Время в горах пролетало неумолимо. А любовь лисят росла с каждым днём.

Росло и отчётливое чувство, словно весь мир изменился: прошлое в кои то веки ушло в прошлое, настоящее стало настоящим наслаждением, Тейлз и Фиона сделали ещё один шаг навстречу друг другу. Развитие событий привело к тому, что лиса стала чуть более независимой, больше не сидела на двух хвостах постоянно, позволяя их хозяину побыть одному, хоть в мастерской, хоть за книгой на диване. Как будто между ними двумя есть невысказанная клятва — Фиона верит, что Тейлз не уйдёт.

А он так привык, что она всегда рядом, что поначалу ёжился от неудобства.

— Ты же не злишься, правда? — только с обеда, они сидели на крыльце. Погода постепенно становилась теплее, близилась весна. Хотя ребята всё ещё укутывались в шубы.

— Откуда такое утверждение? — Фиона посмотрела на Тейлза.

— Не знаю. Просто ты кажешься, ну, немного отстранённой. Тебя не видно в мастерской так часто, как раньше.

— Правда? — прозвучал искренне удивлённый возглас.

— Неважно, — посмеиваясь, Тейлз махнул на всё рукой. Далеко не типичный жест для него. — Наверное, я просто с ума схожу.

Фиона по-детски покачалась на стуле и выдала самую простую фразу:

— Я ж знаю, ты ценишь тишину и покой, вот и решила дать тебе понаслаждаться.

— Верно...

Раньше она бы попала в яблочко, но не теперь. Тейлз на самом деле не мог работать без неё. Пока что-то лениво строгал, музыка отражалась от пустых стен, но никто, кроме него, не слышал мелодичного эха, никто не сидел позади, ни листая страницы очередного учебника, ни даже молча, наблюдая за ним. Ум охватывала странная тревога, что он каким-то необдуманным, наземеченным, поступком оттолкнул Фиону. Но она же только что сказала, почему не сидит на его хвостах! Но волнение не исчезло. Зато поменяло русло. Ещё с первого раза, когда Фиона сама по его следам пришла к нему в мастерскую, она не сдавалась: едва ли не каждый её игривый выпад становился хитроумнее предыдущего, ставя под сомнение его собственую изобретательность, — от поцелуев в ушко до объятий со спины, а с недавней ночки в женский арсенал поступило огромное пополнение.

У Тейлза с воротника аж пар поднимался — так он потел от одних мыслей.

До конца не верилось в реальность того, что он в самом деле с ней переспал. Зато верилось, что та же Салли воспримет это, мягко говоря, как безрассудство, а то и слабость. Когда узнает, конечно. А она узнает — это вопрос времени. Боль причиняло Тейлзу осознание, что скоро он со всеми друзьями будет по разные стороны баррикад; по его сторону будет только Фиона и он сам, и ему ещё может достаться за то, что не выдал преступницу немедля. Тем не менее с той ночи он мог спать в кровати, благодарный высшим силам за то, что она не настолько мала, чтобы не пылать от близости с девушкой каждую ночь.

Однажды, постукивая чересчур сильно, Тейлз оставил скол на фигурке Фрогги, глубокий, который будет заметен, как ты его ни шлифуй…придётся слегка подправить форму статуэтки. Похоже, было не сосредоточится. Идея о свадебном предложении бушевала в голове как торнадо, но любому дураку ясно, что Тейлз не мог воплотить свой план в жизнь, пока не вернётся в Новый Моботрополис. Прежде, чем предлагать Фионе руку и сердце, надо узнать как её встретят. Мысли о том, чтобы прятать её, Тейлз подавлял ещё в зародыше по самой очевидной причине — это невозможно. Как только он приезжал домой, вокруг собирались все близкие друзья и всегда норовили расспросить, хорошо ли он провёл время, встречали не только любящими объятиями, но и частенько устраивали небольшой вечерний ужин в уютной компании. Несомненно, Тейлз ценил их заботу. Но ещё их внимание означало, что у него должно найтись убедительное объяснение почему с ним вернётся и Фиона. Если вернётся. Может ведь и отказаться… Всё так стремительно развивалось, что иногда трудно переварить произошедшее: чуть больше месяца назад Тейлз думал, что больше никогда её не увидит, что она навсегда останется его кошмаром, а теперь он идёт по пути, который никогда не прокладывал. В Пайн-Маунте Мисс Корица мгновенно раскусила их как влюблённую парочку. Неужто уже тогда они вели себя друг с другом прямо так?

