Фаза вторая

В приглушённом свете бра мягко расплывается сигаретная дымка. Ночную тишину прерывают тихие звуки поцелуев. Губы жарко касаются взмокшей груди, а пальцы невесомо оглаживают ореолы сосков. Че слегка смещается, вбирая в рот один из них, и дразнит языком. Ким лениво в качестве ответной ласки перебирает тёмные кудри и снова затягивается сигаретой.


— Мой Муншайн… Кимхан, — как в бреду бормочет Порче, покрывая грудь своего мужчины поцелуями. — Любимый…


      Он словно зачарованный обводит языком каждую выбитую чёрным букву на груди, а после вжимается носом, затихая в объятиях.


      Ким осторожно приподнимается, придерживая Че за плечи, тянется до пепельницы на тумбочке, вдавливая в неё сигарету, и ложится обратно. Лезет за поцелуем, настойчиво срывая его с губ. Пробирается языком в рот и вылизывает каждый миллиметр. Порче совсем поплывший, отвечает слабо, а потом вовсе обмякает, лишь тихо поскуливает. Толкнув его на спину, Кимхан наваливается сверху, нежно припадая к щеке.


— Пиздец, как же меня с тебя тащит, — он улыбается сытым котом, спускаясь к шее.


— Я тоже что-нибудь хочу, — вдруг выдаёт Че, заставляя Кима вопросительно вскинуть на него взгляд.


— Что? — удивляется Кимхан.


— Что-нибудь сделать… со своим телом, — Порче прикладывает ладонь к чёрным буквам Sunshine на груди. Ким обещание выполнил. Набил. Поближе к сердцу.


— О, я тоже хочу что-нибудь сделать с твоим телом, — Ким резко вцепляется зубами в шею, заставляя вскрикнуть.


— Да ты и так последние три часа делал! — Че мягко отпихивает его. — Я серьёзно.


— Ну что ты хочешь? Тату? — вздыхает Кимхан, сваливаясь рядом на бок.


— Не знаю, — задумывается Порче. — Может, да, тату… Или пирсинг. Что-нибудь такое.


      Ким пытается прикинуть эту картинку. Портить его тело чьими-то каракулями у него нет желания. Хочется, чтобы синяки от пальцев и смачные засосы были единственным, что нарушает эту чистоту. С другой стороны, тату на этих шикарных ногах смотрелось бы просто ахренеть как горячо. Или, может быть, снизу живота? Оно бы, наверное, так вкусно ощущалось на языке. А если пирсинг? Киму так нравится играться с маленькими колечками в мочках. Две маленькие штанги на сосках наверняка будут ещё круче.


— Надо подумать над этим.


      И он действительно думает. Перебирает много вариантов, частенько подвисает, пытаясь представить на теле своего мальчика ту или иную деталь. Вариантов так много и все по-своему хороши, что в итоге что-то выбрать не получается. А разговор вообще вскоре забывается.


      Но через неделю Че заявляется домой с совершенно неожиданным наборчиком.


— Давай мне язык проколем, м? — Порче виснет у него на шее, пока Ким с недоумением рассматривает брошенные на стол катетер и серебряную штангу.


— Язык?.. — скептично.


— Да, я решил — хочу язык! — заявляет Че, теснясь ближе. — Милый, ну пожалуйста!


      А вот этот вариант Киму как-то в голову не приходил.


— Хорошо, малыш. Раз хочешь, то сделаем.


      Только становится неожиданностью, что честь колоть выпадет на долю Кима.


      Ещё никогда его руки не тряслись так сильно. Он уверен, что даже глазом не моргнёт и сможет спокойно засадить кому-нибудь нож в печень, но представить, что своими руками всадит это балду в язык своего котёночка, у него не выходит.


— Может, к нормальному тебя специалисту сводить? — нервно предлагает Кимхан после неудачно попытки прицелиться. — У меня есть знакомый...


— Нет, Пи', — перебивает Порче. — Я никому, кроме тебя не доверяю. Хочу, чтобы это сделал ты.


      В попытке успокоить Че обхватывает его запястья. И действительно дрожь начинает сходить. Тогда Порче отпускает и снова высовывает язык. Ким смотрит на него, на иглу, снова на него и не сдерживается. Облизывает.


— Чёрт, это получается, я без минета на ближайшую неделю остаюсь? — томно произносит в губы.


— Пи'! — смеётся Че, легонько ударяя кулаком по плечу.


— О нет, ещё и целоваться не сможем…


      Порче прерывает болтовню, притянув за воротник футболки и впившись поцелуем. Глубоким. С языком. И Ким на него с радостью отвечает, растягивая ненасытное удовольствие. Чтобы хватило на неделю вперёд.


— Всё, давай, — поторапливает Порче, отстранившись. — Быстрее проколешь — быстрее заживёт.


