Семейные узы

Непомерную роль в жизни каждого играет семья. Люди, которые встречают тебя на первых шагах в новый дивный и пугающий мир. Нежные заботливые руки, оберегающие от любого шторма, от каждой напасти. Их влияние глубоко, оно простирается за пределы детства и взрослой жизни, постоянно направляя по сложному жизненному пути. Семья — это фундамент, на котором строится вся наша жизнь. Она учит первым словам и шагам, дарит ощущение безопасности и любви. В семье мы находим поддержку и понимание, которые помогают нам преодолевать трудности и достигать целей. Семейные узы крепки и нерушимы, они сохраняются на всю жизнь, становясь опорой и напоминанием о том, что в этом мире у нас есть место, где нас всегда ждут и примут такими, какие мы есть.

Порш ощущения домашнего тепла лишен с рождения. Он мало что знает о своей настоящей семье, да и интереса к этому знанию не прилагает. Из сотен воспитанников в детском доме он одним из немногих, научившихся полагаться исключительно на себя. Повзрослеть пришлось рано. Потому что за недолгие восемь лет жизни, Порш хорошо познал её отвратительную несправедливость. Где та разница между ним и другими детьми, которым посчастливилось попасть в любящие семьи? Со смесью тоски и горечи он наблюдал, как их обнимали теплые руки и осыпали заботой в то время как он оставался сторонним, незамеченным и забытым. Мальчикам его возраста вырвать билет из этих стен почти нет возможности.

Вместо того, чтобы сетовать на жизнь Порш привык брать её полностью в свои руки. Лучший ученик в школе, лучший в дисциплине, игра на скрипке, спорт, рисование — нет ничего, что не даётся завоевать ему упорным трудом. Он с неистовой решимостью вкладывается в каждый аспект, становясь совершенным. Эти устои были нерушимы, пока в один день фундамент понимания не пошатнулся. Восьмилетнего Порша усыновляют, вырывая за пределы воздвигнутых им рамок.

Он не может отделаться от предвкушения, пакуя вещи дрожащими руками, воспроизводит образ новой семьи в сознании. Всё, что он знает о доме, взято лишь с книжной картинки: там счастливая мать целует перед сном, отец со смехом катает на плечах, пахнет с заботой приготовленной едой и счастьем. С тяжелым сердцем и осторожным оптимизмом Порш шагает в неизведанное, оставив после себя единственный дом, который он когда-либо знал, — детский приют за закрытыми стенами одинокого детства.

Он суетливо переминается с ноги на ногу, теребя между пальцев ручку небольшой дорожной сумки. За ним должны приехать с минуты на минуту, и каждый проезжающий мимо автомобиль рождает новую волну страха.

— Вот и они, — улыбчиво оповещает воспитательница.

Большая машина сворачивает к крыльцу, ноги дрожат, едва не подгибаясь. Из водительской двери выходит высокий мужчина в черном костюме, его отрешенное лицо кажется Поршу жутким. Вещи укладывают в багажник, давая проститься напоследок.

— Мы будем очень скучать, — его последний раз стискивают в объятиях, навсегда отпуская в новую жизнь. — Не забывай нас.

Перед носом открывается пассажирская дверь, молчаливо приглашая сесть. Салон просторный, вмещающий в себя два ряда расположенных друг напротив друга кресел. Порш вытирает о брюки вспотевшие ладони, сталкиваясь, наконец, с… семьей? Мужчина и женщина словно с картинки. Таких он видел только на обложках журналов, с которыми часто игрались девчонки, воображая себя важными дамами со своими взрослыми заморочками. Атмосфера кажется напряженной, незнакомой, Порш не может унять тревогу, грузом оседающую внизу живота. Его осматривают две пары глаз, такими глазами смотрят на бедных котят, невольно выброшенных на тротуар перед проезжей частью. Если Порш не понравится им сейчас, его выкинут обратно? Он выпрямляет спину, ерзая на месте в молчаливом ожидании вердикта.

— Здравствуй, милый, — улыбается женщина, наконец давая немного выдохнуть. — Мы так рады наконец встретиться с тобой!

Ему удается лишь робко улыбнуться в ответ, не в силах найти свой голос среди вихря эмоций, бурлящих внутри. Мужчина протягивает ему руку, выражение его лица добродушно-загадочное внушает немного доверия. Протягивая ладонь в ответном рукопожатии, Порш немного беспокоится о том, насколько его ладошки влажные от нервов.

— Мы знаем, что это большая перемена, но не беспокойся. Теперь ты часть нашей семьи, и мы позаботимся о тебе.

Машина проносится сквозь знакомые улицы, но теперь они кажутся чужими и далекими как сон, от которого он только начинает просыпаться. Это странное ощущение, когда его вырывают из единственного мира, который он когда-либо знал, и бросают в новый, с людьми, которые по сути ему незнакомы. За всю поездку Порш не смещается с места ни на миллиметр, напоминая собой манекен с отдела детских вещей. В машине застыла неловкая тишина, прерываемая лишь слабым гулом двигателя и случайным нервным шарканьем ног Порша. Он чувствует себя чужим в собственной шкуре, не зная, как ориентироваться в этой новой реальности, разворачивающейся столь стремительно.

Слишком много всего для маленького него. Наверное, заплакать сейчас будет совсем уж позорно. Семья. Это слово эхом отдается в голове, концепция столь чуждая, но столь желанная. Автомобиль сворачивает с шоссе, устремляясь вдаль от городской суеты. Дома здесь такие огромные, что Порш невольно открывает рот, засматриваясь на непривычную для простого сиротки роскошь. Неужели он будет жить здесь?

Вычурная подъездная дорожка к одному из особняков простирается сочной зеленью и идеальным рядом выстриженных кустарников. Каждое дерево выстроено с такой точностью, что кажется будто они измерялись линейкой. Огромные ворота медленно раскрываются, приветствуя в новом мире, полном будоражащих юное сознание секретов и возможностей. Машина останавливается у входа, и Порш, собрав все свои силы, выходит наружу. Воздух наполнен ароматами цветущих растений и свежескошенной травы. Он поднимает глаза и видит перед собой величественный особняк, больше похожий на замок из сказки, чем на то, что он мог бы назвать домом.

— Добро пожаловать домой, Порш, — его мягко поглаживают по спине, внушая немного уверенности. — Ты, наверное, голоден?

— Нет-нет, — едва не кланяется он в ответ. — Спасибо.

— Твои вещи пока занесут в комнату. Можешь сходить познакомиться с братом. Он, скорее всего, играет в саду, на заднем дворе.

Выбор без выбора. Если же у этих людей есть ребенок, зачем им нужен кто-то вроде Порша? Всё ещё сложно поверить, что он здесь. По крайней мере, будет с кем поиграть. Сад еще более захватывающий, чем дом. Он простирается бесконечно, являя собой пышный рай ярких цветов, ухоженных газонов и аккуратно подстриженных живых изгородей. Восхитительные цветочные клумбы полыхают перед глазами буйством красок: тюльпаны, маргаритки и розы, склоняющие головы вслед за проносящимся ветерком. Воздух пропитан сладким ароматом жасмина и лаванды, смешанным с землистой примесью свежевскопанной почвы. Противный скрежет целого хора насекомых бьет в уши своей живой мелодией. Солнце в зените не щадит, ослепляя на мгновение самым ярким лучом. Едва удается разлепить слезящиеся от света глаза, как кажется мир замирает в одночасье.

В этот удушливо солнечный день Порш впервые встречает его.

По виду самый обычный мальчишка, к тому же одногодка, тяжело понять, рассматривая лишь его спину. Присутствие кого-то ещё тот или не замечает, или старательно игнорирует, увлеченный чем-то своим. Порш слегка приподнимается на носочки, стараясь заглянуть из любопытства, чем же так занят его новый знакомый. Потерпев неудачу и помявшись на одном месте ещё немного, он всё же делает шаг вперед, теряя дар речи от возмущения. Бабочки. С десяток прекрасных крыльев, оборванных и сложенных небрежной стопкой отдельно от копошащихся в предсмертной агонии тел. В горле застревает тошнота.

— Что ты делаешь?! — наконец подаёт голос Порш. — Им же больно, они умирают!

Пара безжизненных глаз, отрешенно смотрит кажется сквозь него. Лицо столь холодное, не тронутое ни одной живой эмоцией, побуждает только желание развернуться и бежать подальше отсюда. Подальше от него. Нет там ничего человеческого, к чему бы можно было воззвать в попытке вразумить.

— Это просто жуки, они ничего не чувствуют, — объясняет он словно самую простую истину. — Раз они летают в моём саду, значит, принадлежат мне. А с тем, что моё, я могу делать что захочу.

Порш чувствует, как холодок пробегает по спине. Он инстинктивно отступает назад, но что-то внутри не позволяет ему сбежать. Словно сама смерть спустилась перед ним, костлявой рукой тянется и вот-вот разорвет в клочья, как этих бабочек под его ногами. Яркий сад оказался не более чем тюрьмой. И это лишь вопрос времени, когда он сам окажется препарирован иглами в дополнение к общей коллекции.

Его новая комната — чудо, о котором он даже не мечтал. Мягкие игрушки, полки с книгами и большая кровать с множеством подушек. Из окна открывается захватывающий вид на сад, посмотреть на который вновь Порш не находит смелости. Тепло комнаты не помогает растопить холодный страх, сжимающий его сердце. Образ мальчика не дает покоя, отбрасывая темную тень на окружающую его красоту.

За ужином Порш успевает приодеться в нечто более приличное старых детдомовских обносок. И всё ещё кажется ему здесь не место. Стол ломится от блюд, а определиться с нужными столовыми приборами без подсказки удаётся не сразу. В нос ударяет аромат жареного мяса, свежего хлеба и экзотических специй, но аппетит пропадает, сменившись комком беспокойства в желудке. Он ковыряется в еде, стараясь оставаться незамеченным, в то время как взрослые ведут беззаботную беседу, их смех и болтовня кажутся далекими и сюрреалистическими.

— Все в порядке, Порш? — добродушно интересуется его новая мама. — Как тебе твоя комната?

— Всё чудесно, — отвечает он, не поднимая глаз. — Спасибо вам.

И всё не из-за чувства смущения, совсем нет. Просто он, не видя, чувствует за собой непрерывную слежку. Мерзкий, колючий и пробивающий на дрожь взгляд, неустанно прикованный лишь к нему одному.

— Ты уже познакомился с Кинном?

— Да, — кивает Порш, стараясь говорить ровным голосом. — Мы играли в саду.

Лицо матери озаряется широкой улыбкой.

— Ах, это чудесно! Я уверена, вы станете лучшими друзьями.