До того, как они сблизились, Тейлз постоянно чувствовал некий барьер, терпкую неуверенность, что делать, когда делать и как. Он считал лучшим вариантом, дать пространство для манёвра ей, поскольку ей надо было восстанавливаться. Но сейчас они уже открыто дразнили друг друга: она над ним подшучивала, а он порой буквально сбивал её с ног.

Отложив напильник, Тейлз откинулся на спинку стула и направил уши в стороны — за стенами мастерской гудел ветер, колыхались ели, их шум, иногда с треском веток, сливался с фортепианной музыкой, которая ходила по ангару эхом и не давала пасть в унылые размышления.

Каждую ночь, когда они ложились спать, Фиона произносила:

«Я люблю тебя».

Одного воспоминания о том, как мило она это говорила, хватало, чтобы вскружилась голова.

Тейлз всегда отвечал:

«Я тоже тебя люблю».

Вот так, сама собой, у них зародилась традиция.

Вдруг позади раздался металлический скрип ледяных дверей, холодный ветер коснулся шеи, мигом вернув в реальность.

— Всё хорошо, Тейлз?

Фиона стояла чуть позади с пакетом в руке. Принесла обед.

— Ты же знаешь, — радостно оглянувшись, Тейлз улыбнулся. — Как всегда думаю и думаю.

Фиона тоже усмехнулась, а ещё подошла поближе:

— Что на этот раз?

— Посмотри только, — со вздохом Тейлз ткнул небрежно ткнул пальцев в непоправимый скол на боку Фрогги. Раздосадованно выдал: — Теперь придётся стачивать глубже, чем надо. Некрасиво же будет!

— Тебе так кажется, — Фиона поставила пакет и руками обвила лисёнку шею. И глядя вместе с ним на лишний скол, прижалась к его щеке своей. — Ты же мастер. Наведёшь идеальную красоту. Особенно, когда рядом я. — Последнее она сказала, уже наслаждаясь теплом, которым повеяло от щеки Тейлза. Хоть они и стали близки как никогда, его по-прежнему будоражило почти любое её прикосновение. — Похоже, сегодня у тебя на уме что-то потяжелее обычного, м?

Хвост Фионы нашёл его хвост, потом второй, и начал приглаживать сразу оба так, как художник аккуратно водит кисточкой по мольберту. Теперь щёки Тейлза были не просто тёплыми, а румяными.

— И да, и нет.

Не отпуская робкого мальчишку, Фиона ногой подтащила табурет, который, на её удачу, стоял совсем рядышком, и присела. Тогда только она его отпустила, но далеко не отдалилась; уделяла безраздельное внимание.

— Возложи эту тяжесть и на меня. Вдвоём же легче.

«И как это сделать…» — Тейлз молча постучал пальцем по колену, словно перебирая слова. Но как ни старался, самый простой вариант был и самым лучшим.

— Уже совсем скоро мне надо будет лететь в Моботрополис.

— А, понятно, — девушка спокойно выпрямилась как за обсуждением завтрака.

— Я хочу, чтобы ты вернулась со мной, Фиона.

Открытая честность — лучший способ заявить о желаниях. Так они и строили отношения на принципе, работающем безотказно. Поражало другое: Фиона, никому доселе не открывавшая своего настоящего характера, приучила Тейлза делиться переживаниями. А в этот момент она вовсе кружилась на табурете как девочка на карусели, но с задумчивым лицом, лишенным детской непосредственности. Тейлз продолжил, несмотря на её поведение:

— Знаю, с Соником будет само по себе непросто, ещё труднее бу…

— Хорошо, — прервала лиса.

