Тейлз выработал привычку всегда следить за временем. Биологические часы редко подводили, но всё же с того дня, как начал спать на диване, он поставил на столик рядом электронные. Сейчас красный циферблат выдавал два часа ночи.

Чувство, столь новое и чуждое, будоражило разум и душу. Момент, когда он с Фионой, вернее, она с ним, поцеловались, играл на бесконечном повторе; снова и снова в голове проносилась картинка: голубые глаза близко-близко и буря эмоций, заставляющих застыть в немом оцепенении. Мокрые пряди волос, которые обрамляли её лицо, свисали и щекотали щёки, пока она не наклонилась и не… до сих пор не до конца верилось, что это не сон. Но заснуть по-настоящему уже невозможно. Посещало почти забытое чувство, словно у ребёнка, что не угасла вера в волшебство, но и сердце беспокойно ныло: что, если поцелуй — ошибка? Может, Фиону нужно было остановить? Сверхактивный ум из раза в раз проворачивал эту сцену: то, как лиса выглядела, действовала… как ощущалась на губах. Щёки снова потеплели. У Фионы есть причина, она хотела это сделать! Десять лет сковывающих сомнений наконец прошли — впервые Тейлз заставил голоса в голове замолчать. И теперь чувствовал себя непобедимым, как будто мог бы одолеть армии Эггмана в одиночку и без единой царапины! Чем больше думал о Фионе, тем больше счастья наполняло сознание.

«Она меня поцеловала!» — вновь закричали мысли, словно только что это произошло ещё раз.

Захватывающе действо! Стоит подметить, что Тейлз несколько раз целовал девушку, но в ста процентах случаев это делал он, да и поцелуй не ощущался столь сокровенным ни разу. А Фиона никогда не стеснялась брать инициативу на себя, и подарила лисёнку приятную бессонницу.

Вдруг он заметил, что одеяло скомкано, половина вовсе сползла на пол. Видимо, плясал прямо лёжа. Тогда стало ясно, что заснуть впрямь не получится, и лис, завернувшись в это же одеяло, потелёпал на кухню, там подогрел чашечку шоколада, и старался всё делать потише, хоть стены не настолько тонкие, чтобы шум слышался в спальне. Сделал глоток — сладкое и горячее потекло в горло, обжигало, но в меру, чтобы тепло распространилось до самых пальцев. А пока лисёнок не спеша согревался, его взгляд следил за свечением лампы на заднем крыльце: свет за окном слегка мерцал за кружащимися снежинками, ветер ревел, — надвигалась очередная буря. Горячий шоколад в зимние вечера всегда становился лучшим утешением, к тому же веял самыми дальними воспоминаниями, когда Салли и Соник делали для него сладкую чашечку. Хорошие времена. О них и напоминал этот напиток.

Вскоре лисёнок вернулся на своё спальное место, сел и засмотрелся на тлеющие угольки. Пытался понять: разжечь огонь или не стоит? Но не желая давать организму больше поводов бодрствовать, Тейлз мягко опустился на диван и завернулся в одеяло поплотнее.

«Что дальше?» — вполне закономерный вопрос, особенно для него.

Казалось, что их с Фионой уговор расторгнут, поскольку чувства друг к другу теперь очевидно взаимны и, главное, открыты. Неожиданный поцелуй ощущался естественным, даже неизбежным, хотя Тейлз усмехнулся, осознав, что раньше казалось наоборот. Ведь не было никаких обсуждений, задних мыслей, — только лишь чувства. Волноваться больше не о чем. Они оба взрослые. Надо лишь поиграть с ней, и она сделает то же в ответ. К тому же вспомнились слова Соника, который советовал прислушиваться к своим желаниям; этот ёж в союзе с Салли стал более зрелым, чем даже сам мог представить, так что его совет возник не из пустого места, — Тейлз решил ему последовать.

Редкое равновесие, когда полон и разум и душа. Оно успокаивает, убаюкивает…

***

Привычка просыпаться до рассвета очернила утренний свет в глазах лисёнка: даже тусклое, за занавесками, сияние казалось необычно гнетущим, и ещё невероятно раздражающим. Тейлз накрылся с головой в попытке сбежать от солнечных лучей и от тупой боли в спине из-за проклятого дивана. Полежать ещё пять минуточек… желание понадёжнее укутаться в тёплое одеяло обременяло своим весом, не позволяло подняться. Он бы так и заснул ещё разок, если бы не… запах! С кухни!

Взбудораженный разум приказал вскочить — уши торчком, взгляд устремлён на кухню: там Фиона. Что-то жарит. Ничего не горит.

Тейлз иногда забывал завести будильник, да, но его биологические часы не сбивались никогда; по крайней мере он не помнил ни одного дня, чтобы проспал дольше обычного. Между тем горелым впрямь не пахло. Как вчера, когда он наблюдал, как его ученица умело вырезает в первый раз, лисёнка переполняла гордость, прям выливалась через край, и заряд бодрости Фиона подарила с утреца, что надо. Сейчас стояла лицом к плите, хвост прыгал туда-сюда в ритм тихой мелодии, которую она напевала. Эта лиса постоянно и беззастенчиво находит способы произвести впечатление — умение учиться всему на лету теперь не только в бою ей помогает.

Пока что Тейлз бросил одеяло, решил заправить позже, сам же прокрался к кухне, по пути пытаясь вспомнить какие конкретно доски скрипят под ногами. Запах жареных бекона и яиц соблазнительно заполнял нос, а рот наполнялся слюной. И как только он собирался погромче ухнуть, чтобы припугнуть лисичку-сестричку, пол скрипнул, что называется, предательски. Новая хозяйка кухни развернулась резко и с лопаткой в руке, как защищаться готовилась.

А двухвостый проказник комично поднял руки, как пойманный с поличным воришка:

— Не стреляй! У меня жена и дети!

Лиса скрестила руки на груди, в глазах мелькнул озорной блеск:

— Вторгаешься на частную территорию? Это тебе дорого выйдет, расценки высоковаты.

— Мне нужно лишь немного еды, прошу, — в отчаянии он встал на колено. — Клянусь, просто еда. Больше ничего.

— Кто здесь верит клятвам, юнец? — Фиона шагнула навстречу, у неё за спиной зашипело масло. — В наших краях главное — плата. С чем ты готов расстаться? Нога, рука? Выбор за тобой.

— Как насчёт сердца?

Слова вылетели как воробьи из клетки и упали в комнате камнем. Пожалуй, лучше стоило оставить их при себе. Но стоило лучше присмотреться, чтобы увидеть, что Фиона едва удерживает себя в руках, пока вдруг не сдалась, вернувшись к сковороде.

— Ты знаешь, как заставить девушку почувствовать себя особенной, Тейлз.

Этот смышлёный юнец, честно говоря, думал, что они просто дурачились. С неловкой усмешкой он почесал затылок и подошёл к плите: рядом на столешнице уже остывали булочки с корицей, ужасно аппетитные. Рука сама потянулась к скоплению вкусняшек, но вдруг приняла лёгкий шлепок. Тейлз аж надулся, хотя и не думал.

— Это на потом, — хихикнула лисичка. — Знаю, ты сластёна, но потерпи до десерта.

— Так точно, мадам!

Тут же взведённые ушки двухвостого солдатика наполнились девичьим смехом. Один только вид этой счастливой девушки пронзал теплотой до самых пальцев ног. Она между тем, не отвлекалась от готовки, перевернула лопаткой кусочки бекона:

— Так. Ты спал как медведь. Потрудишься объяснить?

Внезапно его охватило чувство вины. Всегда заботился о завтраке сам, а тут…

— Извини.

