Кораблю безопасно в гавани,
но не для этого строят корабли.
Джон Шедд
Разгорячённые губы смаковали каждый глоток, едва касаясь хрустального бокала, и тянулись к пропахшей морской солью коже. От окон веяло прохладой и сыростью уходящего дня островной осени — только и оставалось, что жаться ближе к камину дворцовой гостиной. Ладонь наместника Торгового Содружества протанцевала вверх, к узорам татуировок на скулах, и остановилась на родинке, где Васко ловко перехватил её для поцелуя.
Капитан едва ли смог бы вспомнить, даже на спор, когда им в последний раз выпадала возможность вот так расслабленно провести время вместе. Ещё будучи эмиссаром, Антуан де Сарде не мог похвастаться спокойной и размеренной жизнью, а полученный позднее статус наместника и вовсе почти не оставлял времени для личных интересов. Тем ценнее становились для них моменты, которые можно было разделить друг с другом без посторонних глаз.
Когда губы навта спустились к внутренней стороне запястья и заскользили вдоль вен, струйками бегущих по бледной коже, в дверь резко и громко постучали.
— Я же сказал никому не входить? — Де Сарде полувопросительно глянул на Васко, словно ожидал подтверждения своих слов, но тот не успел ответить: стук повторился. На сей раз он длился дольше, на корню устранив возможную мысль, что кто-то ломится в комнату по ошибке.
Наместник отсел от капитана на край софы, оправил наполовину расстёгнутый камзол свободной от бокала рукой и звучно выкрикнул:
— Войдите!
Дверь распахнулась в то же мгновение, словно гость всё это время держал ладонь на ручке. В комнату вошёл господин де Курсийон, явно чем-то взволнованный, в сопровождении неизвестного молодого мужчины в сине-золотом жюстокоре и таких же кюлотах. «Придворный дяди», — мгновенно догадался Антуан по фасону и цвету его одежд.
— Де Сарде, прибыл корабль из Серены. К вам посыльный от князя, — представил спутника де Курсийон.
Мужчина тут же согнулся в чётко выверенном поклоне, сорвав с головы шляпу с плюмажем из перьев.
— Ко мне? — удивился Антуан. — Разве это не ваша обязанность разбирать корреспонденцию с континента, наставник?
— Мне приказано отдать письмо лично в руки наместника де Сарде, — вмешался незваный гость. — Приказ Его Светлости князя д’Орсея.
Де Сарде поставил бокал на столик перед собой и нетерпеливым жестом велел посыльному передать ему письмо, после чего вскрыл бордово-красную печать карманным ножичком и быстро заскользил глазами по строчкам. Вне всякого сомнения, это был почерк князя — его Антуан узнал бы из тысячи.
Васко наблюдал, как де Сарде вдруг совершенно побелел и прикрыл глаза, словно ему стало дурно. Навт дёрнулся навстречу, чтобы поддержать Антуана за руку.
— Де Сарде? Всё хорошо?
Взгляд наместника оторвался от письма, растерянно заскользил по лицам присутствующих и наконец остановился на бывшем учителе. Когда Антуан заговорил, его голос звучал сипло, будто у него пересохло в горле.
— Господин де Курсийон, вы нужны мне в моём кабинете немедленно. А вы, господин, свободны. Благодарю вас за верную службу.
Наместник поднялся, сжимая в руке письмо, и двинулся в тронный зал, к которому примыкала офисная комната. Посыльный вопросительно посмотрел на единственного, кто остался с ним в помещении. Навт воздержался от комментариев, лишь выразительно пожал плечами и пригласил серенца пройти за ним, чтобы передать его в заботливые руки слуг.
В тронный зал капитан вошёл уже в одиночестве. Комната была пуста, если не считать двух застывших у двери стражников: в этот день наместник не собирался принимать гостей. В планах был лишь спокойный вечер с дорогим капитаном — но планам этим, по всей видимости, не суждено было осуществиться.