Он выдавливает улыбку, сгорая от тревоги глубоко внутри. Порш украдкой бросает взгляд через стол, жалея моментально. Вновь сталкивается с глазами, пустыми и бесстрастными, смотрящими на него как на насекомое под увеличительным стеклом. Его новый «брат» не отводит глаз, не моргает, а просто продолжает наблюдать за ним с пристальным вниманием, от которого у Порша мурашки по коже. Остальная часть ужина проходит как в тумане. Вежливые вопросы, ответы, данные на автопилоте, смех, который кажется пустым и бессвязным. Семья не обращает внимания на затаённый страх, в котором тонет Порш. Только взгляд Кинна кажется реальным, постоянной гнетущей тяжестью.

На новом месте уснуть тяжело. Реальность всё ещё кажется сном. Постель мягкая, в комнате тихо, но события дня бесконечно воспроизводятся в голове. Слишком много потрясений за сегодня, он устал, но никак не может собраться и отпустить всё, что произошло. Порш отворачивается к стене, предпринимая очередную попытку уснуть. Каждый скрип, каждый шорох ветра на улице вызывает у него дрожь. Тьма здесь кажется гуще, удушая в своих объятиях.

Он погружается в минутную полудрёму, пока сон не пропадает совсем. Тихий звук, едва уловимый, похожий на шепот призрака. Сердце Порша колотится, он замирает на месте, каждый нерв на пределе. Шаги, легкие и размеренные, приближаются все ближе. Тихо под чужим весом прогибается кровать, и он вовсе перестаёт дышать лишь бы казалось, что его здесь и нет. Пара рук обнимает сзади, объятия ощущаются не лучше удавки. Порш напрягается, не в силах пошевелиться, не в силах говорить, когда незваный гость прижимается ближе. Теплое дыхание касается его уха.

— Добро пожаловать домой, Порш, — шепчет издевательский голос на ухо.

В первый же день он точно осознал, что спокойная жизнь закончилась. Родители или не знают, или старательно игнорируют замашки своего любимого чада. Порш ненавидит то время, когда им приходится быть вместе. Терпеть не может играть с ним, потому что представление Кинна об играх извращенное и жестокое. Он ненавидит моменты, когда ему нужно заставить себя улыбаться, притворяясь, что все в порядке. В таком темпе проходит несколько недель, бессонных, переполненных постоянным ожиданием угрозы.

— Я думаю, ты достаточно освоился, — начинает мать как-то за завтраком. — Совсем скоро пойдёшь в новую школу, милый. Нужно выбрать тебе хорошего телохранителя.

— Телохранитель? — Порш непонимающе моргает, не скрывая беспокойства. — Зачем мне телохранитель?

Мать переглядывается с отцом, прежде чем ответить:

— Это всего лишь мера предосторожности, дорогой. Мы хотим, чтобы ты всегда чувствовал себя в безопасности.

Мимолётно Порш засматривается на Кинна, не без отвращения замечая, как в уголках его губ играет улыбка. Знали бы они, что угроза исходит далеко не снаружи, а изнутри. А может, и знают, просто признавать не хотят. Спустя ещё пару дней, когда разговор благополучно выветривается из его детской головы, большой неожиданностью становится возникший будто из ниоткуда мужчина в черном костюме. Высокий, хмуро осматривающий его с ног до головы. Несмотря на это никакого злого умысла в нём не ощущается, и может, наивно, но Порш ощущает от него нечто близкое.

— Что-то ты мелковат, — его голос низкий и слегка грубоватый. Мужчина опускается на колени до уровня его роста и смотрит в глаза с серьезностью, от которой беспокойство немного утихает. — Я Пхэт, — представляется телохранитель, протягивая руку. — Буду присматривать за тобой.

Порш на мгновение колеблется, прежде чем пожать руку в ответ.

— Здравствуйте, — мяукает он едва разборчиво. — Порш.

— О, точно, — Пхэт что-то вспоминает внезапно, засовывая руку в один из карманов.

Порш мнется с ноги на ногу, внимательно наблюдая за каждым движением. Телохранитель что-то ищет, хмуря густые брови, затем заглядывает в другой карман, наконец выуживая оттуда леденец на палочке. Упаковка немного помялась, да и слегка потеряла яркий цвет, но Порш ещё никогда не ощущал себя столь счастливым.

— Спасибо! — восторженно шепчет он.

Порш берет леденец, сжимая его в руке, словно драгоценное сокровище. Впервые с момента прибытия в этот дом он чувствует себя таким счастливым. Дни превращаются в недели, и постепенно он наконец привыкает к новому окружению. Напряжение между ним и Кинном сохраняется, но Порш больше не чувствует себя таким одиноким. Пхэт всегда рядом, и пусть он не всегда имеет право вмешаться, но его присутствие облегчает ситуацию. Он охотно выслушивает все его детские глупости, не стесняется время от времени играть вместе и всегда имеет в кармане парочку конфет.

Новая школа не менее впечатляющая, но и сам Порш теперь выглядит соответствующе. У него новенький портфель, начищенные туфли и идеально выглаженная форма. Семейный водитель ждет у двери ровно в семь тридцать; к этому времени Порш уже изрядно разнервничался и даже несколько раз забывает как его зовут. Да и Пхэт сегодня не с ним, что тоже весьма удручает. Он сталкивается с Кинном уже в машине, и лучше идти пешком, чем снова оказаться рядом с ним. К счастью, на этот раз любимый брат удачно делает вид, что едет один. Дорога тихая, наполненная звуком двигателя и редкими гудками утренних машин. Порш смотрит в окно, пытаясь успокоить бьющееся сердце, считая деревья, уносящиеся вдаль одно за другим.

— Не волнуйся, дорогой брат, я всегда буду за тобой присматривать, — столь ласковые слова звучат не лучше насмешки.

Нос непроизвольно морщится, и он впервые решает не молчать:

— Мне не нужна няня.

Кинн лишь улыбается уголком губ, его глаза игриво сверкают. Порш сжимает челюсти, сдерживая волну смешанных эмоций, до этого неизвестных ему, восьмилетнему. Но сегодня он не позволяет этому проникнуть в душу. Он снова поворачивает взгляд к окну, концентрируясь на проплывающем пейзаже, чтобы отвлечься от тревожного присутствия человека, столь этой же самой душе ненавистного.

Школьные ворота кажутся гигантскими и угрожающе холодными. Главное здание впечатляет своей архитектурой. Построенное в колониальном стиле, оно напоминает дворец с высокими арочными окнами и величественными колоннами у входа. Входная дверь, массивная и резная, ведет в просторное фойе, где под высоким потолком висит огромная хрустальная люстра. Пол выложен мозаикой, изображающей школьный герб — символ многолетних традиций и достижений.

Порш чувствует, как сердце стучит быстрее обычного, будто пытается вырваться из груди. Вокруг него высокие стены, украшенные яркими плакатами и фотографиями школьных мероприятий кажется вот-вот раздавят своей монументальностью. Ученики шумно беседуют и смеются, но их голоса доносятся как сквозь ватное покрывало, оставляя Порша в своем маленьком пузыре тревоги. Он держит новенький портфель крепко в руках словно это единственное, что может его защитить. Улыбающиеся лица одноклассников не успокаивают, и ладони вновь начинают сильно потеть. К большому счастью, встречают его достаточно тепло. Дети быстро собираются небольшой группой около его парты, спрашивают об увлечениях, об играх и всей прочей детской ерунде. Достаточно одной фразы, чтобы все изменилось.

— Ого, ты брат Кинна? — произносит кто-то из толпы.

Все замирают, взгляды начинают блуждать, одноклассники переглядываются между собой. Лица, еще мгновение назад дружелюбные, теперь полны сомнений и недоверия. Порш замечает, как некоторые начинают отходить, находя оправдания, чтобы покинуть его общество.

— Ты правда брат Кинна? — переспрашивает другой ребенок, выражение его лица быстро сменяется на беспокойство.

Порш чувствует, как его сердце сжимается. Он кивает, и этого достаточно, чтобы оставшиеся дети отступили еще на шаг. Он опускает голову, чувствуя, как краснеет. Новенький портфель кажется вдруг таким тяжелым. В этот момент он желает лишь одного — исчезнуть, стать невидимым, чтобы не быть объектом столь ненавистного внимания. С тех пор и в школе ему тоже нет места. Теперь он не просто Порш, а «брат Кинна», и это звучит уродливым клеймом.

Порш вновь привыкает к одиночеству. С Кинном на уроках он почти не пересекается, но часто слышит его имя среди самых леденящих кровь сплетен. Впервые он так сильно хочет обратно в детский дом, семьи там пусть и не было, но и таким покинутым Порш не чувствовал себя никогда. Преодолевая досаду, он заставляет себя учиться, приглушая тоску тоннами дополнительных занятий. Заполнить каждую минуту учебой, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Порш старается быть незаметным, передвигаться по школе, словно тень, и все больше углубляется в книги. Даже во время перемен он не выходит из класса, предпочитая обедать в одиночестве. Тем не менее, время идет, и постепенно находятся и силы игнорировать косые взгляды и перешептывания.

Понимая, что ничего не изменить, постепенно приходит смирение и привыкание к одиночеству. Порш старается быть благодарным, однако всё ещё не может сказать, стала ли его жизнь лучше, когда остальные детдомовцы осудили бы за такое поведение. Время идёт, с прошлой жизнью Порша разделяют целых полгода, и вот уже на календаре последние числа декабря. В школе шумно обсуждают предстоящие праздники, с нетерпением гадая о подарках от родителей и прочей мишуре. В детском доме на каждый Новый Год, он получал коробку конфет в разноцветном пакете и хранил их до начала весны, съедая по одной лишь по самым исключительным случаям. В этом году праздник вызывает особое предвкушение, ведь он уже не тот довольствующийся малым мальчишка.

Весь ужин Порш метает взгляд в сторону коридора ведущего в гостиную, где в самом центре раскинула ветви огромная ель, украшенная сотней огней и переливающихся игрушек. Даже мерзкий взгляд Кинна пропускает мимо, в волнении ожидая полуночи. Родители вновь подвержены незамысловатой беседе об их предстоящем визите к родным в Лондоне, пока Порш, привычно замкнувшись в себе, продолжает есть свою порцию с невыразительным аппетитом. Звук фейерверков врывается столь неожиданно, что он невольно вздрагивает, смещая внимание на залитое цветным сиянием окно.

— Время открывать подарки! — счастливо хлопает в ладоши мама.

Кинн подрывается первый, будто его действительно интересует хоть что-то, кроме того, чтобы быть жутким ублюдком. Порш неуверенно следует за ним, останавливаясь перед горой подарков в пестрых обертках. Он неловко осматривает их со стороны, стараясь увидеть среди кучи маленьких записок своё имя. Но так и не находит.

— А это подарок для Порша, — с не меньшим предвкушением произносит отец, занося в гостиную огромную коробку, перевязанную большим красным бантом.

Неужели это для него? Порш ощущает какое-то странное тепло внутри себя при мысли, что кто-то действительно помнит о нем в этот праздник. Скрывая легкое возбуждение, он подходит к коробке, медленно распуская узел на банте. Пальцы его дрожат, когда он наклоняется, чтобы поднять крышку. Внутри он обнаруживает что-то маленькое и пушистое, мордочка выглядывает из-под слоев цветной бумаги. Сначала Порш не может поверить своим глазам. Это… щенок! Маленький, рыжеватый щенок с мягкой, пушистой шерстью и большими, добрыми глазами смотрит на него.

— Сюрприз! — восклицает мама, сияя от радости.

Дрожащими руками тянется, вытаскивая дрожащий комочек в свои объятия. Щенок радостно виляет хвостом и тыкается мордочкой в его лицо, заставляя Порша улыбнуться. Он прижимает щенка к себе, чувствуя его тепло и мягкость, и на мгновение забывает обо всём. Радость быстро омрачается, когда он замечает, как Кинн пристально смотрит на него, глаза его горят жадным любопытством и, кажется, затаенной злостью.

— Дай мне его подержать, — требует он, протягивая руки.

Порш напрягается, инстинктивно прижимая щенка ближе к себе.

— Нет, — тихо, но решительно отвечает он, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста.

— Что значит «нет»? — Кинн нахмуривается, его взгляд становится ненавистнее. — Ты что, не слышал? Дай мне его подержать!

Порш качает головой, чувствуя, как дрожь охватывает его тело. Он понимает, что спорить с Кинном опасно, но не может позволить ему причинить вред этому беззащитному существу. Видя, что Порш не собирается уступать, Кинн в ярости сжимает кулаки и делает шаг вперёд.

В этот момент вмешивается мама:

— Кинн, не сейчас, — мягко, но строго говорит она. — Порш только что получил подарок. Дай ему время насладиться этим моментом.

Кинн замирает, его лицо искажается от негодования, но он не спорит с матерью. Он бросает последний злобный взгляд и отходит к дивану, где начинает разворачивать свой собственный подарок с явной демонстрацией раздражения. Порш облегчённо выдыхает, но чувство тревоги остаётся. Это лишь временное затишье, Кинн не оставит своих попыток заполучить то, что хочется.

Проходит несколько дней, наполненных раздумьями и обсуждениями. В процесс выбора имени для нового друга оказываются вовлечены не только сам Порш, но и Пи'Пхэт, мама и даже хмурый водитель по дороге в школу. Каждый предлагает свои варианты, но ни один не кажется достаточно хорошим.

И вот, наконец, Порш находит идеальное имя. Он сидит на ковре в своей комнате, пёсик радостно прыгает вокруг, тянется к руке, обмахивая хвостиком воздух.

— Кексик, — решает Порш, его лицо озаряет улыбка. Щенок подбегает и пытается лизнуть его руку.

— Уверен? — с легкой иронией спрашивает телохранитель, прислоняясь к дверному косяку, скрестив руки на груди.

— Уверен, — подтверждает Порш, гладя пушистую мордочку. — Я люблю кексы.

Пхэт улыбается в ответ, его лицо смягчается, и он кивает.

— Ладно, Кексик так Кексик, — соглашается он, наблюдая за тем, как Порш обнимает лучшего друга.

Кексик возвращает любовь своему новому хозяину вдвойне, словно понимая, что они оба нуждаются в ней наравне. Ему нравится засыпать рядом, тихонечко читая сказки, будто пёс действительно понимает о чём идёт речь. Нравится бегать наперегонки по длинным коридорам, с шумным хохотом и лаем. Нравится ездить с Пи'Пхэтом на прогулку в парк, выгуливая щенка как взрослый, и есть мороженое на скамейке после этого тоже нравится. За этим Порш теряет не только чувство одиночества, но и бдительность. Очередное утро выходного дня встречает его непривычной пустотой под боком. Он осматривает комнату, подрывается с кровати, залезая в каждый угол, но Кексика так и не находит. С ужасом оборачиваясь назад, пялит на приоткрытую дверь. Сердце замирает.

Порш летит вниз, поскальзываясь на паркете и падая пару раз, вгрызается в свою панику, она усиливается с каждым пройденным метром. Это Кинн, это точно он. Гадский мальчишка, ждал несколько месяцев, чтобы напасть так неожиданно. Порш тихо ступает по гостиной, озираясь по сторонам в надежде, может, глупый щенок просто выбежал по ошибке и прячется от него, играя. Это не смешная игра, ему не нравится. Спеша подходит к кухне, притормаживая на звуке знакомых голосов за углом. Порш осторожно выглядывает, стараясь оставаться незамеченным. Благо родители стоят к нему спиной.

— Ужасно, как так получилось вообще? — мама устало потирает переносицу, её голос пропитан разочарованием.

Кинн перед ними, с большой досадой повесил нос, переминаясь с ноги на ногу. О чём они говорят? Порш нервно сглатывает, крепче прислоняясь к стене.

— Как теперь говорить об этом Поршу? — продолжает причитать она.

Он и сам начинает догадываться. Только до последнего надеется, что это какая-то ошибка. Порш окидывает Кинна взглядом, замирая от ужаса. Его бежевая наглаженная рубашка, в некоторых местах уродливо перепачкана красным. Манжеты на рукавах и вовсе словно пропитались им насквозь. Нет, нет, нет.

— Я взял собачку прогуляться, — с наигранным сожалением бубнит Кинн. — А затем она убежала, — он поднимает переполненный азартом взгляд, смотря прямиком Поршу в глаза. — Мне так жаль.

Тошнота подкатывает к горлу стремительно. Он не сразу находит силы сдвинуться с места, слёзы льются из глаз так сильно, что Порш едва разбирает куда его уносят собственные ноги. Горько жжёт глаза, и он еле удерживает себя, чтобы не закричать от боли и обиды. Что делать? Куда идти? Мир рушится, и в этом мире снова нет никого, кроме него самого. С трудом он вспоминает о своей комнате, она была убежищем, маленьким миром, но сейчас даже это убежище кажется чужим и враждебным. Но некуда деваться.

Так невыносимо, что Порш оседает на полу без сил, прислоняясь лбом к паркету, и едва не захлёбывается от душащей горло боли. Он даже не обращает внимания, как дверь открывается следом и как чьи-то теплые руки подхватывают его, прижимая к себе. Черный форменный пиджак маячит перед мутными глазами и Порш хватается за него, как за спасательный круг, боясь утонуть.

— Он убил его! — ревёт он в крепкое плечо. — Убил!

— Я знаю, — едва слышно шепчет телохранитель, поглаживая по спине. — Мне так жаль. Я здесь. Я с тобой.

Это катастрофа, и Порш чувствует себя как последняя сгоревшая звезда в ночном небе. Слёзы текут рекой, прокалывают его лицо, словно иголки. Кажется, что боль просто не удастся вынести, что ничего не может смягчить этот ужас. Маленький Кексик больше, чем просто собака для Порша. Он спутник, друг, источник радости и утешения. И теперь, когда его нет, сердце разрывается от горя. Каждый вздох вырывается из него с болезненной силой, как будто душу растерзали на части и заставляют существовать дальше. Пхэт молчит, держа его в объятиях, понимая, что в этот момент слова не могут принести облегчение. Он просто рядом, поддерживая Порша в его скорби. Время тянется медленно, словно каждая минута — целая вечность.

Постепенно боль утихает, оставляя лишь остатки горя и пустоты. Порш с трудом приходит в себя, когда слёзы иссякают, а сердце перестаёт биться так громко. Он ощущает усталость в каждой клеточке своего тела, как будто весь день бежал марафон. Пхэт укладывает в кровать, усаживаясь на край рядом.

— Давай, тебе нужно отдохнуть, — шепчет он, гладя Порша по голове. — Ты сильный, дружище, со всем справишься.

Порш слабо кивает, чувствуя, как сон цепляется за тяжелые веки.

— Спасибо, Пи'Пхэт, — шепчет он перед тем как закрыть глаза.

Телохранитель кивает, только слабо улыбаясь в ответ. Он остаётся рядом, пока Порш не засыпает окончательно, укрывая его одеялом.

Всё меняется. Становится серее. Порш не просил, но его отправляют на больничный на пару недель, давая оклематься. Ни мама, ни папа никак произошедшее не комментируют, делая вид, что совсем и не случилось ничего. Как бесит. Бесит, что Кинну спускают с рук всё дерьмо, что снова позволяют ему остаться безнаказанным. Время ни черта не лечит, только копит обиду и ненависть и без того переполненных до краёв. Порш из комнаты почти не выходит. Еду три раза в сутки ему приносит служанка, а единственный, кто кроме неё приходит регулярно каждое утро — Пи'Пхэт, немного скрашивая кислые будни.

Середина мая выдаётся как никогда жаркой. Он не покидает дом уже несколько недель, довольствуясь свежим воздухом из окна, вновь рисуя в почти законченном альбоме один и тот же пейзаж. Стало получаться намного лучше, дерево ещё правда немного кривовато, но в целом вполне сносно. Порш бросает взгляд на часы, с нетерпением ожидая, когда часовая стрелка наконец сменится на десять утра и дверь привычно откроется впуская немного счастья.

— Эй, малец, — телохранитель подмигивает в привычной манере, и вновь становится немного светлее. — С подоконника слезь.

Пи'Пхэт вновь не с пустыми руками, вручая Поршу большой рожок мороженного, щедро облитого карамельным сиропом.

— А я ещё не завтракал, — растерянно хлопает он глазами.

— Да? — улыбается Пи'Пхэт, хлопая Порша по плечу. — Иногда можно и мороженное на завтрак. Мамке с папкой твоим не скажем.

Порш, улыбнувшись, принимает мороженое и слезает с подоконника, устраиваясь на стуле. Он с наслаждением облизывает рожок, чувствуя, как холодное лакомство мгновенно поднимает настроение. Он рассказывает о своих рисунках, о том, как трудно иногда найти вдохновение, но как приятно видеть, как он становится лучше с каждым днём. Пи'Пхэт слушает внимательно, иногда вставляя свои комментарии или непонятные шутки, чтобы поддержать беседу.

Разговор медленно переходит на динозавров, затем в забавную историю о том, как он случайно проглотил жука, почему-то заканчиваясь на самолётах.

— … а потом мальчик по имени Бенни случайно оторвал ему крыло, — продолжает он свою трёхчасовую триаду. — О! А что если мы пойдём завтра запускать самолётики во дворе?

— Прости, дружище, завтра никак не получится, — телохранитель ерошит ему волосы, щёлкая по носу напоследок. — У меня завтра важный день.

— Какой? — с любопытством спрашивает Порш, приподнимая брови.

Пхэт на мгновение задумывается, его лицо становится серьезнее, но затем он снова улыбается.

— У одного дорогого мне человека день рождения, никак не могу пропустить.

— Дорогого человека? — Порш хмурится, с небольшой ревностью сверля взглядом Пхэта.

— Очень дорогого. Он пока ещё маленький, но в будущем обязательно вас познакомлю.

— Ты обещаешь, правда? —он смотрит с надеждой, загораясь в предвкушении предстоящего знакомства.

— Клянусь, — телохранитель поднимает руку, словно давая торжественную клятву. — Он будет самым крутым парнем, которого ты когда-либо встречал.

Порш улыбается, чувствуя, как сердце немного сжимается от волнения. Обещание со временем как-то забывается, но всё равно теплом отзывается в воспоминаниях. Жизнь понемногу возвращается в привычное русло. Кинн, к удивлению, теперь обходит его стороной, едва не избегая встреч до минимального. Оно и к лучшему, уж точно не сдержался бы и набросился, чтобы выбить всю дурь из его головы.

Время летит с невероятной скоростью, да так, что едва успеваешь цепляться за день, как проходит уже три, и каждый момент прошлого становится ценнее. Семнадцать лет — это не только возраст перемен и открытий, но и возраст ответственности. А ещё большего понимания. Теперь он знает наверняка, кто такой и где его место. Родители сумасшедшего сыночка взяли на попечительство мальчика-сиротку одного с ним возраста. В высоком обществе слухи не нужны, а внушив самим себе, что сынишка-то их нормальный, и остальные быстро поверят. А если уж любимое чадо всё-таки выйдет из-под контроля, то место его тихонечко займёт неродной, но очень способный приёмыш. Вот такая у него роль, и с ней Порш справляется безупречно.

И Кинн тоже позиций не сдаёт. Конченый психопат. Его жестокость растёт вместе с ним, клубится как яд, плещущийся в зверином оскале и бездушных глазах. Кинн обладает изощренным умом и умением манипулировать другими, используя их слабости в своих целях. Его поведение предсказуемо непредсказуемо — то он может проявлять кажущуюся нормальность, а в следующий момент превращаться в бесчеловечное существо, готовое на все ради удовольствия и удовлетворения своих желаний. Порш уже не испытывает страха перед ним, только презрение.

Порш всегда сжимает зубы, когда проходит мимо дверей Кинна. Воспоминания о том дне не дают покоя, но он научился прятать свои чувства глубоко внутри. Каждый раз, когда он сталкивается с Кинном в доме, его взгляд становится холодным и отстраненным. Ему нравится думать, что стал сильнее, что больше не позволит Кинну разрушить его мир. Но тень прошлого всё ещё над ним, и иногда, в самые тихие моменты, когда он остаётся наедине со своими мыслями, боль возвращается, такая же острая, как и тогда.

Радует лишь, что ублюдок со школы выпустился и теперь торчит большую часть времени в университете как прилежный сын. Поршу остался всего год, он усердно учится, чтобы набрать высший бал и поступить своими силами в хорошее место. Переедет в общежитие, подальше. Но это в будущем, пока он лишь обычный ученик старших классов, погруженный в зубрежку. Порш старается абстрагироваться и сосредоточиться на учёбе. К счастью, Пи'Пхэт продолжает быть рядом, поддерживая его в самые трудные моменты. Телохранитель становится незаменимой частью существования, разделяя с ним все радости и трудности.

— Как ты справляешься с таким количеством домашки? — спрашивает Пи'Пхэт как-то раз, наблюдая, как Порш корпит над учебниками.

— Приходится, — усмехается он, не отрываясь от учебного пособия по математике. — Я хочу поступить в лучший университет. Хочу показать, что я способен на что-то большее.

— Ты обязательно поступишь, — телохранитель хлопает его по плечу. — Мозговитый же.

Эти слова всегда греют душу. Он чувствует поддержку, и это придаёт сил.

— А подружка твоя куда поступать собралась? — с ухмылкой интересуется Пи'Пхэт.

Порш краснеет, опуская взгляд в учебник. Он дует губы, не горя в самом деле затрагивать эту тему.

— Она ещё не решила, — мямлит он, слегка улыбаясь. — Но мы думаем о том, чтобы поступить в один и тот же университет. Будет здорово, если получится.

Телохранитель подмигивает, улыбаясь ещё шире.

— Ну, значит, придётся тебе поступить в самый лучший, чтобы её не разочаровать.

Порш кивает, сжимая карандаш крепче. С Нин Порш познакомился в конце прошлого года. Хотя вернее будет сказать, именно она была инициатором их знакомства. Почему под прицелом новенькой ученицы оказался именно он, ему непонятно, но с тех пор они стали неразлучными. Нин яркая, энергичная и невероятно целеустремлённая девушка. Её оптимизм и жизнерадостность как-то притягивают и вдохновляют Порша. В её присутствии его проблемы кажутся менее значительными, а будущее — более светлым. Они часто проводят время вместе, готовятся к экзаменам, обсуждают планы на будущее. Нин становится его единственным настоящим другом, тем человеком, с которым он может быть самим собой.

Рядом с ней он становится сам не свой. Порш ловит себя на том, что его сердце начинает биться быстрее, когда Нин улыбается ему или касается его руки. Её смех звучит как музыка, а её глаза кажутся самыми прекрасными в мире. Он часто думает о ней, даже когда они не вместе, и мечтает о том дне, когда сможет признаться ей в чувствах. Порш боится. Боится разрушить их дружбу, боится, что Нин не ответит ему взаимностью. Поэтому хранит чувства глубоко внутри, довольствуясь тем, что есть, и надеясь, что однажды сможет набраться смелости.

Последние недели Кинн дома не объявляется. От прислуги Порш слышит, что тот здорово поспорил с отцом накануне, а затем свалил в закат. Ну и славно, оно и лучше. День в школе выдался особо нудным, и уже не терпится вернуться домой. Но что-то определенно кажется ему странным. Порш погружается в беспокойство, но старается подавить его, сосредотачиваясь на очередном проверочном тесте.

— Чего кислый такой? — Нин появляется внезапно, улыбка играет на её губах, но в глазах читается тревога. Она смотрит внимательно, словно пытаясь считать что-то с его лица.

— Ничего особенного, просто много учёбы, — отвечает он, стараясь улыбнуться.

— Ужас, смотри не переусердствуй, иначе лопнешь, — шутливо предостерегает Нин, и её слова немного разряжают напряжение.

Порш лишь отстранённо кивает, вновь задумываясь о своём. К несчастью, предчувствие не утихает, лишь усиливается по дороге домой, а переступив порог, и вовсе оказывается настоящим кошмаром. Столько полиции в их доме он ещё никогда не видел. Снуют туда-сюда, наводя ненужной суматохи. Порш озирается по сторонам, встречая, о чудо, Кинн собственной персоной, изображая вселенскую скорбь беседует с одним из дядечек в костюме.

Порш перехватывает пробегающую мимо служанку из персонала, заставляя ту ошарашено выпучить глаза от неожиданности.

— Простите, что произошло? — потеряно спрашивает он.

— Кхун'Порш? — её голос заметно дрожит. — Вам ещё не сказали? Ваши родители, они… случилась ужасная авария, никто не выжил. Мне очень жаль.

Что же он должен чувствовать в этот момент? Грусть? Скорбь? Горечь? Странно, но Порш не чувствует ничего. Эти люди были его родителями, но никогда не были семьей. Всё, что было, кажется сейчас несущественным — его воспоминания о них, его отношения с ними, всё словно в тумане. Родители были, но как-то всегда отсутствовали в его жизни. Но теперь, когда их больше нет, Порш ощущает странное облегчение, смешанное с чувством вины. Вины за то, что не может скорбеть.

Он застывает на некоторое время, в попытке осмыслить. Всё это неожиданно, странно и очень… Чужой взгляд липнет к коже, ощущается мерзкой змеёй, скользящей по коже в желании сдавить ему горло. Порш хорошо знает, кому он принадлежит, поднимая глаза, сталкивается с Кинном, и всё встаёт на свои места. О нет, конечно родители не могли погибнуть сами по себе. Всё это выглядит как часть чего-то гораздо более мрачного и коварного. Их гибель — результат долгой игры, тщательно спланированной Кинном. Порш, смотря на него, видит в его бездушных глазах удовлетворение. Теперь его мир опять на грани перемен, но на этот раз это не обещает ничего хорошего.

Официально объявляют о большой трагедии, несчастном случае, унесшим жизнь двух крупных бизнесменов. Горе, трагедия, траур. Только никто и не догадывается, что несчастный случай не такой уж и случайный. Похороны проходят через несколько дней. Порш ощущает обузданное чувство потери, которое скрывает за маской равнодушия. Он стоит на похоронах своих родителей, окружённый толпой скорбящих, но в его сердце нет грусти. Всё, что он чувствует, — это странное облегчение от освобождения от тяжёлого бремени их присутствия в его жизни. С них всё началось, ими же и закончится.

Кинн все похороны стоит в стороне. Этот момент для него не трагическое окончание, а завершение чего-то давно запланированного. Кинн выглядит спокойным и невозмутимым, как всегда, словно это всего лишь очередное событие в цепи, которой он мастерски управляет. Семейный императорский трон, так долго защищенный от его влияния, теперь беззащитен.

Теперь вновь приходится жить в страхе. Больше некому сдерживать чудовище, а добравшись до власти, оно набирает силу, становясь ещё опаснее. Порш наращивает обороты. Теперь у него нет права на ошибку, он должен поступить и сбежать отсюда подальше. Это место для него — тюрьма, с каждым днём грозящаяся стать могилой.

— Мне очень жаль, — высказывает соболезнования Нин. — Как ты?

— Мне… тяжело, — признаётся он, кивнув слегка. — Я не знаю, что я должен чувствовать. Всё так странно.

— Это нормально. Ты не обязан чувствовать то, что ожидают от тебя другие. Каждый переживает потерю по-своему, — говорит она мягко.

С ней сразу становится легче. Кажется можно и горы свернуть, и реки переплыть, а Кинн — всего лишь муха в банке, которую в любой момент возможно раздавить тапком. Не знает уж, что бы и делал, если её бы не было.

— Всё так быстро изменилось, — Порш тяжело вздыхает, прикрывая глаза.

— Ты же знаешь, что я всегда здесь, — Нин поглаживает по плечу, вновь вынуждая сердцебиение ускориться. — Что бы ни случилось.

Порш будет стараться ради них двоих. Весь последующий месяц он безвылазно заседает за учебниками. Пи'Пхэт ругается стабильно, что он гробит своё здоровье и такими темпами поступать будет скорее всего вперед ногами. Несмотря на его наставления и поддержку, Порш не может позволить себе расслабиться. Каждый день он чувствует всё большее давление, словно на его плечах лежит груз, который он не в силах сбросить. Каждый вечер, когда тишина окутывает дом, мысли возвращаются к Кинну и его зловещему присутствию. Порш знает, что время работает против него, и когда ему ожидать следующей атаки, даже предположить сложно.

Тем временем Нин не остаётся в стороне. Её поддержка становится для Порша важнейшим якорем в бурном море его жизни. Она замечает, как он утопает в учёбе, как его глаза потухают от усталости и напряжения. В один из вечеров, когда они вместе готовятся к экзаменам в библиотеке, Нин не выдерживает.

— Я устала! — она захлопывает учебник, откидываясь назад, отыгрывая вселенский заёб.

— Осталось не так много времени, — напоминает Порш. — Я всё ещё не уверен, что справлюсь с последним заданием.

— Не уверен?! — Нин хлопает глазами в недоумении и, кажется, готовится взорваться. — Ты скоро плесенью покроешься, и всё ещё не уверен? В зеркало давно смотрел? Ты уже перешагнул границу между целеустремлённостью и самоистязанием, — она качает головой. — Тебе нужен отдых. А если ты не возьмешь его добровольно, я сама тебя вытащу.

Уж чего, а настойчивости в ней явно в несколько раз больше. Порш колеблется, взгляд его метается между учебником и её глазами. Он чувствует, как её искренность и забота проникают в его сердце, развеивая хотя бы на мгновение тяжесть, которая давит на него.

— Я знаю, — устало отвечает он, потирая глаза. — Просто… я должен быть уверен, что всё будет хорошо. Для нас.

Её глаза смягчаются, и она подходит ближе, обнимая его. Это объятие приносит ему мгновенное облегчение, словно все его проблемы растворяются в её тепле.

— Всё будет хорошо, — шепчет она. — Ты не один. Мы вместе справимся.

— Ладно, — наконец соглашается он, с улыбкой закрывая учебник. — Ты права. Один вечер ничего не изменит.

Нин радостно хлопает в ладоши, её глаза сияют от счастья.

— Отлично! — она быстро собирает свои вещи. — У меня есть одно место на примете. Там очень вкусно, тебе точно понравится.

Порш кивает, чувствуя, как напряжение немного спадает. Нин действительно умеет находить способы разрядить обстановку и поднять ему настроение. Вечер проходит чудесно. Отличное место по итогу оказывается небольшой тайской забегаловкой, но ему действительно оказывается по душе. Она рассказывает о своих мечтах и планах, и Порш замечает, как его собственные мечты начинают обретать новые краски. Нин, как всегда, полна энергии и остроумия, она умеет разрядить обстановку и поднять настроение своим присутствием.

— Я так жду выпускной, — Нин поднимает бокал с напитком, улыбаясь во все зубы. — Не знаю как ты, а я уже чувствую, что смогу взорвать все экзамены.

Он смеется, слегка ослабляя натянутость в плечах. Глаза снова начинают сиять, когда Порш смотрит на неё.

— Спасибо, что заставила меня остановиться, — признается он. — Иначе бы я, наверное, до утра не поднял глаз от учебников.

Нин кивает, улыбаясь шире.

— Экзамены важны, но и о здоровье не стоит забывать. Мы всё сделаем, вот увидишь!

Заканчивая ужин, Нин предлагает прогуляться. Они бродят по улочкам, наслаждаются прохладным вечером и разговорами друг с другом. Ненавязчивые разговоры обо всём на свете, много шуток и дурачества. Порш чувствует, что вот она — поддержка, которая действительно важна в такие моменты. Её присутствие делает его сильнее, дает силы смотреть в лицо трудностям, в том числе и Кинну. В этот вечер он осознаёт, что его чувства к ней глубже, чем казалось.

Ночной город оживает огнями. Улицы переливаются светом неоновых вывесок, создавая яркую, мерцающую картину. Фонари, стоящие по обеим сторонам улицы, разливаются мягким желтым светом, словно приглашая прохожих окунуться в уют и спокойствие ночи. Манит присоединиться.

— Посмотри, как здесь красиво, — Нин останавливается посреди площади, с разлитым по ней мерцанием фонарей, изумрудом зелени и яркостью колорита. Она засматривается окружающим её пейзажем, восхищённо лепеча: — Просто потрясающе!

— Ты мне нравишься, — совсем неожиданно, даже для самого Порша, звучит тихо-тихо.

Потому что пока Нин любуется огнями, Порш может любоваться только ей, и никакого другого восхищения в нём не находится.

— Что? — в растерянности переспрашивает Нин, но вдруг зажёгшийся в ней блеск ярче всей этой улицы.

— Ты мне нравишься, Нин, — увереннее повторяет Порш. — Очень сильно.

Он не может больше молчать, ведь она одна из немногих, с кем даже в самой тёмной ночи ему удаётся найти свет.

Её лицо вмиг озаряется улыбкой, самым искренним счастьем, и она делает шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. Они стоят в центре площади, окружённые огнями ночного города, и кажется, что весь мир вокруг исчезает, оставляя их двоих в своём маленьком пузыре.

— Ты тоже мне нравишься! — чуть взволнованно признаётся. — Я так боялась тебе признаться, боялась, что я тебе не нравлюсь, — осознавая, что ей действительно больше не нужно жить в страхе отвергнутости, она всю больше загорается радостью. — Порш!

В этот момент всё совсем становится нереалистичным, ведь чувства, которые охватывают его, точно неземные. Нин решительно хватает Порша за лицо и целует. Её губы мягкие и тёплые, передают всю её любовь и искренность. Шум города стихает, оставляя их в этом волшебном мгновении наедине.

— Это был мой первый поцелуй, — признаётся Порш слегка смущённо, но с радостью в глазах.

— И мой тоже, — шепчет Нин, по-настоящему счастливая. — Я рада, что это был ты.

Когда Порш возвращается домой, на его лице сияет улыбка. Он чувствует, что его жизнь, несмотря на все трудности и испытания, обретает новый смысл. В груди теплится чувство нежное, от него щемит между ребрами, и томная улыбка на губах сама собой расплывается. Порш разваливается на постели, мечтательно пяля в потолок. Мысли о Нин переполняют его разум, заставляя забыть о всех невзгодах и опасностях, которые казались такими важными ещё несколько часов назад. Всё, что теперь имеет значение, это её нежные губы, искренние глаза и её теплая поддержка.

Следующим утром в школу он несётся едва не за пару минут до начала занятий. Безбожно проспал, с кем не бывает. Поршу волнительно, и дело совсем не в том, что учитель будет ругать, просто хочется увидеть Нин снова. Однако, когда он входит в класс, столь желанную фигуру среди толпы так и не встречает. Вначале удаётся списать происходящее на то, что она тоже просто опаздывает, но стол остаётся пустым весь день. Нин не приходит. На сообщения не отвечает. Порш словно заведённый постоянно проверяет телефон, но ответа нет. Его тревога растет с каждым часом, пока он сидит на занятиях, пытаясь сосредоточиться, но всё время думает о ней.

На следующий день ситуация не меняется. И даже через несколько всё остаётся неизменным. Порш пробегает по знакомым местам, где они обычно встречались, проверяет телефон на новые сообщения, но ответа нет. Он мчится к её дому, стучится в дверь, но никто не открывает. Беспомощный и обеспокоенный, он начинает задавать вопросы соседям, надеясь услышать что-то полезное. Но ответы лишь подпитывают его страхи. В коридорах начинают шептаться, слухи разносятся молниеносно: кто-то говорит, что она заболела, кто-то — что уехала к родственникам. Но большинство учеников склоняются к самой тревожной версии:

— Я слышала, как её родители приходили к директору несколько дней назад, — перешептываются девчонки с передней парты. — Говорят, что она пропала.

— Неудивительно, — язвит ей другая в ответ. — Дура, сама виновата, раз завела дружбу с братиком Кинна.

Они оборачиваются назад, сталкиваясь взглядом с Поршем, испуганно разворачиваются обратно. Он не находит себе места. Сердце сжимается от тревоги, в голове мелькают самые худшие сценарии. Если в этом замешан Кинн… Если… Боги, Порш ведь просто не переживет. Он хватает портфель, выбегая из класса. Сценарий до ужаса знакомый, напоминающий отвратительные отголоски кошмара из детства.

Порш влетает домой, неожиданно встречаясь с пустотой. Ни охраны, ни прислуги, лишь тишина сопровождаемая отдаленными звуками улицы за окном. Он проходит по коридорам, озираясь по сторонам в поисках одного человека. И плевать, насколько тот представляет опасность, стерпеть очередную его выходку Порш просто не в силах. Кинн находится в гостиной, и лишь заприметив его агрессивный настрой, улыбается шире.

— Уже вернулся, братец? — издевательски тянет он. — Как дела в школе?

— Где Нин? — спрашивает Порш прямо, пытаясь сдержать тревогу в голосе.

— Подружку потерял? — Кинн пропускает смешок.

Порш чувствует, как ярость подкатывает к горлу, заставляет его кулаки сжиматься.

— Говори, что ты сделал! — его голос срывается на крик, но в ответ он видит лишь холодное пренебрежение.

— Ты хочешь знать? Ты же сам пригласил её в эту игру, — Кинн поднимается с места шагает ближе, его тон становится более угрожающим. — Ей с тобой не место, Порш. И ты ничего не можешь с этим сделать.

— Чёртов психопат! — он едва подавляет желание наброситься и выдавить ублюдку его глазища. — Ненавижу тебя! Ты уничтожаешь всех, кто мне дорог, за что? Что я тебе сделал?!

Порш никогда не имел воли сопротивляться, но теперь, когда у него забирают последнюю частичку свободы, ничего, кроме жалких попыток дать отпор не остаётся. Пощёчина обжигает щёку, та горит, аллея, и ощущается приливом подступающей паники.

— Порш, я ведь уже говорил тебе когда-то, — Кинн делает ещё один шаг вперёд, заставляя отступить, — всё, что находится в этом доме, принадлежит мне.

Это не человек. У людей не бывает такого взгляда: одичалого, лишённого всякого блеска в нём, словно души там внутри никакой нет и никогда не было. Так не смотрят даже свирепые звери. Пожалуй, лишь у одного дьявола могут быть такие глаза. У Порша же взгляд иной — как у загнанного зверька, заглянувшего в бездну, из которой нет спасения, потому что он знает, на какие извращения способен этот монстр, но не представляет, каков их предел.

Он уже не чувствует боли, она совсем не ощутима на фоне той, которую приходилось терпеть все минувшие девять лет ада, который он вынужден был называть семьёй, оттого схватившие с силой за волосы пальцы Порш не ощущает, даже когда Кинн швыряет его на пол. Но унижение, оно всё ещё бьёт по остаткам разума, по крохам гордости, которые он тщетно пытается сохранить.

Дикий ужас завладевает разумом, как ночное чудовище, пробудившееся в самых темных закоулках сознания. Его дыхание учащается, превращаясь в рваные, хриплые вдохи, словно он не может насытить легкие воздухом. Кинн тащит его по коридору, не взирая на бестолковые попытки выбраться и игнорируя отчаянные вопли. Сила у него тоже нечеловеческая, отцепить от себя не получается, он только делает хуже, а эта сволочь продолжает тащить его тело как тряпичную куклу.