— Не надо, — улыбнулась Фиона. — Я рада, что наконец-то могу хоть что-то для тебя сделать.

Хватка на его сердце усилилась — эта шалунья могла водить его за нос как куклу. У неё полный контроль, зато честный.

— Я просто не мог заснуть. По-моему, где-то в два часа отключился, не раньше.

— О.

— Да. Я думал об одной девушке. — Он увидел, как её ухо повернулось. Коварное желание поддразнить укрепилось, и Тейлз продолжил: — Она — разрушительница спокойствия — устраивала бардак и смуту, куда бы ни направилась, но я не мог выбросить её из головы. О ней плохо отзывались. Никто не видел леса за деревьями, никто не видел, какой милой она может быть. Кроме меня. — Огонь на плите потух, это Фиона перекрыла газ, и молчала, сосредоточенная на каждом слове. Что-то подсказало, что сейчас идеальный момент для смертельного удара: — Не могу вспомнить её имя. Есть какие-нибудь догадки?

Впечатление, будто он словно доставучий сынок спрашивает маму какого цвета снег за окном. Невозмутимое лицо лисицы, полное показной серьёзности, пробило брешь в шаткой обороне, и Тейлз взорвался смехом, а она в это время угрожающе подняла лопатку; кипящий жир капал на шипящую сковороду.

— У меня есть несколько имён.

Шло к тому, что парень не выдержит контратаку. Он ошибся в расчётах! Вдруг женщина схватила его за воротник — уже от этого сердце едва не разломало рёбра — притянула к себе и поцеловала в щёку.

— Хех, извини, — непонятное и резкое желание извиниться заставило сказать это.

— Не надо, — напомнила лиса, с улыбкой пихнувшись бедром. — Всё прошло на удивление гладко, ты ни разу не запнулся.

Каждый момент был уникален и по-своему ценен, каждый хотелось запомнить. Место на щеке, которого коснулись её губы, ощущается как раскалённое железо посреди жаркого летнего дня.

— Я не такой неуклюжий.

— О, правда?

— Да, правда!

Они бы и дальше так озорно препирались, если бы не пришлось занять рот завтраком. Поели, убрали за собой вместе и перешли на диван, поближе к очагу. С сегодняшней метелью попасть в мастерскую непросто, поэтому решили отдохнуть здесь, можно сказать, устроили выходной. Даже условились о виде досуга: чтении. Фиона выбрала учебник по основам рукоделия, а Тейлз — любовный роман. Девушка, видимо, захотела подтянуть навык шитья, а вот Тейлз… не переборщил ли? Эта книга давно стояла на полке без дела, неведомо откуда появившаяся, но взяться за неё сейчас, когда в мыслях и так нет ничего, кроме романтичных фантазий, слегка неразумно. Тейлз назвал бы свои мысли даже грязными, но это раньше — сейчас ему так не казалось от слова «совсем». Грязные не в смысле пошлые, а мешающие работать. Воображение ведь вовсе не рисовало пошлых картин, лисёнку попросту совесть не позволяла думать о таком, не краснея; наоборот он представлял как мило держится с Фионой за руку, как они вместе гуляют, общаются. Сюжет книги о том же: как пара, после долгих лет ссор, сходится волей случая. Ещё раз прокрутив эту мысль, Тейлз взглянул на Фиону — она тоже; они обменялись улыбками и вернулись к чтению… Случайность ли это: то, что портал привёл её именно к нему?

— Может, стоит подумать об ужине? — тихо проговорил лис, когда взглянул в окно и неожиданно вместо дневного света увидел вечерние сумерки. Между тем ноги Фионы привычно лежали на его коленях, и он изо всех сил старался не… реагировать.

— У тебя осталась картошка? — лиса не отвлекалась от учебника.