Погодите.

Девушка Тейлза, помимо всего прочего, также и мастер обмана. И ей до сих пор не надо особо стараться, чтобы водить его за нос.

Её воображаемая карусель остановилась, Фиона перестала крутиться и даже не шаталась от головокружения — напротив устремила взгляд ровно в глаза Тейлза, а уголки губ поднялись в дерзкой ухмылке.

— Я полечу с тобой.

— К-как… так просто?

— Мгм! — лиса шустро кивнула.

— Нет, это слишком просто.

Лис, не веря, покосился на лису. А она склонила голову, нарочито изображая глупенькую невинность. Тогда он придвинулся к ней поближе, пока их колени не соприкоснулись, но руки держал на своих.

— Ты же знаешь, что это значит. Тебе придётся встретиться с Соником, с Салли, да по итогу вообще со всеми.

— Знаю, — Фиона снова кивнула, однако медленно, смотря теперь исподлобья. Искренняя решительность. — А ты знаешь, что я хочу быть с тобой. — Тейлз растаял бы на месте, будь в ангаре хоть на градус теплее, а она ещё наклонилась вперёд, бросая вызов. Её фирменная озорная натура вновь вырвалась наружу: — Ха! Ты же не думал, что так легко от меня избавишься, ну не правда ли?

— Нет, — он с лёгкостью передразнил. — Не думал!

И тут они мягко стукнулись лбами…В тот вечер её губы на вкус были как мята.

***

Итак, возвращение в город стало лишь вопросом времени. Тейлз всегда давал себе широкое «окно», беря отпуск с запасом, чтобы Соник и Салли не волновались, а то вели себя с ним по-родительски даже больше, чем сами родители!

По ещё одной устоявшейся традиции вечерком лисята сидели на диване, нежась в тепле очага. Фиона задремала, а Тейлза обездвижила: в обычной манере закинула на него ноги. Он, конечно же, читал книгу. И это было намного менее жутко, чем неотрывно смотреть на неё, пока она спит. Да и Тейлз лишь делал вид, что читает, ибо воспринимать напечатанные буквы не позволяли размышления о возвращении… Однозначно, первой, так сказать, преградой станет Николь. Она имеет полный контроль над большинством систем Моботрополиса, в том числе аэропорт, так что «Торнадо» засечёт ещё на подлёте. И мгновенно обнаружит, что на борту не только пилот. Вопроса «что делать?» не возникало, возникал вопрос «как делать?»: Николь — лучшая подруга Тейлза, так что выслушает всё, что он скажет, но убедить её не раструбить о Фионе сразу… может стать проблемкой. После катастрофического взлома Николь взяла свои эмоции под строжайший контроль, с тех пор увидеть её сердитой доводилось редко, имидж доброжелательно ИИ стал для неё чрезвычайно важен. Но её цифровое «чутьё» осталось прежним: всех друзей, которые помогали ей развиваться и заступались за неё, знала лучше клавиатуры, о каждом заботилась, каждого, по мере возможностей, оберегала от угроз; и в последнюю встречу Фиона зарекомендовала себя как раз одной из угроз.

Раньше Тейлз знал Фиону уверенной в себе, стойкой женщиной, но за месяц она вместе с ним прошла через болото сомнений; по одиночке они бы потонули. Теперь их сплочённая уверенность неуязвима. Всё, что им нужно сделать, — убедить Николь помолчать каких-то несколько часов: они заявят о себе сами, а может даже попросят её обзвонить друзей, но минимум после того, как Тейлз довезёт Фиону домой. Николь далеко не упрямая, и оперативной памяти, чтобы понять мотивы лисят, у неё с запасом.

А сейчас эта пламенно-рыжая лисичка кемарит и аж слегка похрапывает — приходится бороться с желанием рассмеяться. Она пошевелилась, пятками попыталась притянуть лисёнка ближе, он же съёжился и покрылся мурашками, но отложил книгу; в мыслях пронеслось всё то время, когда он изо дня в день следовал по пути судьбы, который для него проложили другие. Сейчас это время казалось недосягаемо далёким. С Фионой каждый день — приключение. С ней можно быть самим собой по-настоящему, и внутренний голос нашептал всё так и оставить: не возвращаться. Разумеется, Соник Тейлза найдёт, как брат, точно найдёт, но пока будет искать, все будут переживать из-за пропажи друга… Нельзя так.

***

— Я точно правильно делаю? — прозвучал её голос.

Стоял тихий день: ни скребка по дереву, ни опилок, ни шума электроинструментов, были только едва слышные мазки короткой кисточкой. Свежая краска кое-где стекала по холсту, рисунок понемногу вырисовывался… С самого возвращения Фиону охватывало вдохновение попробовать практически всё, что попадалось под руку, а мастерская Тейлза подходит для этого идеально. Сегодняшняя цель — научиться рисовать. Каким-то дивным образом, даже когда неудачи шли чередой, Фиона умудрялась не расстраиваться. Упрямости ей не занимать! Будь то готовка, резьба или художества, лиса бралась за дело, не взирая на сложности. А Тейлз боролся с самоутверждением всю сознательную жизнь, поэтому вид неунывающей и упорной девушки вдохновлял и его на маленькие бытовые подвиги. Но сейчас, отвлёкшись от развёрнутого чертежа по разработке климат-контроля в самолёте, он просто наблюдал за её успехами: сверху холста прикреплена фотография, одна из тех, которую Фиона сделала вчера немного ниже по склону; оттуда открывалась бескрайняя равнина еловых верхушек, а где-то далеко-далеко виднелись блеклые силуэты горных хребтов. Новоиспечённая художница попадала в контуры, хотя в общем её рисунок всё равно получался грубоватым, с чересчур плавными переходами, зато у Фионы нюх на перспективу и мелочи, так что всё, что ей нужно, — время, а необходимый толчок ей уже дала решимость.

В кои-то веки Тейлзу дался шанс посмотреть как работает кто-то другой. Успокаивающее зрелище. Однако он не просто наблюдал, а будто надеялся, что, стоя рядом с заряженной лисичкой, сможет впитать хоть немного её мотивации. Фиона же иногда поглядывала на него:

— Я же ничего не упускаю… вроде бы?

— Да нет, — он покачал головой, подпирая щёку кулаком.

— Что думаешь?

— Ты прекрасна.

Рука с кисточкой замерла на секундочку, девушка чутка покраснела:

— Я про картину, дурашка.

— Ах, про картину? — с наигранной язвительностью вздохнул лисёнок. — В другой раз уточняй.

— Тебе чертёж нарисовать?

— Чертежи не рисуют. Ладно. Пока это выглядит как набросок, много не скажу, хм… цвета ты хорошо подобрала, это самое первое, что бросается в глаза. В размеры точно попала. Но присмотрись. К границе между лесом и небом.

Лиса, внимательно выслушивая, обернулась обратно к картине. Поморгала.

— Эм, что с ней?

Серое небо и тёмно зелёный лес на «стыке» слегка расплылись и смешались. Эта деталь действительно была видна не разу, требовалось вглядеться поближе и получше, хотя Тейлз стоял в нескольких шагах и всё равно увидел, но как только раскрыл рот для ответа, Фиона сама затянула:

— А-а-а, поняла. — И, пока краска ещё не высохла, она немедля наклонилась к холсту, одарив критика чудесной улыбкой: — Спасибо.

— Не за что, — в ответ он также усмехнулся.

***

В ту ночь лисёнку не спалось. Зато Фиона тихонько сопела. Бессонница — редкое явление для него, и чаще всего оно терзает его в полнолуние, словно он больной оборотень, у которого что-то зудит внутри именно в эту лунную фазу. Однако Фиона спала как никто чутко, и встать с кровати, не разбудив её, нереально. К тому же та жутко скрипела при малейшем движении, казалось, даже если палец согнуть, раздавался скрип — отвратительное предательство со стороны мебели. Эта особенность, между прочим, стала забавной темой для разговора после самого первого раунда любви. Но заменить её, или хотя бы подкрутить болты, надо обязательно.

