Какое-то время в офисе стояла давящая тишина — Игорь молчаливо ждал, а Разумовский пытался отойти от шока. Он и не думал, что когда-нибудь услышит нечто подобное не просто от кого-то, а от Игоря. Сердце Серёжи грозилось не выдержать этой пламенной речи Игоря, и просто бешено билось о рёбра запертой в клетке птицей. 

Как же больно ему было смотреть в эти карие, полные отчаяния глаза, Серёже хотелось, чтобы в них никогда больше не стояли слёзы, кроме слёз счастья, Серёже хотелось, чтобы этот раз был последним, когда Игорь чувствовал себя так одиноко и сломлено, Серёже хотелось сделать хоть что-то, но в голове было предательски пусто. 

— Игорь… — дрожащим голосом произнёс он и протянул руку вверх, осторожно касаясь его колючей и влажной щеки. — Боже, Игорь, ты не моральный урод и заслуживаешь буквально всего на свете, — Серёжа улыбнулся сквозь эту ноющую боль, чувствуя, как горло сдавливает спазмами, а в глазах начинает щипать. Но это ничего, плакать не стыдно, особенно перед Игорем. — Спасибо тебе за все эти слова, спасибо, что открыл мне душу, — на удивление подбирать слова оказалось гораздо легче, чем ему показалось сначала. Он просто… говорил. Говорил то, что чувствовал, и с каждым словом с души скатывался очередной камень. Наверное, Игорь чувствовал себя так же. — Я, если честно, сам бы вряд ли решился, мне было так страшно, что ты можешь… ну, не чувствовать ко мне никакой романтической симпатии, что я… Я просто сидел, как дурак, думал о тебе, мечтал просыпаться с тобой рядом, ждать тебя с твоей безумно опасной, но важной работы, по выходным устраивать что-то особенное, чтобы ты улыбался, улыбался и улыбался, мечтал просто сидеть рядом, пока ты что-то расследуешь, беря дело на дом, утром вставать раньше и, как умею, варить тебе кофе или делать… ну, ладно, — он усмехнулся  и смахнул с глаз слёзы. — Может, просто заказывать тебе завтрак…. Засыпать в обнимку, возить тебя на заслуженный отдых куда-нибудь к морю, рассказывать тебе о моих глупых гиперфиксациях, смотреть с тобой дурацкие ментовские сериалы… Игорь, — Серёжа протянул вторую руку вверх и взял лицо Грома в свои тёплые мягкие ладони. Сердце пропустило удар; Разумовский нежно посмотрел ведуну в глаза и улыбнулся своей самой тёплой улыбкой, обнажая ямочки на щеках.  — Я давно безнадёжно и бесконечно в тебя влюблён. Поэтому… да, Игорь: я останусь с тобой. Ты больше не будешь один. 

Серёжа шмыгнул носом и улыбнулся ещё шире, чувствуя, как по щекам потекли слёзы. Но не печали, а радости. И на душе стало так легко, как не было ещё никогда, и все страхи, все тревожные мысли остались позади. Его окутало сладостное блаженное спокойствие.

— Не… не безнадёжно, — хрипло в ответ прошептал Игорь, кажется, удивлённый тем, что его чувства приняли. — Я ведь тоже в тебя… влюблён. И это… не реви, всё ведь хорошо. —  Он отпустил плечи рыжего и неловко утёр ему слёзы. Серёжа вздрогнул — руки Грома были ледяными. — Я не знаю, что делать, когда люди плачут, кроме как обнять их.

— Так обними меня, дурачок, — Серёжа обвил руками его шею, не прекращая улыбаться.

Игорь протянул понятливое “м-м!” и прижал Разумовского к себе так крепко, как только мог — рыжий порывисто вдыхал воздух, утыкаясь носом в плечо Грома. Влажный и холодный шарф слегка намочил ему волосы, но это сейчас было совершенно не важно. Крепкие объятия дарили обоим долгожданный покой.

Гром, всё ещё ошеломлённый произошедшим, провёл ладонью по сутулой расслабленной спине Серёжи, перебирая в руках складки его дорогого шёлкового халата. Грому кажется, что всё вокруг — его сон, он просто уснул пьяный у себя дома под “Голубой огонёк” из телевизора, но Серёжа, который так доверчиво льнёт к нему ещё ближе, убеждает в реальности происходящего. 

Игорь с удивительной лёгкостью на душе склонил голову и спрятал лицо в шее Разумовского. От него пахло сырными чипсами и дорогим парфюмом — это сочетание было таким странным, но так хорошо подходящим Серёже, что Игорь невольно усмехнулся. Миллиардер в высокой башне, эстет до мозга костей — и вдруг у него на кухне в верхнем ящике запас и одновременно коллекция лапши быстрого приготовления с разными вкусами из азиатских стран. В этом весь Сергей Разумовский — сочетание несочетаемого, белого и чёрного, неба и земли: он мог совершенно спокойно обедать дошираком и кофе три в одном (потому что лень дойти до кофемашины) в растянутой олеговой старой футболке и видавших виды домашних трениках, а ужинать в дорогом ресторане в роскошной одежде. И Игорь безумно любил эту черту в Серёже — двойственность, противоречивость, то, что он такой разный — и боже, как же Грому хотелось постичь его полностью, узнать о нём всё, каждую мелочь, каждый пустяк, каждую деталь. И как же до бесконечности сильно хотелось просто быть рядом с ним. 

Уже много лет он не чувствовал себя таким воодушевлённым, таким окрылённым чувствами. Игорь не знал, что в его тридцать с плюсом можно снова влюбиться вот так без памяти, словно ему пятнадцать. Он думал, что в его возрасте чувства уже не бушуют, что они спокойные и размеренные, даже, может, слегка притуплённые рутиной, но вновь оказался не прав. Он чувствовал, и чувствовал очень много, такого спектра эмоций, пожалуй, не добиться даже при приёме отличных колёс — его накрыло лавиной, и Игорь без страха ей отдался. Вот так, без тормозов, без остатка и без памяти, и это то, что ему было так необходимо. В омут с головой — это про Игоря. 

Серёжа просто плавился в его объятьях. Такую защиту и такой уют ему дарили разве что объятия Олега и больше никого. Игорю он готов был довериться так, как же и Волкову. Серёжа не чувствовал собственного сердца, когда Гром ласково гладил его по спине. Майору хотелось продлить это мгновение примерно на вечно, но ударившие за окном башни салюты напомнили ему о времени. Его оставалось немного, поэтому ведун нехотя отнял щёку от чужой шеи и посмотрел Серёже в глаза — тот в ответ глядел испытующе, с ноткой озорства. В ушах Игоря стоял гул, заглушающий и взрывающиеся фейерверки на улице, и собственное бешеное сердцебиение.

Настало время Серёжи быть решительным — он сделал глубокий и рваный вдох и подался вперёд, касаясь своими губами холодных и обветренных губ Игоря. Ведун ответил не сразу, первые секунды он застыл в замешательстве, не зная, куда ему деть руки, не представляя, что вообще делать — водка почему-то в голову бить совсем не хотела, да и подсказывать что-то тоже. Но Серёжа… страх и смущение в нём будто бы отшибло, с несвойственной ему смелостью Разумовский расстегнул кожаную куртку Грома и скользнул руками под свитер, оставляя их на талии мужчины и даже не думая лезть дальше, под футболку, сейчас этого не хотелось, момент был другой, не горячий и порывистый, а нежный и тёплый. Словом, никакого секса, одна лишь романтика.

Целуя Разумовского в ответ, Игорь, наконец, осмелел — коснулся слегка подрагивающими пальцами его гладкой щеки и очертил линию тонких скул, зарылся ладонью в волосы, отмечая, как же давно он хотел это сделать, как же давно эта мысль маячила где-то на периферии сознания и как же давно он её игнорировал. 

Разрывать поцелуй не хотелось никому, но новый залп салютов с улицы заставил Серёжу отстраниться — он с тёплой улыбкой глянул на раскрасневшегося и смущённого Игоря, не знающего, куда ему смотреть — за спину рыжего, на картину в массивной позолоченной раме, в окно на яркие цветные всполохи или на самого Серёжу… 

— Готов получить свой подарок? — прозвучало у самого уха.

Игорь вздрогнул. Пока он мучился от маленького приступа неловкости, Разумовский достал из верхнего ящика рабочего стола бумажный конверт из крафтовой бумаги и почему-то неуверенно протянул его Грому, нервно закусив нижнюю губу.

