Мягче, медленнее, нежнее. Саяка хочет не торопиться и изучить каждый дюйм тела Кирари. Нежный изгиб её талии, плавные формы и фарфоровая кожа. Эти серебристые волосы, ниспадающие на плечи. Кирари — ни что иное, как эфирная Богиня на земле, изваянная до совершенства.

Саяка с улыбкой поворачивается к Кирари. Игараши упивается зрелищем внизу; оно сладкое и густое, как амброзия*. Кирари ухмыляется в ответ, но Саяка может сказать, что её уверенность ускользает, трескается, ломается.

Приняв это за знак продолжать, она наклоняется вперед и целует раковину уха Кирари. Кирари вздрагивает и не может удержаться, чтобы не съёжиться под Саякой. Напряжение, повисшее в комнате, было тяжёлым и плотным.

— В изгибах твоего тела, — шепчет Саяка, проводя большим пальцем по щеке Кирари, — я нахожу свою религию.

Кирари вздрагивает, щёки её становятся ярко-красными. Но она упряма. Притворяясь весёлой, она насмехается в ответ.

— Цитируешь Сапфо**? Я думала, ты можешь придумать что-то получше.

— Я могу. — слова Саяки полны страсти. Она хочет поклониться в своем святилище и насладиться пьянящим благовонием её запаха, а затем зажечь пламенем на своей собственной коже. Она научилась держать под рукой нечто столь священное. Поэтому она опускается и отдаёт дань уважения между бёдер.

Она наблюдает, как её возлюбленная распадается на части; любое подобие уверенности и элегантности растворяется в блаженных стонах, раскрасневшихся щеках, беспомощных царапинах и жалобных просьбах. Саяка хочет утонуть во всём этом.

И когда они закончили, лежа в спутанных простынях и тихо дыша, Саяка не может не задуматься о том, как кто-то такой уравновешенный и совершенный может превратиться во что-то такое милое. Кирари завораживает мягкой улыбкой и красными щеками, её глаза устали, но мерцают довольным блаженством.

Саяка хочет лежать здесь вечно.

— Посмотри на себя… — Саяка осторожно заправляет за ухо прядь серебристых волос, — Ты выглядишь такой счастливой.

Кирари хихикает, и Саяка чувствует, как её сердце тает от этого редкого проявления её подлинного, беззащитного «я».

— Ну, ты делаешь меня счастливой.

Так оно и есть. Эта дурацкая маленькая улыбка каждый раз напоминает Саяке, что Кирари тоже глупо и безнадёжно влюблена в неё.

Вот так, говорит она себе, можно по-настоящему расколоть Богиню, разбить её на куски, превратить в нечто более человеческое. Кирари тоже человек — ущербный, подверженный ошибкам и несовершенный. Но также созданный для любви.

Кирари радостно напевает, прижимаясь ближе к своей возлюбленной. Саяка отвечает ей взаимностью, заключая в тёплые объятия. Они лежали так некоторое время, обмениваясь ленивыми поцелуями и «я люблю тебя». Саяка не хочет быть нигде в этом мире, кроме как прямо здесь, рядом со своей возлюбленной. Она бросает взгляд на Кирари, которая уже погружается в сон с довольной улыбкой на губах.

И именно так, отмечает Саяка, она держит её в своих руках.