Бёдра, в месте, где умастились её пяточки, да и везде, где их ноги соприкасались, пульсировали аурой, которую Тейлз даже для себя не мог описать; ощущение отличалось от всего, что было раньше, даже от вчерашнего, когда Фиона всего лишь дразнила. Наступил момент, когда эта близость стала столь личной, что нет слова, которым это назвать. Лица девушки не видно за обложкой учебника… она всегда казалась более непринуждённой, если речь о прикосновениях, — это знание успокаивало, учитывая, что Тейлз собирался сделать, но в разных ситуациях могло и пугать. Итак, от убрал одну руку от книги и одним пальчиком провёл ей от пятки до подушечки.

И опять просчёт. Фиона подтянула к себе обе ноги и кое-как подавила вырвавшийся смешок:

— Тейлз?!

То, что он только что решился сделать, настолько против его натуры, что Тейлз даже не уверен почему это сделал. Хотелось внимания? Куда ж ещё больше! Отыграться? Больше похоже на правду. Что-то в голове будто подталкивало к заигрываниям, подсказывало брать с Фионы пример и дразнить её так же, как она дразнила его; всё для того, чтобы укрепить связь, показать, что она для него не обуза, что ему с ней приятно, хоть до конца и не понятно как именно этого добиться.

А она отложила учебник, свела брови, хвост пару раз хлопнул по дивану.

Чудилось, что щёки не просто теплеют, а так греются, что шерсть на них вот-вот загорится! Лис почесал ухо и уставился на свои колени:

— Извини..

«Да почему я всё время извиняюсь?»

— Не извиняйся.

Её глаза вспыхнули. С такой же вспышкой лиса очутилась рядом, не просто близко — слишком. Подползла и как хищник вторглась в пространство; Тейлз едва успел заметить звериную жажду во взгляде, а из-за её дыхания на щеке не смел повернуть голову.

— Фиона? — вот и всё, на что оказался способен его язык в такой ситуации.

— Я тебе ещё нравлюсь?

Откуда-то он знал, что так будет. Странно. Но нужно выкручиваться. Так, проглотив застрявший в горле ком, Тейлз рискнул встретиться с ней взглядом — как будто с высоты полёта смотрел в лазурные озёра и искал в их глубинах невысказанные слова. Лисица молчала, точно не собиралась говорить, и вдруг снизошло осознание почему: задала же вопрос, а он проглотил с тем комом язык. Однако она терпеливо ждала, и не ответа, а пока он начнёт тонуть в её глазах.

«Главное сейчас — ни в коем случае не кривить душой».

— Конечно, ты мне нравишься.

И мог бы он облегчённо вздохнуть, но её губы вновь шевельнулись, ушей коснулся шепот:

— Ты ещё любишь меня?

«На что похожа паническая атака?»

Поцелуй случился вчера. Так. Сегодня случится… нет. Очевидно было, что это противостояние неизбежно, но с прошлой ночи и дня не прошло! Почему всё так быстро как падающая звезда? Их глаза словно соединились незримой нитью — нельзя было отвести взгляд, хотя хотелось, а Фиона… приближалась с каждой секундой. Расстояние до неё уже можно считать в миллиметрах.

Тянулась так, точно ей жизненно необходим ответ. И Тейлз его дал: также прошептал тихое и уверенное «люблю».

Что случилось дальше, он едва мог уследить: Фиона взобралась на него сверху и врезалась в его губы своими до раскалённой страсти, как будто сдерживалась до этого самого момента. Тейлз погрузился в жар, который охватил их обоих. Это было влажно, страстно и гораздо более чувственно, чем всё былое; его девушки в прошлом, все до единой, были целомудренными, почти что крестились от интима в любом проявлении, чтобы поддержать мнимый имидж. Фиона отбросила всю эту концепцию! Доминировала так, что думалось, хочет поглотить. Благодаря ей непостижимое наслаждение снизошло с небес и пронзило, заставив тело пылать. Стало жарко. Фиона отпустила губы — перешла на щёки, подбородок, шею, как будто метила территорию; кто ж знал, что она такая собственница. И всё равно, что поводья в её руках! Потому что разум перекрыло первобытное желание отдаться женщине и взять часть её себе: Тейлз схватил её за волосы, притянул ближе, подвинулся на диване чуть вперёд, чтобы им стало удобнее. В откровенном танце захватил ангельские губы столько раз, сколько мог и умел, и их дыхание слилось воедино. В носу дурман: запах её пота, шампуня… В ушах отзвук мантры. «Я люблю тебя», — всякий раз, когда им удавалось схватить немного воздуха, Фиона повторяла три заветные слова: когда наклонилась к уху, когда ткнулась носом в грудь, шептала это ему в губы. А он целовал её шею, спускаясь к ключицам — уши трепетали от непрестанной мольбы продолжать.

