Лар Шеннари не раз говорил, что главное правило успешного боя — это отреагировать раньше противника. Вот только Олли мне не враг, да и к тому же пьян гораздо сильнее меня. Но ведь делать что-то надо! Не придумав ничего умнее, я шагнул вперёд и коснулся губ Олли поцелуем. Без ласки, без нежности, я просто на секунду прижался губами к его губам. И в этот момент Олли отмер. Качнулся назад, разрывая контакт, а после толкнул меня ладонью в грудь, заставив сделать шаг назад.

— Учти, бить себя не дам, — категорично заявил я. — Не то мы мебель переломаем. А мы и так, с учётом лекаря для охраны, нагуляли тут на половину своей премии. Может, просто поговорим?

— И что ты хочешь от меня услышать?

— Хоть что-то внятное! Ние Шаланэ сказал, что сиреневый цветок означает страдание, а Берг только что заявил, что их предметом являюсь я.

— А ещё он посоветовал тебе открыть глаза и включить мозг!

— Так я его и не выключал, — хмыкнул я. — Ты с первой встречи меня поразил так же, как в своё время космические корабли. Но ты же мне сам прямым текстом сказал, что для нидайцев неприемлемо ничего другого, кроме дружбы.

— Так и есть, — кривовато усмехнулся Олли. — А ещё осуждается общение с ние и с нидами. Но я же не избегаю ни Шаланэ, ни Риналу.

— А куда тебе деваться? Они же из герцогских фамилий… — растерялся я.

— Мирр, скажи, ты много нидайцев видел в Корпусе? — прищурился Олли. — Так вот, я тебе скажу: есть десяток смесков с подправленной внешностью, а вот из чистокровных я тут единственный. Знаешь почему? Потому что остальные предпочитают не покидать Нидаю. А вот я сбежал.

— Но ведь ты же летал на каникулы домой?

— Да… Вот за это я и люблю свою семью. Они делают вид, что ни о чём не догадываются, что всё в порядке. Что я просто учусь, а потом вернусь домой, и всё будет, как раньше. Только и они, и я, мы все понимаем, что однажды я просто не приеду. Но если мне придётся оставить семью, то только ради того, для кого я буду значить больше, чем красивая картинка!

— А если тебе самому такой человек будет неприятен? Тоже пойдёшь за ним?

— Фиэсси! Ты вообще понимаешь, о чём я говорю?! — вдруг вспылил Олли.

— Тебе нравятся парни, но ты боишься оторваться от земли и шагнуть на стеклянную лестницу. Я тебя очень хорошо понимаю. Я чувствовал то же самое, когда вышел из реффы, сказав, что мне надо подумать. Я тоже боялся позволить другим решать за себя. Ты тогда убедил меня попробовать. И я пошел за тобой, поверив, доверившись почти вслепую. Сейчас я уже понимаю, что некоторые умеют больше меня, знают больше меня… — на этом моменте я сделал паузу, припомнив Калли и Тварей. — Поэтому если какие-то приказы кажутся глупыми, то это не значит, что так есть на самом деле. Это может означать, что ты просто владеешь не всей информацией. А теперь я предлагаю помощь тебе.

— Мне не нужна ничья помощь! Я просто хочу…

— Чтобы тебя держали за руку! — закончил я фразу. — Чтобы не дали упасть, когда будет очень страшно.

— Чтобы не отпускали… — признался Олли.

— Я не отпущу, — совершенно серьёзно пообещал я.

— Это что, такое признание, Мирр?

— Если тебе важно, то я могу оборвать тот куст с цветами. Только скажи, какие рвать, а то я не разбираюсь в значении их цвета.

— Если мне важно? — переспросил Олли, подходя ко мне вплотную. — Скажи, