Группа молодежи шла после вечерних пар. Завтра была суббота, так что они имели возможность оттянуться до поздней ночи, погулять, расслабиться и выдохнуть после тяжелой учебной и рабочей недели. Так вышло, что они дошли до Зарядья. Один из юношей остановился перед входом, уставившись в глубь парка. Однокурсница обернулась и посмотрела на него с вопросом во взгляде.

— Давайте посидим тут? — спросил парень, кивнув в сторону парка. Компания бегло посоветовалась и решила, что ничего смертельного не будет, если они посидят здесь пару часов. На улице было около пятнадцати градусов, конец мая, а неподалеку находилось метро.

Молодежь нашла скамейки поближе и разместилась на них, разложив некоторые конспекты, которые кому-то нужно было сфотографировать и переписать. В автомате с кофе юноша купил себе капучино, отвратительный и на вкус, и на запах, и на вид (больше он был похож на латте), и горячий шоколад своей девушке. Она имела привычку отказываться от приема кофеиносодержащих напитков в столь позднее время.

— Кстати, я знаю, что о каком-то парке ходит легенда, — произнес другой юноша. Его звали Егор и знали его как любителя всякой эстетики отвратительного. Некоторые звали его больным на голову, а он просто не мог объяснить своей иррациональной любви к ужастикам, тревожным визуалам и всему подобному. “Возможно я и впрямь больной”, — посмеивался он.

— Ой, Егорушка, тебе лишь бы страшилки рассказывать, — смех принадлежал Марине, которая достала из рюкзака контейнер с бутербродами, чтобы перекусить. После работы она не успела заскочить в какую-нибудь кафешку, так что желудок настойчиво требовал подпитки.

— Да ладно, пусть расскажет. Время удачное, собрались тут как возле костра в фильме ужасов про… Как там этот ужастик звался, про маньяка в детском лагере у озера?

— “Пятница 13-ое”, — ответил Егор, внутренне радуясь возможности блеснуть знаниями в данной области. Но став серьезным, отметив начало рассказа, он начал слегка напряженным голосом: — В одном из парков Москвы, не помню, каком именно, есть одна любопытная аномалия. Она случается по ночам в определенное время. В некоторых зонах есть что-то типа дверей в другое измерение. Если попадешь в него, исчезнешь из этого. Много людей, которые забрались в парк ночью, пропали. Там даже на входе одно время стенд с листовками о пропавших стоял. Никто не возвращался, говорят, что другое измерение куда опаснее, чем наше.

— Ты это только что сам придумал, да? — вставила Марина, не удосужившись дожевать бутерброд. Егор обиженно надулся и отвернулся, делая глоток из бутылки с пивом, которую он купил ещё до лекций по биоинженерии.

Ребята просидели в парке до глубокой ночи. Когда они решили расходиться, вдалеке на линии горизонта маячил рассвет, ласково окрашивающий в утренние оттенки ночное, мрачное и полностью беззвездное майское небо. Павел, местный физик-ядерщик, дожевал помидор, стащенный у одной из одногруппниц из ее поке-боула и с нескрываемой тоской смотрел на восходящее солнце, золотившее кромку небосклона и опыляя теплым контрастом перистые облака, вальяжно развалившиеся над головами у мирно спавших москвичей. Он решил уйти раньше всех. Пока остальные только планировали следующую встречу, допивая остатки напитков, доедая остатки еды, рассказывая остатки историй, юноша закинул рюкзак на плечи, махнул рукой, буркнул характерное “бывайте” и пошел восвояси.

Он планировал пройтись по еще сонному городу в одиночестве, подумать о всяком, пока жизнь на миг замерла, давая возможность передышки, а заодно принял решение заскочить на парящий мост. Конструкция довольно унылая, но в рассветных лучах восходящего светила, божественной силы, которую ныне считали просто сгустком водорода, гелия и еще некоторых элементов периодической таблицы в меньших количествах, эта тропа, летевшая сквозь пространство над рекой Москвой, внушала даже какую-то меланхоличную тоску, приятно отягощавшую сердце.

