Дни и ночи сменяли друг друга быстрее, чем когда "Морской конёк" держал курс на Тир-Фради. Де Сарде не был уверен, в чём крылась причина: то ли он уже успел немного привыкнуть к морским путешествиям, то ли близость любимого мужчины заставляла мириться с такими неудобствами, как качка, тошнота и отсутствие нормальной еды по много дней подряд.
Бывшему наместнику Торгового Содружества достался лучший салон на корабле, удобно устроенный на полуюте. Именно в нём “Морской конёк” перевозил адмиралов навтов и прочих высокопоставленных гостей, потому здешняя мебель выглядела куда опрятнее и изысканнее той, что украшала собой каюту капитана. Однако если Васко и испытывал лёгкую зависть, то виду не подавал, зато скорее предпочитал проводить ночи в адмиральском салоне, нежели приглашать Антуана к себе. Исключение составляли те дни, когда ему предстояло покорпеть над картами или заполнить корабельный журнал — тогда де Сарде сопровождал его и весь вечер сидел рядом в кресле или сразу в постели, раздевшись до рубашки. Чтобы не мешать капитану, он тихо читал захваченные с острова книги и лишь изредка декламировал особо понравившиеся отрывки. Васко неизменно поднимал голову и внимательно слушал: он любил, когда его буря читал ему. Любил и то, как Антуан смахивал отросшие пряди за ухо и деловито загибал уголки страниц, превращая в закладки, чтобы вернуться к ним позднее. Сам де Сарде смаковал эти совместные часы с не меньшим удовольствием, чем гасконский арманьяк у себя в руке, и забывал о всяких неудобствах морских путешествий.
А когда он засыпал на груди Васко, осторожно отстукивая пальцем ритм горячего сердца, то лёгкая качка казалась и вовсе приятной.
Состав команды за два года изменился мало. По отношению к главному пассажиру навты сохраняли почтительный нейтралитет: ни на миг не забывали, сколько де Сарде сделал для их гильдии на Тир-Фради, но не стремились сблизиться лично и ни разу не предлагали разделить с ними выпивку или приятную беседу.
Одним вечером де Сарде покинул свою каюту и отправился на поиски капитана, которого не видел с самого обеда. Нашёл он его в носовой части корабля, где почти вся команда, не занятая вахтой, сгрудилась вокруг нескольких бочек и увлечённо шлёпала по ним рубашками игральных карт.
Старший рулевой по имени Дамиано, чьи виски давно и надёжно посеребрила седина, первым заметил незваного гостя и приветственным жестом подозвал его ближе. Антуан узнал многие лица: с большинством матросов он всегда здоровался на палубе, а с Флавией и Лауро, что устроились вместе на длинном ящике, и вовсе вёл знакомство со времён Старой Серены.
— Ваше Превосх… — Лауро запнулся на середине заковыристого слова и решил не продолжать, а то и вовсе усомнился, что выбрал правильное обращение, потому сразу перешёл к делу: — Может, сыгранёте с нами в картишки?
Судя по тому, что навт сидел на холодном воздухе в рубахе нараспашку и не предпринимал попыток закутаться во что-нибудь потеплее, выпил он уже немало. Флавия в воспитательных целях стукнула непутёвого соседа по плечу.
— Зачем из нас глупцов делаешь? Наш пассажир, держу пари, и карт-то никогда в руках не держал. Ещё бы рому ему предложил!
Уголки губ Антуана сами собой поползли вверх, и он едва сдержал смешок: столь возвышенное представление матросов о его персоне имело мало общего с действительностью. Однако первее всех среагировал Васко: капитан откинул голову назад и рассмеялся, словно услышал презабавнейшую шутку.
— Что ж, давайте проверим. Де Сарде, сыграете с нами?
— С удовольствием. — Антуан оправил шерстяной плащ и опустился рядом за мгновенно подставленный для него ящик, изящно закинув ногу на ногу. — Только попрошу без обмана, играем честно. А то я хорошо знаю, капитан, что вы и это умеете!
— Не мухлевать, — строго приказал Васко всем собравшимся, и навты согласно закивали. Предстоящая возможность перекинуться в картишки с высокородным аристократом их знатно позабавила.
— Мы должны сделать ставки? — как бы между делом поинтересовался Антуан.
— Да, раз уж мы играем по всем правилам.