Властная и неприступная Фиона в этот момент казалась такой отчаянной, такой уязвимой, какой всегда ненавидела быть, но просила об этом. К чувству удовлетворения подмешался болезненный оттенок от осознания, что ни Соник, ни Скордж никогда не испытывали эту её сторону. Никогда не позволяли ей вырваться на волю. А Тейлз сейчас исполнял все её прихоти, куда бы она не направляла: левее, правее, ниже… но ещё не слишком низко. В мыслях он тоже молился: о том, чтобы Фиона не заметила реакцию, там, внизу.

«Пригнись! Пожалуйста, пригнись!» — не приказывал, а просил он самую непослушную часть тела.

— Пожалуйста… — её шепот, вкрадываясь в уши, сводил с ума. Вопреки наивности уже нельзя отрицать смысла намёка.

«Боже, как я могу сказать "нет"?»

Желание, сердце, душа — всё хором указывало на ответ, но Тейлз прислушался к разуму: оттолкнул.

— Фиона… — её глаза полуприкрыты, манят, соблазняют. Тейлз сглотнул: — Мы не можем. Пока нет.

— Почему? — она аж заскулила.

— Я хочу, клянусь. Ты бы знала сколько я мечтал об этом.

«Гениальное признание…»

— Ну и в чём дело? Давай сделаем это.

Для неё всё так просто: увидела, что хочет, — взяла. Конечно! Десять лет она прожила в мире, где каннибализм — это нормально.

— Я просто хочу, чтобы мы всё обдумали, чтобы не сделали чего-то такого, о чём потом будем жалеть.

«Блин! Не та формулировка!»

Как будто он её ударил, она спрыгнула с колен. И теперь стоит перед ним. Видно, как в её глазах разгорается безбожная ярость. Оно сплюнула ледяную фразу:

— Что это ещё должно значить?

Он тоже встал, поднял руки, стараясь не раздражать сильнее:

— Я имел в виду не то, что ты подумала.

— Тогда что? — Её руки скрещены, во взгляде неприкрытая злость. Но она нисколько не стерва, и даёт шанс объясниться.

— Всё так быстро случилось. Мы знаем друг друга всего недели три, меньше месяца.

— И что?

Зарождалось желание самому стиснуть зубы: «Она имеет право знать, не сердись», — успокоил он себя.

— Одно дело целоваться, я только за это, но то, что сейчас было, — это самый волнующий опыт, который у меня вообще был. — Искры у Фионы в глазах слегка потускнели. Тейлз решительно вздохнул: — Секс.. это совсем-совсем другое. Ты буквально отдаёшь часть себя. Это должно быть что-то особенное.

— Думаешь, я какая-то шлюха? — опять вспылила лиса. — Что это для меня ничего не значит? Так, пустяк просто.

— Нет! — тут же он воскликнул. Не к такой реакции стремился. — Я бы никогда так не подумал. У твоих поступков всегда есть причина. За время, что мы вместе, я это понял.

— Я до сих пор девственница, Тейлз.

Она уставилась в пол. Даже она, сказав это, боялась посмотреть в глаза, хотя парень следил за её дрожащей губой. Это признание вдарило как апперкот, такое честное и, можно сказать, невинное; и заставило почувствовать себя ещё большей задницей: «слишком много думаешь!»