      Ким тогда собрался с силами и проколол. Че разбаловался и, дразня, водил пальцами по прессу, спускался на бёдра, игнорируя предупреждения, что из-за этих игр игла сейчас войдёт ему не в язык, а в глаз. На одном пирсинге, кстати, Че не остановился, после под чутким руководством своего парня добавив себе ещё одну изюминку, до сих пор сносящую крышу обоим. Но именно Кимхан сделал ему этот прокол два года назад, который Че носил с гордостью, а он сам обожал цеплять зубами металлический шарик на языке, посасывать, играясь со штангой, и всегда помнил, что Порче доверяет только ему.


      А сейчас Ким смотрит, как руки ублюдков в форме лезут в рот его любимого мальчика своими мерзкими пальцами, впервые за два года снимая с языка штангу. Порче не сопротивляется, он даже не реагирует, когда от него требуют открыть рот, больше напоминая бездыханную куклу, чем прежнего бойкого мальчишку. Киму хочется переломать все их конечности за то, как грубо они хватают его малыша за щёки, разжимая челюсти, как неосторожно срывают с ушей серёжки. Ещё больше хочет убить за то, что в вечно горящих самым настоящим огнём глазах сейчас нет и капли жизни.


      Этот ебучий металлоискатель им ещё только в зад не засунули, но и на том спасибо. Ким ничего не соображает, не замечает, как с них снимают отпечатки, фотографируют со всех сторон как на продажу. Его не беспокоит ничего, кроме поблёскивающих от слёз любимых карамельных глаз. Однако Че так и не плачет. На нём ни одной эмоции. Впервые его лицо такое неживое, отчего внутри всё рушится к чертям. Ким знает, что у него сейчас в голове. Это убивает.


      Желание разъебать об бордюр рожу обмудка, кинувшего их в это дерьмо, выкручено до предела. Желание защитить своего Саншайна ещё сильней. Порче нельзя в тюрьму, он там не справится, да и вообще не заслуживает там оказаться. Ким готов отмотать срок за них двоих, лишь бы Че там ни на один день не задержался.


      Наручники на скреплённых спереди тонких запястьях выглядят до жути пугающими. Киму нравятся их игры с кучей разных приблуд, нравится, как лязгает металл. Но не в сочетании с тюремной робой и парой бугаев, ведущих их с Че по коридору. И неожиданно их начинают толкать в разные стороны. Порче тогда выпадает из транса, в котором находился с самого ареста в порту, сходя с ума от нарастающего между ними расстояния. От страха.


— Суки, куда вы меня тащите? — кричит Порче, вырываясь. Полицейские крепче держат его, пока он отчаянно пытается повернуться. — Пи'Ким!


      Ким бросает беглый взгляд через плечо, послушно продолжая идти вперёд. Сердце разрывается от того, как испуганно он зовёт его, и тяжело не показать это внешне. Хочется вырваться, раскидать всех и утянуть Че к себе, защищая от всех напастей в этом мире. Дать почувствовать, что он не один. Только тогда Порче точно будет не спасти. Он отключается, игнорируя душераздирающие вопли позади, и даже мысленно благодарит копов за то, что наконец-то заводят его в одну из комнат и запирают дверь, спасая от плача Порче.


      Нельзя сказать, что Кимхан никогда не задумывался о подобном исходе событий. Что никогда не размышлял о том, что будет, если они доиграются и в конце концов огребут за всё, что совершили. Временами он проводил за этим целые вечера, отыгрывая в голове собственные слова, жесты и поведение. Здесь важно всё. Малейший прокол — они оба пойдут ко дну.


      Помещение, в которое привели Кима, нагнетает ещё больше. Скучные серые стены, ярко бьющая в глаза лампа на потолке и одинокий стол с парой стульев в центре. Его усаживают на один из них, а руки, словно поводок дворовой собаки за цепочку пристёгивают к столу. Кимхан остаётся один.


      Ужасно тревожно. Что сейчас происходит с самым драгоценным человеком в грязной жизни Кима? Глупый малыш. Если зажечь в Че ту самую искру, попытаться подчинить его буйствующий характер себе, то он вспыхнет обжигающим пожаром. Здесь попытки потушить его могут быть самими радикальными. Это сложно, оставаться хорошим актёром, когда вся твоя жизнь рушится где-то через несколько коридоров. На взгляд Кима его оставляют здесь одного на слишком долгое время. Проверяют, сволочи. Он держится, непоколебимо пялится в одну точку, скучающе вздыхая. Отлично, пусть сначала обыграют его, если смогут.


      Спустя, кажется, целую вечность тяжелая дверь со скрипом открывается. Сотрудник полиции — молодая женщина лет тридцати-тридцати пяти. Строгая причёска, гордо вздёрнутый аккуратный нос и непередаваемое количество гордости за саму себя во взгляде. Что ж, партия началась. Ким ходит первым, расплываясь в какой-то душной ухмылке, присвистывает, усаживаясь на стуле поудобнее.