Вокруг все выглядит расплывчатым, будто мир вдруг стал зыбким, как пески, готовые поглотить его с головой. Звуки превращаются в хаотичное мельтешение, словно тысячи голосов шепчут прямо ему в уши, создавая невыносимый какофонический хор, от которого нет спасения. Сердце колотится в груди с такой силой, что кажется, вот-вот прорвется наружу, оставив за собой кровавый след на рубашке.

В дверях спальни Кинн останавливается, кидая Порша внутрь. Он ударяется головой об холодный паркет, окончательно теряя здравомыслие. Попытка подняться оканчивается неудачей — Кинн тут же наклоняется и снова швыряет его обратно, придавливая своей массой.

— Ты не понимаешь, Порш. Сопротивление бесполезно, — шепчет Кинн, склоняясь к его уху. Звучит на удивление спокойно, даже ласково, отчего охватывает ещё больший ужас. — Ты мой, и ты будешь делать всё, что я захочу.

Ненависть, когда ещё с детства казалось, что предел её достигнут, продолжает с каждый вдохом расти в нём всё больше. Это существо плодит её, не переставая, своими выходками, не знающих человечности, ведь нет в нём самом такого.

— Подонок, — сквозь зубы разъярённо шипит Порш. — Ты сдохнешь.

Кинн лишь ухмыляется, находя в этом нечто забавное, умилительное. Словно говоря, что даже ни на долю не пугают никакие угрозы, его рука уверенно разрывает пуговицы на рубашке Порша. Он чувствует мороз на коже, мурашки пробегают по телу, но это не от холода, а от страха, смешанного с бурлящей яростью. Стянув с себя ремень, Кинн заламывает Поршу руки, и в этой битве одерживает победу, подавив очередное сопротивление и стянув ему запястья за спиной.

Возможно, собственное сознание пытается ему помочь, позволяя отключиться, хоть и всё ещё оставаться в чувствах. За невозможностью оказать другую помощь, спасает хотя бы так от того потока издевательств, уничтожающих гордость. Порш обнажён перед ним, как никогда уязвим, и ничего не может поделать, теряя свою честь, разрываясь от отвратительных ощущений. Силы окончательно покидают его, и он больше не может сопротивляться. Всё, что остаётся, — это чувство бесконечного унижения и беспомощности. Мир сужается до размеров этой комнаты, до тёмных глаз Кинна, в которых пылает безжалостность, одержимость.

В этом состоянии каждая секунда тянется вечностью, и кажется, что весь мир вокруг превращается в безмолвную и страшную ловушку, из которой нет и не может быть избавления. Но даже в этом аду Порш находит внутри себя крохотную искру надежды. Надежду на то, что когда-нибудь этот кошмар закончится. Надежду однажды воздать по заслугам за всё содеянное.

Она становится ярче, наполняя сердце вместе с пришедшим спасением. Его знобит, понимание реальности всё ещё не вернулось. Насколько далеко ушёл от него этот демон Порш не знает. Сколько прошло часов сказать не может. Какое время суток — тоже. Просто темно. Неизменно страшно и обидно. И в этом хаосе вдруг звучит родной голос:

— Давай, малец, вставай!

Его вздёргивают на ноги, снова как безвольную куклу. Только руки эти уже не полны жестокости. Они заботливые, чуть дрожат от волнения, хоть и изо всех сил стараются вернуть себе хладнокровие. На плечи накидывается пиджак, пряча лохмотья разодранной рубашки. Порша осторожно придерживают, практически волоча к выходу, потому что он сам ощущает собственные ноги набитыми ватой.

— Пи'Пхэт, — хрипло узнаёт он его. Подступает желание разреветься.

— Всё, успокойся, я рядом. Он тебя не тронет, — обещает Пхэт, стремительно таща его за собой, насколько Поршу позволяет передвигаться режущая боль во всём теле. — Мы сейчас вывезем тебя, и всё будет хорошо. Но у нас мало времени, пока он со своими головорезами не вернулся.

Только не становится легче. Он убивает всех дорогих ему людей, каждого, кто дорог сердцу. Теперь бушует страх не только за себя, но и за человека, ставшего ему отцом. Кинн обязательно придёт и за ним, лишит всех любимых, бросив одного томиться в пучине ада. В полумраке коридора Порш видит, как Пхэт оглядывается через плечо, настороженно прислушиваясь к каждому звуку. Ужас перед тем, что Кинн может вернуться в любой момент, ощущается остро, подобно ножу, приставленного к горлу.

Вдруг врывается новое ощущение — прохлада свежего ночного воздуха, обдающего лицо. Такой контрастный после того смрада, забившего лёгкие. Всего один вдох даёт ощутить, что из жизни его ещё не выбросило. Они выбираются на улицу, где Порш размыто видит чёрные фигуры остальной своей охраны. Пхэт почти сразу заталкивает его в машину, дверь которой перед ними распахивают телохранители и прыгают следом.

— Гони давай, живее! — рявкает Пхэт на водителя, замешкавшегося всего на жалкую секунду.

Машина с рёвом срывается с места, уносясь подальше от места кошмара. Выдохнуть спокойно Порш себе позволяет только тогда, когда это делает Пхэт, неожиданно притянув его к себе за плечи своей огромной лапой. Не разрешает себе при своих подчинённых терять лицо, расходясь на душещипательные нежности, лишь с сожалением прижимается лбом к виску Порша.

— Всё хорошо. Ты в безопасности, — успокаивает его, а может, себя.

Тепло, такое необходимое, мягко и нежно вытягивающее из пережитой геенны, напоминающее, что он в этом мире всё ещё не один. Его руки, мозолистые и крепкие, до невероятного ласковые, успокаиваю рваное дыхание, словно обнимают изнутри, касаясь самой души. Слёзы начинают медленно стекать по щекам Порша, смешиваясь с грязью и болью, оставшейся после. Но на этот раз они не от страха и боли, а от облегчения и благодарности. Он крепко держится за Пхэта, чувствуя его силу и защиту, которые так ему сейчас нужны.

— Спасибо, — шёпотом бормочет Порш, голос дрожит, но в нём уже слышится уверенность. — Спасибо, Пи'Пхэт.

— Тише-тише, — мягко отвечает Пхэт, гладя его по спине. — Он никогда тебя больше не достанет. У нас есть план, и мы его выполним.

Машина мчится по пустой трассе в пучину ночи, разгоняясь едва не до скорости света, будто если обернутся, то на хвосте можно увидеть самого страшного монстра. У Порша ни одной причины не верить Пхэту. Доверяется всецело. Понимает, что они направляются в сторону аэропорта всего за пару километров до места назначения.

— Пи'Пхэт? — пугается он, когда его выводят из машины, ведя к ожидающему частному самолёту. — Что происходит, куда мы летим?

— Не переживай, — снова успокаивает Пхэт. — Ты летишь в Японию, на месте тебя встретят наши люди. Они позаботятся о тебе и помогут, — он хватает его за лицо, убеждаясь, что каждое слово до него доходит. — Береги себя, пожалуйста.

— Что? — в непонимании срывается с губ. — Ты не летишь со мной?

— Нет, я нужен здесь, — Пхэт качает головой. — Пожалуйста, Порш, не задерживай время, садись в самолёт.

Порш чувствует, как паника снова охватывает его вновь. Он не хочет оставаться один, не после всего, что произошло. Не может бросить здесь Пхэта, ощущая это подобно тому, чтобы швырнуть его в клетку с голодными тиграми.

— Порш, мать твою! — гаркает, едва не насильно толкая в самолёт.

— Пообещай мне, что с тобой всё будет в порядке! — требует с наворачивающимися на глазах слезами. — С тобой и с твоей семьёй, с твоим сыном. Поклянись мне, иначе я никуда не поеду!

Пхэт в ответ ошарашенно смотрит на него, измученный паникой, но он резко смягчается и, рывком притянув к себе для крепких объятий, твёрдо произносит:

— Я клянусь тебе.

И сразу же толкает внутрь. Дверь самолёта закрывается, отрезая его от внешнего мира. Внутри всё кажется нереальным, как будто это не с ним происходит. Он садится в кресло, прислоняется лбом к иллюминатору, высматривая родные глаза. Пхэт вдалеке с остальной охраной провожает взглядом, и в этот момент раздаётся звук двигателей, готовящихся к взлёту. Остаётся лишь надеяться, что клятву Пхэт ни за что не нарушит.

И он действительно старался, только так и не смог.

В подвале сыро и воняет до тошноты. Сколько его держат здесь, уже потерялся счёт. Сколько пытают — тем более. От прежнего Пхэта больше ничего не остаётся, он умер ещё на третий день, в агонии потерял остаток рассудка. Взгляд пялит в сторону, мутный и бездушный, один глаз едва открыт, но он меньшее из того, что ему пришлось вынести. Клетка приоткрывается, впуская чудовище внутрь.

— Добрый вечер, Кхун'Кинн, — вежливо здороваются парочка его истязателей.

— Ну что, что-то удалось выяснить? — Кинн осматривает бывшего телохранителя с особым равнодушием.

— Не думаю, что он в состоянии теперь сказать что-то здравое, — оправдывается один из мужчин. — Колпак слетел окончательно.

Кинн хмыкает, подходя ближе. Начищенные ботинки липнут к грязному полу, измазываясь в полузастывшей крови. Он наклоняется ближе к уху, так чтобы слышно было лишь для двоих:

— Лучше вам сказать, Кхун'Пхэт, — шепчет он издевательски. — У вас ведь есть семья, верно? Ваш сын… не думайте, что я не смогу добраться и до него однажды.

Не получив желаемой реакции, Кинн тяжело вздыхает, отступая.

— Отправьте его семье обратно, — бегло бросает он перед тем как уйти. — Он может быть ещё полезен когда-нибудь.

Как выясняется, родители не просто бросили Порша на произвол судьбы. Незадолго до своей смерти мать заботливо устроила так, чтобы её маленький бизнес в Японии перешел младшему сыну. После выпуска Поршу было бы предоставлено право самостоятельно управлять им: продать, продолжить развивать компанию или даже отказаться от неё и заняться чем-то другим. Однако, в этом плане был и важный секрет. В случае неожиданностей, если родители умрут раньше или Кинн потеряет контроль, часть заранее подготовленных охранников должна будет вывезти Порша в Японию. К сожалению, самый печальный сценарий оправдался.

Новое место лишено уюта. Или же сам он теперь навечно его лишен. Япония встречает его холодными стенами, сломанного и раздробленного на куски. Первые недели как в тумане: он учится существовать заново, едва заставляя себя вставать с кровати и существовать. Всё это смешано с горечью утраты и страхом. Вокруг него постоянно носится куча прислуги и несколько телохранителей и нет ни дня, чтобы Порш не поинтересовался:

— Прошу скажите, с Пи'Пхэтом всё хорошо?