Де Сарде похлопал ладонями по карманам костюма и наконец вымолвил:
— Вы будете смеяться, но у меня с собой совсем нет наличных денег. Давайте я позову слуг, пусть найдут немного монет для игры.
Это признание из уст будущего князя Торгового Содружества вызвало настоящий взрыв хохота. Антуан незаметно улыбнулся: матросы наконец расслабились в его присутствии, а этого он и добивался.
— Не нужно. Я сделаю ставку за вас, — решил Васко и закинул ещё одну монетку в общий банк. — Пикет?
— Извольте. Пикет так пикет.
Навты сгрудились вокруг и вытягивали шеи, чтобы своими глазами увидеть, с какой уверенностью Антуан скидывает ненужные карты и берёт прикуп, после чего раз за разом обыгрывает одного противника за другим. По его спокойному, непроницаемому лицу невозможно было прочесть решительно ничего: ни какие комбинации были у него на руках, ни о его догадках насчёт карт оппонента. Васко наблюдал за этим процессом с довольной улыбкой и хитрым прищуром, точно налакавшийся сливок кот. Флавия, что в силу природной внимательности следила за ним не меньше, чем за игрой, вспомнила кое о чём. Ещё пару лет назад они с Лауро сокрушались, что их угрюмый капитан почти не знает улыбки. Но сейчас… Морской дьявол ей свидетель, она ещё никогда не видела Васко таким счастливым.
В конечном итоге игра свелась в противостояние капитана и их пассажира. Антуан пару раз обыграл Васко, после чего вдруг спохватился, огляделся по сторонам и стал сбрасывать на бочку довольно неплохие карты.
— Ох, капитан, вы обставили меня!
— Прекратите поддаваться, — недовольно пробурчал Васко. — Банк ваш, де Сарде.
— О, — откликнулся Антуан. Он уже забыл об этой мелочи. — Не нужно. Как видите, в моих карманах даже нет места для таких крупных сумм.
Матросы вокруг весело гоготнули, и де Сарде нутром почувствовал, что их отношение к нему заметно потеплело. Он поднялся с ящика, разгладил плащ и вежливо кивнул на прощание:
— Что ж, благодарю за наиприятнейшую компанию. Джентльмены… и дамы, позвольте украсть вашего капитана на пару слов тет-а-тет.
Флавия и Лауро хором фыркнули от такого обращения, Дамиано хрипло захохотал и едва не свалился с бочки, на которой сидел, а кто-то из задних рядов весело присвистнул и немедля получил в ответ предупреждающий взгляд Васко.
Двое отошли в противоположный конец палубы и встали у борта, всматриваясь в густую темноту зимнего неба, усыпанного редкими звёздами.
— У вас ещё осталась ваша чудодейственная настойка от укачивания?
— Те чудодейственные настойки, что распиханы у вас по карманам, уже не работают? — съехидничал Васко, впрочем, совершенно беззлобно.
Антуан с немым укором поглядел на него, и капитан таки выудил из бушлата флягу, которую когда-то, ещё в начале их знакомства, подарил ему эмиссар Содружества в знак личного примирения. Де Сарде хлебнул ядрёного навтовского зелья, поморщился от вкуса и судорожно сделал кадыком глоток. Васко забрал флягу обратно и заметил:
— Сегодня море волнуется сильнее обычного. Но мы преодолели уже половину пути, потерпите.
— Разумеется, потерплю. Мне некуда деваться, только в океан, — смиренно вздохнул Антуан.
— Смею надеяться, что моя компания всё же приятнее ледяных волн.
Антуан не успел ответить: с носа корабля полилась моряцкая песня, одна из тех, что навты затягивали в хорошую погоду и под хмельное настроение. Матросы махали в воздухе кружками с ромом и хватали друг друга за плечи, раскачивались в такт, нараспев тянули гласные и громким рыком выкрикивали согласные, и звуки их раскатистых голосов врезались в память, точно нож.
Прощайте, адьё, прекрасные леди!
Прощайте, адьё, мы на берег чужой!
Где вспыхнули перьями птицы из клети,
Где звёзды и бури, идём за волной!
Вперёд, за волной, вот девиз моряка,
Вперёд, за волной, семья навтов крепка!
Пусть сгинем мы в море, сольёмся с волною,
Корабль дойдёт до последней земли…
Васко и Антуан стояли под звёздами, кутались в тепло одежд и вслушивались в незамысловатый напев просторной, вольной жизни.