Паша закурил, хоть и знал, что за подобное полагается штраф: в Зарядье было запрещено курение и распитие алкоголя. Но кого сейчас бояться? Кризиса четверти жизни или ментов, которые спросят полторы тысячи за курение в неположенном месте? Наверное, проблемы двадцати пяти лет были слегка важнее, хоть и не в материальном смысле. Кинув недокуренную сигарету в реку, едва ли заботясь об экологии и без того грязного потока, юноша направился к выходу из парка. На последнем шагу на парящем мосту, его ослепило что-то. Он невольно поморщился и даже поднес руку к глазам, чтобы закрыться от вспышки. Однако в следующий миг все исчезло, словно никакого взрыва светового не происходило. Решивший, что это какой-нибудь отблеск восходящей звезды, Павел поправил рюкзак на плечах и продолжил шествие.

Перед тем, как явиться домой, он долго гулял, пока ноги не стали непрестанно ныть, едва ли не зудя от боли. В квартире было пусто, кошка не встречала хозяина. Разувшись, юноша прошел внутрь дома и направился на кухню. Сонливость заявляла о себе, утяжеляя веки и путая мысли, замедляя реакцию и, пожалуй, даже сердцебиение уже не так звонко отдавалось в висках после длительного пребывания на майском солнце. Синоптики обещали жаркое лето, что предсказывалось хотя бы по той жаре, которая была уже сейчас. Влив внутрь себя холодное молоко из холодильника, студент, стажер, сын и друг не раздеваясь плюхнулся на кровать. Уставший и запарившийся, он мгновенно провалился в сон.

По пробуждению Паша не помнил снов, только горько-соленое послевкусие стынущей от ужаса в жилах крови. Мокрый и совсем не отдохнувший, парень хотел встать, но его что-то придавило к кровати. Он не мог пошевелиться. Сфокусировав взгляд на чем-то темном, находящемся возле изголовья его кровати, он обомлел от пронзившего позвоночник, словно иглами, страха. Всякое человеческое соображение оставило его помутившийся рассудок. Даже случившиеся в отрочестве сонные параличи едва ли сейчас пришли на ум, успокаивая его, что все в порядке, все в пределах нормы. Что-то неестественное, нечеловеческое, явно демоническое сквозило во всем образе, представшем его глазам.

Это была длинная фигура человека с впалыми глазами и щеками, с обугленным лицом и вздувшейся пузырями кожей на неприятно длинной шее. Руки незнакомца доставали почти до пола, а головой он упирался в люстру, заставляя ее чуть накрениться. Вместо рта у существа были торчащие во все стороны клыки с засохшей пятнами кровью. Подсознание подсказывало Павлу, что она принадлежала человеческому существу. Глаза твари излучали животный голод и презрение, невероятно похожее на то, с каким обычно смотрят на тебя люди. От пронизывающего все его существо страха, юноша не мог даже взгляд оторвать от сущности. Она тем временем медленно, как в фильмах ужасов с целью нагнетания атмосферы, протянула руку к студенту. Забыв про дыхание, Паша сбивчиво затараторил у себя в голове все известные ему молитвы, да и те путая и скрещивая между собой. Незнакомец не отреагировал. Чуда не происходило. Это нечто, возможно, даже что-то не “живое”, с легкостью скальпеля, режущего плоть, вскрыло грудную клетку юноши, заставляя того в миг заорать от адской боли, заполонившей все сознание его хрупкого естества. Вскрытый, как препарированная лягушка в одном из американских фильмов про школу, Паша уже не мог ничего сообразить. Мысли приобрели красный оттенок страдания и мучения, мешая предпринять хоть что-то. Вместо образов, которыми склонен человеческий мозг грешить, стараясь описывать все в этом мире, юноша видел перед собой лишь красную пелену, сквозь которую смутно просматривался образ визитера.

“Павел Краченко, 24 года, будущий физик-ядерщик, признан без вести пропавшим с ** мая 201* года, суббота. Жил по адресу… Приметы... Последний раз был замечен в парке Зарядье, в районе 4:40 утра распрощался с группой друзей и затем бесследно исчез. Камера в подъезде не показывала его прибытие домой, родственники также не располагают информацией о его местонахождении, а заявление о пропаже было подано матерью исчезнувшего студента ** мая, 201* года, вторник. Следствие ведет следователь А. П. Семенов. Если Вы располагаете какой-либо информацией, звоните по телефону...”