— Конечно с ним всё нормально, не беспокойтесь, — отмахивается в очередной раз Кхун'Таксин. Именно он всё это время присматривал за делами здесь в отсутствии мамы и именно он должен помочь Поршу встать на ноги.

Как и не было ни дня, чтобы он не вспоминал ослепительный взгляд и тот вечер на площади. Вопрос что произошло с Нин мучает его по сей день. Сколько ужасов ей пришлось пережить из-за него? Просто потому, что связалась ни с тем человеком. Требуется много времени, чтобы взять себя в руки. Почему продолжает существовать? Потому что рано или поздно Кинн заплатит за всё, что сделал. И когда это случится, он хочет быть в первых рядах.

В Японии Порш находит убежище и возможность начать новую жизнь, далекую от кошмаров прошлого. Он решительно берется за дело, которое ему предоставлено, с упорством восстанавливает собственное достоинство и честь. Долгие годы работы с психиатром, восстановление и, кажется, даже вполне удается существовать. К двадцати одному году в кресле компании «Velissa» восседает новый директор.

— Кхун'Порш, — нерешительно входит один из телохранителей. — Кое-что произошло…

Гнев накрывает нечеловеческий. Может, из-за того, что его столько лет водили за нос, докладывая, что всё в порядке. А может и из-за чувства вины, вновь душащего до хрипа. Он ведь обещал, обещал, что всё будет хорошо. Нельзя было всё оставлять вот так. Порш облокачивается о стол, с силой сжимая волосы у корней.

— Его сын, — голос предательски ломается. — Что случилось с мальчиком?

— Его определили в детский дом на окраине Бангкока, — отчитывается мужчина.

Телохранитель стоит перед ним, ожидая указаний, и Порш чувствует, что все годы стойкости и восстановления могут быть разрушены одним ударом. Приходится снова склеивать себя по кусочкам, на этот раз потому что не может оставить всё так. Когда-то Пхэт стал его спасением, настало время ему отплатить той же монетой. Тем же днём Порш распоряжается, чтобы его определили в лучшую клинику, оплачивая дорогое лечение каждый месяц.

За мальчиком остаётся присматривать тайно. Интересуется его делами и здоровьем, каждую неделю посылая людей всё разузнать и доложить. Единожды чуть не сходит с ума, узнавая, что в детском доме творится хаос, который тщательно скрывают в страхе перед ответственностью, решившись на личный визит в качестве спонсора, но эта проблема вскоре оказывается решена. Ближе к выпуску, предполагая, что Че не захочет возвращаться в старый дом после случившегося, Порш покупает ему квартиру, прикрывая историю государственной программой по выдаче жилья для сирот. Каждый день проживает с виной перед ним за отнятую семью. Жаль, что им так и не удалось познакомиться нормально. Наверное, он никогда не найдёт в себе смелости предстать перед человеком, которого собственноручно лишил всего. Но как оказалось, у судьбы на них совсем другие планы.

— Это всё, — подытоживает Порш. — Всё как есть. Вероятнее всего, вы первые, с кем я был настолько откровенен.

Признания обнажают его, каждое сказанное слово подобно вырванному куску из души, выставленному на всеобщее обозрение. Но Порш не стыдится, сколько бы грязных подробностей и сколько бы собственной беспомощности ни было раскрыто. В нём больше сожаления — за испорченные жизни, сломанные семьи, за все разбитые сердца, уничтоженные этими событиями. И ничем больше их не спасти. Даже выказанными сожалениями, совершенно ненужными Че.

Зыбкое равновесие нарушить может любое дуновение. В комнате тишина, но эмоции вокруг оглушительны. Взгляды говорят больше слов. Самый яркий у Порче, у самой поломанной судьбы, и при этом он единственный безэмоциональный. Пустота в нём своей величиной и неподвижностью захватывает всех, пуская мороз по коже. Это как смотреть в бездонную пропасть, от которой хочется отвернуться, но невозможно оторваться. И неутолима она.

— Порче, — осторожно зовёт Порш в надежде пробудить в его глазах хоть какую-то жизнь, — я правда пытался сделать всё возможное для тебя. Мне очень жаль.

У Порче не выходит определить, какая именно часть из всего услышанного убивает его с особой жестокостью. Они все смешиваются в смертельное оружие, стреляя им с завидной меткостью, точно на поражение. Маленьким пластырем из чьего-то сожаления не заклеить рваную рану. Возможно, здесь Порче должен проявлять сочувствие, но пока от услышанного он чувствует только ползущую по груди чёрную дыру. Кима же, наоборот, наполняет одна злость.

— Что? Всё возможное для него сделать пытался? — усмехается он с отвращением. — Где ты, блять, был всё это время, когда он чужой кончой давился? Где ты был, пока его в этом ебучем детском доме во все щели ебали? Решил вдруг поинтересоваться, как у него дела после ваших с братцем-припизднем разборок? Нихуя ты не делал всё возможное, если вообще позволил этому пиздецу случиться.

Макао стоит, словно парализованный. Лицо в секунду бледнеет, переполняясь растерянностью. Не знал, очевидно. Совсем не догадывался. Ему эти слова как хлёсткая пощёчина.

— Порче, это действительно правда?! — сильнейшее отрицание правдивости, ведь принятие выстрелит пулей в лоб.

Он порывается подойти, но пистолет Ким никуда не убирал, снова напоминая, что рука не дрогнет, если ещё хоть на один шаг расстояние между ними сократится.

— Отошёл, сука, — разъярённо цедит сквозь зубы, прижимая Че к себе плотнее.

Макао бесится, однако больше пробовать подойти не пробует, ища подтверждение слов Кимхана у Порче на лице. Оно всё такое же безжизненное. Порш, словно чувствуя жар от невидимого пламени, пытается найти в себе силы что-то сказать. Не может. Любое слово сейчас угрожает привести к непоправимой катастрофе, только и молчание ни к чему хорошему не приведёт.

— Порче, — обращается Порш к нему. Отчитываться считает нужным только перед ним. — Мне всегда докладывали, что у тебя всё хорошо. Я узнал слишком поздно, если бы до меня дошло раньше, то я бы никогда не допустил этого, — он старается говорить твёрдо, только в глазах всё равно читается искреннее раскаяние и боль. — С ними уже покончено, но если я могу тебе чем-то помочь…

— Да пошёл ты нахуй со своей помощью, — Кима выводит всё в нём, и пистолет в руке всё больше угрожает выстрелить. — Это всё, блять, твоя вина! Ты со своим придурком лишил Порче семьи, из-за вас он оказался в этом дерьме, из-за вас двоих мы во всё это ввязаны! Съебаться подальше и решать свою хуйню самостоятельно — всё, что ты можешь для него сделать!

— Прекрати вести себя как эгоистичный подонок, — плюётся Макао. — Не ты тут жертва. Имей хоть каплю уважения и благодарности.

— Уважения и благодарности? Ох, ты ахуеть как прав, жертва тут не я, — повторяет с издёвкой Ким. — Жертва здесь Порче, которому твой начальник разъебал всю жизнь, а ты, щенок ебучий, трёшься около него, затирая, какая ты крутая партия ему, а я, тварь этакая, делаю всё ему во вред. Но заметь, уёбище, не ты его на ноги после всей той хуйни поставил, а я. Когда ты мог быть ему нужен, тебя не было. Вот и сейчас сделай то, что у тебя лучше всего получается: исчезни.

Макао, секундой ранее готовый к ответу, теряет все колкие слова, раненый остро режущей правдой, которую годами он пытался отогнать от себя. Тяжесть вины наваливается и на него. Они больше не смеют пытаться крыть карты. В их возможности только ждать ответа Че, искать его взгляд, который скажет, что нет ничьей вины, даже если она есть и вполне очевидна. Только Порче такой роскошью не награждает.

Он впитывает всё, что слышит, но никак не реагирует. Оно лишь накапливается внутри, разъедая той тонкостью, с которой умело переплетаются нити судеб. Прошлое словно пытается утянуть обратно или толкнуть с края пропасти. Невыносимо. Голова сейчас взорвётся от всего, что внезапно всплыло столько лет спустя.

— Пи'Ким, — зовёт едва слышно. Че кажется слепым котёнком. Потерянный, испуганный.

— Да, детка? — беспокойно отзывается Ким, обеими руками обхватывая его щёки, всё ещё держа пистолет.

— Я хочу домой. Отвези меня, пожалуйста, — просит так отчаянно.

— Конечно, любимый, — быстро целует в лоб и хватает за руку. — Идём.

Им дают уйти, никто не пытается остановить, молча провожая взглядами. Прохладный ветер на улице обволакивает, принося некое облегчение. Мир вокруг всё ещё кажется размытым, будто наблюдать его приходится сквозь толстый слой размытого стекла. Всё произошедшее пульсирует под черепом, отзываясь тупой болью. Крепкая хватка руки предаёт немного уверенности, но не спасает. Порче пытается дышать глубже. Мысли не дают покоя. Может ли хоть когда-нибудь он почувствовать себя в безопасности, или это чувство навсегда теперь будет для него призраком?

Ким старается держать себя в руках ради него, не давать слабину и волю эмоциям. Че хочется и для него показывать, что не так сломан. Выходит плохо. Дома у них теперь нет, появится ли ещё однажды — непонятно. Кимхан едет в сторону их временного места пребывания, в котором теперь и Порче неуютно. Впрочем, для них обоих дом по большей части — они сами, тепло родного человека, его близость. Поэтому накрывает недоумением, когда Кимхан, оставив Че на постели одного, спрашивает:

— Мне уйти? Хочешь побыть один?

Он никогда не задавал подобных вопросов. Всегда знал, что побыть одному — больше наказание, чем помощь. Порче чувствует страх от одной мысли остаться в одиночестве. Ким понимает всё без слов, сразу понимая ошибку, садится к нему на край кровати и нежно притягивает к себе за плечи.

— Прости, я просто не знаю, что для тебя сейчас было бы лучше, — произносит в своё оправдание. Не готов ни один из них был однажды столкнуться с такими проблемами.

Че обвивает его торс руками и вжимается носом в плечо, стихает. С ним правда спокойнее. Какие беды бы ни бушевали вокруг, с Кимханом они перестают быть такими заметными. Но не исчезают.

— Скажи что-нибудь, пожалуйста, — испуганным шепотом просит Ким. — Я переживаю за тебя.

Что ему сказать? Он сам не разберёт. Возможно, Че бы был рад не знать дальше, что именно лишило его семьи. Предпочёл бы и дальше не вспоминать отца и уж тем более не знать, что сделало его таким. Не знать, с чьей руки ему досталась неплохая квартира в хорошем районе Бангкока. Оставаться и дальше без всех подробностей того, что с ними сейчас происходит. Все эти чувства должны остаться там, где должны, — в прошлом. Почему так назойливо лезут в настоящее? Почему весь ужас цикличен? Едва выберешься из него, как эти мерзкие твари снова нагоняет, в нападении цепко хватая своими грязными лапами.