***
По обыкновению, когда Васко глядел в небо, то видел в нём де Сарде: сияющее солнце среди голубого простора, залитого слепящим золотом. Сам он к высотам не стремился, зато с тихим удовольствием брал на себя роль моря, что поддерживало громадину небес и с жадностью впитывало случайно пролитые ею отголоски тепла и света.
Но сегодня небеса не несли в себе облика Антуана. Тёмно-серое, неумолимо чернеющее небо и тяжёлые сгустки туч впереди твердили лишь об одном: быть беде.
— Капитан!
Юный Джонас подлетел к нему быстрее дикого ястреба. Лицо его раскраснелось от волнения и было мрачнее неба над головами, из которого зловеще исчезли все бризы, отчего ход корабля стал заметно слабеть.
— Знаю, — хмуро обронил Васко, не дожидаясь объяснений. Он быстро обогнул юнгу, едва не задев того плечом, и зашагал по палубе. Под его руководством экипаж начал готовиться к предстоящему шторму. А капитан нутром чуял, что шторм идёт самый настоящий.
Навты быстро свернули паруса и наложили на них штормовые сезни. Настроение вокруг сделалось мрачным и унылым, и единственное, что радовало капитана — это то, что де Сарде нигде не было видно. Он всё равно отослал в каюты одного из матросов, чтобы предупредить пассажиров о предстоящем испытании, но сам занялся более важными делами. Нужно успеть проверить крепления спасательных шлюпок, грузов на палубе и в трюме, а ещё удостовериться, что бочки с пресной водой плотно закрыты крышками и прикрыты несколькими слоями жёсткой парусины. Если в них попадёт волна, вода сделается непригодной для питья, а кто знает, сколько дней им придётся дрейфовать с убранными парусами…
Де Сарде сидел за письменным столом и просматривал отчёты с континента, что последними были доставлены к нему в руки до отплытия, когда в адмиральский салон ворвался гонец — кажется, звали его Фабиан — и приказал оставаться в каюте до особого распоряжения капитана.
Антуан рассеянно кивнул: по пути на Тир-Фради корабль несколько раз попадал в непогоду, и он знал, что это такое. Вернее, он так думал. Однако когда от рёва ветра и волн зазвенели стёкла, со стола попадали книги и документы, а земля словно ушла из-под ног, он быстро осознал свою ошибку. В следующее мгновение он с удивлением обнаружил себя на полу, рядом повалился стул, на котором он только что сидел, и заскользил прочь к стене. В каюту одновременно ворвались двое его личных слуг и Курт, поставили его на ноги и оттащили к вырезанной в стене кровати, в чьи надёжные деревянные поручни можно было легко вцепиться всем вместе. На все вопросы, о чём бы они ни были, де Сарде отвечал, что он в порядке — но перед глазами не было ничего, только усталое, мокрое от яростных брызг лицо Васко, который сейчас был там, на открытой палубе, вместе со своей командой. Антуан вдруг пулей вскочил с места, но Курт вцепился в него мёртвой хваткой и попытался вразумить:
— Морячку мы сейчас ничем не поможем!
— Либо пусти меня, либо иди со мной, — неожиданно яростно отчеканил де Сарде.
— Моя задача простая — гарантировать безопасность будущего князя…
— Курт, это прямой приказ!
Антуан наконец вырвался из рук наёмника — тот даже не предполагал, что внутри воспитанника кроется такая сила — и бросился к выходу, спотыкаясь через каждые два шага. Один раз он чуть не упал, но успел вцепиться в ручку двери, а сзади его тут же поддержал Курт, который справедливо решил, что лучше помрёт прямо здесь, вместе с Антуаном, чем его повесят в Серене за то, что не сумел уберечь обоих отпрысков княжеской семьи.
Снаружи творилось кромешное безумие. В чёрном небе шумело и гудело, в уши словно ударил грохот сотни волн, что бились о древесину корабля. Антуан весьма скоро устал от зверских усилий, которые требовались, чтоб устоять на ногах. "Морской конёк" прыгал под ним, точно горная лань: поднимался на волнах и тяжело ухал вниз, и если бы не Курт, что в худшие моменты качки принимал низкие боевые стойки и накрывал Антуана своей широкой спиной, тот точно бы потерял равновесие и полетел за борт в неизвестном направлении.
