На другой день оба приятеля проснулись поздно и промеж собой речи про неудавшееся ночное похождение не заводили. Отоспавшись и вдоволь навалявшись в теплой постеле, Кондрат приказал собрать на стол не то поздний завтрак, не то ранний обед, и уже вовсе готов был выбросить из головы Пафнутьевы сказки, да окаянная Акулька, подавая к десерту калач с дроблеными орехами, все испортила.

– А что же, – будто бы невзначай обронила она, – пойдут молодые господа нонеча водяного искать? Ночка обещается безлунная, самая что ни на есть подходящая.

– Брысь несносная! – шикнул на нее Кондрат и с ужасом заметил, как лицо Пафнутия сделалось задумчивым и сосредоточенным.

По возможности он попытался отвлечь приятеля расспросами о знакомых и прогулкой с любимой борзою собакою, но не преуспел в том нисколько. Кивал Пафнутий невпопад, отвечал нескладно, палочку собаке зашвырнул и вовсе куда-то на дерево. Не минуло и часу, как задумчивость его рассеялась, а чело осияла чудесная новая идея.

– Послушай, друг мой Кондратий, – вкрадчиво начал Пафнутий, доверительно заглядывая приятелю в глаза. – Я у тебя довольно погостил, теперь и ты навести ответно наши пенаты.

– Пруды в твоих пенатах? – обреченно осведомился Кондрат.

– Озера, милый друг, озера!

– И не надоело тебе самому? Да и сам посуди, ну откуда древним греческим духам появиться в нашей губернии?!

– Об этом и мыслю! – с горячностью одержимого подхватил Пафнутий. – От того у нас ничего не вышло, что подошли мы к вопросу без должного внимания и подготовки! А все по твоей вине, братец. Все по твоей вине!

Все в Кондрате возмутилось таким поворотом событий.

– Это в чем же я повинен, скажи мне на милость?! – вскричал он сердито.

– А не ты ли, сердечный друг, не подумав и минуточки, вечор поволок меня сразу к зеркалу? И добро бы хоть старинное было зеркало! Так всего-то лет двадцать назад твоим семейством приобретенное.

– Так сказано было русскими буквами: гладь зеркальная! – не сдавался Кондрат.

– А вот и подумай: права Акулька-то! В первую голову гладь-то звалась Черная! А что зеркальная, так озера при тихой погоде ровнехоньки, будто стеклышки. Да и природа – есть природа, хоть в нашей губернии, хоть в Элладии. Ежели дух водный, кто у него паспорта спрашивать станет? Летит, куда вздумается, в темных облаках.

Речь Пафнутия была столь горяча и заразительна, а доводы столь резонны, что не могли не воодушевить и Кондрата, всегда легко поддававшегося на уговоры приятеля. Кондрат крикнул Акульке, что ужинать сегодня будут у графини Д., и велел подавать коляску.

Евдокия Дмитриевна встретила их радушно, попеняла, что Кондрат так редко ее навещает, чай, совсем позабыл старушку, и до самого вечера занимала молодых людей расспросами о житье-бытье. Но как только тетушка откланялась и удалилась на покой, Пафнутий развернул бурную подготовку. Он приказал найти пару смирных лошадей, чтобы сподручно было ехать по незнакомой темной дороге. Кондрат шастать по кустам впотьмах наотрез отказался, посему Пафнутием был отловлен дворовый мальчонка. Мальчонке посулили полушку денег и пряник, чтобы сопроводил господ с фонарем до Вишневского озера. Хваткий малый тут же вытребовал себе еще полушку, чтоб барыне не сказывать, куда господа по ночам наезжают. Пока запрягали лошадей да заправляли фонарь, Пафнутий скрылся где-то в глубинах дома и вышел оттуда лишь через четверть часа весьма довольный и с заметно оттопыренными карманами.

Наконец отправились.

Ночь и впрямь стояла чудная – тихая, не по-осеннему ясная и теплая. Лошади шли спокойным размеренным шагом. Кондрат ехал и думал, что даже если снова ничего не получится, вреда от хорошей прогулки уж точно никому не случится. А все же хорошо было бы, если б Пафнутий с Акулькою оказались правы. Пусть бы и не нашли они царских сокровищ, но пожелать себе тихой гавани, в которой покойно и мирно коротались бы дни с милой доброй хозяюшкой, Кондрату казалось заманчивым.

