Кэйя устало потер виски, откладывая очередной документ к беспорядочной стопке на краю стола. Он не спал эту ночь — и не похоже, чтобы ему предстояло спать нынешнюю. Дел было катастрофически много. Кто бы не выступал против них, он определенно умел наводить беспорядок.

Самих по себе происшествий было немного, и они были несерьезными, зато случались как раз там, где рыцарей не было, и получали широкую огласку. Ему требовалось немало усилий, чтобы подавлять слухи о развале Ордо Фавониус. Информация об охоте на Джинн уже просочилась в город, и теперь многие судачили о ее судьбе. В самом деле, Кэйя начинал радоваться, что она сама далеко от города: в ее отсутствие ему было куда легче плести успокаивающую ложь.

Другое дело, что вот уже второй день от Джинн не было никаких вестей. Это не было так уж странно, но застарелая тревога царапалась под кожей. Кэйя не любил оставаться в неведении. Он ненавидел это чувство с тех самых пор, когда был вынужден постоянно оглядываться на чужой глаз бога, проверяя, что он не потух. Сейчас у него не было и того.

Он усмехнулся себе под нос, беря следующую бумагу. Положа руку на сердце, переживать было не о чем. Джинн все-таки с Дилюком: вдвоем они должны справиться, не рискуя слишком сильно. Но дурное предчувствие все равно не отпускало и цеплялось за плечи, заставляя нервно оглядываться на часы.

В дверь постучали. Кэйя коротко приказал войти, и на пороге появился Астор, растерянный и встревоженный. Кэйе нравился этот мальчишка. Он напоминал ему кое-кого из детства своей идеалистичностью — а еще он, несмотря на вечно потерянный вид, был на диво смышленым.

− Что такое? Если это Эммерик, скажи, что я подойду через пару минут, у меня есть, что обсудить с ним, – произнес он, уже пробегая глазами по очередной жалобе

− Тут такое дело, капитан… − забормотал Астор, вытянувшись по стойке смирно. — Ну, во-первых, на винокурне «Рассвет» случился пожар.

Рука, уже взявшаяся за перо, замерла в воздухе. Что?

− Но передали, что жертв нет.

Кэйя поджал губы, мысленно вознося Барбатосу короткую молитву, смешанную с проклятьем. И на том спасибо, конечно, но новость, мягко говоря, выбила его из колеи. В каком состоянии поместье? Как вообще работники допустили пожар? Или это был поджог? Вопросы роились в голове, требуя немедленного ответа, но, едва заметив выражение лица Астора, Кэйя отложил их все в сторону. Он видел, как тот мучительно подбирает слова для второй новости. И, судя по тому, что он отложил ее на конец, легче она точно не будет.

− Что-то еще?

Астор вскинул на него взгляд, вздохнул и уверенно закончил:

− Тут девушка из Фатуи. Уверяет, что ей нужно поговорить с вами, лично. Что если вы ее не выслушаете, к вечеру магистр Джинн и господин Рагнвиндр будут мертвы.

***

Пострадавших и правда было немного — слава Барбатосу. Дилюк старался поддержать их, для каждого находя искренние слова благодарности и утешений. Несмотря на помощь Джинн, многие все еще неважно себя чувствовали. В конце концов, она не была полноценным целителем, к тому же и сама пострадала.

Большую часть людей он распустил. Дел было много, но едва ли он мог хоть от кого-то из них, и так вымотанных или травмированных, требовать выполнения работы. Да и мало что они могли толком исправить сейчас, когда жар, затаившийся в обломках здания, едва затух, а ливень только-только остановился. Те же, кто решил остаться и помочь, занялись необходимой рутиной: осмотром переживших пожар складов, уборкой оставшихся целыми бочек, проверкой состояния виноградника, к счастью, не понесшего слишком большие потери.

Солнце перевалило за зенит, когда Дилюк дал последние указания Аделинде и Эльзеру прежде, чем отправиться в путь. Ему не нравилось оставлять винокурню без своего присмотра, но им с Джинн было необходимо вернуться в Мондштадт. Его тревожило все происходящее. С ними словно играли, уводя все дальше и не давая коснуться настоящего следа. Пора было разорвать этот порочный круг.