Воду приходилось откачивать ежесекундно, и хотя матросы, связанные друг с другом прочными канатами, что крепились к мачтам, не сбавляли темпа, она словно только прибывала. Видимость была исключительно паршивой, но Антуан, стоило ему обернуться, всё же отыскал глазами капитана: Васко и Дамиано вдвоём стояли у штурвала и изо всех сил старались держать нос корабля к волне. Попеременно цепляясь за перила и тросы, де Сарде на полусогнутых ногах упрямо пополз по лестнице на квартердек. В общей неразберихе Васко не сразу приметил его, но когда заметил… Антуан никогда не видел выражения такой ярости на лице любовника. Его лицо перекосило так, что татуировки словно завязались в узел, губы дёрнулись, а сам он подлетел ближе и вцепился в де Сарде с такой силой, что наверняка оставил под рубашкой обширные синяки.
— Что вы здесь делаете?!! — взревел Васко так, что голосом даже перекрыл грохот волн за бортом. Антуан не успел ответить: корабль резко качнуло, и их четверых окатило водой, несмотря на все старания опытного рулевого. Капитан зарычал с утроенной силой: — Совсем сбрендили?! Немедленно в каюту!
— Я вас не оставлю, — непреклонно констатировал де Сарде и уже принялся озираться по сторонам, прикидывая, за что бы зацепиться. Васко знал это выражение упрямства на его лице, знал, что его ничем не сломить, потому решил действовать иначе:
— Де Сарде! Вы верите мне?
— Разумеется, я вполне…
— Нет! — резко прервал его Васко. — Вы верите мне?
Глаза Васко насквозь прожигали его расплавленным золотом, и Антуан сильнее вцепился в рукав бушлата.
— Да, — тихо ответил он после небольшой паузы. — Всем сердцем.
— Тогда доверьтесь мне и отправляйтесь в каюту. Всё будет хорошо, обещаю.
Неизвестно, что углядел капитан в глубине медовых глаз Антуана — но он быстро взял его за подбородок и с силой приложился к губам, глубоко наплевав на всех присутствующих, а потом так же резко отбросил его в подставленные руки Курта.
— Прочь отсюда! — в последний раз приказал Васко, и на этот раз де Сарде не смел ослушаться.
Весь вечер и всю ночь корабль мотало, словно невесомое пёрышко, и де Сарде ни на миг не смыкал глаз, воображая себе картины одну страшнее другой. Однако к полудню следующего дня шторм заметно поутих. Матросы забрались на реи и подняли часть парусов, и корабль наконец начал набирать ход, чтобы вернуться на изначальный курс. Ещё через час в каюту Антуана ввалился Васко. Он насквозь промок и едва не падал с ног от усталости, но золотые глаза опасно сверкали выражением злости и осуждения. Курту и слугам хватило одного взгляда на него, чтобы поспешно разойтись по каютам, прикрыв за собой дверь.
— Морской дьявол вас побери, де Сарде! То, что вы вышли на палубу, хотя я приказал вам этого не делать — глупейший поступок в вашей жизни… — Васко начал свою лекцию весьма враждебно, но так и не сумел её закончить: Антуан в пару шагов подлетел к нему и прикипел к губам долгим поцелуем, ладонями утирая солёную воду с загорелых щёк.
— Я знаю.
Но Васко не сдавался и из последних сил отнял от себя ладони де Сарде:
— Там, наверху, вы ничем не могли помочь, только мешались под ногами, ведь я отвлекался на вас, вместо того чтобы…
— Я знаю. — Антуан вновь притянул Васко к себе и приложился к его губам. Когда капитану удалось оторваться, он лишь тяжко вздохнул и мягко приобнял любовника за талию. В его глазах уже не было злости, лишь бесконечная усталость после пережитых треволнений.
— Послушайте меня наконец. Я не лезу в эту вашу политику, поскольку прекрасно осознаю, что толку от меня в ней мало. Но море — это моя стихия. Мне нужно лишь, чтобы в этом вопросе вы доверились моим знаниям и навыкам. Так же, как я доверяю вам, когда речь заходит о переговорах или управлении ресурсами. А если вы не доверяете мне в главном деле моей жизни… честное слово моряка, тогда я оскорблён до глубины души.
— Вы зря так полагаете, любовь моя, — прямо ответил Антуан, ладонями поглаживая Васко по спине. — Я глубоко уважаю вас как капитана и мастера своего дела, и вчера вы в очередной раз доказали вашу смелость. Всё дело в том, что я излишне разволновался из-за столь буйной непогоды и решил лично удостовериться, что с вами всё в порядке.