— Старший следователь Пхонпан Тхаптхим, — женщина игнорирует похабные выпады в свою сторону, аккуратной стопкой складывает необходимые бумаги на столе, присаживаясь напротив. — Сегодня я буду учувствовать в проведении допроса по вашему делу. Всё, что вы скажете, фиксируется при помощи камер и звукозаписывающего оборудования и будет прикреплено к протоколу, поэтому очень советую говорить только правду.


      Её речь чёткая, медленная, показывает превосходство. Горделивая сука. Ким ненавидит таких. Он гений, провернувший столько, что ей и во снах не снилось, а эта однобокая работёнка в наглаженных костюмах — тупая фальшь. Так в чём же ты лучше, дорогая?


— Кимхан Терапаньякун, двадцать пять лет, — личное дело Кима зачитывается с особой брезгливостью. — Вас обвиняют в хищении средств в особо крупном размере, мошенничестве с использованием платёжных карт и мошенничестве в сфере компьютерной информации. Так же на вашем счету ещё четыре уголовных дела, по которым вы проходите главным подозреваемым, и у меня нет никаких сомнений в вашей причастности ко всем ним. У вас есть право на адвоката, хотя не думаю, что в вашем случае он чем-то поможет. Вопросы?


— У вас такие огромные сиськи, настоящие? — Ким хрипло смеётся, словно пропуская мимо весь ненужный бред.


      Его от самого себя тошнит. Ощущение, словно прямо сейчас Кимхан идёт на умышленную измену, а это уму непостижимо, когда в его обладании самый восхитительный человек во всей грёбанной вселенной. Но для Порче только самые нежные слова, самые тёплые объятия и страстные поцелуи. Издевательская похабщина — всё, чего заслужила особа напротив.


      На секунду её нос недовольно морщится. Ох, неужели задело? По крайней мере, Ким знает, в какую сторону ему стоит направляться теперь. Плевать, сколько лет дадут ему самому, хотя и горько до ужаса иметь риск не увидеть Че. Не услышать его голоса и смеха, не коснуться разгоряченной кожи, не иметь возможности хотя бы сказать, насколько любит. Но если от этого зависит безопасность и свобода Порче, то Кимхан готов гнить в тюрьме пожизненно, только бы вытащить своего мальчика из этого дерьма.


— Вы сможете позже обсудить эту тему с вашими сокамерниками. А сейчас расскажите всё, что произошло с вами в день ограбления тридцать первого марта этого года, — следователь складывает руки в замок, с вызовом смотря прямо в наполненные азартом глаза.


      Ким продолжает свой спектакль. Он хмыкает, откидываясь на спинку стула, делая глубоко задумчивый вид. Как же ему нравится смотреть на то, как эта сука раздражается с каждой секундой всё больше и больше.


— Тридцать первого марта у меня был очень достойный секс, — вспоминает Кимхан.


— Вас зафиксировала камера видеорегистратора одной из машин неподалёку от казино «Lucky 7's», в котором незадолго до этого была похищена особо крупная сумма денег. Эта же сумма была изъята у вас по задержанию, — женщина делает несколько пометок в протоколе. — Как вы объясните этот факт?


— Я люблю казино? — предполагает Ким. — А ещё очень люблю деньги.


— Значит, вы признаёте, что находились в этом месте в ночь с тридцать первого марта на первое апреля? — она отрывается от заполнения бумаг, вскидывая бровь вопрошающе.


— Странно, возможно, вы что-то путаете, — Кимхан выглядит так, словно услышал самую большую чушь в своей жизни. — Мы съебали оттуда до двенадцати, неужели кто-то ещё потом грабить припёрся?


      Шаг первый — признание вины. Доказательства всё равно на руках полиции, отвертеться уже не выйдет. Следователь кивает сама себе, заглядывая в ещё одну папку следом.


— А что вы можете сказать про Порче Киттисавата?


      Этого вопроса Ким опасается больше всего. Игра набирает новые обороты. От одного упоминания родного имени сердце сжимается и делает кульбит, стремясь раздробить грудную клетку к чертям. Ничего, маленький, просто подожди. Ким сделает всё что сможет, чтобы тебя не задело.


— Про кого? — недоумевает он.


— Вашего соучастника, — нетерпеливо поясняет женщина.


— А, этого, — всё нормально, просто держать лицо. — Тупица, едва не похерил весь мой план.


      Обзывательство неприятно ощущается на языке. Даже во время секса Кимхан никогда не позволяет себе негативных высказываний связанных напрямую с внешностью или интеллектом Порче. Да и к чёрту, его детка настоящий гений. Когда-нибудь, если будет такая возможность, Ким обязательно извинится и зацелует каждый миллиметр его прекрасного тела за это.


