Какаши был измотан как физически, так и морально. Его тело было опустошено, как и яйца, но он не мог остановиться. Да и не хотел останавливаться.

Последние пять часов он трахал Сакуру во всех позах, какие только мог придумать, и все равно этого было недостаточно. Даже сейчас, после очередного раунда их потных тел и шлепков кожи о кожу, Какаши понимал, что еще немного, и он снова будет готов.

Он крепко сжал ее бедра, и кончики пальцев почти до боли впились в мягкую кожу, на которой, как он подозревал, уже появились синяки. В этот момент ему почти хотелось сделать ей больно, хотелось, чтобы Сакура вздохнула или вскрикнула, но она так и не сделала этого. Ей это нравилось, и она хотела боли так же, как и он.

Они были ненасытны, и он знал, что это не продлится долго. Когда они утолят свои желания, когда оба поймут, что они не единственные игроки в этой игре, Сакура снова убежит. Он видел это по тому, как она хмурила брови, оправляясь от кайфа после оргазма.

Осознание того, что ей придется отвечать за то, чем они занимались, отражалось на лице Сакуры, и Какаши поспешил бы отмахнуться от этого поцелуем, но он не хотел останавливаться. Не сейчас. Не сейчас, когда у них есть время предаваться ненасытности друг друга.

Сакура вздохнула, расчесывая пальцами влажные волосы, и легла на кровать, смяв под собой простыни. В таком виде она представляла собой весьма привлекательное зрелище: ее тело все еще дрожало, глаза были плотно закрыты, а бедра отчаянно пытались сомкнуться. Какаши не позволил им соединиться и, положив ладони на ее ноги, широко раздвинул их, вновь изливаясь в нее.

Их дыхание, неглубокое и затрудненное от нагрузки, стало единственным звуком в комнате, и так было почти всю ночь. Несколько раз он задавался вопросом, как долго они находились в его квартире, не в силах удовлетвориться друг другом. Казалось, что прошли дни и в то же время минуты.

Единственным свидетельством того, что они не занимались этим несколько дней, был серый свет, пробивающийся сквозь край штор, закрывающие окна. Осознав, что уже рассвело и их ночь почти закончилась, Какаши нахмурился, отступив назад, и выскользнул из нее, позволяя ей сомкнуть ноги.

Сакура перевернулась на бок и зарылась лицом в простыни, ее волосы спутались на затылке, а плечи то поднимались, то опускались. Он подполз к ней сзади и упал на спину, уставившись в потолок. Положив руки на живот, он чувствовал каждый удар своего сердца, пока оно не замедлилось до нормального ритма.

Именно в такие моменты он чувствовал себя хуже всего. По крайней мере, когда он трахал ее, у него была одна цель, и никакие мысли о женихах и последствиях не лезли в голову. Какаши откинулся набок и наблюдал, как Сакура дрожащей рукой распутывает волосы за ухом. Вздрогнув, она перекатилась на спину, и её взгляд потяжелел от усталости, но в нём всё ещё горел тот же блеск желания.

Скоро она будет готова к новому раунду.

От этой мысли член напрягся, и Какаши едва не взглянул на себя сверху вниз, чтобы убедиться в реальности происходящего. Может быть, и хорошо, что они не были парой — такими темпами у них бы не оставалось времени на другие дела.

С другой стороны, он подозревал, что они трахаются как кролики только лишь потому, что слишком долго в этом нуждались. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он впервые захотел Сакуру, но это было ничто по сравнению с годами непрекращающихся течек, которые ей приходилось терпеть в одиночестве, неудовлетворенной и растерянной.

Какаши поднес руку к плечу Сакуры и повернулся на бок, чтобы притянуть её к себе ближе. Несмотря на то, что между ними было жарко, как в прямом, так и в переносном смысле, он не хотел отталкивать ее. Он вспотел и весь горел, но в тот момент, когда ее кожа коснулась его, ему было все равно.