Осторожно, медленно, Тейлз повернул голову к прикроватной тумбочке, глядя на часы: в пору полной луне они показывали полночь.

— Не можешь заснуть?

Ну вот: Фиона смотрит сквозь темноту. А Тейлз поворачивается, и кровать трещит, будто по полам разломится:

— Да.

— Мой умка снова о чём-то думает? — Фиона заиграла с мехом у лисёнка на груди.

— Нет, ничего такого. Просто не спится.

— Мм? — Её пальчик пробежался к животу.

— Перестань!

— Не хочу. Ты не спишь — я не сплю.

Выглядело так, что она лишь забавлялась, однако лиса точно рассчитала, что делает. Все чувства парня настроились на её пальчик.

— Так я точно не буду спать.

Девушка придвинулась ближе, обхватила ногой одну из его. И на него нахлынул запах мяты, как туман, окутывающий корабль в море, а в уши прокрался нежный шепот с сонливой хрипотцой:

— А тебе хочется спать?

Сердцеедка перекатилась прямо на мальчика, хихикая ему в ухо и заявляя права на его губы… но с кроватью всё равно надо будет что-то делать.

***

Ещё неделька прошла без особых рассуждений. Пришло время паковать чемоданы, ведь уже завтра лисята отправятся в Новый Моботрополис и оставят свой домик в лесу, своё, как метко сказала Фиона, святилише. Но не навсегда. Конечно, они вернуться сюда ещё. Но уходить всё равно больно, особенно зная, что ждёт их в городе, да и кое-какие обязанности у Тейлза там есть, отчего он не сможет быть рядом с Фионой всё время. Однако появлялась другая возможность: Тейлз сможет начать работать над кольцом; найти чистый цитрин тоже будет проще. Может даже Николь поможет.

После завтрака всё утро пара посвятила подготовке к отъезду: принимали меры, чтобы вода в трубах не заледенела; освобождали кухню от всего съедобного, иначе до следующего приезда непременно испортилось бы; Тейлз отлучался, чтобы наглухо задраить мастерскую, не забыв взять Фрогги; Фиона тем временем раскладывала одежду по чемоданам, правильнее сказать, распихивала.

— У меня всё получится! — прокряхтела она натужным голосом, затягивая застёжку на одной из сумок, когда Тейлз заглянул в спальню. — Не волнуйся.

— Я просто буду на диване.

Даже спорить не стал. Её решимость непоколебима, а упрямость неуязвима. Так что он прилёг на диван — сейчас самое тёплое место в доме, ведь основное отопление заглушено — и посмотрел на край возле дальнего подлокотника от себя. Сколько…? Два месяца назад он растирал здесь замёрзшую Фиону? Здесь же отзвучали почти все их судьбоносные откровения. Здесь же они впервые поцеловались. Безупречные каникулы. Все тяготы того стоили; самые трудные уже позади, а впереди сплошная мелочь: предложение руки и сердца. Если она скажет «да», а Тейлз очень надеялся, что она скажет «да», то что дальше? Ничего похожего на грандиозное торжество, какое провели Соник и Салли на свою свадьбу, не хотелось — это безумие. К тому же, если Фиона скажет «да», она сама не захочет ничего подобного. Скорее всего… Им вполне хватит скромной церемонии в кругу близких друзей.

Интересно, она вообще об этом думала? Выйти замуж — это ведь не какая-нибудь простецкая мысль для девушки, верно? Её должно это волновать! Но лиса утончённа как неразорвавшаяся бомба… А лисёнок в роли сапёра. И какой провод за что отвечает вообще не ясно. Неужели Фиона полностью предоставила решение ему? Или в её представлении они уже женаты? Очень похоже.

Внутренние размышления поглотили его настолько, что заволокли зрение и слух — Фиону он заметил только тогда, когда она плюхнулась на диван рядом с ним и выпустила шумный выдох:

— Фух! Кто ж знал, что с одеждой столько мороки.