Васко глубоко вздохнул — в который раз за сегодняшнее утро.
— Я прекрасно понимаю, что вы привыкли править и всё контролировать. Но грош цена этому, если вы не можете довериться своим ближайшим соратникам.
— Я доверяю вам. Я доверил вам свою жизнь в ту секунду, когда мы вместе отправились в это опасное плавание. — Антуан помедлил, чтобы перевести дыхание, и добавил: — Простите меня. Такого больше не повторится. Впредь я намерен лучше сдерживать свои порывы.
Васко кивнул: казалось, его вполне удовлетворил такой ответ. Он с любовью пропустил пару янтарных прядей между пальцами и с едва скрываемой неохотой проговорил:
— Мне нужно идти.
— Идите, — послушно согласился де Сарде и придвинулся ближе, чем нисколько не помог делу. — Но когда всё это закончится… позвольте отогреть вас в своих объятиях.
— Пообещайте мне это.
— Обещаю.
Горячий поцелуй растёкся мёдом по венам и согрел изнутри лучше, чем крепкий ром и дворцовая ванна вместе взятые.
***
Чем ближе они подходили к материку, тем напряжённее и дёрганнее становился де Сарде. Впрочем, таким его видел только капитан “Морского конька”: во всё более редкие дни, когда Антуан покидал каюту и прогуливался по палубе среди матросов и верных ему серенцев, он держался со всем достоинством, на которое был способен. Прямая осанка, спокойный проницательный взгляд, лёгкая улыбка, сложенные за спиной руки — в каждом движении сквозила уверенность, внушающая беспрекословное доверие.
Если вдуматься, де Сарде был ещё достаточно молод: ему не было и тридцати. Но после пережитого в его глазах появилась мудрость, которая добавляла ему возраста. Весь его вид, неизменно благородного и предельно учтивого со всеми без исключения, побуждал кланяться в ноги и клясться в безоговорочной верности прямо здесь.
И лишь Васко знал, что скрывается за этим безупречным фасадом.
Загорелая ладонь сжалась в кулак и постучала в деревянную дверь во второй раз, более громко и усердно, но ответа всё так же не последовало. От ненужных треволнений капитана спасло лишь то, что адмиральская каюта оказалась не заперта.
На столе горела зажжённая коптилка, что тускло освещала пространство вокруг — в том числе мужчину, заснувшего с пером в ладони прямо на столешнице. Его голова покоилась на второй руке, несколько прядей янтарных волос выбились из хвоста вперёд, закрывая лицо.
Васко подошёл ближе и тихо позвал спящего по имени. Антуан дёрнулся и резко выпрямился, сонно моргая, с удивлением осмотрел сначала незваного гостя, а затем — строптивое перо у себя в руке, что посмело поставить жирную кляксу на последнем документе.
— Как же досадно… — пробормотал он на серенском себе под нос.
Капитан удивлённо приподнял брови вверх:
— Вы сегодня вообще не выходили из каюты?
— Который час? — вопросом на вопрос ответил де Сарде и принялся рыскать руками по столу в поисках карманных часов.
— Дело к ночи, моя буря.
Антуан наконец нашёл часы, доселе скрытые под толстой кипой бумаг, недовольно глянул на циферблат и шумно выдохнул. Затем поднял благодарный взгляд на Васко:
— Хорошо, что вы разбудили меня раньше Курта. А то он бы опять принялся бурчать что-то непереводимое про мой режим сна.
— Что вы там всё время строчите?
— Ах, это… Письма, которые надо разослать, как только мы войдём в порт Серены. Чем скорее, тем лучше.
Васко подошёл к столу и встал за спиной де Сарде. Капитан знал все виды почерков любовника как свои пять пальцев, и точно выверенные на бумаге витиеватые петли говорили о том, что адресаты сих писем — важнейшие персоны, безмерно придирчивые, внимательные к мелочам и наверняка невероятно влиятельные.
— Вашим знакомым?
— Нам понадобится вся поддержка, которую мы сможем получить. Это самые верные д’Орсеям фамилии. Я уверен в том, что они присягнут мне на верность.
— Если они не дураки, то встанут на вашу сторону. Все лучшие карты у вас на руках.
