Сиреневая единорожка, поддерживаемая волшебной пыльцой своей всадницы, словно вихрь, несется через Пепельный Предел. Одетта, несмотря на то, что восстановилась, по сути, недавно, да и то слабая аура от порочных воспоминаний осталась, не жалеет арденвельдской анимы для Маэли, продолжает сыпать на нее пыльцой, чтобы единорожка несла принцессу и ее троих друзей-животных как можно быстрее. И не только потому, что в Пепельном Пределе невыносимо жарко. Многие из ее новых друзей — представителей двух союзных ковенантов — сейчас осаждают главную ревендретскую твердыню. Если верить словам Пуффина, основная часть охраны греховной обители сейчас находится в Нафрии и занята сражением… или была занята сражением, пока не пала замертво перед гневом первозданного Света и магии Леса, так что в принципе можно на этот раз не опасаться, что камнерожденный налетит коршуном и, как это было во время неудавшегося восстания Ренатала, схватит Одетту в свои когтистые лапы. Но принцесса-лебедь все равно не теряет бдительности и, внимая напутствию Королевы Зимы, оглядывается по сторонам. Ее примеру следует сама Маэли, а также летящий рядом лейтенант Пуффин, держащийся за Одетту Скороход и крепко обхвативший шею единорожки Жан-Прыг.

Когда Пепельный Предел остается позади, и солнечный свет переходит в гнетущую тьму опустевшей площади жнецов, Одетта еще издали замечает багровый ров, ведущий в Утробу, и направляющийся в этот ров неиссякаемый поток вентирской анимы. Принцесса судорожно сжимает вожжи и с ужасом наблюдает эту трагичную картину. С не меньшей тревогой на багровый поток взирает и троица друзей. Если бы это было представлением в амфитеатре Звездного Озера, Одетта наградила бы бурными овациями тех, кто ответственен или ответственна за такие потрясающие спецэффекты. Но то, что происходит у нее на глазах прямо сейчас, — это не арденвельдский спектакль, а жестокая, не замутненная никаким кристаллом лжи, реальность.

Бесценная анима, среди которой в том числе и бывшая арденвельдская, и бастионская, и, возможно, малдраксийская, течет в Утробу, приближая освобождение Тюремщика. Нетрудно догадаться, кто именно выпустил такие большие запасы анимы. И неспроста, как доложили тогда, во дворце Королевы, четыре пикси-шпионки, канистры замка Нафрия ломились от анимы на фоне всеобщей засухи. Сир Денатрий похищал аниму из других ковенантов, главным образом из враждебных Ревендрету Бастиона и Арденвельда, чтобы в конце концов направить весь этот внушительный запас прямиком в Утробу. Владыка Ревендрета всегда был деспотичным тираном, но прежде его тирания затрагивала лишь верноподданных обители покаяния. Теперь власть Денатрия угрожает всем темным землям, и его не то что нужно остановить — это необходимо, как воздух.

К такому выводу и приходит Одетта. Она рвано выдыхает и решительно переводит взгляд на возвышающийся вдали зловещий замок.

Принцесса с друзьями видят, что на верхний ярус Нафрии поднялись отнюдь не вентиры. Зоркие глаза лейтенанта Пуффина и менее зоркие, но все же способные видеть издалека глаза Одетты замечают белые крылья кирий и искрящуюся волшебную пыльцу, исходящую от феечек-пикси. Сердце девушки радостно бьется, Маэли нетерпеливо ржет и несет всадницу и троих неразлучных приятелей все ближе к балкону, и вскоре, помимо крыльев кирий и пестрых крылышек пикси, виднеются еще и безжизненные тела камнерожденных, среди которых особенно выделяются двое наиболее крупных представителей горгульего рода — мужчина и женщина. Между тем объединенная армия кирий и ночного народца также замечает Одетту, несущуюся вместе с Жан-Прыгом и Скороходом верхом на единорожке, и летящего рядом с ними Пуффина. Пикси первыми реагируют, причем реагируют очень бурно. Нафрийский балкон прямо заполоняется радостными тоненькими возгласами. Феечки, особенно леди Лунная Ягода, настолько рады видеть Одетту и ее друзей живыми и здоровыми, что даже забывают об осторожности. Забывают о том, что сейчас войско двух союзных ковенантов, в которое входят в том числе и две смертные души — присягнувшая Бастиону Телия Фордрагон и присягнувшая Арденвельду Джайна Праудмур, столпилось прямо перед входом в тронный зал, где их уже поджидает сир Денатрий. Слухом Владыку создавший его Предвечный Марчеллион не обделил, и сейчас Отец вентиров уж точно слышит раздражающие его детские визги, издаваемые «надоедливыми насекомыми», как он называет арденвельдских пикси. Феечкам следовало бы поумерить свою бурную радость от долгожданной встречи с Одеттой… Но, на их счастье, ничего не происходит. Во всяком случае, пока что.

— Ох, не все сразу! — Одетта смеется, поглядывая на окруживших ее феечек-пикси. Ее взгляд останавливается на леди Лунной Ягоде, и принцесса протягивает руку навстречу своей маленькой подружке, ставшей ее медиумом. — Я тоже рада вас видеть. Вас всех… — Одетта обводит взглядом и другой рукой подлетевшую Призывательницу Туманов, Творца Снов, сильварку Нию, совушку Сику и других представителей двух ковенантов, ведомых Ксандрией — Идеалом Отваги. Находит среди столпившихся на балконе союзников Джайну Праудмур и, словно что-то вспомнив, отстегивает синий плащ и передает в руки законной владелицы.

— Как бодрость дух-ух-уха, Одетта? — самая маленькая из распорядителей, Тасерио, быстренько подбегает к арденвельдской принцессе и берет ее за руку обоими рукокрыльями. За время своей посмертной жизни Одетта часто посещала Бастион, как посланница из ковенанта-союзника. В том числе она не забывала навещать распорядителей. Неунывающие совушки — одни из самых трудолюбивых обитателей темных земель, но иногда, когда уже все дела переделаны, распорядители могут позволить себе и отдохнуть немного. В один из таких моментов, а точнее — после того, как Одетта помогла совушкам навести порядок после переполоха в Обители героев, она решила еще ненадолго задержаться там и побеседовать с пернатыми друзьями. Распорядители в свободные минуты не прочь послушать истории посланницы о прекрасных лесах Арденвельда, о проделках озорных пикси… Особенно охочи до таких историй две распорядительницы — их негласная глава Сика и малютка Тасерио, которая подросла, казалось бы, совсем недавно, а до того была весьма умилительным совенышем с любознательным взглядом.

— В целом я в порядке, Тэсс, — Одетта с улыбкой высвобождает руку, треплет Тасерио по голове и тихо вздыхает, вспоминая те времена, когда эта распорядительница была еще совсем малышкой. — Могло быть и хуже, если бы не Королева.

— Но небольшой осадок все еще остается, — от зорких глаз Клейи не укрывается малозаметная, слабая, но все же красная аура, исходящая от принцессы из-за порочных воспоминаний. — После битвы тебе нужно будет отправиться в Бастион и показаться Архонту, — коротко вздохнув, констатирует кирия, осторожно коснувшись предплечья Одетты. — Она поможет тебе избавиться от плохих воспоминаний.

— Мы, конечно, рады, что Одетта идет на поправку после пережитого, — в разговор решительным образом вмешивается Ксандрия, — но наша битва еще не закончена. Генералы и их войско разгромлены, — кирия кивает головой в сторону безжизненно лежащих тел Эшелона, Кааль и их верных каменных солдат. — Теперь пришло время свергнуть бывшего Владыку. То, что нам предстоит сделать, пойдет на благо всем темным землям, — Идеал Отваги обращает взор на массивную дверь, ведущую в тронный зал, и сжимает в обеих руках золотое копье.

— Похоже, мы вернулись вовремя, — переглянувшись с троицей приятелей-животных, констатирует Одетта и тоже переводит взгляд на багровую дверь. Сегодня решится судьба всего посмертия. Деспотичный Владыка Ревендрета будет свергнут, его подпевалы, среди которых и извечная соперница Одетты — Одиллия, метафорически упадут с пьедестала, а анима, которую Денатрий крал у других ковенантов, преимущественно у Бастиона и Арденвельда, будет поделена между законными владельцами. Половину возвращенной энергии Королева конвертирует в волшебную пыльцу, а другую половину Архонт преобразует в первозданный Свет.

***

Разумеется, и Одиллия, к тому времени уже переместившаяся в тронный зал, и восседающий на троне Денатрий, и Реморния с Торментией слышат все, что говорят за дверью зала. Лишь услышав знакомый нежный голос Одетты, Красная Лебедь злобно скалится, скрежеща зубами. Быстро же арденвельдская девчонка оправилась после того, что с ней было… И, похоже, полученный урок она так и не усвоила. Возможно, Одиллия была слишком милосердна к своей сопернице. Но Жнец Господства не будет собой, если не исправит эту оплошность в решающем сражении. Вентирка знает, что даже если первозданный Свет и волшебная пыльца способны сокрушить ее сородичей и верных солдат Каменного Легиона, то с Денатрием подобные фокусы навряд ли пройдут. Он — Вечный. Он полон анимы до краев. И ему ничего не стоит смести ряды крылатых фанатиков, воинство лесного народца и уж тем более двух жалких смертных.

Да и у самой Одиллии тоже подготовлен неприятный сюрприз для интервентов, которые наверняка уже измотаны сражениями. Она долго этот «сюрприз» приберегала — не только потому, что, как говорила ей баронесса Фрида, «спешить в таком деле некрасиво», не только из-за возможного «дружественного огня», но и потому, что этот самый «сюрприз» может отнять у Красной Лебеди много энергии. Смертельная кода — вот как называется этот особый танец, который Жнец Господства приберегала «на десерт». Стоит лишь приказать невидимым музыкантам, которые единственные последовали тогдашнему приказу Жнеца Господства переместиться из бального зала в тронный, и они начнут играть мелодию, а Одиллия… Она начнет исполнять тридцать два фуэте, не меньше, конечно, время от времени разбавляя их и иными танцевальными движениями. И этот зловещий танец создаст вокруг нее и Владыки нарастающее по мере движений танцовщицы облако багровой анимы, которое, разумеется, их самих не затронет, зато представителям враждебных ковенантов при столкновении с этим облаком придется очень и очень несладко…

Поток размышлений наглым образом прерывается, когда массивная дверь на балкон отворяется, и на пороге показываются непрошеные гости. После пляски смерти и битвы в хранилище анимы объединенное войско двух ковенантов изрядно измотано, однако решимости это у них не убавляет. Они заявились сюда с конкретной целью — дать последний, решающий бой и низвергнуть Денатрия. И с ними — Одетта, эта арденвельдская лебедушка, которая так хотела стать героиней, что, несмотря на то, что недавно пережила, вновь прилетела в обитель искупления, чтобы помочь тем, кого называет своими друзьями. Да еще свой маленький зверинец с собой привела. Одиллия еле удерживается, чтобы не прыснуть со смеху. Да уж, говорящие черепаха, лягушка и птичка — подкрепление, мягко говоря, не ахти. Просто камнебесам на смех. Да они вообще достойны лишь того, чтобы Красная Лебедь проводила над ними эксперименты по черной магии, как она это при жизни любила делать с животными, да и с людьми тоже!

— Смотри, Реморния, — Денатрий обращается к своей железной деве, исподлобья взглянув на нее, а его голос так и сочится иронией, — эти крылатые праведники и надоедливые насекомые преодолели все наши препятствия! Похоже, у нас нет иного выбора, придется сдаться, — притворно сокрушаясь, Владыка качает головой.

Конечно, Реморния понимает, что ее повелитель просто иронизирует. Никогда еще Отец всех вентиров не позволял себе сдаться без боя, да еще перед таким жалким сбродом из Бастиона и Арденвельда. Рубин на гарде живого клинка и череп на его лезвии полыхает зловещим алым светом в предвкушении кровавой резни. Реморния видит перед собой столпившихся врагов, этих светлых фанатиков из Бастиона, воинственных представителей ночного народца, и ее снедает жажда оборвать раздражающим феечкам их пестрые крылышки, вкусить крови воркаев и сильваров из Дикой Охоты, изрубить кириям крылья так, чтобы лишь перышки летели во все стороны… Все это железная леди проделала бы с превеликим удовольствием, если бы только Владыка отдал краткий, но емкий приказ. Однако Денатрий не спешит расправляться со своими противниками так скоро, и живому клинку остается лишь парить возле своего господина в ожидании указаний.

— Владыка, — вкрадчиво шепчет Реморния, наклонившись к правителю Ревендрета ближе, — у меня идея получше… Давайте я их покромсаю! — шепот железной девы резко переходит в полный энтузиазма и предбоевого азарта крик. — Порублю, рассеку, заколю, порежу на лоскуты! Я так давно не рубила эти прелестные крылья на перышки… — Реморния театрально вздыхает, поглядывая на массивные ангельские крылья десниц Архонта.

— А ведь Реморния права, сир, — Одиллия берет на себя смелость вмешаться в беседу двух высокопоставленных лиц. Красная Лебедь подходит к трону, поглядывая между тем на Торментию и подмечая, что у ее железной девы маковка в форме крыльев летучей мыши тоже вспыхивает красным, как и череп у Реморнии. — Мы можем выпотрошить этих слабодушных существ и растоптать их кости, — вентирка облокачивается на подлокотник и, жеманно усмехнувшись, смотрит то на Денатрия, то на его живой меч. — Впрочем, я могу предложить кое-что более… изысканное, — Одиллия изящно шагает вперед и встает в танцевальную позу. — Например, смертельную коду… — она плавно сгибает одну ногу, словно бы готовясь исполнить виртуозное фуэте, — или темное адажио, — Жнец Господства так же неспешно встает вновь на обе ноги и, легко найдя среди толпы враждебно настроенных фанатиков и лесных существ Одетту, фокусирует на ней взгляд. При этом красные глаза Одиллии превращаются в узкие щелочки, а на губах возникает самодовольная ухмылка.