— Всё так плохо, да? — посмеялся лис.

— На последний чемодан мне лечь пришлось, так что… хе-хех, да.

— Знаешь, я же мог помочь.

— Знаю, но я ж упрямая.

Вобрав в грудь воздуха, словно повидавший всякое мудрец, Тейлз глубокомысленно произнёс:

— Такого упрямства я ещё не видел…

— Эй! — лиса хлопнула его по плечу. — Я те щас покажу упрямство! — И она навалилась не него сверху; оседлала и кулачками заколотила в грудь, не с такой силой, чтобы выбить душу, но и не совсем слабенько. Он же защищался по-честному, за запястья не хватал, пытался отбивать удары.

— Кто-нибудь, помогите! — закричал он на весь дом. — Эта сумасшедшая убьёт меня!

— Это за то, что обзываешься!

— Так ты же сама себя так назвала.

Фиона щёлкнула пальцем ему по носу:

— А это не значит, что ты должен соглашаться.

— Больно… — обиженно заныл лисёнок и потёр кончик носа. Но Фиона, убрав его руку, наклонилась и поцеловала это место. Щёки «побитого» вспыхнули румянцем! Перегрев реактора был неизбежен.

— Лучше?

— Можно ещё? — глупенько улыбнулся оробелый мальчишка.

Девушка нависла над ним, её руки обвились вокруг его шеи и притянули для повторного утешения. Фиона прицелилась в губы. Она высунула язык и облизала их, прося доступа, прижалась к ним, но вскоре отстранилась со смачным чмоком:

— Так?

— Хех… — слова застряли в горле. — Д-да, прямо так.

— Знаешь, время ещё есть, — её слова тянулись словно мёд, вкус которого хотелось ощущать вечно; вот лисёнок и приоткрыл рот, чтобы в него стекала сладкая струйка, и был не просто очарован, а загипнотизирован ею. Не сразу заметил, что девушка смотрит в сторону кухни, и только тогда выдал рассеянное «что?», а она перевела взгляд обратно на него: — Говорю, до ужина ещё есть время, а я ужасно вспотела, пока эти чемоданы распихивала. Так что я в душ.

С этими словами она уже рванула хвостика с пола, мягко тюкнушись с ним лбами. Рабочая, дерзкая часть разума лисёнка грозила испариться, но перед этим он успел ухватиться за соломинку:

— А я с тобой?

— А я тебя и не спрашивала, — промурлыкала она, утаскивая парня в ванную.

«Эта похотливая лиса… Она точно хочет убить меня!» — опьянила мысль, когда Фиона заперла дверь, будто кто-то мог им помешать.

Тейлза унесло на седьмое небо от счастья, прямо в райскую купальню вместе с любимой женщиной; от жара их страсти вода вскипала без подогрева. А после сеанса в душе распаренные лисята переместились на кухню, к тёплой плите, не давая себе остыть; к тому же они договорились поужинать пораньше, чтобы успеть упаковать багажом «Торнадо», ведь перелёт займёт почти весь день, и возиться с чемоданами ещё и утром ни у кого охоты не было.

А на кухне из-за подготовки к отъезду едва ли что-то осталось. Но этот ужин был их последним пиром здесь: простыми бутербродами. Тейлз даже не попросил, а Фиона уже стояла с ним бок о бок и нарезала колбаску, пока сам шеф занимался хлебом. Лисёнок оплёл её хвост своими и притянул — она положила голову ему на плечо, а нож выскользнул из её руки на стол.

— Так хорошо, — произнесла Фиона.

— Я знаю, как сделать ещё лучше, — ухмыльнулся лис и погладил девушку по волосам.

— М? — лиса не подняла головы.

— Сейчас будет кое-что вкусненькое, — шеф осторожно отошёл, следя, чтобы лисичка, лежащая на плече, не потеряла опору, и полез в холодильник. — Я слышал, леди любят сладкое.

— О-хо, настоящий казанова, — лукаво съязвила та самая леди, заглядывая в морозильник вместе с поваром. — А я слышала, что мы всю кухню вынесли.

