Погасив синий свет, электрочайник глухо щелкнул тумблером, а Чимин, заварив себе кофе, оглянулся по сторонам. Сокджин не соврал — в квартире Мина действительно не из чего было готовить. С трудом отыскав остатки муки в одном из шкафчиков, Пак достал из холодильника сливочное масло, купленное Кимом, и проверил наличие яиц.

— Да где она? — он был уверен, что видел где-то старую вафельницу.

Заметив ее на полке прямо перед собой, Пак дернул бровью. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять принцип ее работы, и дело оставалось за малым. Чимин растопил масло в микроволновой печи, попутно добавив яйца, сахар и корицу в глубокую миску. Венчика у Юнги не было, но в ящике рядом с плитой было полно всевозможных вилок: маленьких, как из кукольного набора; с тремя зубчиками; изогнутых внутрь, будто ими когда-то пытались открыть консервные банки; и — непонятно для чего созданных — с двумя крохотными зазубринами на конце и длинной толстой ручкой. Взяв первую попавшуюся, Пак быстро взбил яйца и, услышав звонок микроволновки, влил в миску растопленное масло. Оставалось самое сложное — добавить муку. Конечно же, никакого сита здесь не было и в помине, поэтому пришлось импровизировать. Достав из шкафчика над раковиной дуршлаг, Чимин кое-как просеял муку и, махнув рукой на пару-тройку комочков, перемешал содержимое миски. На удивление вышло неплохо — по консистенции тесто напоминало густую сметану, а на вкус было сладким, с пряным послевкусием, которое дала корица.

Вспомнив про уже успевший остыть кофе, Пак допил его одним глотком и щелкнул кнопку включения на корпусе вафельницы. Быстро смазав форму подсолнечным маслом, он влил первую порцию и закрыл крышку. Твердея, тесто внутри шипело и медленно приобретало золотистый оттенок. Чимин подождал еще пару минут и, открыв крышку, аккуратно подцепил пальцами горячие вафли. Они выглядели лучше, чем он ожидал. Вылив остатки теста в вафельницу, Пак снова заварил кофе, но в этот раз уже не только для себя.

— Юнги, — преодолев расстояние между кухней и спальней примерно за секунду, он, улыбнувшись, взглянул на спящего старшего.

Время уже приближалось к половине восьмого. За окном уже который час шел дождь, барабаня по подоконнику крупными каплями, но Юнги, казалось, этого даже не замечал. Зарывшись с головой в одеяло, он слегка морщился во сне и прерывисто посапывал. Подойдя ближе, Чимин убрал с лица Мина прилипшую челку и разбудил его поцелуем.

— Давно я не был настолько счастлив ранним утром, — даже не открыв глаза, улыбнулся старший.

— Жду тебя на кухне, — Пак оставил еще один легкий поцелуй над его взлохмаченной после сна бровью и вышел из комнаты.

Открыв вафельницу, Чимин грустно выдохнул. Немного подгорели. Значит, эта порция достанется ему.

Почувствовав руки Юнги, обнявшие его сзади, Пак моментально забыл обо всем на свете. Его губы нежно коснулись открытой кожи над воротом футболки, а сильные, слегка холодные ладони легли на ребра. Запрокинув голову, тем самым уложив затылок на плечо старшего, Чимин протяжно выдохнул. Тепло, разлившееся в его животе, в этот раз больше напоминало бушевавшее пламя. Губы старшего аккуратно оттягивали кожу, стараясь не оставить следов, а пальцы пересчитывали ребра, немного щекоча. Пак чувствовал, как тонет. Пола под ногами больше не было. Время вновь остановилось и даже дождь, несмолкающий все утро, казалось, прекратился.

— Юнги, — простонал Чимин и, заведя руку за голову, коснулся лица Мина, — Остановись, пожалуйста.

— Уверен? — спросил он, выдохнув в влажную кожу шеи.

— Да, — последний поцелуй, оставленный на плече, заставил вздрогнуть от окативших тела мурашек.

— Хорошо, — развернув Пака к себе, Юнги поцеловал его в лоб.