— Я не знал, как ты отреагируешь на это, Игорь… — тихо произнёс он, опуская голову вниз и пряча взгляд за каскадом спадающих лицо рыжих волос. — Не знаю, насколько это будет уместно, не знаю, насколько ты вообще готов…

Гром без прелюдий схватил конверт и открыл его, вытащив оттуда две блестящие глянцевые прямоугольные бумажки. Ему понадобилось секунд тридцать, чтобы перевести английский текст. 

— Это… 

— Билеты в Диснейлэнд, — Зажмурившись, кивнул Серёжа. Он весь ссутулился и сжался от страха — вдруг этим дурацким подарком он всё испортит? — Прости, если… это правда неуместно, если я перешёл границы и вообще если ты этого не хочешь, я всё пойму, Игорь!

Гром, не моргая, пялился на билеты в своих руках. 

Билеты. 

В Диснейлэнд.

На двоих. 

В глазах щипало так сильно, что уже совсем скоро текст на билетах расплылся, превратившись в неразборчивое пятно, и это был уже второй раз за вечер, когда Гром поддавался слезами и совершенно не чувствовал за это стыда.

— Игорь, прости… боже мой, что я наделал, Игорь, пожалуйста, не плачь!.. — В панике затараторил Серёжа, не зная, что ему делать — стоит ли вообще трогать майора, нормально ли будет обнять и вообще — может, просто налить ему водки?! — Я же… я же хотел, чтобы ты улыбался, а ты из-за меня… Игорь… 

— Пускай слёзы останутся в этом году, — глухо произнёс Гром, шмыгнул носом и убрал билеты в конверт.

Что-то в Серёже надломилось, и он сам готов был зареветь, когда Игорь  сунул конверт в нагрудный карман своей куртки, ближе к сердцу.

Тыльной стороной ладони Гром стёр с лица слёзы и посмотрел на Серёжу:

— Спасибо. Спасибо тебе за всё, Серёж. Ты же полетишь со мной, да?

— Я… конечно, если ты хочешь… — Разумовский с облегчением кивнул, чувствуя, как напряжение и страх уходят. Ему понравился подарок, боже… — Их там два как раз на этот случай.

— Продумал всё, да? — усмехнулся Гром и внезапно для Серёжи подхватил и закружил по комнате. От неожиданности Разумовский завопил, крепко обхватывая руками шею ведуна.

И снова фейерверки, но уже под счастливый смех Игоря. 

Время неумолимо бежало вперёд, и до полночи оставалось всего ничего, а у Игоря были планы на этот крошечный остаток года. Он осторожно поставил Разумовского на пол, придерживая его за талию и, набравшись смелости, потянулся вперёд, чтобы оставить поцелуй у него на лбу.

— Собирайся, — сказал он с озорной улыбкой. — Сегодня я побуду твоим принцем, который вызволит тебя из этой башни. 

— К-куда? — оторопело спросил Серёжа, шатаясь. Мир кружился  у него перед глазами. Хорошо, что Игорь стоял рядом и держал его за талию. 

— А ты хочешь провести Новый Год тут? — уточнил Гром, вскинув брови. — Если да, я не против. — Он пожал плечами, предоставляя выбор Разумовскому.

— Я… — он обернулся и посмотрел на свой полутёмный офис, на стол, заваленный какими-то рабочими бумажками, на миску с чипсами, на полуоткрытую бутылку шампанского, затем бросил взгляд на небо за окном. Там снег валил хлопьями, в окнах многоэтажек горели цветные гирлянды. А он даже в этом году никак не украсил ни собственную комнату, ни офис. Ему хотелось сейчас куда угодно, только подальше отсюда. — Можно я с тобой?

— Можно, — кивнул Гром и потрепал Серёжу по рыжей макушке. — Только теплее оденься, ты ж мерзлявый, задубеешь там. 

Игорь ждал недолго, минут пять от силы. Разумовский натянул прямо на пижаму тёплые штаны и свитер, обвязал вокруг шеи цветастый вязаный шарф, сверху накинул ту самую кожаную куртку Олега, в которой он заявился к нему в их первую встречу, и на голову надел оранжево-сине-зелёную шапку с помпоном.

— Отлично выглядишь, — искренне сказал Игорь, окинув Разумовского оценивающим взглядом. 

— Игорь, не говори глупостей, — отмахнулся он, надевая зимние ботинки.

— А я серьёзно, — он пожал плечами, застёгивая куртку и вынимая из карманов перчатки. 