Де Сарде и де Курсийон уже начали дискуссию в кабинете наместника, и Васко остановился недалеко от входа. Ему было не привыкать оставаться за дверью. Дверью, за которой принимались решения и творилась история — нет, он был тем, кто стоит у двери и обеспечивает безопасность того, кто всегда внутри, в комнате переговоров. За два года Васко успел свыкнуться с этой ролью и даже прикипеть к ней.
Беседа де Сарде и де Курсийона длилась дольше, чем ожидал навт: вестей из кабинета не было добрых полчаса. Васко уже успел полюбоваться видом изо всех окон тронного зала, пересчитать спящих на ветках дерева птиц и прогуляться взглядом по каждой улочке Новой Серены. Наконец дверь распахнулась, из неё вышел де Курсийон, а следом показался и сам де Сарде. Оба выглядели хмурыми и сосредоточенными; первый, не глядя по сторонам, поспешил к себе в кабинет этажом выше. Когда советник проходил мимо Васко, то едва слышно обронил:
— Бедный мой мальчик…
Васко удивлённо вскинул брови. Тогда он не понял, кому посочувствовал де Курсийон: ему самому, Антуану или, быть может, кому-то третьему, о ком говорится в загадочном письме? Навт открыл было рот, чтобы попросить об аудиенции, но де Сарде опередил его:
— Васко... Мне нужно поговорить с вами тоже... Наедине.
Антуан запер дверь на ключ, после чего легко присел на край стола и опёрся на него руками. Его собеседник терпеливо ждал, пока тот соберётся с мыслями.
— Как вы, вероятно, догадались, в этом письме до меня дошли крайне печальные известия. У моего дяди, князя Торгового Содружества, обнаружили малихор. Неизвестно, сколько ему осталось: порой болезнь мучает несчастных годами, а иногда они угасают за пару месяцев. Разумеется, у него будут лучшие доктора, которые постараются купировать симптомы и скрывать проявления недуга как можно дольше.
— Мои соболезнования.
Васко стоял смирно, сжав эфес верной рапиры, и ожидал вероятного продолжения.
— Благодарю. Вы осознаёте, что эти новости не для чужих ушей, верно?
— Разумеется.
Де Сарде удовлетворённо кивнул и поднёс письмо к горящей свече на столе. Язычок пламени облизнул кромку бумаги и двинулся вверх в причудливом танце. Кончиками пальцев Антуан держал письмо над пепельницей, пока оно не сморщилось, почернело и не превратилось в несколько догорающих хлопьев.
— Но это ещё не всё. Я должен плыть обратно и занять его место, теперь, когда Константина… нет.
Антуан запнулся перед последним словом и поспешно отвёл взгляд в сторону, словно мог таким образом скрыть от Васко горечь, вину и сожаление, за эти пару лет так и не сдавшие позиций в израненном трагедией сердце.
— Дядя пишет, что никто не узнает до последнего. Есть дело будет совсем плохо, у него есть двойники. Но коль уж я не успею, он на всю Серену объявит меня наследником и назначит регента из тех немногих людей, которым может довериться в столь щекотливом вопросе. Таким образом, любой, кто осмелится в моё отсутствие претендовать на престол, будет немедля объявлен властями узурпатором. Однако мне следует выдвигаться как можно скорее, и я вновь прошу о ваших незаменимых услугах.
— Незаменимых не бывает, — многозначительно отметил Васко и тут же добавил: — Можете прямо сейчас отправить меня на виселицу за измену, но я не хочу везти вас в это осиное гнездо. Это слишком опасно.
Антуан, казалось, искренне удивился такому ответу.
— Мой милый друг, мне кажется, вы не вполне поняли. Не то чтобы передо мной сейчас стоит какой-то выбор и мы можем спокойно посидеть и порассуждать о том, чего мы хотим, а чего нет.
— Выбор всегда есть, — возразил навт. — И я дам его вам лично, раз вы сами в упор не желаете его видеть: садитесь на корабль и отправляйтесь со мной на наш остров. Вас никто никогда не найдёт в открытом море. В Серене прекрасно выберут следующего несчастного кандидата на престол и без вас.