Взглянув на него без капли обиды или непонимания, которые Чимин так отчаянно искал в его лице, Мин ласково улыбнулся. Он подозревал, что младшему нужно время, чтобы привыкнуть и переосмыслить то, что свалилось на их плечи. И готов был ждать сколько угодно: неделю, месяц или год — не важно, только бы он чувствовал себя комфортно. Юнги не станет его принуждать, не обидится после отказа или просьбы подождать еще немного. Главное для него — чтобы Пак был рядом, а не то, что у него под одеждой.

— Выглядит аппетитно, — взяв тарелку, Юнги сел за стол.

— Ты не злишься на меня? — спросил Пак, дернув бровями.

— Нет, Чимин, — коснувшись его ладони, Мин переплел их пальцы, — Я все понимаю. Не переживай об этом.

— Ладно, — запив застрявшее в горле волнение глотком кофе, Чимин кивнул.

Он надломил вафлю и боязливо закинул первый кусочек в рот. Почувствовав вкус, Пак удивился — вышло и вправду неплохо, особенно для первого раза. Слегка подгоревшая поверхность приятно хрустела, а внутри вафля была мягкой и буквально таяла во рту. Послевкусие, которое дала корица, согревало и напоминало о скором Рождестве — любимом празднике Чимина. Неужели в этом году оно наконец станет счастливым? После всего, что он пережил за последние восемнадцать лет, даже представить подобное было сложно. Фактом оставалось одно — Пак уже получил свой подарок, он сидел в метре от него, с неподдельным наслаждением жуя приготовленные им вафли. Наблюдая за ним, Чимин легко улыбнулся и, почувствовав, как загорелись щеки, отвел взгляд. Этим утром он впервые готовил для кого-то. И реакция Мина, прошептавшего: «ничего вкуснее в жизни своей не ел», превзошла все его ожидания, заставив засмущаться.

— Останься сегодня дома, — допив кофе, Юнги откинулся на спинку стула.

Пак коснулся своей щеки, ощутив фантомную жгучую боль. Синяк стал чуть меньше и немного пожелтел, но до полного заживления было еще очень долго. От воспоминаний скрутило живот, а накативший страх пустил по спине разряды тока. Отца не было здесь и в помине, но его разозленное лицо, тяжелые ладони и зажатый в них ремень с клепками были прямо перед Чимином. Пугающий образ завис в воздухе, глядя на него налитыми кровью глазами.

Резко повернувшись к Юнги, Пак проморгался, приводя мысли в порядок. «Отца здесь нет и никогда не было,» — убеждал он себя. Это всего лишь оглушительное пение его собственных ран.

— Да, ты прав, мне лучше остаться дома, — поджал губы Чимин, стараясь не выдать накатившие эмоции, — А тебе уже, наверное, пора собираться. Сколько у тебя лекций сегодня?

— Две, — Мин кивнул и, открыв рот, чтобы сказать кое-что еще, вовремя одернул себя.

Протянув ладонь вперед, он нежно коснулся пальцев младшего, что лежали на столешнице. Пак был прав — ему уже пора собираться. Занятия должны были начаться через полчаса, а Юнги еще нужно было успеть зайти к директору Боулзу. Стоило ему вспомнить об этом, как в груди моментально закололо. Противное чувство захлестнуло, колени в очередной раз задрожали, а ладони моментально покрылись липкой пленкой пота. Мин не отработал и недели — абсолютный рекорд для его резюме «самого безответственного человека в этом мире».

— Чем планируешь заняться сегодня? — поднявшись со стула, Юнги скрылся за углом коридора и прошел в спальню.

— Почитаю что-нибудь или приберусь немного, — ответил Пак, повысив голос, — Может, сходим вечером в магазин? У тебя в холодильнике опять ничего нет.

— У нас в холодильнике опять ничего нет, — усмехнувшись, поправил его старший. Наспех натянув штаны, он заправил в них черную рубашку и поправил загнувшийся внутрь ворот.

— У нас, — по голосу было слышно, что младший улыбнулся, — Кстати, а что у нас с занавесками на кухне? Карниз и кольца есть, а занавесок нет.

Мин пожал плечами, пытаясь вспомнить, что с ними случилось. Кажется, он постирал их еще года полтора назад, но достал из стиральной машины только спустя несколько дней. Да, точно. Юнги до сих пор помнил этот затхлый запах из барабана. Рассудив тогда, что почти покрывшиеся плесенью занавески будут отлично смотреться в мусорном баке, он завернул еще мокрое, противно склизкое нечто в пакет и выбросил. Мин пообещал себе, что обязательно купит новые, но, так ни разу и не подняв взгляд на пустой карниз, совершенно забыл об этом.