— Ты хочешь пить? — тихо спросил он. Сакура покачала головой и подложила руку под щеку, чтобы отдохнуть. Их ноги свисали с края кровати, но ни у одного из них не было сил подползти к подушкам и лечь как следует. Через некоторое время она заговорила.

— Ну… да, но я не думаю, что смогу встать.

— Я тоже.

Между ними повисло молчание, и Какаши не был уверен, комфортное ли оно или наоборот: было так много вопросов, которые никто из них не хотел озвучивать, опасаясь ответов.

Солнце все выше поднималось над горизонтом, и клочок серого света, просачивающийся сквозь шторы, становился ярче. Какаши подумал, не смотрит ли и Сакура на него, ожидая неизбежного момента, когда все закончится.

Он обнял ее за живот и притянул к себе, зарываясь в спутанные волосы. За несколько минут тишины он задремал, и по ее ровному, мягкому дыханию стало понятно, что она тоже.

Невозможно было сказать, сколько времени они так проспали, но когда Какаши открыл глаза, солнце светило ярче. Уже отчетливо виднелись темные шторы, лампа и книга на прикроватной тумбочке. Глубоко вздохнув, он отстранился от ее обнаженного тела, лег на спину и уставился в потолок.

Он снова хотел ее.

Он уже был тверд и вовсю представлял себе различные способы трахнуть ее, прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус. Он провел ладонями по лицу, и это движение разбудило Сакуру.

Она откинула волосы с лица и потянулась другой рукой назад, нащупывая пальцами его член. Видимо, она тоже хотела его снова.

Одним быстрым движением она оказалась на его коленях, закинув одну ногу на другую, пока он снова не вошел в нее. Ощущения были как в первый раз, и Какаши позволил своим глазам закатиться назад, пока не оказался полностью в ней.

— Сакура, — прошептал он, разрываясь между желанием трахнуть ее и получить ответы на мучившие его вопросы. Но, черт возьми, он выбрал самое неподходящее время, чтобы начать задавать их.

Она медленно покачивала бедрами вперед-назад, не торопясь, и он позволил ей это сделать. Сакура удивила его тем, как быстро брала инициативу в свои руки, желая этого, и хотя обычно он был тем, кто предпочитал доминировать, с Сакурой все было иначе. Они делили власть и использовали ее как для себя, так и друг для друга.

— Хм… — Звук едва донесся до его ушей. Какаши уже начал забывать, о чем вообще хотел спросить. Почему его должны были волновать ответы, которые могли бы только отнять ее у него, когда она уже была здесь?

Нахмурившись, он провел руками по ее бедрам, вдоль живота и к груди. Скользнул большими пальцами по соскам, и во рту скопилась слюна, пробудив желание коснуться их языком. И все же мысли витали в смятении, и Какаши ничего не мог с этим поделать.

— Мы должны поговорить.

— Сейчас? — Дыхание Сакуры сбилось, и он почувствовал, как ее грудь подпрыгнула под его руками. — Разве это не может подождать?

— Нет.

Чтобы убедить Какаши в обратном, она ускорила темп и наклонилась вперед, опустив руки ему на грудь. Ее бедра искусно двигались, и на целую минуту он забыл, что хотел сказать. Он знал только то, что все, что Сакура делает — слишком хорошо, чтобы останавливать ее. Она была тесной и влажной, и работала с его членом так, словно знала все, что ему нравится.

Когда он хотел, чтобы Сакура замедлила темп, она замедляла. Когда хотел сильнее, она вновь поднимала бедра и опускалась на него.

Черт, она читает его мысли?

Тихий голос в затылке подтвердил это одним словом: «Истинная».

Какаши никогда не верил в них и никогда не нуждался в этом, но каждый миг, проведенный с Сакурой, только сильнее убеждал его в этой идее.

— Сакура, — прорычал он, и его руки снова вернулись к ее бедрам, крепко сжав их, когда она сильнее прижалась к нему. — Я серьезно.