— Скордж, Соник… — дрожала не только её нижняя губа, но и голос. — Никто не выводил меня из себя так, как ты.

Эта девушка как будто слышала в его словах больше, чем он сам в них вкладывал. Он протянул руку…

— Фиона. Я люблю тебя.

…но она эту руку оттолкнула.

— Итак, почему нет?

— Я хочу… поверь, я хочу заняться с тобой сексом. — У Тейлза чуть язык не распух, а Фиона всё ещё смотрела вниз. — Ещё хочу, чтобы этот момент был особенным. Я тоже долго ждал, и не хочу тебя разочаровать. — Казалось, слишком много «хочу», однако Тейлз снова потянулся к Фионе — она позволила, и он нежно коснулся её руки, легонько сжал: — Ты потрясающая, заботливая, нежная женщина. Счастье берёт, когда я с тобой просто в одной комнате! Даже если бы ты не была девственницей, я бы принял тебя. Я лишь хочу, чтобы мы насладились этим опытом вместе. — Фиона всё молчит. Тейлз уже начал думать, не много ли сам говорит. — Будь они прокляты эти запутанные чувства, но я точно знаю, что люблю тебя. И не хочу тебя терять.

Чудеса напористости от робкого лисёнка! Впрочем, никто из них двоих себя друг другу не навязывает. Оба взрослые, так что это естественно.

Что Салли, что родители учили Тейлза, что секс как явление должен быть зарезервирован, проще говоря, отложен до свадьбы; и воспитание побуждало следовать этому пути. Интимная близость между парнем и девушкой — самое глубокое и сокровенное, что только может быть. Это сочетание всех их клятв, обещаний и чувств. Но неужели этот момент не настал? Прямо сейчас! Фиона выглядела такой отчаявшейся, а её пальцы намертво стиснули ему ладонь… разум Тейлза воевал с сердцем за решение дилеммы.

— Я тоже тебя люблю, — наконец прозвучал тихий голос. Но так будто минуту назад Фиона не нашептывала это тысячу раз. Свободной рукой протирая глаза, она подняла взгляд: — Не знаю, сколько у нас времени будет, чтоб никого не было, а только ты и я. Тут, в нашем святилище.

«Интересное сравнение», — подумалось лису. Но перебивать сейчас он не смел.

— Тебе придётся вернуться домой. Сомневаюсь, что там найдётся место мне. — Девушка шмыгнула носом и положила руки ему на шею, глядя в глаза своими, в которых сияли искорки слёз. — Но и я тоже не хочу тебя терять, ты слишком много для меня значишь. Ты честный, умный и неожиданно забавный. За всю жизнь я не чувствовала себя такой живой, ни с кем. Дурёха я, что не увидела всего этого раньше.

— Ну… — Тейлз притянул Фиону ближе, обнял, и что-то замямлил. Решимость начала таять. — Тогда я правда был ребёнком.

Фиона лишь фыркнула, настойчиво продолжила:

— Я не знаю как любить. Сколько себя помню, всегда была в режиме выживания, реально всю жизнь. Но я хочу быть с тобой! Хочу дать тебе это.

Уши горели, сердце, казалось, вот-вот выдохнется. Но невозможно было унять… что? Гордость? Достоинство? Ведь все, кого Тейлз знал, давно нашли свою вторую половинку, а те, кто нет, предпочли остаться одинокими. Он один отстал от жизни. Так неужели он слишком труслив, чтобы признать, что боится? Боится. Вот оно что… Тейлз боится близости. Столкновение с этой мыслью, породило понимание, что он никогда и не думал, что у него дойдёт до этого с женщиной. И чего ж боялся? Что Фиона его не полюбит? Она готова отдать часть себя, которую так долго хранила. Разве он не должен сделать то же самое? Разве не трусливее оттолкнуть её?