— Они пали в бою с моей забывчивостью, — вернувшись на кухню, Юнги обвил руками шею младшего и коснулся губами его взлохмаченной макушки, — Мне пора идти.

— Удачи, — даже не подозревая, что удача действительно ему пригодится, Пак запрокинул голову назад и мило вытянул пухлые губы.

— Люблю тебя, солнышко, — Мин улыбнулся в легкий поцелуй и нехотя отстранился.

— Солнышко? — Чимин засмущался, прикрыв покрасневшие щеки ладонями.

— Мое любимое и самое красивое солнышко, — конкретизировал старший.

— Иди уже, — от его нежного, улыбчивого голоса к ушам прилил жар, — Хотя нет, стой, — Пак оторвал покрасневшее лицо от ладоней и взглянул на Юнги, — И я люблю тебя.

***

Расплатившись с водителем такси, Мин, сжимая и разжимая вспотевшие от волнения ладони, приблизился ко входу в школу.

Еще не успевшие проснуться подростки, спрятавшись под зонты, лениво слонялись по лужайке, попутно обсуждая планы на ближайшую учебную неделю. Глядя на них, Юнги грустно вздыхал — снова не оправдал возложенных на него ожиданий. В очередной раз переоценил себя. Еще неделю назад Мин был уверен, что нашел наконец свое место в жизни, но сейчас, стоя на школьном дворе, он мысленно прощался с тем, к чему успел по-настоящему привязаться. В его ежедневном расписании больше не будет долгих бесед с восьмиклассниками, интересных литературных дебатов с учениками девятого класса, искреннего удивления при проверке сочинений уже научившихся формулировать мысли шестнадцатилеток, и Чимин, ученик выпускного класса, больше не посмотрит на него, тут же отведя пристыженный взгляд, чтобы одноклассники ничего не заподозрили. «Нет, не нужно придавать этому такое большое значение,»— думал Юнги. Он должен сделать это ради того самого ученика выпускного класса, которого целовал в собственной кухне меньше часа назад. Все было решено еще в тот день, когда он подписал документы о передаче руководства «МинБилдинг», но почему сделать последний, самый важный шаг с каждым разом все труднее?

— Доброе утро, мистер Мин, — ярко улыбнулась Миранда Уоллис, поднимаясь по ступенькам.

— Доброе, — тихо ответил Юнги, попытавшись поднять уголки губ.

Помотав головой, Мин постарался откинуть терзавшие его сомнения. Да, все определенно уже решено. Он не отступит, а после — не пожалеет. Юнги почти убедил себя в этом.

На трясущихся ногах войдя в здание школы, он горько улыбнулся. Это место действительно стало для него родным — он любил деревянные панели на стенах, длинные коридоры и огромную библиотеку, которой в этом городе не было равных. Мин будет скучать по кабинету английского языка, по виду из окон и по каждой трещине в паркете. Уходить было больно, но необходимо. Ради Чимина, ради будущего и, что самое главное, ради самого себя.

Свернув за угол, Мин приблизился к кабинету директора Боулза и робко постучал. Секунды до громкого «войдите» утекли слишком быстро. Его сердце пропустило удар и рухнуло в пятки, стоило только открыть дверь кабинета.

— Мистер Мин? — удивился Боулз, отложив в сторону документы, — Что-то случилось?

— Нет, — натянуто улыбнулся Юнги, — Я хотел поговорить с вами.

Жестом указав ему на кресло напротив рабочего стола, директор Боулз чуть отодвинул стул, на котором сидел, и закинул ногу на ногу.

Упав на твердую кожаную поверхность, Юнги задержал дыхание. Ком из волнения и страха перегородил горло, не давая произнести ни звука. Мин блуждал расстерянным взглядом по кабинету, цепляясь то за книжные шкафы, набитые толстыми папками с личными делами учеников, то за качавшиеся за окном деревья, но, не найдя спасения, коротко помотал головой.