Мальчишку с лошадьми молодые люди оставили у дороги и наказали ему подать особый сигнальный свист, ежели покажется кто посторонний, а сами спустились к воде. Черная гладь лежала пред ними бездонная и непроглядная, что твой базальт. Озеро в этом месте было нешироко, но противоположный берег скрывался в клубах поднимающегося тумана. По поверхности, и впрямь гладкой как зеркало, перемежаясь скользили пожелтелые березовые листья и блики от огня фонаря. Кондрат не удержался и подобрал пару камешков, чтоб пустить по воде блинчики.

Покамест Кондрат любовался ночными красотами, Пафнутий принялся опустошать свои карманы. Чего только там у него не нашлось! Пестрые ленты он повязал на склоненные к воде ивовые ветви, в воду у берега закинул жменю проса. В ответ на немое изумление Кондрата он объяснил важно:

– Расспросил у дворовых девок. Раз уж у них тут каждая такой знаток.

Когда он начал расставлять по берегу свечи, Кондрат только глаза закатил, но Пафнутия было уже не остановить.

– Ты читай, а я огни зажигать начну. А потом гляди в оба: как водяной покажется, так схватим его и будем сокровище в откуп просить.

Ворожейская суета Пафнутия и предложение хватать нечисть голыми руками нагоняли на Кондрата боязливую робость. Но отступать там, где справлялись даже деревенские девки, было бы уж и вовсе бесславно. Силою принудив голос звучать зычно и твердо, Кондрат в очередной раз зачитал псалом. Слова священного стиха разнеслись далеко над покрытой туманами черной водой, но ответом им был один только крик потревоженных птиц. Тщетно вслушиваясь в тишину и всматриваясь в темноту, Кондрат почувствовал такое разочарование, такую обиду, не на Пафнутия даже, на самого себя, что, не сдержав гнева, в сердцах пнул неповинные свечи и воскликнул:

– Да я всего только хотел составить свое личное счастие! Ужель так сложно?!

Сей же миг раздался над озером глубокий звук, будто плеснуло и ушло в озерную глубину нечто огромное. На том берегу за клочьями тумана сделалось неясное шевеление, и один за одним пошли загораться огни, будто отражение угасших Пафнутьевых свеч. С перепугу Кондрат размахнулся и что было сил зашвырнул в кусты на том берегу камешек, что ждал своего часа в его ладони. Ночь расколол истошный дикий вопль, в ответ ему в небеса взмыли крики Пафнутия, вопли дворового мальчонки и ржание перепуганных лошадей. Не чуя ног, приятели бросились прочь и, повскакав на коней, не помня себя понеслись в усадьбу.

До утра промучился Кондрат зловещими видениями, в коих серые склизлые руки тянулись к нему из бездны озерной, тщась уволочь его в глубины и там оставить на веки вечные под спудом заместо сокровища. Посему стоило Пафнутию за завтраком снова упомянуть о славе и поисках сокровищ, Кондрат разругался с приятелем и тотчас вернулся в свое имение, даже не простясь с Евдокией Дмитриевной. Мысль о собственной недалекости и бесхребетности так жалила его самолюбие, что все на свете казалось ему теперь глупым и раздражающим. Досталось на орехи и Акульке.

Поздно отобедав и твердо решив не вспоминать никогда более о сем нелепом происшествии, Кондрат по обыкновению подсел к окну. Кур за окном не было. Акульки за окном не было тоже, и даже солнышко не хотело выглянуть из плотных туч и хоть немного утешить неудавшегося приключенца. В глухой тоске Кондрат подумал было выехать на прогулку с собакою, но слух его сам собой зацепился за горячечный шепоток в сенях. Дворовые девки взахлеб обсуждали какую-то необыкновенную новость, то и дело срываясь на взвизги и охи и шикая друг на дружку. Кондрат с досадой собирался разогнать шептуний, но до ушей его долетели сначала «Черная гладь», за нею «прямо в лоб» и наконец «чертова невеста». Похолодев от ужасной догадки, Кондрат гаркнул Акульке, чтоб явилась немедля.