Оставалось надеется, что в Мондштадте под присмотром Кэйи все в порядке. Дилюка немного беспокоило, что они так и не дождались мальчишки, посланного за целителем уже для самих работников винокурни. Впрочем, может, просто разминулись в дороге…

− Мы снова его упустили, − хмуро заметил он по пути, издалека пытаясь разглядеть башни города. Он уже рассказал Джинн о человеке, которого увидел в окно. — Только теряем время.

− Мы знаем, что виновный — офицер Фатуи, и в его отряде четыре человека, − возразила Джинн. — Это уже весомая улика против них. К тому же, мы не теряем время — здесь была необходима наша помощь. Ты знаешь это лучше всех.

− Наша помощь последние дня три вообще всем необходима, − проворчал Дилюк. — Если бы мы не задерживались, достигли бы цели гораздо быстрее.

− Это мой долг…

− …как магистра Ордо Фавониус. Знаю.

− Как человека, которому небезразличен Мондштадт. Ты не рыцарь, но делал не меньше. И делаешь всегда.

Дилюк удивленно вскинул на нее голову. Джинн вздохнула.

− Ты думал, если будешь спонсировать школы и приюты Мондштадта через посредника, а не как владелец винокурни, я не замечу?

Он пару секунд молча смотрел на нее, а после коротко устало рассмеялся. Кажется, впервые с тех пор, как почувствовал дым. Рядом с Джинн горечь потери истончалась, не исчезая, но переставая терзать его.

− Семеро, а я-то думал, что неплохо скрыл следы.

− И правда неплохо, – согласилась она. – Но… Ты изменился за эти четыре года, но все также неспособен стоять в стороне. Так что догадаться, кто вдруг решил проявить щедрость, было не так трудно.

Дилюк усмехнулся. Да. Он определенно не умел стоять в стороне. Что бы ни случилось, он зачем-то упрямо лез в самую гущу событий, со своей правдой и верой в правильное. Ирина говорила, это и делает его буревестником. Насколько бы разными они не были, ни один из них не смог бы просто отвернуться.

Но это, грустно говорила она, не самый простой путь. И иногда за него приходится платить.

− Если честно… Только не смейся, но я даже вначале думала, что это ты Полуночный Герой.

Дилюк подавился воздухом и закашлялся, отчаянно надеясь, что сможет все списать на дым. Он определенно не ждал, что этот простой разговор примет столь опасный оттенок. Несмотря на то, что доверие между ними постепенно восстанавливалось, вилось тонкой нитью, этого было абсолютно недостаточно, чтобы раскрывать столь серьезные тайны.

− Но потом я подумала, − продолжила Джинн, и в голосе ее скользнуло что-то странное, — ты бы сказал мне, будь это так. Конечно, мы давно не общались, но это было бы выгодное сотрудничество, разве нет? И… если бы это было так, ты бы знал, что можешь мне довериться.

Дилюк замолчал, не поднимая взгляд. Солнце расплывалось в лужах на дороге. У него не было ответа. Возможно, вдруг подумал он, сейчас хорошее время, чтобы все рассказать. Джинн права. Он может довериться ей, разве нет? Разве это не сделало бы все легче?..

− Боюсь, меня слишком хорошо знают в городе, чтобы оставался шанс стать анонимным героем, − сорвалось с языка раньше, чем он успел обдумать ответ. В последние годы лгать стало так же естественно, как дышать, но он все еще не смог заставить себя поднять взгляд на Джинн. Сейчас, впервые за это время, обман давался с трудом и оставлял за собой гадкое чувство.

Но Джинн, кажется, поверила. Усмехнувшись, она продолжила идти, больше не развивая эту тему. Дилюк молча следовал за ней, придерживая на поясе меч. Он был настороже, но не чувствовал тревоги: четверо фатуйцев не столь большая угроза для них. Лес вокруг мирно шумел, и только ветер легко подталкивал в спину, словно торопя куда-то.