Темное адажио — специальный танец, долгие циклы вечности разучиваемый лично Одиллией. Этот танец способен очаровать любого, кто не обладает иммунитетом к воздействию на разум. Никто из присутствующих здесь, кроме, разумеется, самого Владыки, Реморнии и Торментии, таким иммунитетом не обладает. А уж принцесса Одетта, на вид хрупкая, но при этом весьма дерзкая и неумолимая для особы королевских кровей, — тем более. Одиллия неспроста приберегала темное адажио, как и смертельную коду, до «благоприятного момента». Этот самый момент настал сейчас, когда ее арденвельдская соперница, восстановив свои силы после пережитого, вернулась в Ревендрет и присоединилась к союзникам. Несмотря на то, как яростно Одетта боролась в Реликварии, когда Одиллия ее… насыщала пороками, несмотря на все упрямство и строптивость, впитанные принцессой вместе с анимой Арденвельда, перед темным адажио она навряд ли устоит. Стоит только мелодии политься из струнных инструментов невидимого оркестра, а самой Красной Лебеди приступить к танцу, как зал начнет окутываться темно-красным туманом, источающим сладковатый аромат, такой дурманящий, что кто-нибудь из стоящих перед Жнецом, Владыкой и их оружием врагов, не исключая и саму Одетту, медленно потянется к очаровательной танцовщице. И тогда принцесса-лебедь, очарованная танцем своей соперницы, в конце концов станет очень похожей на нее. Фактически станет частью Одиллии. Они будут единым целым, и Одетта даже не вспомнит, кто такая Одиллия, и какую роль дочь Ротбарта сыграла в смерти белой лебеди…

— Красная Лебедь, моя дражайшая леди, — бархатный баритон Денатрия наглым образом развеивает мечты Жнеца Господства о переманивании соперницы на свою сторону. — Как я понимаю, тебя волнует вот эта особа, — встав со своего трона, Владыка делает несколько шагов к объединенному войску и смеряет внимательным взглядом Одетту, отчего принцессе сразу становится неуютно, и она даже отступает на шаг назад.

Вечный припоминает, как еще перед подавлением мятежа в хранилище анимы Одиллия упоминала о том, что повстанцы, ведомые его бывшим любовником, спелись с непрошеными «гостями» из Арденвельда, среди которых была девушка, по словам самой вентирки, «очень на нее похожая». Одиллия также упоминала, что эту арденвельдскую девушку зовут Одеттой, что должно было бы навести на размышления о прошлом Красной Лебеди, но тогда правитель Ревендрета не придал особого значения этому уточнению. Однако теперь среди интервентов, нагло вторгшихся в замок, Денатрий видит именно ту, чей облик он даровал Одиллии при перерождении, как напоминание о главном грехе, свершенном одновременно и самой Черной Лебедью, и ее отцом Ротбартом, и принцем Зигфридом. Владыка приходит к такому выводу, ибо замечает, что волосы арденвельдской девчонки и впрямь такого же цвета и точно такой же длины, как и у Одиллии. Если бы не разные наряды, их издали вообще было бы не различить… во всяком случае, до того, как они начали бы применять каждая свою силу.

— Значит, ты и есть заколдованная принцесса Одетта, — констатирует Вечный, разглядывая облаченную в синее платье златовласую представительницу ночного народца, и его губы трогает презрительная усмешка. — Пришла отомстить сопернице за своего принца, я полагаю? — Денатрий надменно смеется, и ему вторит злорадное хихиканье Реморнии. Учитывая, что и Одиллию, и Зигфрида он лично перерождал, а чамбергский принц к тому же не прятал свой камень грехов, Отец всех вентиров прекрасно осведомлен обо всей этой истории с заколдованной принцессой. И его вопрос касательно Зигфрида, адресованный Одетте, стоит расценивать скорее как злую иронию. Дерек Алый Сумрак — таково было вентирское имя Зигфрида — участвовал в мятеже и был сослан в Пепельный Предел, а теперь, когда уже второе восстание подавлено, Зигфрида и вовсе более не существует. Его отправили на заслуженную казнь.

Впрочем, судьба бывшего возлюбленного в настоящий момент не волнует Одетту. Она обуздывает свой страх перед могущественным властителем и его живым клинком. Даже мускул на щеке у принцессы не дрожит. Она смело поднимает голову кверху, смотря Владыке прямо в его смазливое лицо, которое, может, и способно кого-то очаровать, затуманить кому-нибудь разум, но только не ей.

— Уже не заколдованная. И с Зигфридом у меня давно все кончено, — твердым голосом выплевывает Одетта, не сводя глаз с того, кто навлек столько бед на темные земли, в частности на ее родной Арденвельд. — Мы пришли, чтобы положить конец твоей тирании. Чтобы столкнуть тебя с незаслуженного пьедестала, — взгляд девушки плавно переходит с Денатрия на стоящую рядом с ним в танцевальной позе Одиллию. — И тебя тоже, Одиллия, — смотря на оппонентку, Одетта едва ли не шипит последнюю фразу. — Или как там тебя твой сир назвал? Красная Лебедь?

Наконец-то настал этот час, когда встретились две схожие внешне, но характером противоположные друг другу души. Невинность против страстности. Свет против тьмы. Белая лебедь и черная лебедь. Одетта и Одиллия. Только на этот раз названая дочь Королевы Зимы более подготовлена к решающему столкновению. С презрением и ненавистью смотрит Одетта на эту разодетую танцовщицу, а руки принцессы при этом так и искрятся волшебной пыльцой Арденвельда. Совсем скоро дочь Ротбарта поплатится за все, что сделала с оппоненткой. И за то, что поспособствовала ее смерти на балу в Чамберге, и за то, что вместе с вентирками-насыщательницами растлила Одетту в нафрийском Реликварии.

— О, моя дорогая Одетта, ты все-таки неумолима, — в ответ на монолог соперницы Красная Лебедь лишь натянуто смеется, уперев руки в боки и вскинув голову. — Даже после всех уроков, которые тебе преподал Ревендрет, ты не растеряла свою строптивость и безрассудную смелость, — она подходит ближе к Одетте, пристально смотрит в ее синие глаза, заставляя отступить на полшага. — Ты очень похожа на ту, кем и я была когда-то.

Одетта готова рассмеяться в лицо вентирке, даже не вдумываясь в последнюю фразу. Вообще в принципе опрометчиво искать схожие черты в белой и черной лебеди, кроме внешности, конечно. Дочь Ротбарта характером пошла в своего отца. И, судя по тому, как прекрасно вписалась Одиллия в общество благородной аристократии, жить на всем готовеньком и купаться в роскоши ей не привыкать, и при жизни она явно была любимицей отца, чего об Одетте, конечно, сказать нельзя, учитывая, как проходило ее детство.

— Не думаю, — принцесса-лебедь подавляет смешок и скрещивает руки на груди. — Ты почти точная копия своего отца. Вы с ним были одного поля ягоды. Он наверняка души в тебе не чаял. В отличие от моего отца, короля Вильгельма, — Одетта слегка мрачнеет, вспоминая свое детство, которое могло бы быть счастливым, если бы ее отец Вильгельм и мать принца Зигфрида, королева Юберта, так истово не желали поженить своих детей, чтобы закрепить союз двух королевств. Да, конечно, светлые чувства между Одеттой и Зигфридом зародились многим позже, когда они оба уже достаточно повзрослели, но обязательно ли для этого было насильно сталкивать их в детстве?

— Ты ни в чем себе не отказывала, как, впрочем, и сейчас. И никогда не поймешь, каково быть винзентской принцессой на выданье, которую с самого детства сталкивали с навязанным женихом. И каково вольной птице жить в золотой клетке, — говоря о золотой клетке, девушка имеет в виду не только свою жизнь как принцессы Винзента, но и пытается подколоть Одиллию на тему ее статуса пешки сира Денатрия, во всем прислуживающей своему повелителю, лишь бы не познать горечь лишений.