— Игорь! — Гром усмехнулся, разглядев румянец на щеках Серёжи.

Они спустились вниз, и в лицо сразу ударил лёгкий порыв ветра. Разумовский поморщился и поёжился. Он обнял себя руками и с немым вопросом во взгляде посмотрел на Игоря.

— Садись, — он кивнул на мотоцикл, доставая из кармана ключи и подмигивая Серёже, глаза которого в восторге расширились. 

— Знаешь, Игорь, Олег на мотоцикле — это одно, но ты… Это… — Разумовский глубоко вздохнул, борясь с эмоциями — рядом с Игорем иногда невозможно было оставаться спокойным. — Это совершенно другое.

Серёжа вообще забыл обо всём на свете, прижимаясь к майору сзади и крепко обхватив руками его торс. Мимо проносились многоэтажки, в окнах горел свет и мелькали гирлянды. Праздничное убранство города, ранее навевающее лишь тоску, ныне радостно откликалось в душе, ждущей чуда. А оно так-то уже произошло — всё это было похоже на какое-то новогоднее чудо, достойное истории в “Ёлках. ЛГБТ-версия”. 

Спина Игоря защищала от порывов ветра — Серёже было тепло и так уютно, что он готов был либо расплакаться, либо прямо сейчас позвонить Олегу и проорать в трубку: “Знаешь, где я сейчас? Я в раю, Олеж!”. Вот мимо пронёсся Исакиевский собор, где-то прогремел салют и сердце сделало пару кульбитов, потому что Игорь ускорился. Серёжа ещё плотнее прижался к майору, откнушись щекой в его кожаную куртку, и прикрыл глаза. Он не очень любил такие развлечения, в отличие от этого адреналинового наркомана Волкова, но с Игорем всё было иначе, сейчас Разумовский наслаждался каждой секундой, а от мысли, что Гром явно пытался успеть куда-то до наступления полночи, наполняли сердце каким-то безумным восторгом и ликованием. 

Игорь ему ничего не объяснил, но от так было только интереснее, сердце билось быстрее в этом предвкушении. Как же ловко этот майор вернул ему ощущение праздника, просто ворвавшись в башню с этой пламенной речью, которую Серёжа, кажется, никогда уже не забудет.

Они оставили в гараже мотоцикл — Игорь лихорадочно взглянул на наручные часы и нервно цокнул языком. Серёжа отряхнул снег со своих плеч и обеспокоенно посмотрел на Игоря:

— Всё хорошо?

— Ага. — Кинул он и протянул ему ладонь в перчатке. — Времени мало, руку давай и побежали.

Серёжа сглотнул слюну, кивнул Игорю и взял его за руку. Тот сжал его ладонь и сорвался вперёд, прямо по сугробам, которые уже успело насыпать за целый вечер непривычного для Питера снегопада. Снег затруднял их движение, бежать было трудно, и Разумовский уже очень скоро выдохся, лёгкие горели огнём, но он понимал, что останавливаться нельзя, они оба буквально играли наперегонки со временем, и это только добавляло азарта. 

Они остановились у подъезда невысокого панельного дома. Серёжа пытался отдышаться, пока Игорь вертел в руке связку ключей и дрожащими от холода руками (перчатки тот опять спрятал в карман) искал домофонный ключ. Это точно была не его квартира, Разумовский же там не раз бывал. Прижав руку к левому колющему болью боку, Серёжа облокотился о стенку дома.

— Извини, — произнёс Гром, открывая, наконец, дверь и придерживая её Серёже. — Устал? 

— Нормально! — тот показал ему большой палец и усмехнулся, ныряя  коридор с мелькающей жёлтой лампочкой. — Нам высоко? 

— Третий этаж. 

Разумовский издал страдальческий стон, но, собрав силы в кулак, пошёл за Игорем, который, кажется, вообще не устал, у него не было даже одышки… Ну а что, он был в отличной форме, чего не скажешь о Серёже… 

Майор позвонил в 39 квартиру. Серёжа спрятался за его спину, почувствовал внезапный укол неловкости. Где они вообще?.. 

— Игорюша, милый, заходи скорее, десять минут осталось до Нового Года, — раздался заботливый и мягкий женский голос. 

Разумовский пискнул, когда Игорь затащил его в квартиру, положил ладони на плечи и слегка потряс. 