— Мне нужно уехать на какое-то время, — начал Юнги, соврав с первых же слов, — Не могу точно сказать, когда вернусь и вернусь ли вообще. И мне бы очень не хотелось этого говорить, но, наверное, мне стоит написать заявление об увольнении, чтобы не причинить вам неудобства, — заикаясь, он активно жестикулировал для большей убедительности, — Мне жаль, что так получилось, но это правда очень важно.

Многозначительно вздернув брови, Боулз отвел взгляд, обдумывая его слова. Эмоции на его лице менялись ежесекундно, но Юнги так и не уловил ни разочарования, ни безмолвных обвинений в безответственности.

— Очень жаль, мистер Мин, — сказал мужчина и, открыв ящик стола, достал из него пустой бланк, — Вы бы стали отличным учителем, но раз уж так сложились обстоятельства, я не могу принудить вас остаться.

Услышав его, Мин сглотнул. Чувство, что он в очередной раз не оправдал чьих-то надежд, вновь засхлестнуло и потянуло за собой на самое дно. К вискам прилила пульсирующая кровь, оглушительно барабаня по черепной коробке. Протянув трясующуюся ладонь в сторону мужчины, Юнги взял бланк из его рук. Как в бреду он медленно заполнил лист кривым почерком, оставив подпись в самом низу.

— Спасибо за работу и удачи вам, мистер Мин, — Боулз доброжелательно улыбнулся и, поднявшись, протянул ладонь для рукопожатия, — Если захотите вернуться, я замолвлю за вас словечко.

— Благодарю вас, директор Боулз, — пожав его крепкую ладонь, Юнги напоследок оглянул кабинет, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь интерьера, и, кивнув, вышел.

Оказавшись в коридоре, он оперся на стену и рассмеялся. Паника, что до сих пор бушевала в груди Мина, даже и не думала спадать, приняв совершенно противоположную истерике форму. Он стоял так минут пять, не меньше, уперев взгляд в пол и безумно улыбаясь. То, что произошло только что в кабинете Боулза, — сон, не иначе. А как же разочарование? Где обвинения? Почему так легко? Юнги будто загнали в угол и дразнили направленным на него ружьем, которое каждый раз давало осечку. Он проматывал в голове разговор с директором снова и снова, но каждый раз слышал одно и то же: «спасибо за работу и удачи вам, мистер Мин». Разум отказывался в это верить.

Мин провел ладонями по лицу, будто вытирая со щек налипшие капли воды. Трезвый рассудок постепенно возвращался, а окружавшее пространство приобретало краски — приглушенные из-за тусклости коридора и сероватые из-за моросившего дождя за одиноким окном в десяти ярдах от него. Оглянувшись по сторонам, Юнги расслабленно выдохнул. Все закончилось. Он больше не учитель, а Чимин — не его ученик. Они оба свободны от оков осуждения и грозившего Мину срока в исправительной колонии, если бы об их отношениях кто-то узнал. Отлегло. Наконец отлегло.

Покинув здание школы, Юнги вышел под дождь и поднял лицо к небу. Крупные капли, падая на щеки и лоб, скатывались по коже к волосам и ушам, щекоча прохладой. Улыбнувшись, он обернулся на здание позади себя — темные окна аудиторий подмигнули на прощание и отпустили. И Мин тоже отпустил. Его ждала новая, наполненная красками глава его жизни. Все, что произошло, — бар «Сидр Пойнт», центральная школа Филадельфии и семейный бизнес — не просто случайности, а четко подготовленный сценарий. Судьба вовсе не сука, ведь она открыла ему глаза, показав Чимина — восемнадцатилетнего мальчишку, который обязан был перевернуть его мир с ног на голову. И если это все сон, Юнги продал бы свою душу, умение рисовать и все, что угодно, лишь бы никогда не просыпаться.

По-идиотски улыбаясь, Мин ловко перепрыгивал лужи, ступая по асфальту. Выйдя за ворота школы, он остановился на тротуаре, ища взглядом свободное такси где-нибудь по-близости. Уголки его губ вдруг поползли вниз, а в груди загорелась злость. На обратной стороне проезжей части, положив на плечо металлический стержень зонта, стоял он — человек, которого Юнги искренне презирал. Отец Чимина, не отрываясь и даже не моргая, буравил взглядом здание школы. Его брови были нахмурены, а губы плотно сжаты. Он ждал Пака.