От слов принцессы Красная Лебедь отшатывается, словно от пощечины. Ее соперница ошибается, жестоко ошибается, утверждая, что Черная Лебедь была любимицей своего отца. Ротбарт в своей совсем еще юной дочери видел не родную кровь, а прислугу вроде старой Бриджит. Девочку-на-побегушках, которая безропотно выполняла бы его приказы и способствовала возвышению злого гения. Но Одиллия ни в коей мере не оправдывала его ожидания. В ней с детства наблюдался задаток темной чародейки, и она стремилась этот задаток развить. Ротбарт догадывался, что дочь хочет превзойти его в магии, когда вырастет, и поэтому строго запрещал Одиллии прикасаться к его фолиантам, котлам и колбам с зельями. Вот только Черная Лебедь росла дочерью непокорной, амбициозной и достаточно смелой и упрямой, чтобы ослушиваться любых запретов отца и в свое удовольствие заниматься волшбой. Если Ротбарт все же застукивал Одиллию за ее экспериментами в области черной магии, то на любое его порицание юная ведьма находила дерзкий и колкий ответ. Она не боялась наказания за свою строптивость, тем более Бриджит, служившая Ротбарту и при этом заменявшая Одиллии мать, ее обычно отмазывала. Да и без помощи Бриджит рыжая ведьмочка всегда находила, чем ответить отцу на его попытку задавить потенциал дочери. До того момента, когда он ее уговорил сыграть роль псевдо-Одетты на балу у Зигфрида. Дернуло же Черную Лебедь поверить тому, что после коронации Ротбарта она заживет в роскоши! Да, конечно, оно так и стало, но лишь до того рокового дня, когда злой гений после блестящего танца Одиллии преподнес ей тот злополучный бокал. После смерти и перерождения в темных землях, где и выбора-то особого не было, кроме как плыть по течению, дочь Ротбарта переосмыслила многое. Строптивость и непокорность атрофировались, уступив место смирению и неизменному чувству долга. Лишь на званых вечерах часть той, прежней Одиллии, проявляла себя во всей красе, и это касалось не только отточенных фактически до совершенства танцевальных навыков, но и былой раскрепощенности и страстности.

— Ты вправду считаешь, что я была избалована отцом? Думаешь, он обожал меня? — со сдерживаемой злобой вопрошает Красная Лебедь, не сводя испепеляющего взора с арденвельдской оппонентки. — Ты настолько ненавидишь меня, настолько не желаешь иметь со мной ничего общего, что даже не хочешь узнать, как я умерла! — Одиллия даже повышает голос и рвано выдыхает. Она ждет, что Денатрий, до того наблюдавший за столь бурным выяснением отношений, вмешается и напомнит, что они здесь собрались не для того, чтобы изливать друг другу душу. Но, как ни удивительно, Владыка и Реморния безмолвствуют, как и все остальные. Только Торментия, выглянув из-за спины своей повелительницы, шепчет:

— Не лучше ли забрать у этих жалких существ всю аниму, госпожа?

— Может быть, твой отец и был жесток к тебе, — Одиллия цедит сквозь зубы, даже не обращая внимания на свою прислужницу, а продолжая впиваться взглядом багровых глаз в Одетту, — но ты погибла хотя бы не от его руки! — в голосе вентирки отчетливо слышится презрение, перемешанное с болью, которую причиняют нахлынувшие с новой силой воспоминания о предательстве Ротбарта. — Тебе изменил любимый, а меня собственный отец считал всего лишь инструментом для достижения своих целей… Думаешь, мне хотелось изображать тебя на том балу у твоего дурачка-принца? — Одиллия вдруг резко прерывает тираду и пристально смотрит на принцессу-лебедь, ожидая, какова будет реакция той на столь нелестные высказывания о Зигфриде. Но Одетта реагирует хладнокровно. Видать, она уже не так сильно любит своего принца. Впрочем, чего еще ожидать? Во-первых, измену нельзя простить. Во-вторых, чамбергский принц стал вентиром, а Одетта — представительницей ночного народца. А слащавая любовь у вентиров с феями может быть только в кошмарном сне или в извращенных фантазиях какого-нибудь заурядного писца.

— Если бы Ротбарт не пообещал мне, что после его коронации я буду жить как принцесса во дворце, а не как что-то третьесортное в его мрачном замке, я бы ни за что не согласилась участвовать в его задумке. Но как же я была глупа, когда поверила словам моего отца… — Одиллия порывисто вздыхает, заново переживая воспоминания из прошлого.

— Но Денатрий, разумеется, тебя не обманет, — с некой долей иронии хмыкает Одетта, скользя взглядом по танцевальному наряду вентирки и останавливаясь на висящем на ее шее рубине в бронзовой огранке в форме крыльев летучей мыши. За целую вечность своей жизни после смерти девушка успела узнать многое о темных землях благодаря книгам в библиотеке Сердца Леса, так что знала в том числе и о медальонах Жнецов в Ревендрете. А ее соперница носит как раз такой медальон.

— Даже прихвостни вроде тебя должны понимать, что он предал все темные земли и свое предназначение, когда!.. — в разговор вмешивается Лунная Ягода, возжелав непременно поведать Одиллии о вероломном предательстве сира Денатрия, но не договаривает, ибо ее речь обрывается внезапным вскриком Реморнии, сделавшей угрожающий рывок в сторону объединенного войска:

— Замолкни, проклятая арденвельдская блошка! — железная дева вопит так резко и так экспрессивно, что Одетта столь же резко отшатывается, а ее фея легко уворачивается. — Я вас изрублю! Рассеку! Покромсаю! Порву в клочья! Порежу на лоскуты!..

Реморния не стерпит нелестных высказываний в сторону своего господина. А принцесса, внешне похожая на Одиллию, и эта маленькая раздражающая феечка определенно зашли слишком далеко. Живой клинок даже не дожидается приказа Владыки и рвется вершить правосудие собственноручно, стремится расправиться с этим жалким сбродом фанатиков и лесных тварей в одиночку. Реморния вполне способна это сделать — она наделена не только душой девы-воительницы, коею была в прошлой жизни, но и неведомой мощью. И она, разумеется, сделала бы это, решив судьбу Ревендрета в одно мгновение, но ее останавливает Денатрий.

— Умерь свой пыл, Реморния, — с ухмылкой произносит он то же самое, что и во время битвы с мятежниками на замковом дворе. — Разве можно спешить в таком деле? — Владыка притворно-укоризненно качает головой и обводит взглядом интервентов, столпившихся в ожидании решающего боя. — Я так полагаю, лебединые песни окончены, — взор красных глаз Денатрия останавливается на Одетте. — Раз так, то я готов принять наших гостей. В частности — помогу этим двум смертным, — при этих словах он мельком поглядывает на Телию Фордрагон и Джайну Праудмур, — познать искупление. А потом… — губы Вечного трогает торжествующая усмешка в предчувствии грандиозного триумфа. — Потом Красная Лебедь станцует для них. И это будет последний танец в их жизни, — глядя на Одиллию, снова вставшую в танцевальную позу, Денатрий самодовольно скалится, показывая клыки, выделяющиеся среди ровного ряда зубов.

Настал знаменательный момент. Все решится здесь и сейчас.

***

Одиллия, Торментия и Реморния не смеют вмешиваться в ход сражения без ведома повелителя. Однако не без интереса наблюдают за тем, как Денатрий вешает бремя греха, представляющее собой ореол зловеще-багрового цвета, на двух смертных людей — деву-воительницу и ее подружку-волшебницу, которая, видимо, поняв еще тогда, в бальной зале, что бессмысленно заключать в ледяные шипы Жнеца Господства, не говоря уже о самом Владыке, решает ограничиться ледяными и чародейскими стрелами, а также призывом водяного элементаля. Остальных представителей двух ковенантов властитель Ревендрета одной лишь рукой захватывает в удушающие анимакоконы, не исключая и пикси. Таким образом он предотвращает распространение треклятой волшебной пыльцы, вызывающей аллергическую реакцию у верных подданных Ревендрета, по всему тронному залу. Однако удушающее заклинание длится не так долго, как хотелось бы наиболее уязвимой для пыльцы Одиллии, и феечки, едва почувствовав свободу, все-таки приступают к начатому. А именно — к распространению пыльцы и демонстрации каждая своего таланта.