Соник всегда учил: когда чувствуешь, что поступаешь правильно, важно сделать прыжок. Эти слова сейчас текли в крови.

«Значит, прыжок…» — Тейлз взял антракт. Вдыхая аромат волос Фионы, он всё ещё был убеждён, что это случилось рано, но также всё, о чём заботился в этот момент — она.

— Хорошо, — сказал он ей на ухо, и пути назад больше не было. От бешеного ритма сердца грудь впрямь чуть не подпрыгивала. А Фиона отстранилась, заглядывая в глаза, как будто хотела убедиться, что он серьёзен. Тейлз сглотнул, рефлекторно облизал пересохшие губы: — Я принимаю твой подарок. Взамен отдаю часть себя.

И впервые он наклонился к ней сам.

Это был кроткий и медленный поцелуй. Гормоны заволокли мысли как утренний туман, но далеко не так свирепо, как когда Фиона только что в страсти на него набросилась. Тейлз вложил в поцелуй все, теперь абсолютно все, эмоции, веря, что нашёл способ донести свои чувства. И лиса поддалась его чарам: ответила ещё нежнее, спокойнее. Но, закончив, Тейлз увидел, что вернулся её взгляд полный страсти, даже похоти, теперь наполненный ещё и светом, который он не мог описать… словно она нашла того, кто её принял.

Он подхватил её на руки — она аж взвизгнула, но обхватила шею.

Нервно! Нервно было ни сказать как! Вся надежда на то, чтобы не оплошать и не разочаровать.

Для этого не сгодится диван — нужна кровать.

И Тейлз отнёс Фиону в спальню.

Дверь стала преградой, пришлось пихать ногой, закрывать — носочком. Когда замочек щёлкнул, Фиона прижалась к груди крепко-крепко, так, что ощущалось тепло её щеки. На любою нежность, ласковое слово, она ответит взаимно во сто крат.

— Пожалуйста, — произнесла она. — Позаботься обо мне. — За этой тихой фразой стояло столько истории, неуверенности, а ещё любви, страсти и беззаветного доверия. Миллиард слов, сведённых к паре, предназначенных исключительно для него, больше никто их не услышит, кроме него. Это высшее откровение.

Опустив Фиону на кровать как пёрышко, он ответил такой же ёмкой фразой:

— Я позабочусь, обещаю.

И теперь он, как она недавно, должен был пометить её как свою. Покорившись позыву, наклонился к коварной вертихвостке, которая в эту конкретную секунду открылась для него, и легонько, едва-едва, зажал её шею меж клыков — лиса повернула голову в сторону и подставила шею, словно подчиняясь. Дабы ни в коем случае не навредить, Тейлз коснулся того же места губами, вдыхая аромат пламенного меха. И это лишь первая метка. Инстинкты подсказывали, что он выбрал самое уязвимое место, а уши горели от того, что Фиона позволила. Далее он продолжил покрывать её шею поцелуями со всех сторон, побудив девушку поднять подбородок ещё выше; целовал, нежно покусывал, пока кое-что не заставило замереть: кончик языка почувствовал под тонкой кожицей бьющийся пульс — покорил соблазн пощекотать, и устоять не вышло. Однако возбуждённое дрожание, вибрации её стонущего голоса — явный сигнал, что Тейлз всё делает не просто правильно, а великолепно. Но и мысли о том, хватит ли ему смелости на то, что он хочет сделать дальше, будоражили тело. Странно, учитывая, что он сам принёс Фиону в спальню. Всё же надеялся, что лиса подскажет, направит.