Однако примерно через час он заметил неладное. Дилюк слышал, как ломались ветки, видел изредка странные движения в листве. За ними следили. Кто-то вот уже несколько минут тихо, но настойчиво следовал за ними. Что хуже, интуиция подсказывала: их было вовсе не четверо.

− Мы не одни, − тихо, на выдохе произнес он, на ходу нагнувшись к Джинн. Она кивнула.

− Мы окружены, − с отстраненным спокойствием заметила она. Ладонь ее лежала на рукояти меча. Дилюк мысленно выругался. Они были вымотаны, а рядом не было никого, кто мог бы помочь. В самом деле, их загнали в ловушку с такой ловкостью…

− Как нападут, уходи. Я попробую прикрыть. Им нужна ты, Джинн.

− Даже не думай, − твердо отрезала она, останавливаясь. В голосе ее блеснула неожиданная сталь. Дилюк закусил губу. Надо было убедить ее отступить. Ее безопасность сейчас была приоритетом, и это надо было как-то донести до самой Джинн…

Времени на это у него не было.

Фатуи выступили из леса мягко и плавно, словно внезапно появившись вокруг них. Джинн достала из ножен меч. Дилюк, замерший рядом с ней, мысленно считал противников. Восемь, ха… Этого было более чем достаточно, чтобы одолеть их двоих. И он едва ли сможет остановить их всех, даже пожелай Джинн отступить. Впрочем, выбора все равно не было.

Вперед уверенно выступил молодой светловолосый офицер. Дилюк зло сжал кулаки. Черная с алым маска Фатуи закрывала его лицо, но сомнений не было: это был тот самый человек, которого он видел перед пожаром. Что ж. По крайней мере, он расквитается с ним за Тай и за пожар. Дилюк коротко оглянулся на Джинн. Она напряженно смотрела на офицера, сохраняя твёрдую решимость на лице, но он видел, как побелели её костяшки пальцев, сжимающих рукоять.

У них было мало шансов дожить до конца дня. Дилюку не нужно было даже принимать решение: все и так было ясным. Что ж, он умел ввязываться в битвы так, чтобы переманиваться на себя большую часть противников.

У них было мало шансов. Он мог сделать так, чтобы у одного из них их стало чуть больше.

− Ты мне не враг, Рагнвиндр, − между тем спокойно произнес офицер на чистом общем языке без тени акцента. — Можешь уходить. Но предупреждаю: если решишь остаться, мы убьем тебя вместе с магистром.

Дилюк мрачно усмехнулся. Внутри лихорадочно горел искристый страх перед обреченной битвой. Как будто он даст этому мерзавцу хоть пальцем тронуть Джинн.

− Предупреждаю в ответ, − отозвался он. — Ты враг мне. Так что даже не думай уйти в добром здравии.

Кто-то насмешливо бросил пару оскорблений на северном наречии. Офицер вскинул руку, прерывая шум. Секунду он прямо смотрел на них, словно раздумывая, стоит ли попробовать еще раз убедить сдаться, но после резко и молча обнажил меч. И в этот же момент остальные напали: слаженно и беспощадно.

Зазвенели мечи. Воздух был пьяняще терпким от криков, звона стали и запаха крови и страха. Меч разрезал воздух, ловко играл в твердой руке, выписывая знакомые с детства дуги. Дилюк сражался так, как только мог, отдавая всего себя. И несмотря на жар битвы, застилающий глаза пеленой, он старался не терять из виду Джинн, как можно сильнее отвлекая от неё врагов.

Они пришли за ней. Но черт с два они доберутся до нее, не прикончив вначале его.

Джинн тоже держалась уверенно, отбиваясь с мастерством опытного воина. Тонкий клинок ее меча мелькал в воздухе, находя бреши в защите врагов, беспощадно коля и отталкивая их. Дилюк прикрывал ее спину, уверенно отбивая удары, сыплющиеся с разных сторон. Он старался держаться рядом, но выходило не всегда. Вот и сейчас очередной враг несколькими ловкими шагами заставил его отступить, заманив в кольцо. Дилюк стиснул зубы. Ситуация выглядела дурно.