Живое оружие пыльца не особо трогает. Денатрий, как и все остальные вентиры, не способен переносить аллергический запах лесных ягод и весенней свежести, однако арденвельдская анима действует на Вечного куда менее эффективно, чем на простых вентиров. Гораздо более уязвим он для первозданного Света, физической силы и ледяной магии Джайны, вместе взятых, хотя и на все эти виды вражьего оружия Денатрий легко может найти управу, всего лишь захватив представителей враждебных ковенантов в удушающие коконы анимы. А вот Одиллию даже медальон Жнеца не способен защитить от сильной аллергической реакции. Вентирка, как только ее задевает пыльца, изо всех сил чихает, сжав в кулаки ладони, которые при этом озаряются алым светом, будто Красная Лебедь только что произнесла невербальное заклинание. Ее чих отбрасывает бегущих на нее с копьями кирий, воркаев с луками и сильваров с мечами. До того подлетавшие к Одиллии пикси от такого чиха, усиленного к тому же магией господства, вертятся волчками, и Творец Снов не успевает даже использовать сонную пыльцу для усыпления Красной Лебеди, а Лунная Ягода и Цветок Ивы — наделить опыленную и взмывшую ввысь Одетту крылышками для более длительного эффекта полета. Только Призывательница Туманов успевает призвать копии самой себя, да и то этот эффект длится недолго — Владыка тотчас же вычисляет настоящую Призывательницу с первого раза. Распорядители, выстроившиеся было в «пирамиду», чтобы испытать на Денатрии тот вид оружия, который они не раз применяли против малдраксийских кадавров, раскольнических колоссов и каменных стражей Ревендрета, не удерживаются на ногах. «Пирамида» шатается, и совы с громким уханьем дружно падают на пол под торжествующий смех Реморнии и Торментии.

— Моя госпожа, это было мощно! — отсмеявшись, заявляет посох покаяния, с энтузиазмом кивая Одиллии своей маковкой в виде крыльев летучей мыши.

— Такая предсказуемость меня утомляет, — Владыка реагирует более сдержанно, однако триумфальной ухмылки не скрывает. — Впрочем, где смертные, там и неудачи, — он искоса поглядывает на Телию, сжимающую в руках молот, и Джайну Праудмур, окруженную барьером тайной магии и готовящуюся к новому заклинанию.

— Зато эти смертные помогли Арденвельду и Бастиону избавиться от твоих слуг, «Владыка», — парирует дочь морей, нисколько не задетая последней фразой Денатрия. Свои слова Джайна подкрепляет резким взмахом правой руки, в которой зажат посох, и сверху, будто бы из ниоткуда, начинает падать град ледяных осколков. — Надеюсь, вы не боитесь холода, сир, — Праудмур ядовито усмехается.

Несмотря на значительно понизившуюся температуру в тронном зале, Одиллия, превозмогая холод, злобно глядит на волшебницу, а руки Жнеца Господства при этом вновь загораются алым. Эта смертная ледяная ведьма идет по удивительно тонкому льду, как бы каламбурно это ни звучало. Кто она вообще такая, чтобы вести себя при Денатрии так дерзко? Основателю Ревендрета неведом страх как таковой. Его не страшат ни холодные заклинания смертной души, ни первозданный Свет Бастиона, ни тем более арденвельдская пыльца. Ничто не способно остановить Отца всех вентиров на пути к триумфу.

— Боюсь? Да будет тебе известно, что мне чужд страх, глупая смертная душа, — рычит он, захватив Джайну в удушающий кокон анимы, оторвав от пола и подняв вверх, к потолку. — Похоже, пора указать вам на ваше место, — Денатрий разжимает пальцы, ослабляя хватку, но отшвыривая волшебницу так, что она ударяется об стену, и если бы не пыльца пикси Легкого Пера, замедляющая падение, лорд-адмирал Кул-Тираса вряд ли пережила бы этот «полет».

— Реморния, — Вечный нараспев произносит имя своего верного живого клинка, — очисти мой замок от паразитов, — он обводит рукой интервентов, смеряя их презрительным взглядом.

Железная дева не нуждается в повторном приказе. Она срывается с места, полная желания порезать интервентов, как она выразилась, «на ме-е-елкие кусочки». И хотя оборвать крылышки изворотливых пикси ей не удается, но она задевает крылья трех кирий, так что выпадают разом несколько перьев с каждого крыла, и серьезно ранит нескольких десниц Архонта и подданных Королевы, прежде чем объединенное войско успевает отбежать от жаждущего крови и битвы меча на безопасное расстояние.

— Джайна, барьер!.. — Телия, также не избежавшая гнева Реморнии, хрипло стонет, пока Ксандрия, которой повезло гораздо больше, несет деву-воительницу на другую сторону тронного зала, куда и сбежались представители двух ковенантов. В том числе и Джайна Праудмур, которая, едва услышав просьбу Телии, тотчас подзывает всех союзников к себе и создает барьер тайной магии, чтобы те, кого живой клинок ранил, смогли прийти в себя.

Но Реморния не дремлет — она летит к чародейскому щиту и рубит по нему. Джайна изо всех сил поддерживает барьер, пока верноподданные Арденвельда и Бастиона исцеляют друг друга анимой. Дочь морей не расслабляется ни на миг, ибо понимает, что стоит ей хоть чуточку расслабиться, и Реморния без труда истончит щит тайной магии и продолжит свою кровавую трапезу.

— Владыка, — манерно протягивает Одиллия, при этом мельком поглядывая на свою арденвельдскую соперницу, которую феи-таки окрылили в буквальном смысле, и которая сейчас под барьером смертной волшебницы исцеляет своей пыльцой бастионских сов и троих друзей-животных — черепаху, лягушку и птичку-тупика, оказавшихся по милости Реморнии на грани смерти, — позволите мне продолжить этот акт ревендретского балета, пока они… заняты? — Красная Лебедь обращает свой взор на Джайну, из последних сил поддерживающую свой чародейский щит.

Вентирка понимает, что сейчас, когда враги зализывают раны, наступил благоприятный момент для того, чтобы, во-первых, завлечь их, а во-вторых, прикончить. Для реализации первого Одиллия планирует станцевать темное адажио, для реализации второго — смертельную коду. Денатрий переводит взгляд с Реморнии, уже практически истончившей магический барьер, на кокетливо улыбнувшуюся Красную Лебедь и лишь усмехается.

— Дражайшая Одиллия, — глядя на Жнеца Господства, Вечный между тем жестом приказывает своей железной деве завершить действо, тем более барьер уже совсем исчез, — танцуй, да так, чтобы у них затуманился разум!

— Сир, это очень любезно с вашей стороны, — игривым тоном отвечает Одиллия, присев в реверансе. Она в очередной раз встает в позу танцовщицы и, обернувшись будто бы в пустоту, кричит: — Маэстро, скрипичное адажио!