— Я не хочу говорить.

К этому времени он уже входил в нее снизу, вбиваясь бедрами в ее спину с такой силой, что каждый раз шлепки их кожи эхом разносились по комнате. Его пальцы сжались вокруг нее, и он заметил, как ее губы разомкнулись от боли. Но она не издала ни звука, чтобы остановить его.

— Скажи мне, что ты оставишь Саске. — В тот же миг Сакура распахнула глаза и уставилась на него с такой яростью, какой он еще никогда не видел.

Это была ложь.

Он видел подобное той ночью в стрип-клубе, когда заговорил о ее женихе после того, как заставил ее кончить.

Сакура оттолкнулась от его груди, усаживаясь на колени, но она не сползла с него. Хорошо. Он продолжил трахать ее, и чем дольше она молчала, тем больше он был уверен, что она его не остановит.

— Я не буду сейчас об этом говорить, — задыхалась она, откидывая рукой волосы с шеи. — Просто трахни меня, пожалуйста.

Какаши медленно опустился на кровать, схватил ее за запястья и заставил посмотреть на него снизу вверх. Он взглянул ей в глаза и вместе с ненавистью увидел в них внезапный страх. Однако это его не остановило.

— Нет, пока не скажешь, что ты моя.

Сакура с насмешкой попыталась освободить руки, но когда он не отпустил, ее зрачки расширились.

— Какаши…

Он не дал ей шанса. Ударив бедрами, он скинул ее с себя и, когда Сакура упала на кровать, Какаши воспользовался положением и залез ей за спину. К счастью, она не стала жаловаться, когда он вошел в нее, и отреагировала только тем, что вжалась щекой и грудью в простыни.

Медленно, намеренно мучая ее, он отстранился и дал ей почувствовать каждый сантиметр своего члена, после чего почти полностью вышел из нее. При звуке ее протестующего вздоха уголки его губ злобно скривились. Какаши провел членом по ее щели вниз и обратно ко входу, дразня ее.

— Скажи мне, Сакура.

— Я… я не могу.

— Да? — вздохнул он и глубоко вошел в нее. Ему понравилось, как она вскрикнула от этого ощущения. — Ты можешь. И скажешь, если намерена кончить.

Сакура зарычала и сжала в кулаках простыни:

— Это не так просто! Пожалуйста!

Еще медленнее, зная, что ей нужен жесткий трах, Какаши отступил назад, пока не оказался в ней совсем чуть-чуть. Очередной проход члена по ее складкам и обратно заставил ее бедра выгнуться навстречу ему, и он негромко рассмеялся.

— На двух стульях усидеть не получитсяАнгл. выражение «Сan’t have your cake and eat it too» — досл. «Нельзя остаться с пирогом и съесть его одновременно». , Сакура. В этот раз я тебя так просто не отпущу.

— Или что? — Она насмешливо улыбнулась. — Ты собираешься держать меня здесь в плену как свою игрушку для секса…? Ах…

Он врезался в нее, выбивая слова и дыхание, и провел ладонью вдоль позвоночника до затылка. Его пальцы сжали в горсть ее волосы, и он жестко вошел в нее — всего на мгновение.

— Как будто ты не хотела бы стать моей игрушкой.

Как только эти слова слетели с его губ, Какаши продолжил свою мучительную игру. Он почти так же сильно хотел услышать от нее эти слова, как и кончить. Предвкушение того и другого нарастало внутри него, наливаясь, как раскаленный свинец, и он чувствовал, как оно прожигает его душу.

— Я просто… — задыхаясь, прохрипела Сакура, когда он провел головкой члена по ее клитору. — Мне нужно время.

— Как долго?

— Не знаю, — застонала она, когда он снова вошел в нее. Если он будет продолжать в том же духе, то долго не протянет. Каждый раз, толкаясь в нее и растягивая ее вокруг себя, он понимал, что игра, в которую он играет, опасна. Сакура была чертовски хороша, и он был близок к очередному оргазму. Его бедра уже сводило от изнеможения, и он жаждал еще одной разрядки, прежде чем кончить. — Месяц, пожалуйста, просто трахни меня.