— Некоторые свидетели утверждают, что вы достаточно близки, — дрянь, знает, где давить лучше всего. — Поведайте же подробности ваших отношений.


      Очень много усилий требуется, чтобы оставаться таким же непоколебимым.


— Близки? — Ким хмурится неоднозначно. — Впервые мы встретились в каком-то вонючем клубе. Точно не помню, как. Я тогда под таблетками был, ну и присунул ему раз в туалете. А у него неебись откуда столько чувств проснулось, вот и прибился ко мне хвостом. Странный мальчишка, слышал, что отец его невменяемый. Ну тут уже, наверное, яблочко от яблони недалеко упало.


— Было зафиксировано, что последние несколько лет вы работаете вместе, что скажете по этому поводу? — перед лицом Кима раскладывают несколько снимков. Лиц особо не видно, но догадаться о том, кто на них изображен несложно.


— Смазливое личико, умелый рот, почему бы не держать такого возле себя по надобности? — усмехается он. — К чему искать кого-то на одну ночь, если есть возможность присунуть одному в любой момент? Мальчик сирота, без любви и нежности. Только надави немного, и он уже послушно раздвигает ноги. Не припомню мест, где бы мы не трахались, — продолжает Ким. — Повезло, он послушной сучкой разрешал делать мне всё, что только приходило в голову. Это так удобно, знаете? Как-то раз в процессе я так увлёкся, что чуть не придушил его. Забавно, насколько раньше смог бы угодить в вашу конторку, — он пытается смаковать каждое слово, словно дороге вино, внутренне понимая, что каждое из них — дешёвое поило.


      Стерва морщится ещё сильнее. А что она хотела? Милую историю про романтик свидания в кафе и тихий трах в миссионерской позе? Даже эта ложь про клуб звучит куда безобиднее. Кимхан проводит языком по губам, с его лица не сходит тень маниакальной улыбки.


— Вы упомянули что-то о срыве плана, что конкретно вы имели ввиду?


      Шаг второй — вся вина на себя. Ким был готов к этому в любой момент, и даже сейчас он не сожалеет абсолютно. Плевать, что там будет доказывать Порче. Если Кимхану удастся вывести всю историю в сторону полнейшей невменяемости Че, то шанс есть. Не тюрьма, так хотя бы сумасшедший дом. Здесь расцениваться не приходится, выбирая из двух зол меньшее.


— Я всегда принимал его покорность, как должное, — речь начинает звучать обозленно. — Рук вторых не хватало, вот и припряг его за собой. А в последний момент трусливый ублюдок совсем потерялся, начал отнекиваться, упираться. Ну я и…


— Что вы сделали тогда? — отвращения у стервы-следователя только прибавляется с каждой секундой.


      На лице Кима медленно растягивается усмешка. Уголки губ тянутся вверх, пока не перестают напоминать кривую карикатуру, а затем по стенам эхом проходится смех.


— Что я сделал? — переспрашивает Кимхан. — Поиграл с ним, привёл в чувство. Такой идиот, только и может, что гулять за мной на поводке, покорно подавая лапу.


      Небольшая победа — тень жалости на лице этой дуры.


— Поймите, то, что вы говорите сейчас, может добавить вам ещё больше проблем, — предупреждает женщина. — Одно дело попасть за решётку за мошенничество и кражу, другое — приплюсовать к ним побои и причинение вреда здоровью.


— Вы же сами просили говорить правду. К тому же какой смысл мне врать теперь, отсюда уже всё равно не выбраться, — Ким показательно звенит наручниками на руках.


— Абсолютно не понимаю, зачем вам всё это, — прониклась, что ли? — У вас такой влиятельный отец, многие дети мечтают жить в такой семье. Были одним из лучших студентов университета Чулалонгкорн, вот и жили бы себе припеваючи. Чего не хватало?


— И стать таким же заносчивым занудой, как вы? — Кимхан наклоняется вперёд, заглядывая прямиком в её наполненные разочарованием глаза.


      Следователь фыркает, дописывая что-то в бланке. Она не прощается, просто с противным скрипом отодвигает стул, покидая комнату допроса. Выдыхать ещё слишком рано. Ким очень надеется на то, что его ложь звучала как можно убедительнее, чтобы позволить им принять факт рассмотрения насилия над Порче.


      Двое мужчин в форме не заставляют себя ждать. Его запястья отстёгивают от стола, а затем вновь выводят по петляющим коридорам в неизвестность. Всю дорогу Кимхан не перестаёт оглядываться по сторонам, чтобы хотя бы мимолётно зацепиться за родной образ и понять, что с Че всё в порядке. Но надежда пропадает, когда Кима доводят до камеры, а затем совсем не нежно толкают внутрь.