Де Сарде привстал со стола и в волнении прижал кулак к груди.
— Вы понимаете, что предлагаете мне? Если я не прибуду на континент в ближайшие месяцы, начнётся гражданская война. Представляете, сколько горя и смертей она принесёт нации, и так насквозь пропитанной малихорной скверной?
— И вы, конечно же, с готовностью пожертвуете собой ради блага нации, — язвительно констатировал Васко.
— Да, я с готовностью сделаю то, что от меня требуется! — де Сарде, явно взвинченный до предела сегодняшними новостями, повысил голос — возможно, впервые на памяти капитана, и тот удивлённо приоткрыл рот: настолько странной в своей невозможности была эта картина.
Антуан сам отметил нелицеприятную перемену в своём настроении и спустя мгновение продолжил свою речь уверенно, уже полностью владея собой:
— Я не могу просто сидеть во дворце Тир-Фради и угощаться персиками, пока где-то там, за морем, гибнет мой народ. Мне нет дела до того, что подумает дядя, даже на смертном одре: с ним мы никогда не были близки… Но Константин и матушка прокляли бы меня за то, что из-за меня пал наш дом, который принял меня и взрастил как родного.
— Ха! — зло выдохнул Васко и в три широких шага подошёл к единственному окну в комнате, выразительно развернувшись к любовнику спиной. В ответ де Сарде упрямо сложил руки на груди.
— Мы можем долго дискутировать на эту тему, но это не изменит моё решение. Васко, прошу, поезжайте со мной. Возьмите меня на борт своего корабля. Я не доверю свою перевозку никому, кроме вас.
— Если вы уже всё решили, могли бы не просить, а просто отдать приказ, — глухо отозвался навт, не двигаясь с места. — Я бы не мог отказать князю Торгового Содружества.
Его голос был холоден, как морские глубины ночью, и де Сарде невольно поёжился.
— Я бы никогда не стал приказывать вам. Вы мой компаньон, друг, моя любовь, я вправе только просить. Решение за вами. И если вы не захотите сопроводить меня, так тому и быть. Я пойму и попрошу адмирала предоставить мне другой корабль и капитана.
Расчёт был верен: Васко резко развернулся, весь его вид пылал возмущением, лицо горело при мысли о таком раскладе.
— С ума сошли? Вашу безопасность я больше никому не доверю. Если уж вас не переубедить, я лично доставлю вас на порог дворца в Серене и прослежу, чтобы вас там приняли со всеми почестями.
Де Сарде одарил Васко благодарным взглядом и ответил лишь коротким и искренним:
— Спасибо, любовь моя.
Всеобщими стараниями «Морской конёк» и два сопровождающих корабля удалось снарядить всего за сутки. Портовые рабочие без перерыва таскали на них порох и провизию, которые подвозили в порт гружёнными доверху телегами. К счастью, адмирал Кабрал поняла, что от неё требуется, едва завидев хмурое лицо и напряжённую позу Васко позади де Сарде, прибывшего к ней лично с особой просьбой. Она отдала быстрый приказ своим ассистентам и принялась за бумаги — необходимые документы о переводе капитана Васко в другие воды, ближе к материку. Тот в растерянности опустил руки: какими бы натянутыми ни были порой их отношения с адмиралом, сейчас он не смог бы подобрать слов достаточных, чтобы описать свою благодарность.
Когда де Сарде поднимался на борт вместе с Куртом, Васко недовольно отметил, как наместник сжимает левой ладонью правую: за последние двадцать часов Антуан подписал такое неприличное количество бумаг, в том числе о новом назначении госпожи Моранж, что рука дрожала и отказывалась слушаться. Глубокие тени под покрасневшими глазами доказывали, что сон также обошёл наместника стороной. Впрочем, откуда ему, Васко, знать: он-то всю ночь руководил погрузками.