— Мы до сих пор не знаем точно, что ждёт нас по прибытии. Если дядя мёртв, то новый глава Серены наверняка захочет поскорее избавиться от меня. Если жив… Кто знает, что у него на уме. Возможно, там уже днюет и ночует вооружённый до зубов конвой, чтобы арестовать меня и допросить с пристрастием.
Антуан произнёс это так обыденно, будто успел свыкнуться с этой безрадостной мыслью. Васко нахмурился.
— У нас достаточно заряда для пушек, мы готовы к любому исходу. В том числе к отступлению в другой порт.
Де Сарде беспокойно поднялся из-за стола, безропотно глянул в лицо капитана и отчеканил:
— Я не хочу, чтобы навты вмешивались. Это не ваша проблема.
— В таком случае хорошо, что капитан здесь я и матросы подчиняются мне, а не вам.
Некоторое время двое сверлили друг друга напряжённым взглядом. На сей раз де Сарде сдался первым: капитан славился не меньшим упрямством, а у него самого не было сил спорить. Антуан прикрыл глаза и устало потёр переносицу, всем своим видом давая понять, что не намерен прямо сейчас обсуждать этот вопрос.
— Ложитесь спать, де Сарде. Тем, что вы умрёте от беспокойства и переутомления прямо на корабле, вы ничем делу не поможете.
Антуан вздохнул и неохотно признал:
— Ваша правда.
Он принялся снимать с себя камзол, но со сна пальцы плохо слушались и едва справлялись с петлями. Де Сарде, казалось, вообще не придавал этому значения: судя по блуждающему взгляду, мыслями он всё ещё был где-то далеко. Не в силах выдержать его потуги, Васко выступил вперёд:
— Позвольте мне.
За последние два года навт столько раз избавлял любовника от камзолов и прочих одежд серенского фасона, что мог делать это и не глядя. Чем и не преминул воспользоваться: пока пальцы расстёгивали пуговицы и развязывали жабо на белоснежной рубашке, губы склонились к лицу Антуана и принялись покрывать его тёплыми поцелуями.
Взгляд де Сарде наконец сфокусировался на происходящем здесь и сейчас. Он обвил руками шею навта и прикипел к нему долгим поцелуем сухих губ. Когда наконец оторвался, то тихо попросил:
— Любовь моя, останьтесь сегодня со мной.
Васко молча кивнул. Ему и не хотелось уходить.
Капитанская форма осталась висеть на спинке кресла, а её носитель оказался прижат спиной к мягкому матрасу. Вырезанная в стене кровать, служившая в своей жизни лишь князьям да адмиралам, и так была весьма широкой и удобной для корабельной, а де Сарде, известный ценитель комфорта, распорядился накинуть сверху пышную перину и постелить лучшее атласное бельё.
Губы Антуана фривольно гуляли по волнообразным татуировкам на лице навта, порой задерживались у родинки на точёной скуле, вальсировали вбок, где язык мог пройтись по внешней стороне уха и легонько скользнуть внутрь. Васко издал рваный стон и впился в оказавшееся перед ним бледное плечо.
Антуан мгновенно вернулся в изначальное положение, подставил губы, предлагая вместо этого целовать его самого, и Васко принялся за дело с запредельной, сводящей с ума нежностью. После нескольких месяцев плавания от де Сарде пахло морской солью и свежестью свободного неба — для навта это был лучший запах на свете, куда более приятный и возбуждающий, чем все цветочные парфюмы, которыми бывший наместник Тир-Фради так старательно обливался на берегу.
Васко сильнее сжал бёдра любовника, обнажённые тела сошлись ближе и в предвкушении потёрлись друг о друга. Антуан выдохнул ему в нижнюю губу и взмолился:
— Заставьте меня забыть обо всём.
Васко перевернул де Сарде на спину и сел сверху, чтобы дотянуться до неприметного пузырька с маслом на полке. Ноги Антуана взметнулись вверх и в ожидании принялись поглаживать загорелую спину, а затем дразняще разошлись в стороны. Капитан понял намёк: он вновь склонился к любовнику, чтобы отвлечь поцелуем, и вошёл влажными пальцами плавно и нежно, наслаждаясь вкусом обжигающего соития губ и протяжным стоном, обнявшим его уста в сладострастном выдохе.
Антуан тяжело дышал под ним, шумно сглатывал и беспокойно вертелся, сминая пурпурный атлас простыни. Губы навта целовали ключицы, плечи, прижимались к бледной шее. Стенания де Сарде становились нестерпимее, вздохи — требовательнее, но вскоре и те, и другие слились в единую ласкающую слух мелодию желания, когда Васко выпрямился, закинул его ноги себе за спину и полностью заполнил собой любовника.