      Смрад. Самый настоящий. Пот, моча, вероятно, амбре чьей-то блевотины. Темно, сыро. Впрочем, Ким так себе и представлял изолятор. Только и подумать не мог, эти облезшие серые стены будут настолько удушливо сдавливать. Порче под бок, и было бы терпимее. Ему стало бы совсем хреново от вида своего мальчика в этом гадюшнике, но не знать, где он сейчас и что с ним — ещё отвратительнее.


      Хочется его прямо сейчас. Обнять, поцеловать в лоб, успокоить. Хотя бы просто убедиться, что он в порядке. Только вместо его нежного солнышка сидит какой-то прокуренный долговязый торчок, лупящий на него с неподдельным интересом. Конечно глупостью было надеяться на другого сокамерника, с которым он был бы готов хоть на самые низины ада пойти. Им такую роскошь не позволят.


      Ким обречённо опускается на некое подобие койки, сразу понимая, что спины лишится ещё до суда. Боже, может, Порче повезло немного больше? Спектакль вышел вполне удачным, а его малыш к таким дерьмовым условиям не приучен. Остаётся только надеяться, что всё сработает и в более ущербную дыру Кима затолкают одного.


— Мать моя, да ты же Муншайн! — раздаётся прокуренный голос.


      Удивлённо вскинув бровь, Ким бросает взгляд на сокамерника. Тот смотрит на него уже не с любопытством, а с настоящим злорадством.


— Что, попались-таки? — издевается нарик, явно всё ещё находясь под эффектом какой-то дури. Отчёт своим словам точно не отдаёт.


— Ты ещё кто? — брезгливо бросает Ким.


      Рожа и впрямь знакомая, однако хватает в жизни впечатлений, чтобы не тратить память на всякий торчей, которых видит почти каждый день. Вопрос смельчака явно обижает. Насмешка сменяется растерянностью. Он думает, что ответить, но приходит к разумному решению — ничего не объяснять. Потому что Киму, во-первых, на самом-то деле похуй, а во-вторых, вряд ли что-то даст. Тогда появляется третья эмоция — злость.


— Всё такие же высокомерные твари, — выплёвывает он, а следом мелькает ухмылка. — Ничего, скоро вас манерам научат. Тебя и твою пиздливую сучку. Где он, кстати? Разделили вас, голубчики?


— Ты что-то перепутал? — Ким слегка впадает в ступор от его тона.


      Знает, кто такие Саншайн и Муншайн, но позволяет себе дерзить? Смело. Или глупо. Или всё-таки с ними он не знаком.


— О, ну конечно он здесь! Вы же неразлучный дуэт, и сядете тоже вместе, — от него исходит ехидство и неожиданно проступает наигранное сочувствие. — Придётся тебе научиться делиться, Муншайн. Такая язва с такой смазливой мордашкой там долго не протянет. Воспитают быстро.


      Ким насмешливо фыркает и решает забить на этого упоротого дурачка. Скорее всего, один из тех обиженок, которые хотели прибиться к ним с Че и очень расстроились, узнав, что они работают только вдвоём и исключения в их жизни бывают лишь друг для друга. Это чмо его внимания не достойно. Нервных клеток, с последними событиями и так оставшихся не очень много, — тем более. Только, видимо, товарища не устраивает этот игнор.


— Ох, уже представляю, какой популярностью будет пользоваться твой сладенький Саншайн. За его задницей целые толпы выстраиваться будут, — звучит ядовито с самой похабной улыбкой. — Я б его и сам натянул с удовольствием. За сколько погонять дашь без очереди?


      Он просто пытается вывести на эмоции. Не смог развести с самого начала и пробует ещё. Из его рта будет литься говно до тех пор, пока Ким на него не отреагирует. И он реагирует, ведётся. Резко подскакивает и с оскалом притягивает ублюдка за грудки.


— Если ты думаешь, что моё положение даёт тебе право пиздеть всё, что взбредёт в голову, то ты ахуеть как ошибаешься, — Ким до треска сжимает тряпки на нём. — Меня вообще не пугает, если мне к сроку накинут ещё пару лет за убийство какого-то обоссаного нарика в изоляторе. Мне поебать, смелый ты такой от отсутствия мозгов или из-за скуренного косяка, я расхерачу тебя просто за то, что ты посмел подумать о таком, щенок ебаный.


— Что там за шум?! — грозно разносится голос надзирателя, эхом отскакивая от стен. За решёткой появляется разъярённая засаленная морда. — Разбежались по разным углам, чтоб я вас не слышал нахрен!


