— Не желаете ли, юноша, участвовать в моём удивительном проекте?

Сидевший перед ним мальчишка был худ и бледен. Он сознавал своё положение лучше многих. Но, несмотря на всё, высокомерия ему было не занимать.

— Прошу прощения, сэр. В каком ещё проекте?

— Чудесном!

Старческие губы сами собой разъехались в улыбке. Он знал, как очаровывать детей. Но он знал, как очаровывать ДЕТЕЙ, а не чудовищ ими притворяющихся! А то, что перед ним настоящее зло, сомневаться не приходилось, хоть Дамблдор и видел его впервые в жизни, но... наверное, есть в человеке нечто сродни инстинкту, которое позволяет определить не просто опасность перед собой, но и угрозу большую, чем то, что можно обозначить этим словом. Странное ощущение, от которого внутри мышцы сильнее сжимают кости, лишь бы те не треснули от ужаса. Впрочем, вариант самовнушения никто не отменял. У него не было достаточно много времени, чтобы доподлинно разобраться в юнце перед собой и сделать правильные выводы. Именно поэтому он сейчас здесь.

— Я бы попросил вас изъясняться конкретнее. Меня предупредили, что со мной хочет поговорить некий важный господин. И вот он я. Понимаю, что глядя на меня так не подумается, но я весьма занятой человек. Я много учусь, знаете ли. Поэтому повторю свою просьбу, переиначив: пожалуйста, не тратьте моё время.

Всё бы ничего. Делать выводы рано, уговаривал себя Альбус. Время есть, разговор ещё не окончен. Однако спровоцировав эту встречу он пошел ва-банк. У парня могла бы быть иная жизнь. Но лишь одно досадное обстоятельство не просто всё портит, а перечёркивает начисто, и потому нужно избавить несчастливца от страданий. Чего бы то ни стоило.

— Не сомневаюсь, Том...

— Мистер Риддл. Раз наша беседа носит официальный характер, я бы настаивал на этом обращении. Вам ведь не в тягость?

— Конечно нет.

— Что касается вашего предложения, господин, то мне не совсем ясно. Что вы подразумевали под "чудесным" и "удивительным"? Вы проводите какие-то эксперименты?

Боже упаси! Даже помыслить об этом было отвратительно, если он о тех самых "экспериментах", которые он посчитал — и вполне заслуженно, — неэтичными. Однако мысля в обход насильственных методов достижения цели, кои он никогда не практиковал, то практическая часть для проверки теории имела место быть на, так сказать, живом материале. Краем сознания он понимал, что это тоже эксперимент, но, как говорится, эксперимент эксперименту рознь. Уж он-то должен понимать.

— Ну разумеется нет, юный мистер Риддл. Я профессор. Профессор Дамблдор, приятно познакомиться. Я занимаюсь обучением сверходарённых детей в закрытой школе-пансионе в Шотландии. И предлагаю тебе стать одним из моих воспитанников.

— Чему же вы их обучаете? И на какой основе?

— Контрактной. Большинство моих воспитанников имеют незаурядные способности, которые потенциально могут воплотиться в жизнь в воистину великие дела и судьбы.

Ребенок поморщился:

— Можете привести пример?

— Конечно. Но не сейчас.

— И в чём причина отлагательств?

— Закрытость общества и тайна проекта. Я не могу посвящать в детали посторонних. Хочешь узнать больше — заключи со мной контракт.

Теперь-то ему не отвертеться. В чёрных влажных глазах горит неистовое вожделение — он знал этот взгляд. Как у льва, перед которым помахали мясом. О, да, этот малец ни перед чем не остановится. Осталось лишь заманить котёнка в "клетку".

— Но я несовершеннолетний!

Впрочем, клеткой это сложно назвать. Ещё никто не жаловался, чтобы думать о об этом как о заключении. Мало, что ли, на свете закрытых заведений, и далеко не каждое из них — тюрьма...

— Это юридические тонкости, тебе же в них нет никакого интереса.

— Ошибаетесь. Это краеугольный камень нашей сделки. Если желаете, чтобы оная состоялась.

Мелкий пройдоха. На вид ребёнок, едва перешагнувший порог полового созревания, ничтожество без роду и племени, а в сущности ну просто адский демон. Хоть он ещё и ничего не сделал, но крайне неприятному впечатлению это никак не мешало. Будто он не спасает человека, а право на изъятие собственной души выторговывает. Эта сделка должна состояться на его условиях или никак иначе.

— Что ж, в таком случае...

Эффектный взмах руки — и глаза загорелись пуще прежнего. И тут же потухли, потому что выпорхнувшие из ладони и легшие в тонкие удивительно белые и элегантные руки пергаменты были очерчены лишь официальной рамкой, но оставались пусты. А внизу призывно значились инициалы и места для подписей собеседников.

— И?

— Магия — могущественный инструмент, мой мальчик.

Черные изогнутые брови поползли на лоб — ведь никто и словом не обмолвился о "магии" сначала этого разговора! Но он быстро взял себя в руки. Его самообладанию можно было аплодировать стоя. Жаль. Такой актёрский талант пропадает.

— Но и пропорционально опасный. Его нельзя доверять в руки посторонним. Особенно посторонним, себя не контролирующим. Да, я о детях, которые используют свой дар так, как им вздумается, а не так, как положено, мой мальчик.

Чёрные глаза прищурились с насмешкой:

— И как же оно "положено", профессор?

Последнее слово маленький змеёныш выделил особенно ядовитым тоном.

— Узнаешь в своё время. Если согласишься, конечно же.

— Согласие означает подпись.

И это даже не вопрос. Как легко они оперируют тем, чего даже не понимают! Впрочем, Альбус мог это понять, ведь магия для тех, кто владеет ею с рождения то же самое, что рука, губа или веко, которые используются исключительно инстинктивно. Но в случае... волшебства оттого ситуативно некорректно, вредя всем вокруг, но, в первую очередь, своему носителю.

— Магию нельзя обмануть, мой мальчик. Попытавшихся ждёт в лучшем случае провал. А в худшем — наказание, иногда равносильное гибели души.

— Теперь ещё и в небеса поверить?

— Я не прошу тебя верить мне "на слово". Но довериться для совершения первого шага всё-таки придётся.

Ребёнок нахмурился, прямо как маленький взрослый. Мужчина в теле мальчика, только-только ступившего на тропу юношества. Он красив, но одинок. У него могли бы быть друзья, нормальная (хоть и приёмная) семья. И в самом деле, целая жизнь, наполненная удивительными открытиями. Карьера, красавица жена, любящие дети, дом, деньги, может даже слава. Всё же он ОЧЕНЬ красив и обаятелен. И он, Альбус, не в праве ребёнка подобного лишать.

— Только лишь подпись, — молвил он своим самым вкрадчивым тоном (где-то на подкорке поселилась мысль, что им сейчас мог бы гордиться даже сам дьявол). — Мне больше от тебя ничего не нужно. Коснись пергамента пальцем, "вылив" через кончик каплю своей удивительной силы... Вот так.

В конце концов, это во имя блага. И его, и всех вокруг.