— Я кое-что оставил.

И лис вытащил из морозильника спрятанное блюдо с белым пломбиром; установил его на стол как золотой кубок.

— Обманщик! — наигранно вскричала лиса и одарила злостного врунишку своей сладостью: тёплыми губами. Уж не мог и подумать Тейлз, что единственный раз, когда его назовут обманщиком, ему понравится.

Тем быстрее парочка расправилась с бутербродами. И настала очередь мороженого, однако случился какой-то сбой: Фиона всегда говорила, если ей на плечи падала хоть малая душевная тяжесть, да и гением быть не надо, чтобы догадаться, что её расстраивает именно мысль об отъезде. У неё была вредная привычка играть с едой, когда настроение хорошее, но с пломбиром её отношение не заладились — она теребила его ложкой, размазывала по тарелке.

Тейлз взял девушку за ту руку, в которой была ложка:

— Фиона, что случилось?

Исподлобья на него взглянула пара несчастных глаз.

— Знаешь, я знаю, что должна сделать этот шаг, и меня это даже устраивает, но ещё я… это просто… страшно.

Чрезвычайная редкость слышать в её голосе, и тем более видеть в глазах, сомнение.

— Мне знакомо это чувство. Я поэтому и здесь, — он сжал её руку крепче и положил сверху вторую. — Мы сделаем этот шаг вместе. И дальше тоже пойдём вместе. Несмотря ни на что.

Вкрадчивая искренняя улыбка подчеркнула его решимость. С выдохом из Фионы вышло напряжение, и первая ложечка пломбира наконец исчезла за её губами.

— Ты заработал несколько очков, мальчик.

— Надеюсь, — он усмехнулся. — Эмоции — штука непростая.

Под столом её нога вдруг пнула его в голень.

— Ай, ты что? — он всё ещё улыбался.

По её наглой морде расплылась ухмылка, полная ложка нацелилась на него:

— Да-да, я всё ещё могу надавать тебе люлей.

— Ну рискни!

И первый артиллерийский снаряд был запущен… Итог потасовки — победителей нет, ведь в душ идти снова обоим. Хотя на самом деле лисичка пострадала сильнее: как ни скрывай, она вся была заляпана белыми пятнами, словно упала в корыто с молоком. Ну а под предлогом экономии воды лисята снова уединились в душе вдвоём, и много тёплой воды утекло впустую. Но они всё равно завтра улетают — хоть всю вылить можно!

Последняя ночь в хижине такая странная. Такая развратная. Столько всего изменилось, и сколько ещё изменится завтра.

Никогда Тейлз не задерживался в горах так долго, сбегал из города большее на пару недель, а с Фионой пробыл чуть ли не два месяца. Бурные ночи, особенно первая, которая была давно, но словно вчера, не давали ни минуты передохнуть; Тейлз не променял бы ни на что на свете эти драки с мороженым, шутейки в мастерской и удивительную способность своей одной единственной устраивать игру из чего угодно. Некоторые даже не назвали бы это отпуском. Однако с каждым разговором, каждой дразнилкой и касанием дистанция между ним и Фионой сокращалась, пока не пришло осознание, что жизнь без неё невозможна. Ещё важнее стояло чувство, что она испытывает то же самое.

Интересно, когда у неё день рождения?

А какой любимый цвет?

Все такие вопросы казались мелочными — любой бы мог ответить на них, если бы был с Фионой достаточно долго. Даже Скордж, наверняка, знает. Зато Тейлз знает нечто важнее: её желания, страхи, то, что не давало ей спать по ночам и что наоборот помогало уснуть. Он знает её историю, неуверенный, расскажет ли она ещё кому-нибудь. Многие осудят её прошлое, и Тейлз проклинал себя за то, что был одним из этих многих, но и верил, что друзья примут его выбор.

«Я такой лицемер. Говорю Фионе не беспокоится, а сам…»

Но что бы не случилось, они отстроят когда-то сожженные мосты. Вместе.