— Это Серёжа, — пробасил он твёрдо. — Мой… — Серёжа зажмурился, ожидая сейчас любого ответа, но Игорь вновь заставил его сердце пропустить удар. Боже, такими темпами му нужно будет посетить кардиолога… — Мой молодой человек. Никто ж не против, если он с нами отпразднует?

— Да никто не против, Игорёк, — вмешался какой-то усатый мужчина, выходя из гостиной с весёлой улыбкой на лице и раскрасневшимся от алкоголя лицом. — Давайте, парни, раздевайтесь скорее, мойте руки и — пулей за стол, иначе к курантам не успеете.

Тёплая вода обожгла замёрзшие пальцы, Серёжа недовольно зашипел, намыливая ладони. Игорь нежно потрепал его по волосам, наклонился и поцеловал в висок с довольной счастливой улыбкой.

— Игорь! — смущённо прошептал Серёжа, в страхе обернувшись к двери  ванную. — А если…

— Всё нормально, они не против, они мне сами сказали, — отмахнулся Гром, вытирая руки мягким махровым полотенцем. — Это мои приёмные родители. Они воспитывали меня после смерти отца. Этот мужчина был его лучшим другом, когда-то они работали вместе…

— Этот мужчина похож на генерала Прокопенко, — хохотнул Разумовский, забирая полотенце у Игоря. Тот нахально усмехнулся. Глаза Серёжи в ужасе распахнулись и он отступил на пару шагов назад, осев на край ванной. — Да ладно… Игорь, не может быть! 

— Может, — не прекращая широко улыбаться, ответил Гром. — Дядь Федя и тётя Лена меня воспитали, я тут до восемнадцати жил, а щас постоянно их навещаю, иногда ночую в своей старой комнате. 

— Так вот как тебя ещё до сих пор не уволили! — Серёжа хлопнул себя по лбу и развернулся к зеркалу в жалкой попытке пригладить растрёпанные волосы. 

— Да не, до сих пор меня не уволили за мои красивые глаза, — Игорь перехватил руку рыжего, который пытался как-то “поприличнее” завязать свои волосы. — Серёга, милый, ты отлично выглядишь, честно, ты им понравишься. Если мы ща не выйдем, мы пропустим куранты, а это вроде как важная часть праздника.

— Игорь… Я похож на чудовище… — с ужасом смотря в своё отражение, трагично прошептал Разумовский.

— Неа, ты не похож ни на какое чудовище, хотя бы потому, что я ни на секунду не красавица, — Гром снова поцеловал Серёжу в висок и провёл ладонью по его волосам, приводя их в мало-мальский порядок. — Я серьёзно, Серёж, ты прекрасен. Идём уже, я уверен, после пары бокалов шампанского ты вообще о своих волосах думать не будешь!

— О, ты правда думаешь, что я так легко пьянею? Да я ещё вам фору дам, господин полицейский!

— Да нихрена, мы пили вместе!

— И оба были в хлам, Игорь.

Они вошли в гостиную к накрытому столу — Сергей смущённо плёлся за Игрем, опустив глаза в пол. Фёдор Иванович сунул Грому бутылку шампанского в руки и велел открывать и разливать по бокалам, а тётя Лена вежливо уточнила у Серёжи, что он любит и какой салат ему наложить. Голодный Разумовский, с утра ничего не евший, кроме жалких сырных чипсов, разбегающимися глазами окинул стол и сглотнул слюну.

— Если можно… Всего понемногу. — Ответил он, всё ещё стоя рядом с Игорем и сжимая в ладони его свитер. 

— Во-от! Вот это по нашему, — весело произнёс генерал Прокопенко, одобрительно хлопнув Серёжу по плечам. — Игорёк, открывай уже, ну, смотри, этот уже речь даёт…

…а президентская речь была благополучно пропущена в приятной праздничной суете. Хлопок шампанского, звон тарелок, громкий голос генерала, смех Игоря, мигание гирлянды на стене и окне, запах оливье и мандаринов, шипение игристого в бокале, строгий шёпот тёти Лены, пытающейся угомонить двух своих мужчин: “Всё, всё, а ну тихо! Щас будут…” Это всё было так тепло, уютно и по-домашнему… Серёжа с улыбкой наблюдал за всей этой атмосферой и, будучи самому поглощённым этой короткой суетой, не заметил, как растерял всю свою неловкость и уже смело отвечал тёте Лене, набирал в тарелку закусок — бутербродов с красной икрой, со шпротами, тарталеток и канапе…

Куранты ударили в первый раз. Серёжа вздрогнул, ощущая волнительную приятную дрожь во всём теле. 