      Ким с трудом разжимает будто закаменевшие пальцы, медленно отстраняясь. Кровь всё ещё кипит, кулаки тянутся разбить череп этого подонка в щепки, но он блефует. Увеличить себе срок из-за какого-то обдолбыша Ким не хочет. И так натворил лет на тридцать, а у дамочки наговорил ещё на десять. Дорог каждый день. С Че он после отсидки хочет увидеться хотя бы раз, а не сдохнуть раньше, чем закончится его наказание.


      К слову, Ким абсолютно уверен, что до суда встретится с Че ещё не раз, поэтому готовится отыгрывать безразличие и подавлять желание сжать его изо всех сил. Думает над тем, как его предупредить об этом спектакле, чтобы полиция ничего не узнала. Однако это всё ему не пригождается.


      С Че ему не дают увидеться ни на следующий день, ни через два и даже ни через неделю.


      Пару раз Ким встречается с адвокатом, однако и на этих встречах Порче не присутствует. Мужик мало того, что оказывается полным долбоёбом и откровенным неучем, так ещё и делает вид, что не было никакого соучастника. Даже начинает казаться, словно он вовсе не в курсе про кого-то ещё причастного к этому ограблению. От государственного адвоката Ким большего не ожидал, но почему этот придурок ни разу хотя бы вскользь не упоминает имя его котёнка, — ни малейшего понятия. Приходится пересилить себя, удержаться от вопроса, что это, блять, всё значит?


      Испытывают, очевидно. Эти черти ебучие специально прячут от него Порче, чтобы посмотреть, как скоро Ким завоет и попросится на свидание. Вообще, почти на грани. Готов даже перед силиконовыми сиськами на колени встать, лишь бы просто узнать, как там Че без него, что, чёрт подери, с ним. Желание защитить сильнее. Это всё сломает. Нельзя.


      Только тревога, сука, натурально убивает. Не проходит ни одной минуты с момента их разлуки, чтобы Ким не думал о Че. Вторая грёбаная неделя пошла, а все вокруг будто пытаются заставить его думать, что никакого Порче никогда не существовало. В голову лезет столько дерьма, что Ким готов разбить её об стену, чтобы эти навязчивые страхи перестали терзать. Очень старается не думать, насколько хреново и страшно сейчас там Порче одному. Оно лезет само, делая не просто хуже, а в сто раз хуже. Он не мечтает уже ни об объятиях, ни о поцелуях. Даже встреча не нужна. Просто пусть кто-нибудь ему скажет — Порче в порядке, жив, здоров и спит не на такой шакальной кровати.


      Суд назначают на двадцать девятое апреля. Ким понимает, что как ни изъебись тут, до этой даты никто не даст ему увидеть Че. Приходится терпеть. Просто терпеть и ждать, считать каждую секунду и стараться не свихнуться, однако шансы вместо тюремной камеры отправиться в комнату с мягкими стенами растут всё больше.


— Терапаньякун, на выход, — кротко оповещает мужчина в форме.


      Ким даже слега теряется. С чего вдруг? Вновь собираются провести допрос или устроить незапланированную встречу с адвокатом? Ещё одного диалога с дурой в наглаженном костюме он как минимум морально уже не потянет.


— Кто-то, похоже, влип, — ехидно доносится за спиной.


      Кимхан даже не оборачивается на слова этого недоумка. Его выводят по знакомым коридорам вперёд. На любые вопросы в ответ молчание. Это раздражает. Ким в прямом смысле чувствует себя собакой, которую прямо сейчас ведут на усыпление. А она хвостом виляет, в незнании доверчиво скулит и покорно следует за ублюдками.


      Незнакомая дверь, по всей видимости, один из рабочих кабинетов. Становится ещё запутаннее. Ким кидает вопросительный взгляд на одного из сотрудников, на что получает немногозначный кивок, сообщающий о том, что ему нужно пройти внутрь. Он дёргает за ручку, не в силах терпеть эту томительную неизвестность.


      Небольшая комнатушка: письменный стол и два стоящих напротив друг друга дивана в центре. А ещё тот, от кого дыхание мгновенно замирает. Порче. Он пялится на него своими огромными глазами, шмыгает разбитым носом и морщится от рассечённой губы. Мразоты, да как они вообще… Осознание приходит совсем неожиданно. Проверяют. Следственный эксперимент?


      Злость кипятит в нём кровь за одно мгновение. Тяга убивать никогда не была так сильна. Он не хочет знать подробностей, кто и как, просто придушит собственными руками каждого, кто хоть на малую долю причастен к кровавым потёкам на самом прекрасном на этой планете лице.


      А Порче едва не плачет от того, что долгожданная встреча наконец настала. Ёбаные две недели. Две недели их гасили по разным углам, наказывая неведением, которое страшнее любой гнилой тюрьмы. Самые худшие, страшные две недели за всю их жизнь, убившие все нервы к чертям. Уже даже казалось, никогда им не дадут хотя бы мимолётно пересечься взглядами. Им сейчас будто снова дают доступ к кислороду, позволяя дышать. Карамельки так счастливо блестят, тепля всё внутри. Разбитые губы обессиленно тянутся в улыбке. Ох, детка, твой Муншайн тоже соскучился. Тоже. Никакими словами не передать, как соскучился.