Акулька с азартом и восторгом вывалила на господина свежие сплетни: барышня Вишневская намедни ходила с подружками к Черной глади гадать на суженого, да едва только начали наговаривать, как из озера высунулся черт горластый да запульнул в бедняжку проклятием. И такое скверное оказалось проклятие, что отпечаталось оно у барышни во лбу, словно тяжел камень. Теперь девицы промеж собою нарекли ее Чертовой невестою, а сама барышня неутешно рыдает в светелке и собирается в монастырь.

Новость эта казалась Акульке очень веселою, и потому она изрядно удивилась и расстроилась, когда молодой барин потемнел лицом и выгнал ее из горницы. Она еще долго ворчала и вздыхала в сенях, желая пристыдить обидчика, но Кондрату уж не было до нее дела. Все мысли его занимала барышня Вишневская, по его милости, – в том не могло быть сомнений­ – попавшая в такое бедственное положение. Совесть жгла сердце Кондрата каленым железом: из-за их с Пафнутием дурацких забав безвинная девушка была теперь обречена на страдания и злословие. Но и ославить на весь уезд себя и Пафнушу, признаться, что это они, два великовозрастных недоросля, были ночью у озера, да с такою глупою целью, казалось Кондрату несмываемым позором. К тому ж еще барышня-то оказалась из того самого Вишневского имения, где они однажды уже набедокурили. Стыд ел его поедом.

Несколько времени Кондрат ходил из угла в угол, пытаясь утихомирить попеременно то стыд, то совесть, но в конце концов, устыдившись своего малодушия, приказал заложить коляску.

В Вишневском уже уселись вечерять. Не найдя в себе сил беспокоить почтенных хозяев имения, Кондрат решил объясниться с девушкою лично. Оставив коляску за воротами, он тихонько прошел к господскому дому и спросил первую попавшую на глаза прислугу, нельзя ли ему поговорить с барышней. Пухлая румяная тетка скрылась в комнатах и через минуту вышла, чтобы дать Кондрату от ворот поворот, поскольку барышня молодого господина не имеет чести знать, и заводить новые знакомства в такой час не расположена. Решимость молодого человека тут же дала трещину. Кондрат осерчал: переступив свою гордость, он явился с повинной, дабы лично принести самые искренные извинения. А ежели барышня-жеманница в ответ на его чистый порыв изволит капризничать, то пусть и впредь остается чертовой невестою, Кондрат уговаривать не станет. Долг свой на этом он полагал выполненным и совесть совершенно очищенной.

Широким шагом Кондрат направился обратно к коляске, но тут девочка из дворовых крепко ухватила его за рукав.

– Барин, барин, барышня Ольга от всех прячутся, – девочка поманила Кондрата и тыкнула пальчиком в окошко светлицы. – Вон оне. С утра ревут и примочки к шишке прикладывают.

Кондрат потрепал дитя по голове и перевел взгляд на указанные окна. Меж простеньких штор в синий горошек виднелась склоненная девичья головка. Барышня Вишневская оказалась девицей самой нежной наружности. Светло-русые локоны мягко ниспадали на тонкую напряженную шею, ясные глаза цвета октябрьского неба припухли от слез, а изящные пальчики то и дело припадали ко лбу с холодной примочкою. Отняв руку ото лба, девушка всматривалась в зеркальце, горестно вздыхала и снова прикладывала лекарство. Сердце Кондрата восхищенно дрогнуло при виде этой трогательной картины, и участь его была решена.

На другой год к Покрову Кондрат и Ольга сыграли свадьбу. Среди прочих гостей на торжество были приглашены и Пафнутий с Евдокией Дмитриевной. Улучив минутку, счастливый новобрачный подошел к приятелю и широко улыбнулся.

– Вот и обрел я свое сокровище, – Кондрат с нежностью глянул на молодую жену. – А ты, мой друг, нашел ли тот клад, о каком говорила твоя тетушка?

Пафнутий в ответ приосанился и поднял чарку.

– По твоему примеру и я решил оставить детские забавы. Пора уж мне перестать проказничать и обратить свой взор к устройству собственной будущности.

– Так не нашел? – уточнил бессердечный Кондрат.

Пафнутий смутился и проговорил куда-то в сторону.

– В тот день тетушка с Н-ским обсуждали особенности эллинистической словесности. Так что помянутый ими тезаурус оказался натурально словарь, а стихи собственного тетушкиного сочинения.