Игорь всучил ему в руки бокал и обнял за плечи. 

— Желание загадывать будешь, Игорёк? — хитро прищурившись, уточнил генерал.

Бам! Два.

Бам! Три.

Серёжа повернулся к Игорю.

— Да мне уж ничего не нужно, — ответил тот, коротко взглянув на Серёжу тёплым влюблённым взглядом, затем посмотрел на Лену и Федю и глубоко счастливо вздохнул. Куранты ударили снова. — В моей жизни и так уже есть всё, о чём можно мечтать.

Тётя Лена, расстрогавшись моментом, смахнула пару слезинок, скопившихся в уголках глаз. Дядя Федя одобрительно кивнул и поднял свой бокал с шампанским вверх. 

Бам! Серёже уже сбился со счёта и зажмурил глаза, загадывая только одно единственное (может, даже банальное) желание: чтобы всё у них всех было хорошо — и у Юли с Олегом, и у Игоря…

Серёжа, под бой часов с телевизора, поднял свой бокал, коротко взглянул на Игоря, поймал его расслабленный счастливый взгляд и невольно улыбнулся сам.

Бам! 

Серёжа глубоко вздохнул, а Игорь пихнул его локтём в бок, едва не расплескав шампанское в своём бокале. Куранты ударили в последний раз, и из телевизора полилась мелодия гимна страны. Игорь громко протянул с “Новым Годом!”, едва не оглушив Разумовского. Раздался звон бокалов, смешанный с торжественной музыкой из телека и хлопками салюта с улицы. Серёжа, не привыкший к такому времяпровождению (он вообще никогда в жизни не справлял Новый Год вот так вот…), постоянно с поглядывал на Игоря, стараясь в некоторых моментах копировать его поведение.

Вот снова заиграли новогодние песни в телевизоре, фейерверки за окном зашумели ещё сильнее, вилки и ложки застучали о тарелки;  генерал Прокопенко что-то рассказывал Игорю, параллельно подливая ему и тёте Лене шампанское в опустевшие бокалы. Серёжа с аппетитом уминал салаты и закуски, совершенно искренне нахваливая кулинарные способности приёмной матери Грома, и дело было не в том, что Сергей просто любезничал и пытался быть вежливым, а в том, что ему, иногда жутко привередливому, было действительно очень вкусно!

Игорь постоянно обращал на него внимание и вовлекал в диалог. Если честно, Серёжа очень боялся каких-то вопросов касательно его личности, он же вроде как стал очень популярным, но никто ничего у него не спросил.

Снег за окном медленно начинал успокаиваться — в отличие от салютных залпов, которые, кажется, продлятся до второго января.

— А чё, если с крыши твоей башни зафигачить салют?

— Игорь, я не думаю, что это безопасно… 

В какой-то момент позвонил Олег, чтобы проорать в трубку поздравление с Новым Годом, свои пять копеек вставила Пчёлкина (пока ещё).

— Ты как? Как у тебя дела, Серый? Ты один там? — в слегка пьяном голосе проскальзывало явное беспокойство. 

— Олеж, — Серёжа поудобнее перехватил телефон и отошёл к окну, словно там было бы менее шумно — Гром и Прокопенко о чём-то громко спорили и периодически звенели бокалами. — Я… это… 

— Ого, чьи это голоса у тебя там? 

Серёжа услышал, как на том конце провода Юля громко прошептала: “Это голос Игоря, точно тебе говорю, тут и к бабке ходить не надо, это громов голос, Олеж!”. 

— Это реально Гром с тобой там? — удивлённо спросил Олег.

— Да, я у него. У его приёмной семьи, если быть точнее. Он приехал ко мне в башню и… 

— С Новым Годом, Волков, Пчёлкина! — Проорал Игорь, оказавшись внезапно у окна. Серёжа вздрогнул от неожиданности и едва не выронил телефон.

Рыжий притворно сердито посмотрел на Игоря, но тут же улыбнулся, не сумев долго оставаться таким серьёзным. Гром упёрся лбом в холодное стекло и посмотрел на небо, окрашенное цветными всполохами салютов. 