Проходит секунда после того, как вентирка повелела начать играть музыку, и тронный зал наполняется чарующими звуками скрипки, выводящей лирическую мелодию. По сути это вариация темы, которая играла на одном из званых вечеров еще до засухи, когда Одиллия, как и при жизни, завлекла уже перерожденного к тому времени Зигфрида своим танцем. И вот теперь она вновь изящно начинает двигаться под знакомую музыку «лебединой походкой», плавно взмахивая при этом руками, будто крыльями. Периодически Одиллия встает в позу «ласточки» — на одной ноге. Стоит так несколько мгновений, а затем выпрямляется, сгибая отведенную назад ногу, несколько раз кружится на месте, снова встает на обе ноги и делает театральный взмах одной рукой. Красная Лебедь и при жизни могла исполнять такой танец, вот только в Ревендрете она его усилила тем, что стоит ей только начать танцевать, как вокруг нее образуется темно-алый, цвета весьма сильно настоявшейся греховной выжимки, туман. Такой туман, который к тому же еще и понемногу нарастает, возникает и сейчас. Аниматуман источает сладковатый аромат, способный во всех смыслах слова затуманить разум любой неокрепшей души, и Одиллия, продолжая изящные движения под музыку, посматривает на объединенное войско двух ковенантов, не без удовольствия подмечая, как плавно оседают на пол пикси, которые явно почувствовали головокружение; как медленно начинают двигаться в сторону обаятельной танцовщицы несколько сильваров, три бастионских претендента, смертная воительница с молотом и даже Одетта. Последняя сопротивляется изо всех сил — она делает несколько очень медленных шагов и тут же останавливается, приложив руку ко лбу. Конечно, глупо надеяться на то, что арденвельдская девчонка сразу поддастся чарам своей соперницы. Принцесса ведь так и не забыла и никогда не забудет и не простит Красной Лебеди того, что та с ней сделала как на Земле, так и в посмертии. Но не быть Одиллии собой, если она не воплотит в реальность то, что задумала, не сломит волю упрямой, строптивой лебедушки.

— Одетта, — вентирка шепчет это имя таким заискивающим, сладким голосом, как будто она приглашает соперницу пойти с собой под венец. — Ты знаешь мою силу. Прими неизбежное. Стань со мной единым целым… — Одиллия подступает ближе, делая плавные махи руками. Мелодия все играет, туман нарастает, и дурманящий сладковатый аромат становится все явственнее. Еще несколько претендентов из Бастиона и воркаев из Арденвельда не в силах устоять перед чарами темного адажио Одиллии. Даже Джайна хоть и сопротивляется, как и Одетта, но понемногу также начинает медленно-медленно идти к Красной Лебеди. Только Жнец Господства уже нашла себе партнера. Точнее, партнерку.

— Не противься тому, что сбыться должно, — Одиллия говорит практически то же самое, что говорила когда-то Дереку Алому Сумраку на званом вечере. Она практически вплотную подходит к Одетте, которая в очередной раз останавливается и прикладывает обе руки к вискам. Вентирка понимает, что ее оппонентка из обители природы ведет внутреннюю борьбу своего сердца с затуманенным разумом. Но очень скоро эта борьба сойдет на нет. Воля принцессы-лебеди не железная, и она не сможет устоять и в конце концов сдастся на милость победительницы.

Одиллия кладет руку на плечо своей оппонентки и обращает взор на нее, встав в позу ласточки и неторопливо подняв свободную руку кверху. Одетта не собирается так просто сдаваться. Поскольку она перерождена в Арденвельде, а не в Бастионе, воспоминания из прошлого у нее не отняли, и девушка до сих пор не забыла тот роковой бал в замке Юберты. Кроме того, принцессу все еще терзают воспоминания о плену в нафрийском Реликварии, и она отлично помнит, как Одиллия и нанятые ею насыщательницы радикальным образом наполняли душу Одетты грехом. Потом, после битвы, предстоит избавляться от порочных воспоминаний с помощью кирий, но сейчас именно эти воспоминания играют важную роль в сопротивлении танцевальным чарам. Принцесса-лебедь, обретя на какое-то время контроль над разумом, сбрасывает руку Одиллии со своего плеча, отстраняется, сделав резкий шаг назад, однако Красная Лебедь, обхватив рукой шею Одетты, блокирует ее движения, не позволяя отсрочить неизбежное. А туман становится все гуще, и Одетте становится все тяжелее сопротивляться. Очарование Одиллии, вкупе с лирической мелодией, льющейся из невидимых музыкальных инструментов, и дурманящим аниматуманом, — все это творит с принцессой нечто такое, что невозможно объяснить. Она слышит, как Ксандрия, которая принадлежит к числу сохранивших рассудок во время танца, взывает повышенным тоном, стараясь перекрыть звуки скрипичного адажио:

— Да, Одетта, ты ее знаешь, и ты знаешь, что она с тобой сделала!

Но в то же время будто бы какая-то неведомая сила управляет Одеттой, словно марионеткой, и вот она уже переплетает пальцы с такой ненавистной, тщеславной, коварной соперницей и вливается в чарующий танец, так же, как и последняя, плавно двигаясь на цыпочках и так же плавно взмахивая свободной рукой, как крылом. Одиллия ведет свою соперницу по тронному залу, продолжая предаваться танцу под нарастающую скрипичную мелодию. Вентирка видит, что девочка сдается, и закрепляет успех, обхватив Одетту за талию и коснувшись ее шеи губами. А та уже и не сопротивляется. Сознание арденвельдской девчонки полностью затуманено во всех смыслах, она исторгает из нутра тихий стон, и Одиллия, мысленно усмехнувшись, вновь приникает губами к шее принцессы и еще сильнее обнимает ее за талию. Все идет так, как она и задумала. Белая лебедь, столь ненавидящая свою черную соперницу, теперь принадлежит ей, находится в ее власти, и ничто не способно помешать этому.

Если только не…

Краем глаза Красная Лебедь вдруг замечает, как одна из пикси, а именно — Лунная Ягода, поддерживаемая щитом Ксандрии из первозданного Света, порывисто воспаряет кверху и летит сквозь аниматуман. Одиллия вынуждена прервать танец и запустить в фею сферой анимы, но мало того, что сфера поглощается световым щитом, еще и свет, исходящий от этого щита, слепит глаза, так что вентирка прикрывает их ладонью. Ей нужно какое-то время держать глаза закрытыми, чтобы эффект ослепления от света прошел быстрее, и поэтому Жнец Господства не может видеть, зато слышит, как леди Лунная Ягода, подлетев к Одетте, что-то ей шепчет и быстро чмокает ее в щеку. Возможно, фее подсказала интуиция, а возможно, она знает об этом способе из одной из сказок, которые читала еще смертным ребенком, но факт остается фактом — краткий поцелуй Лунной Ягоды будто бы пробуждает Одетту от сна. Она резко открывает глаза, отходит на несколько шагов от соперницы, потом переводит взгляд на феечку и, благодарно улыбнувшись, протягивает ей навстречу ладонь. Музыканты, видя, что танец Одиллии невольно прерван, постепенно сводят мелодию на нет. Аниматуман понемногу рассеивается, и Красная Лебедь открывает глаза лишь спустя некоторое время, когда эффект ослепляющего света проходит. Она обращает гневный взор на порхающую рядом с Одеттой пикси, которая столь наглым образом разрушила всю танцевальную идиллию, потом на саму Одетту, а затем — и на остальных представителей враждебных ковенантов.

Одиллия, в прошлом дочь темного чародея Ротбарта и колдунья с потенциалом, ныне Жнец Господства и вторая после Фриды королева ревендретского балета, так просто не смирится с поражением. Тем более — в присутствии Денатрия и Реморнии. Еще раз смерив негодующим взглядом проклятых интервентов, Красная Лебедь отходит на шаг назад и, театрально вытянув руки в стороны и поставив ноги в третьей позиции, оборачивается, чтобы приказать невидимым музыкантам играть новую мелодию. Наконец-то настал момент, когда Одиллия готова показать, как великолепно отработала смертельную коду. Она будет танцевать столько, сколько потребуется. Зловещее багровое облако заполонит весь тронный зал. Пусть по окончании этого танца вся мощь Одиллии сойдет на нет, возможно, она даже лишится сознания… Но враги, в том числе и арденвельдская соперница, должны быть повержены. Любой ценой.