Он усыпал любовными укусами сладкое местечко — Фиона закрыла глаза и не стеснялась срывающихся стонов, и вот-вот собиралась потребовать большего, когда вдруг Тейлз спустился к плечам. От любопытства она приоткрыла глаза: мальчик сам всё чувствовал, но ему мешал воротник футболочки. Тогда её руки пришли на помощь, крест-накрест спустились к самому низу футболки, ненадолго закрыв парню доступ, и через голову стянули — его восторженным глазам открылся подтянутый с кремовой шерсткой животик и мягкие чашечки, пока ещё прикрытые лифчиком. Лисёнок однажды видел эти чашечки обнаженными вместе с розовыми верхушками, но его щёчки густо покраснели, а пристальный взгляд просил разрешения; её молчание свело бы его с ума.

Тогда она одними пальчиками коснулась его тёплой щеки, чутка дёрнув за усико, и кивнула, посмотрев из-под соблазнительных ресниц. В тишине потянула Тейлза на себя, шепча:

— Вся твоя…

Конец фразы остался витать в воздухе: «А ты весь мой…»

***

Впервые за последние недели он проснулся без усталости, спина спросонья тоже не ныла. Кровать мягче и теплее, несмотря, что диван стоит прямо напротив камина. Теплее, наверное, благодаря густому аромату ночной страсти, борющемуся с холодком в воздухе, или тому, что в кровати спали двое.

Фиона ещё отдыхала, зато её лицо было в считанных сантиметрах от глаз Тейлза. Любовался.

Те времена, когда он казался себе легкомысленным мальчишкой, прошли. Какие-то шесть часов сейчас отделяли его от тех ощущений, к которым он и близко никогда не подходил. Они страшнее, чем представлялось. Оказалось, обнажать душу и сердце перед кем-то — это то, к чему он не готовился, но Фиона давала подсказки и терпеливо воспитывала. Теперь же благодаря ей все хлопотные мысли растаяли; из сердца, духа и даже из разума испарилось сожаление.

Во сне она прижалась к нему, её обнаженное тело, судя по всему, хотело обвиться вокруг него, а все их хвосты скрестились и служили дополнительным одеялом, хотя они и так лежали под одним. Напоминает гнездо или что-то наподобие. Вспомнились книги о дикой природе, а именно как самка и самец, во время брачного сезона, создают себе такие уютные закутки. Настроение Тейлза в это утро неуязвимо: теперь нерушима уверенность, в том, что какие бы испытания их ни ждали, он защит её — она защитит его. Сбылось то, о чём он и мечтать не додумался: жизнь с той, кто заботится о тебе так же, как ты о ней! Терпение, вера в её возвращение, в её доброту — всё не зря! Луч надежды разогнал тучи.

«Женюсь!» — вспыхнула мысль. У Тейлза аж глаза округлились, настолько поразился. И гнать эту мысль он даже пытаться не собирался.

Теперь всё виделось столь простым, что стыдно. Он же сам ходил вокруг да около проблемы почти месяц. Как бы сильно эта девушка не выталкивала его из злосчастной зоны комфорта, даже с Соником он не чувствовал такого спокойствия, как с ней. Как он раньше не замечал… до этой ночи они уже вели себя как супружеская пара. Предложение руки и сердца — должно быть нетрудно для маленького гения. Развитый ум играл с идеей, как достичь цели лучше всего; и чем дальше игра, тем твёрже намерения. Тейлз порой в одиночку продумывал сложнейшие операции, когда ещё шла война с Эггманом. Не будет же труднее сделать предложение своей любви? Только вот нерешенным остаётся вопрос: каким будет кольцо? И тут вспомнился день, когда Фиона только обживалась здесь.

Цитрин!

Учитывая, что его выбрала Фиона, он идеально подойдёт для обручального кольца. Идея да, хороша. Но есть небольшое, можно сказать, махонькое «но»: размер безымянного пальца объекта неизвестен.

Есть, конечно, способы его уточнить. Хитрые способы. Однако в таком случае Фиону придётся обмануть. Главное, не забывать, что она такая же хитрая как… ну, лиса.

И вот вместо завтрака лисёнок остался лежать с любимой женщиной и будущей женой.