— Весело у тебя там, Серый, — хмыкнул Олег. — Я рад, что ты нашёл себе компанию. Если захотите, можем встретиться в центре через часика полтора где-то, погуляем, зажжём бенгальские огни…

На том они и решили: Игорь воспринял предложение с энтузиазмом, тётя Лена принялась упаковывать в небольшие контейнеры оставшиеся закуски, “чтобы ребятам было чем перекусить на улице-то”, а дядя Федя заботливо положил в рюкзак Игоря пузырь самогона на кедровых орешках и нераспечатанную бутылку шампанского.

Они попрощались с генералом и его женой и вышли на улицу. Серёжа блаженно втянул носом свежий морозный воздух. Где-то над головой взорвалась петарда и осветила небо ярко-красным. 

— Хорошо, — протянул он, подняв голову вверх. — Матерь божья, хорошо как…

— И не говори, — Игорь оставил рюкзак с закусками и алкоголем заснеженной скамейке остановился в середине детской площадки. — Ну а теперь… Надо бы старое обещание выполнить.

— А? — Серёжа непонимающе моргнул, слегка осоловелым взглядом наблюдая за тем, как Игорь медленно набирает в ладони снег и формирует из него ровный круглый снежок. 

— Серёж, ты, может, и забыл, но я-то нет, — сказал Гром, в упор посмотрев на озадаченного рыжего. 

Серёжа увидел в его глазах искорки ребяческого озорства, и это подстегнуло память. Точно. Тот случай, когда они зимой напились  квартире Игоря и когда Олег помешал их поцелую. Дважды. Да. Он тогда звал его в снежки играть, а Игорь пообещал, что они сыграются обязательно однажды.

— Чёрт, Игорь, я сейчас расплачусь, это очень мило, — шмыгнув носом, ответил Серёжа, натягивая рукавицы на руки плотнее. — Ты знаешь, что ты иногда можешь быть пиздец каким милым?

— А ты знаешь, что слышать мат из твоих уст так же странно, как и видеть тебя уверенным на публике? — Гром хитро усмехнулся, подбрасывая снежок верх и вновь его хватая в прямо в воздухе.

— Ого, не знал, что ты можешь быть таким язвой! — Серёжа набрал в ладони снега и слепил из него неровный, но крепкий снежок. Прицелился, закрыв один глаз так, словно это реально как-то помогало полупьяному ему. — А насколько эта язва может в меткость, м-м? 

Разумовский хитро прищурился.

— Хах, Серёг, обижаешь, – Игорь гордо вздёрнул подбородок. — Эта язва когда-то была чемпионом двора по снежкам! И вообще, ща посмотрим, как ты, рыжик, запоёшь, когда эта язва навалит тебе снега за шиворот! А ещё…

Сергей не стал дожидаться, пока Игорь договорит и, широко замахнувсь, швырнул в его снежком. Он только слегка задел плечо ведуна.

— А ты догони сначала, потом хвост распушай, чемпион, — фыркнул Разумовский и бросился убегать к детской горке — хоть какое-то препятствие для Игоря… 

— А ты чё, сомневаешься? Я по-твоему как эти годы в ментовке работаю, а? Там же стрелять уметь надо, нормативы постоянно проходить, я меткий, ты меня зря на слабо берёшь! — Игорь бросился снежком в Серёжу, но попал прямо в металлический поручень горки и разочарованно цокнул языком. 

— Ну смотри, не попал же! — расхохотался Серёжа, бросившись наутёк дальше и попутно загребая рукавицами снега — надо же было как-то отбиваться!

— Догоню — в сугроб кину, ей-богу, Разумовский! И не посмотрю, что ты важный у нас такой, миллионер с обложек модных журналов!

— Да-да, Игорь, вперёд! Мне очень страшно! — поддразнил Серёжа, нагибаясь и уворачиваясь от очередного снежка, метко брошенного Игорем. 

И началась весёлая беготня по детской площадке — Грома забрал азарт, и он действительно целился очень метко, даже будучи нетрезвым. Серёжу спасала его хаотичность, он порой и сам не знал, куда двинется в следующую секунду, однако попасть в Игоря больше пары раз ему так и не удалось — засранец-мент тоже был ахринеть каким ловким, хотя Разумовскому казалось, что алкоголь возьмёт своё.