Каблуки капитана решительно застучали по палубе.
— Отдать швартовы!
Волна с грохотом ударила о борт «Морского конька», и де Сарде с непривычки покачнулся, едва удержав равновесие: он так давно не бывал на кораблях, что отвык от малейшей качки.
— Осторожнее, зелёный, — бросил Курт, подставляя для равновесия свою крепкую руку, но Антуан лишь отмахнулся.
— Я в порядке.
— Ну-ну, — с сомнением пробурчал себе под нос бывший учитель.
Паруса оглушительно захлопали над их головами, пока не подхватили пронизывающий портовый ветер. Вокруг хлопотали матросы: подвязывали тросы, проверяли крепления, перетаскивали последние ящики в трюмы, не обращая на серенцев ни малейшего внимания.
Де Сарде опёрся на борт. На берегу им на прощание махало множество серенцев, среди которых он различил ярко-красное платье с белым воротником госпожи де Моранж, блестящую треуголку адмирала Кабрал и потёртую рыжую кирасу генерала Зиглинды.
Курт махнул им в ответ — возможно, адресуя прощание только Зиглинде и своим сослуживцам — и перевёл обеспокоенный взгляд на своего воспитанника. Лицо у того, конечно, было не на месте, да и бледное, как мел, словно он маршировал всю ночь напролёт без передыху.
— Спокойнее, Ваша-пока-ещё-будущая-княжеская-Светлость, как-нибудь прорвёмся. Идите лучше поболтайте с капитаном о нашем курсе.
— Не уверен, что мне стоит сейчас отвлекать капитана, — выказал сомнение де Сарде.
— Напротив. Спорю на раунд выпивки, ему тоже сейчас недостаёт общения.
Капитан Васко крутанул штурвал и повёл корабль прочь от места, где провёл без малого последние два года. Нет, конечно, он постоянно занимался водными перевозками грузов из одной колонии поселенцев в другую и даже несколько раз выходил в открытое море — но каждый раз довольно скоро возвращался в порт Новой Серены. Возвращался, потому что было к кому и куда. За свою захватывающую жизнь любой навт мог сменить множество кораблей и портов, оттого это странное чувство принадлежности какой-то определённой точке на карте было для Васко необычной диковинкой. Деликатесом на княжеском столе, который он смаковал, пока имел возможность. Теперь всё вернулось на круги своя, как и должно быть, и ему оставалось лишь затолкать подальше это липкое ощущение домашнего тепла, раскрыв объятия дикому и свободному морю.
Антуан поднялся к нему на квартердек, придерживая шляпу с фазаньим пером: к вечеру ветер крепчал. Однако Васко утверждал, что шторма не будет, а корабль и команда справятся с небольшой непогодой, и у де Сарде не было причин ему не верить.
И капитану навтов, и бывшему наместнику Торгового Содружества было одинаково странно наблюдать, как Тир-Фради скрывается в дымке предзакатного зарева. Пожалуй, так же странно, как когда-то — видеть этот остров впервые. В то время ни один из них не подозревал, что здесь их поджидают и захватывающие приключения, и боль потери, и жар любви, и горечь утраты.
Васко сжал штурвал, и де Сарде, будто в точности прочтя мысли капитана, положил ему руку на плечо: я здесь, с тобой, я рядом . У них ещё будет немало времени насладиться друг другом во время плавания, сказать всё, что по какой-то нелепой случайности не было сказано, разделить множество долгих дней и ночей.
Они стояли рядом, плечом к плечу, растерянно щурились на исчезающий за горизонтом остров — и оба не решались озвучить вопросы, которые вертелись на языке. Васко — потому что не хотел лишний раз отвлекать де Сарде, и так встревоженного печальными известиями и неожиданными переменами в своей судьбе, а Антуан — потому что боялся справедливого осуждения капитана, которое вполне заслужил.
Неопределённость будущего звенела в висках тонкой, изысканной, как кинжал, струной, и лишь одно им было кристально ясно: они хотели остаться друг у друга.