Плечо, в которое угодило чье-то лезвие, раздирало болью. Он чувствовал, как рубашка прилипает к коже, быстро пропитываясь липкой кровью. Но рука все еще слушалась. Дилюк взмахнул мечом, и один из врагов с шипением отступил, хватаясь за бок. Он же быстро пригнулся, чудом не получив удар в голову, грозивший стать последним для него, и со всей силы саданул локтем назад. С оханьем отступил второй противник, ненадолго выведенный из боя. Удар третьего Дилюк еле успел заблокировать. Черт. Их было слишком много.

Отвлекаться было нельзя, но, подстегнутый дурным предчувствием, он бросил короткий взгляд в сторону Джинн. По спине мгновенно прошелся холод.

Он видел, словно по кадрам, как офицер заносит меч. Джинн отбивалась от еще двоих солдат и не успевала ни парировать, ни увернуться. В глазах ее плескалось то отчаянно твердое выражение, какое бывает только у людей, вдруг понявших, что смерть уже хватает их за горло — не вывернешься и не убежишь.

Дилюк рванулся к ним наперерез, не замечая, как сражающийся с ним солдат успел резануть его по боку самым краем клинка. Он не планировал атаки, не помнил ни одного из правил и ни одной стойки. Он думал лишь о том, как не опоздать. Остальное тело делало само.

Дилюк подставил меч как раз вовремя. Клинки столкнулись с искристым звоном. Офицер резко освободил свой меч и бросился в атаку. Он не использовал глаз порчи — видимо, его тело плохо принимало его — но был умел и отлично сражался. Дилюк не уступал ему в умении, но был ранен. Голова уже немного мутнела от потери крови, но рассудок оставался ясным. Он не имел права проиграть. Никто больше не погибнет. Не так. Не из-за него.

…А в движениях врага скользило что-то до боли знакомое. Как если бы они уже дрались. Как если бы это и правда был старый друг или старый должник.

Дилюк дрался отчаянно, зло и уверенно, а перед глазами стояла острая буква с точкой над одной из черт. В пылу битвы он не успевал подумать: он ведь точно уже видел ее раньше, он ведь точно знал этот почерк. И он ясно знал имя этого офицера в черной маске, приложившего столько сил, чтобы убить их.

Имя это гасло, сгорая дотла в огне, прежде, чем достичь его сознания. И потому Дилюк не думал и не сомневался, раз за разом скрещивая мечи в битве.

За его спиной сражалась Джинн. Никто больше не погибнет.

Удар настиг его внезапно. Меч глубоко пронзил грудь, и воздух словно замерз в легких, скованных резкой, прошивающей насквозь болью. Дилюк пошатнулся, рукой хватаясь за рану. По ладони текла горячая кровь. Сознание гасло быстро, как дымно догорающая свеча, но он все еще отчаянно сжимал меч. В бездну. Если он умрет здесь и сейчас, так ему и надо. Но Джинн не могла погибнуть. Он пообещал, что защитит ее. Кэйя поклялся, что ничего не повторится.

Он наотмашь, не глядя, махнул мечом, и боль прорезала каждую кость тела, заставляя безвольно рухнуть на землю, не чувствуя удара. Тепло огня полоснуло пальцы и затихло. Офицер, не ожидавший более сопротивления, едва не выронил оружие, хватаясь за плечо. Дилюк видел, как Джинн сражалась в нескольких метрах, что-то крича, но звуки затухали, мягко проваливаясь в воздухе. Меч выпал из словно окоченевших пальцев.

Он поднял голову. Солнце слепило глаза, оставляя на сетчатке темные пятна. Офицер с дрожащей окровавленной рукой молча глядел на него, и в серых глазах, видных сквозь маску, казалось, тлела горечь. Он поднял меч, занес его для удара над шеей Дилюка. Рассекая воздух, блеснула сталь, восхитительно ясно играя на солнце бликами. Мир таял в этом свете, растекаясь вместе с кровью и замерзая в лед.