В какой-то момент через десять минут догонялок, словно они какие-то дурацкие подростки, Игорь повалил Серёжу в снег и упал вслед за ним. И вот они лежали вдвоём, смотрели на блёклое небо, озаряемое цветными всполохами, и тяжело дышали. 

— Ладно, я принимаю поражение, — произнёс Разумовский, хватая ртом холодный воздух. От этой Беготни голова под шапкой вспотела, и теперь её, ровно как и куртку, хотелось снять.

— Шах и мат, господин программист! — победно воскликнул Игорь и нашарил руку Серёжи, чтобы в следующую секунду крепко сжать его ладонь в своей. 

Было хорошо. Тепло, уютно… И небо было красивым — облака и дым от салютов понемногу расходились, обнажая чёрное небо с редкими звёздами. Обычно ближе к центру города они едва ли были видны…

— Ну, пойдём? А то Пчёлкина и Волков нас потеряют, — Игорь привстал и наклонился над лицом Разумовского. 

— Ага, только кое-что сделаю, — ухмыляясь, ответил тот и, не дав Игорю возможности ответить ни слова, потянулся вперёд и коснулся его губ своими в коротком невесомом поцелуе.

Но этого было достаточно, чтобы вскружить голову обоим. 

— Знаешь… Делай так почаще, — отойдя от оцепенения, ответил Игорь и протянул Серёже руку, чтобы помочь тому подняться на ноги.

— Конечно, майор, как скажете! — со смехом отсалютовал он и принялся отряхиваться от снега. — А вообще, Игорь, говорить “Пчёлкина и Волков” как-то очень долго, да и “Олег и Юля” тоже. Может, будем называть их… М-м… Пчеловолки?

— Или волкопчёлы?

— Мне больше нравится мой вариант, он как-то поблагороднее звучит, — задумчиво ответил Серёжа, завязывая Игорю болтающийся до этого шарф. 

— А они, думаешь, тоже какое-то название нашей паре дадут? — наивно спросил Игорь, заставив Серёжу покраснеть. Боже. Пара. Они пара.

— Ну, зная твою Юлю, я сомневаюсь, что они уже что-то не придумали… 

— А чё тут можно? — Игорь накинул на плечи рюках и ухватил Серёжу под руку. — Громововский? 

— Что?! — Воскликнул он, метнув в Игоря гневный взгляд. — Игорь, у тебя вообще нет фантазии, да? Разгромы звучит куда более приятно уху, чем… этот той громововский!

Майор закатил глаза.

— Не знаю, мне больше нравится Игрёжа или Сригорь, — невозмутимо сказал он, по большей части делая это нарочно, ведь Гром прекрасно понимал, что это вызовет новую волну возмущения от Разумовского, и веселился. 

— Если… если нас будут звать Сригорем, я сменю имя! — в ужасе прошептал Серёжа.

— Тебя это не спасёт от моей фантазии. — Всё так же невозмутимо заявил Гром, выходя на малооживлённую сейчас улицу. Дорогу им освещали жёлтые фонари. 

— И где только ментов учат такому, а?

— В Санкт-Петербургском университете ФСИН, конечно же. 

— А, понятно, почему у нас в стране такие полицейские тогда…

— Эй, у меня вообще-то блестящая раскрываемость, Серый!

— Ты уникален в своём роде, Игорь…

— Ага, настолько, что сочетаю в себе голубизну, ментовскую профессию и эту, как её… типичную маскулинность. 

— А этим словам тоже учат в Санкт-Петербургском университете ФСИН? — Серёжа прильнул к его руке щекой, совершенно не беспокоясь, что их кто-то может так увидеть. Он с Игорем, а с ним бояться нечего.

— Если бы, — вздохнул майор. — Этим словам учит Юля Пчёлкина. 

— Тогда, надеюсь, словарь Олега пополнится какими-нибудь полезными современными фразами!

Игорь усмехнулся:

— Ты пожалеешь. Ты уже слышал, как он использует слово “кринж”?

— Что?! — Серёжа аж подскочил на месте от возбуждения и потряс Игоря за руку. — Серьёзно? Я не могу представить это из его уст, это же полный… кринж!

…и они засмеялись — весело, пьяно, беззастенчиво, шагая к Исаакиевскому, у которого договорились встретиться с Олегом и Юлей. А в небе, над головами Игоря и Серёжи, светили первые в этом году яркие звёзды, открывая перед ними новый вариант будущего.

Прекрасного, надо сказать, будущего.