Даже новые люди оказываются призраками прошлого. Че хочет быть снисходительным, проявить сочувствие, ведь нет вины Порша во всём случившемся, он действительно помогал как мог. Не может лишь смириться, что от него решили это утаить. Не может принять, что многолетняя рана по сей день не может зажить и продолжает беспокоить.

— Ты правда видел папу? — тихо задаёт вопрос Че.

Ким, помолчав в нерешительности, отвечает:

— Видел.

Недолгая тишина, страх спросить, ещё больший страх узнать ответ.

— Как ты вообще на него вышел?

Ким опускает глаза, словно пытаясь найти силы и правильные выражения в глубине своих мыслей. Истина всегда казалась слишком тяжелой для Че, но утаивать больше не имеет смысла.

— Значок у него на форме, — вздыхает Кимхан. — Когда я увидел его на фото, он показался мне знакомым. Возможно, он принадлежал одной из семей богатеев, с которыми тёрся мой папаша. Подозревал, но думать всерьёз было абсурдно, — он делает паузу, избегая прямых взглядов. — Я попросил Вегаса найти любую информацию про твоего отца, но такого человека словно не существовало. Мы нашли его только спустя несколько часов под другим именем, у меня тогда еще больше вопросов появилось. Господи, я чуть не умер, когда он сказал, что работал на Порша.

Порче слабо кивает, переваривая услышанное, пытаясь. Ни на какую другую реакцию он не способен. Всё это слишком болезненно и вытягивает все силы.

— Как он? — печально интересуется следом.

— Очень скучает по тебе, — Ким старается звучать максимально убедительно. — Не переживай, он лежит в действительно хорошей клинике. Намного лучше, чем тюрьма или государственная психушка.

— Ты же не сказал ему, что я?.. — пугается Порче. За себя не стыдно. Просто папа явно хотел бы для него большего.

— Нет-нет, конечно нет, — Ким не сразу понимает, а после успокаивает. — Я сказал, что с тобой всё в порядке. Немного приврал, ты же не против?

Он мотает головой, сильнее прижимаясь к нему в объятиях.

— Спасибо, — благодарит тихонько, чувствуя, как волосы пропускают через пальцы.

Порче за все годы так и не набрался смелости с ним увидеться. Наивно полагал, если всё это похоронить ещё глубже, чем на три метра, то оно никогда больше не достанет. На деле вышло хуже.

— Отвезёшь меня к нему? — просит Че.

— Конечно, солнышко, — обещает ему. — Если ты готов, то обязательно.

Слова поддержки и обещания важны, но они оба никогда не умели их говорить, всегда выражая собственным теплом и близостью. Ким умеет спасать, просто прикоснувшись. Это красноречивее и важнее всяких слов — так ощущается в разы больше. В его руках и мир кажется не таким страшным, и проблемы будто все исчезают, и осколки прошлого не режут до крови.

Порче укутывается в его тепло, закрывая глаза и ощущая, как утихает скребущая изнутри падаль. Вдруг руки, стискивающие плечи, заходятся дрожью, пугая. Че резко отрывает голову от плеча Кима, в беспокойстве смотря на его лицо. Совсем не понимает, почему он поджимает губы в попытке не расплакаться, почему проигрывает, давая по щеке скатиться слезе, оставив влажную дорожку.

— Пи'Ким, ты чего? — волнуется Че.

Он сосредоточен на попытке побороть одолевшие эмоции, однако сдаётся, позволяя следом стечь ещё нескольким. Ким со всей нежностью, на какую способен, прикладывает к лицу Че ладони, смотря в потерянные глаза.

— Мне так жаль, что тебе пришлось пережить всё это, ягодка, — надрывный шёпот на грани разрыдаться. — Я очень хочу для тебя хорошей жизни. Чтобы ты университет окончил, как хотел, семью тебе вернуть, чтобы детского дома никакого ебаного ты не знал. Чтоб сейчас хуйни всей этой с тобой не происходило.

Перед ним, несущим пуленепробиваемый образ из мужественности и уверенности, стоит жесточайший запрет на любое проявление слабости. Только вечно он нарушает, не выдерживая столько терзаний, которые терпит душа. Не его вовсе — самого дорогого, единственного важного человека на свете.

Че, конечно, чувствует вину за то, что Киму приходится нести это бремя, крайне благодарен за веру и защиту, но иногда злит, когда он совсем не позволяет себе простых человеческих эмоций или ругает себя за их проявление. Вся жизнь Кимхана сосредоточена на безопасности и комфорте Порче, зато он смеет считать, что Че своей жизнью довольствоваться не может.

— Пи'Ким, если все эти испытания нужны были для того, чтобы встретиться с тобой, — произносит в сантиметре от губ, гладя затылок, — я бы никогда не согласился что-то поменять.

У него сбивается дыхание. Ким целует его трепетно, стремясь передать всю глубину своих чувств, не прекращая борьбу с одолевающими слезами. У боли появляется замена — простая истина. Они нужны друг другу, несмотря ни на что.

— Я люблю тебя, Че, — выдыхает Ким, осторожно касаясь губами лба Порче. Голос всё ещё дрожит, хоть и слёзы всё же уступили.

Порче уже не нужно говорить, что он тоже. Кимхан и так знает, насколько это взаимно. Сжимая хрупкие плечи, он опускается с Че на подушки. Тот сразу принимает свою любимую позу — закидывает одну ногу ему на торс и рукой обнимает поперёк груди. Урчит, когда ответно на зад не менее любимо опускается ладонь. Ким вынимает из кармана пачку сигарет, доставая оттуда последнюю. Закуривает.

Та самая восхитительная интимность тишины в моментах уединения после очередного эмоционального шторма. Родное дыхание на коже, чувственные поцелуи, пепел на простынях. Порче вдыхает аромат табака, смешанный с запахом Кима. Сердце успокаивается в ритме с ним. Отняв сигарету, он делает глубокую затяжку, сразу после не менее глубоко целуя в губы, и возвращает обратно.

— Ты здесь, — тихо произносит Порче, больше самому себе, чем ему.

— Здесь, — подтверждает Ким, целуя в висок. — И никуда не уйду.

Прикрыв глаза, Че расслабляется, лёжа на нём. Слушает, как с тихим треском Ким затягивается сигаретой, перебирая его волосы. По позвонкам, забираясь под футболку, бегают пальцы, обводят ягодицы, поднимаются на плечи. Вот тот самый момент, когда сердце и мозг заменяет бездонная дыра, заставляя ощущать себя пустым сосудом. Оно и к лучшему. Появляется фантомное ощущение спокойствия. На деле же просто эмоциональное опустошение. Порче сейчас это нужно, немного времени, чтобы раскидать весь бардак по полочкам и вернуться в мир с чистыми мыслями.

Услышанное ещё предстоит осознать в полной мере. В том моменте казалось, что Че готов всё узнать. Прошло столько лет, наивно верилось в безобидность этой темы, словно одно упоминание семьи больше не станет рвать на кусочки. Так ошибался. Даже не представлял, на сколько частей его раздерёт. Не мог подумать, куда заведёт рассказ, в какие подробности он будет посвящён. Не подозревал, что прошлое так близко и смотрит ему прямо в глаза.

Порш был дорог его отцу. Так же дорог, как родной сын. Отец был дорог Поршу. Больше того, которого он сам никогда не знал. Когда всё случилось, даже маме не сказали, что произошло, слишком резко швырнув в эту новость, так и не дав узнать правды. Порче уверен, если бы она узнала, то тоже бы гордилась им. Он держался до последнего, защищая дорогих людей, не сдавшись. Сломленный, но не побеждённый. А у Кинна на руках крови гораздо больше, ведь тогда переломил он ими не одну судьбу, и за каждую этот подонок поплатится.

С Поршем нужно будет поговорить. Нельзя делать его козлом отпущения, когда главная сволочь здесь вовсе не он. Порче не мог выдавить из себя ничего связного, и удивительно вообще, что обошлось без истерики, чего уж там. Остановить Кима от всех его высказываний ему бы сил не хватило, но Че не осуждает — он тоже терпит не меньше остальных, поэтому простительно. Порш ведь, оказывается, когда уже исправлять было нечего, всё равно помочь старался изо всех сил. Для папы сделал больше, чем кто-либо. О Че позаботился — та квартира вряд ли когда-нибудь перестанет вызывать ком в горле, однако он всё равно её любит. Воспоминаний в ней приятных немало, и Порче рад, что ему позволили после выпуска жить в ней, а не в тех коробках, которые обычно раздают сиротам. Самое главное — позволил спокойно дожить до восемнадцати, избавив от того нескончаемого кошмара, и наконец-то дав узнать имя своего спасителя. Да и если бы не Порш, неизвестно, какую херню выкинул бы этот псих. Их с Кимом безопасность самый главный подарок.

Ярость медленно просачивается в каждую клетку тела, заставляя сжаться кулаки и учащённо задышать. Порче не может просто так оставить всё это в прошлом, как бы сильно Ким ни пытался защитить от дальнейших страданий, он лично проконтролирует, чтобы у этой твари не осталось ничего, полностью лишит будущего. Кинн должен поплатиться за всё, что сделал. За все разрушенные жизни, за все пролитые слёзы. За отца. За маму. За Порша. За каждого, кто пострадал от его действий.

— Порче? — Ким тревожно поднимает голову. — Чего ты опять, маленький?

Пи'Ким, его Муншайн, любимый, самый родной, его лунный свет в непроглядной ночи. Если с ним что-то случится, Че никогда не сможет этого пережить. Сраный выблядок обязательно будет пытаться добраться до всего самого дорогого. Порче никогда не позволит ему навредить Киму. Он будет останавливать, пытаться огородить от этой битвы, только не та это война, в которой Че может остаться в стороне. Лично будет бороться за то, что у него есть и за то, что у него забрали.

Обеспокоенный взгляд Кимхана вдруг отвлекает зазвонивший у него телефон. Он, недовольно вздыхая из-за нарушенного уединения, вынимает его из кармана и отвечает на звонок. Порче из динамика слышит доносящийся голос Вегаса.

— Привет, — дохера необычное начало их разговора, потому что на приветствия Вегас вообще никогда не щедрится.

— Привет? — озадаченно отвечает.

— А Венис случайно не у вас? — Вег старается звучать уверенно, но всё равно выходит жутко нервно.

— Схуяли он должен быть у нас? — раздражённо бросает Ким, продолжая поглаживать Порче по плечу. Пока подвоха никакого не чувствует, в отличие от Че, догадывающегося о причине звонка.

Вегас подтверждает догадку сразу же, озвучивая уже без попытки держаться стойко:

— Он пропал.