Ну конечно. Теперь, где бы он не умер, снег всегда успокоит его душу. Такова судьба; она всегда приходит за тобой, даже если ты так долго отказываешься обернуться и взглянуть ей в глаза.

Словно во сне, Дилюк увидел, как кто-то отразил неминуемый клинок. Вновь зазвенела сталь, но он почти не слышал этого, мягко проваливаясь в темноту. Офицер отступил. Слетела разломанная маска, но черты его лица расплывались. Кто-то сражался с ним, не Джинн, но кто-то тоже знакомый и близкий. Он узнал пробивающиеся сквозь тишину приказы отступать на чужом языке, но это больше не было важно.

Кто-то подхватил его за плечи, удерживая. Сквозь пелену он различил голос, отчаянно зовущий его по имени, знакомый и словно родной. Голос этот ломался на части и дрожал, и это было странно неправильно.

Дилюк попытался рассмотреть этого человека, но солнце размазывало черты. И все же, на остатках помутненного сознания, он узнал его. Андрей смотрел на него с грустной тревогой; его касания неумолимо жгли остывающую в лед кожу. Не смей, расслышал Дилюк, Дыши, Люк. Дыши и не смей умирать.

Он попытался вздохнуть, но грудь словно пронзило тысячей игл. Солнце взорвалось, ослепляя, и весь мир поглотила темнота.

***

Вода с мирным журчанием обтекала клинок. Кровь расползалась прочь, расходясь алыми дорожками по реке. Офицер сидел на мокром песке, опустив меч в реку, и его руки нещадно дрожали.

Он всегда был привычен к битвам. Ему было не впервой убивать и чувствовать на себе желание быть убитым. Это никогда не доставляло ему удовольствия, однако он смирялся с этим. Но сейчас все было иначе.

В разводах крови он видел яростный взгляд алых глаз, прожигающий его насквозь. И собственную руку, равнодушно и твердо направляющую меч в чужую грудь. Тем же выученным движением, каким капитан Тарталья однажды убил Андрея.

Было тепло, и солнце ясно освещало поляну, но его словно колола ледяная вьюга того дня. Тогда он стоял поодаль, и грубая, слишком широкая шуба Фатуи тяжело придавливала плечи, а меч оттягивал руки. Он стоял там и смотрел, как черный огонь танцует по снегу, как падают те, с кем еще месяц назад он весело пил за столом, как застывает в предсмертной судороге Андрей и как надрывно, звериным, нечеловеческим воем отзывается на его смерть Дилюк. От этого крика, полного бездумной, еще не вымытой осознанием потери скорби, он после просыпался не одну ночь.

И когда он занес меч над магистром, в глазах Дилюка он увидел отзвуки того крика. И он ударил его так же, как ударил Тарталья.

− Командир, − позвал Яков. Офицер не отозвался, не отрывая взгляда от течения реки, смывающей кровь с его клинка. — Командир, что теперь?..

Хороший вопрос, устало согласился он. Что теперь? Трое взяты в плен взявшимися из ниоткуда рыцарями. Оставшимся надо отдохнуть и зализать раны. А самое горькое то, что Хеди тоже пропала. Он все ждал, что она вот-вот вернется, как обычно прямая, дерзкая и обжигающе острая на язык, но Хеди не появлялась. Исчез и ее верный ворон. И то, что рыцари узнали об их атаке… Все выглядело так, словно ее взяли в плен и допрашивали. И от этого становилось зло и страшно за нее.

− Разобьем лагерь в тихом месте, − помедлив, тихо ответил офицер. — Пусть все приведут себя в порядок. У меня есть наброски будущего плана.

− Мы не отступим? — неуверенно спросил Яков. Офицер качнул головой. Он смотрел на солнечные разводы на воде, на свой меч с багровыми пятнами, и мысли его были безрадостно пустыми.

− Воля Царицы непререкаема.

Он не имел права сомневаться в этом.