      Только как бы сильно ни хотелось, нельзя давать этим самодовольным подонкам шоу.


— Пи'Ким, — неверяще шепчет его мальчик одними губами и подрывается с места, никто даже не останавливает.


      И за свою реакцию Киму самому хочется голову об стену разбить да посильнее. Внутри гнев вперемешку с волнением. Снаружи — штиль с примесью отвращения. Че тушуется в один момент, растерянный и избитый, заставляет Кимхана страдать больше, чем за все эти длительные недели ожидания. Здравый смысл продолжает вести активную борьбу с непреодолимой жаждой мести за каждую уродливую отметину на прекрасном теле его Саншайна.


      Порче видимо похудел, осунулся, только отдалённо напоминая подобие прежнего себя. Ему просто нельзя оставаться здесь. Хочется спасти, утешить, объяснить происходящее или хотя бы заверить, что Ким любит до сих пор безумно сильно. Но не может. Если это действительно окажется лишь проверкой — ложь раскроется, и все старания пойдут на хуй.


      Че затихает, садится обратно на диван, в уголках его глаз блестят слёзы. Чёрт возьми, лучше бы очередной допрос с доёбчивой сукой, чем это. Кимхан тоже не выдерживает, отводит взгляд, бездушно пялясь в открытое окно. А за ним свобода, такая манящая и такая недоступная. И когда уже закончится весь этот цирк? Ещё никогда встречи с Порче не казались ему настоящей пыткой.


      Ким бросает взгляд на настенные часы. Прошло уже около трёх минут. За это время Че ни разу так и не подаёт никаких признаков жизни, молча утыкаясь в пол и роняя горькие слёзы на тюремную робу. Ну же, маленький, только не подталкивай его к краю ещё больше. Ублюдок в камере сказал, что Ким влип, ну хоть в чём-то этот кретин был прав.


      Спустя ещё долгие несколько минут дверь в кабинет открывается снова. Но за ней не следователь, да и вообще мало чем напоминающий работника полиции мужчина. На нём дорогой костюм и не менее впечатляющие по стоимости часы. Ким когда-то толкнул подобные за красивую сумму с шестью нулями. За ним хвостом ещё один неизвестный, по всей видимости — секретарь.


— Прошу прощение за ожидание, — извиняется мужчина и по-хозяйски занимает место за рабочим столом. — Чаю?


      А вот тут уже стадия полнейшего ахуевания. Ладно уж, мало ли какие у людей причуды, может, нравится очень чаи с уголовниками распивать. Отчего-то его лицо кажется Киму смутно знакомым. Он точно видел его пару раз, только вот где?


— Ну ладно, тогда давайте сразу к делу, — незнакомец улыбчиво рассматривает их двоих. — Меня зовут Кинн Ромстайтхонг.


      Ещё одно осознание. Мужчина перед ним никто иной, как директор одной из самых крупных компаний по продаже недвижимости в Таиланде. И как только с самого начала не признал? И что подобному человеку понадобилось от них двоих? Порче молча слушает, а сам глазами постоянно к Киму бегает, до сих пор ища поддержки.


— Вам что-то нужно от нас? — прямо интересуется Кимхан.


— Весьма проницательно, меньшего от вас и не ожидал, — гордо заключает Кинн. — Вы, ребята, столько шумихи наделали, признаться честно, я вами очень восхищён.


      Восхищен? Да подобные имбецилы их на дух не переносят. Ким настороженно пялится на кипу бумаг в руках секретаря.


— И что же? — вновь спрашивает он.


— Ваши мастерские навыки, конечно, — заключают мужчина. — Дело в том, что мне пришлось столкнуться с одной очень неприятной проблемой. Один мой бизнес-конкурент знатно подпортил мне нервы, и признаться честно, я устал бороться с ним. А тут подвернулись вы, и я подумал, почему бы нам не помочь друг другу?


— Помочь? — Ким ловит ещё один пронзительный взгляд Порче на себе, мимолётно бросая ответный — успокаивающий.


      Кинн подзывает секретаря, забирая бумаги из его рук, перепроверяя строки на белой бумаге ещё раз. В груди теплом отзывается надежда. Он сюда явно не просто за тем, чтобы поговорить пришёл, но что ещё?


