнате гулял сквозняк, хотя она точно помнила, что закрывала окна, когда ложилась. Тонкие занавеси слегка подрагивали от струистых потоков прохлады. Свет, проникавший сквозь ткань, множил тени на полу, но не разбавлял полутьму. Странное ощущение стороннего присутствия вынудило Жадэ подняться, включить лампу и внимательно осмотреться.

      Хм… Похоже, показалось.

      Вокруг стояла ночная тишь, лишь со стороны балкона доносилось мерное поскрипывание веток деревьев, чьи пышные кроны отчасти склонялись на перила.

      Неужели я всё-таки забыла его закрыть?

      Жадэ потянулась за сигаретной пачкой и, щёлкнув зажигалкой, закурила.

      Память и нервы никуда не годятся! Хоть к психотерапевту записывайся! Надо кончать с этой дрянной работой и валить из Лондона ко всем чертям! Хватит с меня разгребать чужое дерьмо, пора двигаться дальше!

      После ряда происшествий, связанных с Чёрной Бабочкой, обстановка в коллективе «Мрачного Жнеца» царила, по соображениям Жадэ, отстойная. Многие сотрудники, опасаясь новых встрясок, расторгли контракты и предпочли удалиться. Слухи об утечках и засланных в организацию агентах спецслужб стали ходить с ещё большим размахом. Имя Акейн больше не вызывало должного уважения, а скорее настораживало и отталкивало. Поток заказов резко иссяк. Ячейка организации в Лондоне неумолимо загибалась.

      Выпустив сизое облачко дыма в воздух, Жадэ сделала несколько шагов по комнате и остановилась у выхода на балкон. Ветерок, врывавшийся сквозь него, дарил ароматы весны — свежесть, абрикосовый цвет и крокусы.

      Внезапно засбоило электричество и свет в спальне резко погас.

      Да что здесь творится?!

      Прежде, чем Жадэ успела отреагировать, она отчётливо почувствовала присутствие рядом с собой, как почувствовала бы газель близкое присутствие льва, многократно превосходящего её силой. Этот кто-то подошёл сзади неслышно, и лишь знакомый аромат духов выдал их обладателя — намеренно. Жадэ не нужно было видеть лицо, чтобы понять, кто наведался к ней в гости.

      — Бабочка… — сорвалось с её губ почти благоговейным шёпотом.

      — Скучала по мне? — в низком, бархатном голосе слышалась откровенная насмешка.

      — Это вряд ли, — тяжело сглотнула Жадэ.

      — Понимаю.

      — Зачем ты здесь?

      — Не догадываешься?

      Жадэ медленно обернулась. Она не могла разглядеть скрытого тенью лица, но глаза вырисовывались отчётливо, и от этого взгляда её ноги начали медленно подкашиваться. По телу прошла слабая судорога.

      — Ты жива… Снова.

      Губы напротив изогнула горькая усмешка.

      — Прости, что разочаровала.

      Жадэ с трудом подавила озноб.

      — Как тебе удалось?

      Усмешка Джастин стала откровенно мрачной.

      — Повезло.

      — Мы обе знаем, везение ни причём. Ясно как день, по-моему.

      — Ничего не попишешь, — развела руки Джас. — В царствии божьем на небесах я не нужна. Каждый раз захлопывают ворота прямо у меня перед носом.

      — А что насчёт другого царства?

      — В аду все достойные апартаменты оказались заняты, так что тоже не срослось.

      — Я ведь серьёзно, — отрезала Жадэ. — Кто ты на самом деле, Джас? Без отсыла к «валькирии» и прочей мишуры.

      Мягкий смех киллерши отдавал искренней грустью.

      — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо!

      — Не нужно цитировать Фауста, скажи правду.

      — Хочешь заглянуть мне в душу? Склонна отговаривать. Эта картина не порадует, только добавит седых волос на твоей прелестной голове.

      — Ну хоть что-то в тебе должно же быть как у всех?

      — Тебя устроит, если я скажу, что когда-то была просто девочкой, которая любила танцевать?

      — А теперь? Кто ты теперь?

      — А теперь я самый что ни есть настоящий «мрачный жнец».

      — И не осталось ничего от той девочки?

      — Она была слишком слабой, чтобы выжить в этом суровом мире. Ей не нашлось здесь места.

      — Значит, чтобы стать сильнее, ты обратилась чистым злом?

      — Кто сказал, что я являю собой исключительно зло?

      — Разве нет?

      — Мы все по умолчанию добрые и мы все злые, Жадэ. Потому что люди. Потому что такова наша природа. Две крайности одного Абсолюта.

      Акейн отрешённо кивнула.

      — Любопытная философия. Так ты здесь, чтобы убить меня?

      — А ты хочешь жить?

      Жадэ глубоко задумалась. Пытаясь унять гулко бьющееся сердце, она отвернула лицо в сторону, чтобы не встречаться с пронизывающими будто рентген глазами Джастин, которые, как и прежде, вынуждали её испытывать волнение. Не удавалось сопротивляться разливающемуся внутри чувству туманящей мозг безысходности.

      Наверное, я так себя ощущаю, потому что понимаю всю напрасность побуждения цепляться за жизнь.

      — Пусть это будет быстро, — вдруг, изумляя саму себя, обронила Жадэ. — Как засыпание.

      — Как скажешь, — подхватила Джастин.

      — И ещё…

      — Что?

      — Хочу, чтобы ты знала. Ты нравилась мне. Правда нравилась. По-настоящему.

      — Нет, Жадэ, тебе нравились твои иллюзии, не я, — с грустью обронила Джастин. — Меня ты никогда не знала.

      Аромат тонкого парфюма ночной гостьи неуловимо разливался в пространстве и дразнил обоняние, заставляя мысли Жадэ путаться, а тело предательски вздрагивать в ожидании грядущего прикосновения. Бабочка не торопилась. Как хищный зверь, прекрасно осознающий свою дикую силу, она наслаждалась беспомощностью загнанной в охоте жертвы, лакала её страх, питалась обречённостью. Изящные на вид пальцы, едва касаясь кожи, прошлись по щеке Акейн, затем по подбородку и, наконец, легли на её шею.

      Чувствуя, как сердце неумолимо ускоряет ход, Жадэ слегка повернула голову и встретилась с ласкающим, томным взглядом создания из льда и пламени. Вопреки логике и ситуации желание почувствовать сладкие губы Бабочки жгло изнутри. Огонь разгорался с такой невероятной силой, что Жадэ впору было молить о продолжении. Джастин слабо улыбнулась, прочтя немую просьбу, и подалась вперёд. Поцелуй, подаренный ею, убаюкивал настороженность, словно представлял собой необычный вид наркотика. Соприкосновение губ походило сначала на войну, потом на примирение и, наконец, превратилось в прощание.

      Джас продолжала изучать обращённое к ней лицо. Она знала, что чувствует Жадэ. Было просто улавливать каждую эмоцию, угадывать желание, но, тем не менее, продолжать двигаться к неизбежному эпилогу.

      — Пожалуйста, — попросила Жадэ, проводя кончиками пальцев по гладкой коже на скулах своей бывшей любовницы, работницы, врага, а ныне палача. — Не тяни.

      Взгляд блестящих серых глаз стал почти нежным.

      — Прощай, куколка!

      — Прощай, Бабочка!