Играет музыка, звучная и бодрящая. Зловещее облако анимы нарастает по мере того, как Одиллия в такт мелодии исполняет фуэте. Медальон господства у нее на груди полыхает, будто алая звезда, сверкающая впотьмах и движущаяся с той же быстротой, что и сама танцовщица. Она знает, что действие облака, вызванного смертельной кодой, проявляется не сразу, а постепенно, но кирии и ночной народец не смогут причинить Красной Лебеди ни малейшего вреда, пока она танцует, ибо ее тело окружает ореол ревендретской энергии, дающий абсолютную неуязвимость к любым видам атаки — и к аллергической пыльце Арденвельда, и к ненавистному первозданному Свету Бастиона, и к ледяной магии, и тем более к физической силе. Одиллия крутится вокруг своей оси, время от времени разбавляя фуэте грациозными па вправо и влево, и по мере ее движений багровое облако заполоняет весь тронный зал.

Даже наиболее стойкие представители враждебных Ревендрету ковенантов, такие, как Ксандрия, чувствуют, как боевой дух и жизненные силы под воздействием смертельного танца Одиллии покидают их. И самое главное — они никак не могут воспротивиться неизбежному финалу. Красная Лебедь, пребывающая в танцевальной эйфории, неуязвима для любого вида оружия. Нанести хотя бы один удар Денатрию у интервентов тоже сил не хватит. Совсем скоро их судьба решится здесь, в тронном зале замка Нафрия. От этой мысли Одиллию охватывает пьянящее чувство триумфа, и, когда мелодия коды достигает своей кульминации через крещендо, вентирка завершает танец виртуозным фуэте и замирает в триумфальной позе. Но недолго длится ее эйфория. На смену ей приходит чувство опустошения. Танец, который Одиллия долго приберегала «на десерт», и который она теперь наконец-то исполнила, отнял у нее практически всю силу, коей она была наделена. Вентирка успевает лишь услышать и даже краем глаза заметить, как Денатрий, зачерпнув руками средоточия анимы, совершает мощный выброс багровой энергии, довершая начатое Красной Лебедью и подкрепляя действо фразой, которую он за время своей вечности произносил довольно часто: «Ревендрет — это я!»

Мир перед глазами Одиллии погружается в бесконечную, беспросветную, необоримую тьму.

***

— Изера! Хвала Предвечным, спасибо тебе!

— Если бы не ты, мы бы канули в небытие…

— Это не меня нужно благодарить, а Королеву Зимы, которая меня прислала. Она нутром чуяла, что вам нужна помощь. И, как оказалось, не ошиблась…

— И что нам теперь делать? Реморния впитала его сущность, но удержит ли?

Одиллия, до чьего слуха доносятся голоса, открывает глаза и медленно, с приглушенным стоном приподнимается с пола. Первое, что ей бросается в глаза, — живые и здоровые представители Арденвельда и Бастиона. Но как? Красная Лебедь же их обессилила и практически уничтожила смертельной кодой, а Денатрий довершил начатое… Вот только сейчас он… отсутствует. Лишь Реморния, от которой исходит весьма сильное багровое свечение, и Торментия, смотрящая невидимыми глазами на очнувшуюся госпожу. Но… что произошло? Почему интервенты, которые, казалось бы, отдали концы от смертельной коды Одиллии и мощного заклинания Денатрия, не только ожили, но и смогли повергнуть могущественного и бессмертного Вечного, что вообще противоречит всем устоям Ревендрета?

Осмотревшись, Красная Лебедь находит ответ спустя несколько секунд. К объединенному войску присоединилась еще одна душа. С виду — зеленоволосая эльфийка с довольно длинными острыми ушами, одетая в сине-зеленую мантию. Судя по всему, это и есть та пресловутая Изера, которую взахлеб благодарит сначала одна из пикси — Призывательница Туманов, а затем и принцесса Одетта — уж ее нежный голос Одиллия ни с чем не перепутает. И, похоже, именно эта эльфийская душа, засланная оленерогой Вечной, воскресила своих павших союзников и завершила битву в их пользу. Но откуда у эльфийки столько мощи, что она повергла Денатрия, богоподобного Вечного, основавшего Ревендрет? И как она вообще нашла своих так называемых друзей? Видимо, ответ на этот вопрос Одиллия если найдет, то нескоро…

А за ответом далеко ходить, в общем-то, и не нужно. После того, как Одетта вместе с друзьями, оседлав Маэли, полетела в Ревендрет помогать союзникам в штурме Нафрии, Королева Зимы отправилась в Рощу Пробуждения. Обычно Хозяйка Леса идет в эту рощу для того, чтобы приветствовать в лесной обители новые души и перерождать их. Именно в Роще Пробуждения были перерождены такие души, как леди Лунная Ягода, Ния, Корейна, Творец Снов, Цветок Ивы, Легкое Перо, Динь-Динь, Одетта и все остальные, кому посчастливилось быть определенным в Арденвельд. Там же Королева Зимы, несмотря на засуху, помогла переродиться и драконице Изере с Азерота — бывшей хранительнице Изумрудного сна, ныне присматривающей за Рощей Пробуждения. Однако теперь Матерь ночного народца направилась туда с иной целью — с просьбой к Изере отправиться в Ревендрет следом за Одеттой и ее друзьями и в случае чего вмешаться в битву, дабы кардинально переломить ситуацию в пользу объединенной армии Арденвельда и Бастиона. И драконица подоспела как раз вовремя, чтобы вернуть к жизни своих союзников, погибших от зловещего облака анимы, вызванного смертельной кодой Одиллии, и довершающего сие кровавое действо заклинания сира Денатрия. А затем… мощный выброс арденвельдской анимы со стороны Изеры, ледяная сила Джайны, первозданный Свет кирий, конвергенция образовавших полукруг пикси — и судьба Ревендрета решена.

— Отнесем клинок в Бастион, — решительным тоном заявляет Ксандрия, метнув взгляд в сторону раскрасневшейся в буквальном смысле Реморнии. — Я слышала, что Денатрий не чурался использовать Свет как наказание для своих слуг в Пепельном Пределе… Что ж, наш первозданный Свет будет направлен против него самого, — Идеал Отваги в подкрепление своих слов воинственно взмахивает копьем.

— Все мы познали его жестокость. Мой народ — не меньше вас, — сильварка Ния коротко вздыхает и делает смелый шаг вперед. Теперь, когда Реморния вместо того, чтобы рваться всех кромсать, стремится поддерживать жизнь своего сира, она представляет куда меньше угрозы. — Я предлагаю отнести клинок в Арденвельд и обсыпать волшебной пыльцой как следует. Лучше даже заключить в силовое поле из пыльцы, — Ния упирает руку в бок и, сощурившись, глядит на живой меч.

— Давайте сперва поделим аниму из хранилища, — напоминает Лунная Ягода, оглядывая союзников, порхая вокруг них. — Ее так много, что хватит и нам, и кириям. А что делать с бывшим Владыкой, решим потом, — она с триумфальным видом легко воспаряет кверху и буквально свысока посматривает на поверженного врага, заключенного в собственном мече.