— Предлагаю контракт вам двоим. Такой дуэт разлучать будет просто непростительно, — мужчина откидывается на спинку стула, окидывая их двоих заинтересованным взглядом. — Всё просто. Порш — моя давняя головная боль, а по совместительству с этим глава «Velissa». Только вот не многие знают, что этот засранец гребёт нехилые деньги с компании, которая по праву принадлежит мне. Он украл документы и подделал их, выставляя себя истинным владельцем. Я просто хочу вернуть своё и наказать этого подлеца, а для этого мне нужны ваши умелые руки.


— И что мы получим взамен? — Кимхан отлично знает, как ведутся подобные дела.


— То, что вы так хотите, — свободу, — Кинн передаёт контракт обратно секретарю, чтобы в следующий момент их путёвка в счастливое будущее оказалась в руках Кима. — Я могу организовать многое, но тут уже ваш выбор. Поставите подпись внизу, и вас отпустят, Биг любезно отвезёт домой, а после того, как нужные данные окажутся у меня в руках, я помогу вам двоим сбежать куда вы там хотели. Взамен просто хочу получить добросовестную работу и беспрекословное выполнение обязательств. Не спешите, можете ознакомиться со всем в контракте.


      Ахуеть. Он что, фея-крёстная? Порче мёртво пялится на бумаги в руках Кима, словно тот держит сундук с золотом — не меньше. Контракт изучается вдоль и поперёк. Ничего такого, что могло бы вызвать вопросов Кимхан так и не находит. В конце концов, какая нахуй разница, если это единственный сраный шанс, чтобы вытащить их двоих из того дерьма? Но разве такое бывает? Бывает настолько большая удача?


      Ким сжимает листы, задерживаясь на месте, где ему стоит оставить подпись. Всё это кажется таким странным, словно слишком хороший сон. Ещё одна игра в переглядки с Порче. Маленький потерянный котёнок. В его взгляде не меньший шок, а ещё ожидание. Ожидание решения Кимхана. Разве у них есть выбор не согласиться?


      Он даже не собирается думать. Тут точно должен быть какой-то умело скрытый подвох, но как же поебать. Абсолютно плевать, что будет. Главное, что они окажутся на свободе, вместе, а там с любой напастью сумеют справиться. Подпись размашистым росчерком, следом за ней вторая. От радости У Кинна едва лицо по швам не трескается. И что теперь?


— Отлично, рад, что вас заинтересовало моё предложение, — мужчина проходит к секретарю, кивая в сторону новых работников. — Когда будут готовы, отвези их на новое место. Удачи вам, свяжусь, как только смогу.


      Вся ситуация всё ещё ощущается слишком иллюзорной. Но когда им двоим возвращают личные вещи, а затем под прицелом завистливых взглядов абсолютно спокойно отпускают следовать за человеком, представленным как Биг, не остаётся ничего, кроме как принять реальность. Ким всё порывается счастливо послать всех на хуй, помахав средним пальцем на прощание, и наконец-то впиться поцелуем в своего малыша, только до самого выхода не отпускает чувство какого-то откровенного кидалова. Порче же лишь блёклой тенью следует рядом. Кровь на его лице засохла, а часть ушибленной губы опухла. Всё хорошо, всё закончилось. Их ведь действительно отпускают? Ему правда можно будет стереть эту кровь с любимого лица, не боясь так наивно загреметь в ловушку?


      Ветер на улице никогда ещё не ощущался таким приятным. Ким набирает больше свежего воздуха в лёгкие, рассматривая хмурое небо над головой. Это, блять, просто в голове не укладывается. Наверное, в прошлой жизни они занимались отловом утопающих котят, раз в этой улыбается такая удача. Жаль, что им всё ещё придётся взяться за старое, они ведь уже успели попрощаться и поставить точку, но Кимхан готов пойти ещё на сотню подобных дел, чтобы с Че всё было хорошо и они и дальше оставались вместе.


      Секретарь доводит до машины, указывая сесть на заднее сиденье. Чёрт знает, куда их везут теперь, но зато рядом друг с другом — спокойнее. Ким так безумно скучал, только вот Порче далеко не в любовных чувствах перед ним сейчас раскрывается. Обиженно смотрит в окно, хмуря очаровательные брови. Есть на что обижаться.


      Ким осторожно накрывает бедро, привлекая внимание. Че оборачивается, всё с той же нескрываемой надеждой. По его глазам читается, что он просто заебался. По-человечески устал. В нём за эти две недели потушили казавшуюся неубиваемой искру. Порче вымотан, и если в нём и кипит злость вперемешку со жгучей обидой, то сил дать им волю просто не остаётся. Кимхан осторожно приобнимает его за плечи, радуясь, что его мальчик послушно даёт себя утянуть, вжимаясь носом в плечо. На сердце спокойнее.


      Вот он — самый дорогой на свете человек, наконец-то с ним, живой, и больше никто его не заберёт. Только кажется, свободы у них теперь даже меньше, чем в тюрьме.

 Редактировать часть