— Я даю тебе неделю. — И тогда он сделал то, о чем Сакура умоляла.

Какаши трахал ее так, словно больше никогда не сможет сделать этого вновь, и наслаждался каждым ее стоном, вздохом и всхлипыванием. Прошло совсем немного времени, прежде чем Сакура кончила, пульсируя и сжимаясь вокруг него. Она выкрикивала его имя, извиваясь, и вжималась в него бедрами, ощущая скользящей в ней член.

Он кончил вскоре после нее, не в силах сдерживаться, ощущая, как она стала влажной и тугой после оргазма. Какаши отпустил ее волосы и положил обе ладони на ее ягодицы, покачиваясь вперед-назад, шипя и выплескивая в нее все до последней капли.

Когда он рухнул обратно на кровать, ноги уже благодарили его, и он перевернулся на спину, глядя в потолок, а его руки ощутили биение пульса под ними. Сакура лежала на животе, переводя дыхание, но на этот раз ей потребовалось не так много времени, чтобы прийти в себя.

Проклятье.

Он думал, что она почти так же разрушена, как и он, но, видимо, Сакура обнаружила внезапный прилив сил. Она приподнялась и откинула волосы назад, потянувшись, чтобы закрепить их резинкой. В ее взгляде, устремленном к нему, горел огонь, и Какаши усмехнулся.

— Ох, вот это взгляд. Если бы ты только знала, как он на меня действует.

— Если бы ты только знал, как я ненавижу, когда ты говоришь о нем.

Какаши приподнялся на локтях и потянулся к ней, поглаживая тыльной стороной пальцев нижнюю часть ее груди. Когда она отмахнулась от его руки, он рассмеялся.

— Разве можно винить меня? Мне неприятно осознавать, что ты приходишь домой к нему, что он каждый день видит твое тело, не ценит его и не поклоняется ему так, как поклонялся бы я.

Сакура опустила руки на грудь, скрещивая их, и бросила на Какаши хмурый взгляд:

— Все, что тебя волнует — мое тело. Все, чего ты хочешь, это трахнуть меня, и при этом ты ожидаешь, что я за одну неделю прекращу почти десятилетние отношения с мужчиной, с которым планировала провести всю оставшуюся жизнь? Я сказала, что на это уйдет месяц. И ты дашь мне его.

Контрпредложение? О, это ему не понравилось. Весь дразнящий юмор испарился, и Какаши уставился на нее сузившимися потемневшими глазами.

— Две недели. — Это было его последнее предложение.

Сакура закатила глаза и поднялась с кровати, раздраженно морщась от того, что ее колени чуть не подкосились. Осторожно и немного шатаясь, она подошла к двери и скрылась в гостиной. Какаши не стал устраивать ей экскурсию, но в данный момент полагал, что она и так со всем разберется.

Несмотря на то, что ноги сильно дрожали, Какаши скатился с кровати и последовал за ней, не утруждая себя одеванием. Он стоял, прислонившись плечом к дверной раме, и смотрел, как Сакура ищет свою одежду, разбросанную по квартире.

Она нашла лосины и куртку на молнии, не обращая внимания на трусики, которые Какаши разорвал на полу в гостиной. Когда она стояла перед ним и искала свою футболку, он протянул руку и взял ее за локоть, развернув лицом к себе. Какаши не успел ее остановить, как она впилась в него поцелуем.

Он почувствовал вкус соли на ее губах, а тепло ее языка зажгло его изнутри таким жаром, к которому он никак не мог привыкнуть. Отстранившись, он схватил Сакуру за подбородок, заставляя посмотреть на себя, и увидел, что в ее глазах пылает пламя. Однако на этот раз это не вызывало улыбки.

— Две недели, — напомнил он серьезным шепотом. — Или я скажу ему сам.