Одиллия видит столпившихся вокруг Реморнии врагов и понимает, что в нынешнем положении просто не способна им помешать. После смертельной коды вентирке еще долго предстоит восстанавливать силы. Торментия максимум, что может сделать, это совершить выброс анимы. Что железная дева немедленно и делает, оглушая таким образом представителей враждебных ковенантов. Но оглушающий эффект на поверку действует лишь четверть минуты, а за это время серьезно ослабевшая Одиллия успевает только взять в руки Реморнию, но не переместиться с ней и своим посохом покаяния из тронного зала на балкон. За секунду до хотя бы одного шага вперед Красная Лебедь вновь, как тогда, в бальной зале, оказывается заключена в ледяные шипы Джайны Праудмур, и приходится вентирке выпустить из рук подсвеченную багровым ореолом Реморнию с невероятно мощной душой внутри. Магия господства, иссякшая после танцевального заклятия, на этот раз не способна вызволить Одиллию из ледяного плена раньше, чем действие ледяных шипов подойдет к концу, и ей остается лишь беспомощно наблюдать за тем, как Ксандрия берет в свободную руку Реморнию, как интервенты гурьбой бегут и летят на балкон, чтобы вернуться в вестибюль кратчайшим путем — очевидно, что и тут постаралась смертная волшебница, активировав зеркальный портал, как тогда, в бальной зале, — и приступить к дележке анимы, чтобы потом конвертировать в пыльцу и первозданный Свет.

Не только холод от ледяных шипов, но и мерзкое ощущение безысходности и собственного бессилия сковывает Одиллию. Целую вечность дочь Ротбарта стремилась к возвышению, к совершенству. На Земле она стремилась превзойти своего отца в черной магии. В Ревендрете, после долгих веков мучений бесплотной души и перерождения в вентирку, Одиллия поставила перед собой уже немного иную цель — возвыситься хотя бы до младшего Жнеца и заслужить место в замке. В конечном итоге так оно и свершилось, и даже более чем. Одиллия за свою вечность обошла многих вентиров в ревендретском балете, разделила негласное звание королевы танцев с баронессой Фридой, стала Жнецом Тщеславия, потом заняла вакантное место Жнеца Господства вместо мятежного принца Ренатала… чтобы в итоге потерпеть полное поражение. И от кого? От крылатых фанатиков, глупых лесных существ, среди которых затесалась некогда заколдованная принцесса, которую Одиллия когда-то помогла Ротбарту погубить на Земле… и двух жалких смертных.

Чем выше взлетишь — тем больнее упадешь.

Одиллия понимает, что сейчас всплывшая в памяти древняя земная поговорка, о существовании которой сама Черная Лебедь за всю свою жизнь — что в материальном, что в загробном мире — благополучно забыла, обретает твердую плоть. Вдобавок шанс вызволить сира Денатрия, чья сущность была впитана Реморнией в критический момент, в настоящее время очень мизерный. Если над ним вздумают вершить «правосудие» святоши в Бастионе, Реморния с душой своего повелителя внутри подвергнется жестокой светотерапии. Если клинок отнесут в Арденвельд, проклятые мошки отыграются на поверженном Владыке сполна — припомнят ему и засуху, и то, как он их обзывал «насекомыми»… Вторжение в любой из двух ковенантов обречено на провал — Одиллия, как, впрочем, и остальные вентиры, научена горьким опытом. Их просто заживо испепелят первозданным Светом или устроят «блестящий» кавардак с волшебной пыльцой. Возможно, тут следовало бы обратиться за помощью к Предвечному сира, Марчеллиону, темному лорду Морагара… Но Зерет-Мортис уже многие века сокрыт от посторонних глаз. Никто не знает пути в мир, который был до существования нынешнего посмертия.

У Ревендрета всегда должен быть правитель. Иначе греховная обитель либо погрязнет в хаосе, либо просто зачахнет. Малдраксус после исчезновения Примаса был обречен на первое — некролорды намертво сцепились в бесконечных войнах за престол. Но Ревендрет… Ревендрет не должен опуститься до уровня презренных костлявых вояк. Даже сейчас, когда сир Денатрий повержен, и праведные устои вентирского общества, на которых обитель искупления держалась, серьезно расшатаны.

Нельзя допустить, чтобы вентиры, уподобляясь примасовским мертвякам, передрались за опустевший трон и тем самым обрекли и себя, и свой ковенант на исчезновение. Нужен кто-то, кто примет бразды правления Ревендретом, пока не найдется способ спасти его законного правителя от кирийского или фейского «правосудия». А Одиллия пусть и относительно недавно, но из младшего Жнеца стала старшим. Жнец Господства — это фактически второе лицо после Владыки Ревендрета. Стало быть, нести бремя правителя ковенанта, пока все не вернется на круги своя, придется Одиллии?

К этому выводу она приходит, когда ледяные шипы разламываются, и в тронном зале вновь воцаряется комнатная температура. Торментия, как обычно, парит рядом в ожидании приказов. Но ее госпожа безмолвствует. Она даже не смотрит на прислужницу, лишь ступает медленными шагами, созерцая опустевший зал. Взгляд вентирки скользит по стенам темных покоев, пока не останавливается на большом портрете, висящем над ныне пустующим троном. Это портрет не кого иного, как самого Денатрия — облаченный в накидку с меховой каймой, он, держа в правой руке кубок с дымящейся греховной выжимкой, смотрит на свою протеже с полотна, сделанного искусным художником.

— Клянусь, сир, я не подведу вас. Ревендрет не падет, — Одиллия отрешенно касается ладонью золотой рамки портрета. Несмотря на то, что сейчас у нее практически нет магических сил, которые она истратила на смертельную коду, а восстановление может занять очень много времени, Красная Лебедь все еще остается старшим Жнецом. Ферзем, который должен уничтожать любую враждебную пешку, которая хоть каким-либо образом угрожает его королю. Но сейчас, когда королю объявлен если не мат, то весьма долгий, грозящий быть вечным, шах, а шанс на спасение короля из окружения вражеских фигур находится фактически за гранью мироздания, ферзю придется принять королевскую ношу на себя, дабы не дать королевству погрязнуть в хаосе и бесконечных войнах, как это случилось с Малдраксусом.

— Что дальше, госпожа? — голос железной девы вынуждает Одиллию отвлечься от мрачных дум и обернуться. Торментия невидимыми глазами смотрит на повелительницу, находящуюся в отрешенном состоянии.

— Нужно найти тех, кто еще жив, — без единого намека на эмоции выплевывает Красная Лебедь, порывисто выдохнув. Она знает, что из верных подданных темной обители, прохлаждавшихся в Нафрии, небесной и лесной кары избежали, по крайней мере, двое из Совета Крови — кастелян Никлаус и глава Совета, Фрида, а также те вентиры, камнерожденные и землерои в бальной зале, которые из-за вести о захвате интервентами хранилища анимы не успели попасть под шквал волшебной пыльцы, первозданного Света и ледяных осколков. Совместно с выжившими верноподданными Ревендрета Одиллия попытается восстановить в замке порядок после разгромного сражения. А потом объявит собрание Двора Жнецов для обсуждения будущего обители покаяния.

Покамест будет так. Но, клянется себе Одиллия, когда-нибудь она выведает способ открыть путь в сокрытый мир, что предшествовал нынешним темным землям. И, возможно, объединившись с силами Предвечного, Жнец Господства сможет не только вызволить Денатрия и Реморнию из заточения, но и отомстить врагам за то метафоричное падение, что пережила сейчас. Особенно арденвельдской сопернице — Одетте.

И все, чего коснутся мстительные перста, будет очищено.