— Мистер Пак, — Юнги потребовалось немало усилий, чтобы произнести это без отчетливого гнева в голосе.

Мужчина нехотя оторвал взгляд от здания. Прищурившись, он долго разглядывал Мина, пытаясь вспомнить, кто перед ним стоял.

— Чего вам? — выплюнул он.

Тяжело сглотнув, Юнги сомкнул губы и неосознанно поиграл нижней челюстью. Желание разбить напыщенное лицо этого ублюдка возрастало с каждой секундой.

— Я знаю, что вы сделали с Чимином, — сцепив руки за спиной, ответил Мин, — И знаю, что это не впервые.

Мужчина ощутимо занервничал, переступая с ноги на ногу и смотря куда-то мимо Юнги.

— Если вы не отстанете от него, он пойдет в полицию, — продолжил Мин. Его голос стал тяжелее, — И я выступлю свидетелем. Поверьте, мне хватит сил упечь вас за решетку.

Не дождавшись ответа, он расцепил ладони и, держась из последних сил, устремился на север по Огонц-авеню.

***

— В Филадельфии одиннадцать часов, — ведущая теленовостей в ярко-красном брючном костюме широко улыбнулась, — Синоптики обещают…

Выключив телевизор, Чимин откинул край пледа и встал с дивана. Подняв руки над головой, он потянулся, разминая кости и, выдохнув, направился в спальню. Задумчиво прижав палец к губам, он пробежался внимательным, изучающим взглядом по широким полкам. Книг в шкафу было действительно много: начиная от известной всем классики, научпопа и современных бестселлеров, заканчивая редкими иллюстрированными изданиями исторической литературы. От огромного выбора разбегались глаза, и кружилась голова. Прочитать хотелось все. Хотелось открыть и с интересом пролистать каждую страницу, внимательно рассмотреть все картинки и отпечатать на подкорке самые красивые слова о любви, дружбе или мире, но, кажется, для этого даже целой жизни бы не хватило.

Потянув за красный корешок книги со странным названием «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей», Чимин прилег на кровать, опершись лопатками о деревянное изголовье. В центре твердой обложки была изображена черная военная каска, а под ней — восемь уменьшавшихся окружностей и взлетавшая вверх мужская фигура. Отчего-то стало не по себе. Иллюстрация навевала чувство тревоги и некоторой безысходности. Взлетавший вверх человек, который несомненно ударился бы головой о твердый полукруглый изгиб каски, не вызывал ничего, кроме недоумения, обращенного к иллюстратору. Открывать книгу было немного страшно, а от предположений о ее содержании по плечам бежали мурашки.

«Доброволец в рядах американской армии во время Второй мировой войны, попавший в плен к немцам, свидетель почти полного уничтожения Дрездена, Воннегут перенес этот опыт на страницы своего самого знаменитого романа — «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей», в котором стираются грани между настоящим и прошлым, миром и войной, реальностью и фантазией, безумием и трезвостью», — многообещающе гласила аннотация на обратной стороне книги.

Снова война. Снова ее ужасы, лишения и напрасные жертвы. Чимин еще не успел отойти от Ремарка, периодически проматывая в голове пугающе подробно описанные сцены бомбардировок, мучительных смертей и полного краха. С момента событий, о которых Пак узнал из той книги, прошло больше семидесяти лет, но от этого не становилось легче. Война, где и когда бы она ни была, не могла оставить зрителя, читателя или простого обывателя, проходившего мимо, равнодушным. Пак будто сам пережил это, пропуская эмоции героев и атмосферу книги через себя. Он будто побывал в том пропахшем горем и страхом бомбоубежище вместе с Гребером и Элизабет, прочувствовав их отчаяние и безвыходность положения. Интересно, Воннегут так же хорошо владеет тонким искусством погружения?

Устроившись поудобнее, Чимин открыл книгу, внимательно вглядываясь в текст. Сюжет уносил с первых же слов — автор начал рассказ с реальной истории, которая произошла с ним в 1967 году, когда он вместе с другом приехали в Дрезден. Таксист, подвозивший их, поведал о своей жизни и новом положении вещей после прихода ко власти коммунистов. Пару строк спустя Воннегут рассказал о том, как решил написать эту книгу, и какие эмоции испытал, подбирая нужные слова.