Де Сарде с готовностью набирал скорость, подстраивался под настойчивые толчки, но ни на мгновение не отводил медовых глаз от навта, прожигая его насквозь внимательным и томным взглядом. Не сбиваясь с ритма, Антуан вдруг резко сел, упёрся одной рукой сзади в постель, а другой обхватил любовника за шею и жадно притянул к себе. В следующий миг Васко почувствовал преисполненный страсти поцелуй и прикосновение горячего языка к своему. Навт непроизвольно дёрнулся от желания и крепче подхватил Антуана под уверенно движущиеся вперёд-назад бёдра. Де Сарде никогда не отличался особой крепостью рук, и Васко хотел было ненадолго отстраниться и спросить, удобно ли ему, но тот, похоже, ни на миг не намеревался отпускать от себя капитана. Он придвинулся столь близко, что они касались друг друга грудью, а его естество оказалось зажато между взмокшими, часто вздымающимися от прерывистого дыхания животами. Де Сарде словно желал вобрать в себя всего любовника разом и слиться с ним воедино.
Язык Антуана скользнул глубже, к нёбу, рука крепче обняла бронзовую шею, и Васко протяжно застонал. Томление становилось невыносимым, ходило по грани, готово было выплеснуться за борт, и лишь одна-единственная мысль не давала мгновенно сорваться в блаженную пучину. Де Сарде громко ахал ему в рот, жадно поглощал ответные хрипы и лишь наращивал темп, не обращая ни малейшего внимания на все неудобства.
Благодаря волнующей близости Васко почувствовал сладкую дрожь любовника всем телом. Животу вдруг стало мокро и жарко, Антуан наконец оторвался от любимых губ и запрокинул голову назад, чтобы резко втянуть в себя глоток воздуха. Взгляд его помутился от страсти, губы шептали бессвязные слова нашедшей выход нежности. Васко притянул де Сарде ближе к себе и с наслаждением излился тоже, позволив штормовой волне захватить его корабль и утянуть за собой на дно сладостной неги.
Антуан сел удобнее, успокаивая бешеный ритм сердца, но не спешил выпускать Васко из объятий. В голове шумело, клокотало, искрилось, и он вновь и вновь накрывал губы навта своими, положив ладони по обе стороны от любимого лица.
Однако что-то в том, как исступлённо целовал его де Сарде, капитану не понравилось. Васко точно знал: так целуют моряков, когда они отправляются в опасное плавание, из которого возвращается не каждый — когда неизвестно, удастся ли коснуться любимых губ вновь.
Антуан остановился, внимательно посмотрел любовнику в глаза и внезапно осипшим голосом проговорил со всей искренностью и глубиной чувств, на которые был способен:
— Я люблю вас, Васко.
Де Сарде всегда был скуп на столь прямолинейные и откровенные признания в глубоких чувствах. Потому Васко сразу уверился: Антуан страшится. Страшится неизвестности будущего, сомневается в своих способностях. И боится за жизнь — прежде всего не свою, а тех людей, что доверились ему и пошли за ним. За которых он несёт ответственность.
Без лишних слов капитан прижал его голову к своей груди и успокаивающе провёл ладонью по янтарным волосам.
— Всё хорошо. Я буду рядом.
— Вы не обязаны.
— Я буду рядом, — упрямо повторил Васко. — Попробуйте поспать. До Серены нам идти не менее недели, вы не сможете простоять на ногах все эти дни.
Васко удалось уложить де Сарде на подушки и укутать в одеяло. К счастью, утомлённый долгой работой с документами и неудобным положением за столом, тот быстро заснул на его плече.
Капитан навтов знал способ, как со всей уверенностью обезопасить и Антуана, и остальных от возможных последствий спорного решения князя д’Орсея: немедля развернуть корабль и взять курс куда угодно, прочь от этого осиного гнезда. Однако де Сарде, и это Васко осознавал со всей ясностью, никогда не согласится отступить. Он не привык пасовать перед трудностями и скорее самовольно прыгнет за борт к акулам, но сделаёт всё, что велит ему долг.
И потому Васко ничего не остаётся, кроме как следовать за любимым мужчиной и терпеливо наблюдать, что уготовила для них двоих капризная леди судьба.