Увлеченный чтением, Пак не сразу услышал глухой звонок старого телефона, стоявшего на кухне. Непонимающе оглянувшись, он отложил книгу и, пройдя в кухню, снял трубку.

— Алло? — произнес Чимин, опершись бедрами о подоконник.

— Чимин? — голос Миранды казался немного взволнованным, — Мистер Мин только что ушел из школы. Он уволился.

Перед глазами все поплыло, а пальцы предательски задрожали. Уволился — Пак все верно услышал? Разум отказывался в это верить. Юнги не говорил о том, что принял решение уйти из школы. Причина, из-за которой это произошло, прямо сейчас стояла в кухне Мина, крепко сжимая трубку похолодевшими пальцами.

— Чимин? — позвала его сестра.

Он не слышал. Пялясь в нарисованную точку в стене, Чимин вновь ощутил это чувство — на его шее повис огромный камень из вины, тянувший провалиться сквозь землю. Вокруг больше не было ничего — интерьер кухни исчез, а из пустоты на него смотрели грустные, полные обиды глаза Юнги. Он молчал, но Паку и не нужно было никаких слов — появившись в его жизни, он самолично все уничтожил.

— Прости, — дрожащим голосом сказал Чимин, услышав, как хлопнула дверь, — Мне пора идти.

Повесив трубку, он боязливо вышел в коридор. Фигура в полумраке точно принадлежала Мину: невысокий рост, худые ноги и едва заметный блеск, ставших черными глаз. Смотря на него из-за угла, Чимин ощутил, как к нижним векам подступили слезы. Перегородивший горло ком не давал произнести ни звука, а ладони, вцепившиеся в холодный угол коридора, соскальзывали из-за проступившего пота.

— Чимин, — положив на столик у двери противно шелестевший пакет, Юнги подошел ближе, — Нам нужно поговорить.

Первый выстрел, который приняло сердце младшего, заставил колени дрогнуть. Он опустил взгляд в пол, ощутив, как предательски задрожал подбородок.

— Ты уволился, — то ли утверждая, то ли спрашивая, тихо сказал Чимин.

— Да, — хрипло подтвердил старший.

— Из-за меня? — ощутив сорвавшиеся с век слезы, Пак осторожно поднял взгляд.

Чувство вины уже не тянуло под землю — оно повалило с ног и грубо наступило на горло, втаптывая в линолеум коридора. Чимин разрушил жизнь Мина. В его глазах застыло разочарование и отвращение — Пак был в этом уверен.

— Ради тебя, — обхватив его лицо ладонями, Юнги поднял уголки губ, — Я хочу обнимать тебя, целовать или просто касаться не только здесь, в квартире, вдалеке от чужих глаз, но и в парке, ресторане или в супермаркете. Я хочу, чтобы все знали, насколько сильно я тебя люблю, — горячий поцелуй, оставленный на щеке, привел Пака в чувства.

Ошибся. Позволил себе усомниться в чувствах старшего. Обвинил и похоронил самого себя под тяжелыми бетонными плитами пола. «Ради тебя,» — мысленно повторил Чимин. Мысли постепенно прояснились, а слезы отступили. Больше он не сглупит. Мин здесь, рядом с ним, смотрит на него мягким, полным любви взглядом — и это лучшее доказательство искренности его чувств.

Прижавшись к Юнги, Пак спрятал нос в его плече, вдыхая родной запах — все тот же древесный и свежий. В этом моменте хотелось утонуть, отдать всего себя без остатка, но быстро пожалеть о его скоротечности и невозможности остановить время. Будущее, которое еще неделю назад казалось туманным и неизвестным, медленно прояснялось. Пока Юнги рядом, все будет хорошо. Пак был в этом уверен.

Подняв голову, Чимин коснулся губами уголка его рта и отстранился. Мягко улыбнувшись, Мин провел ладонью по его волосам и, остановившись возле уха, осторожно снял с мочки одну из булавок.

— Ты, кажется, говорил про занавески? — приколов серебряную булавку на воротник своей рубашки, Юнги отошел на пару шагов назад и взял со стола плотный пакет, — Поможешь повесить?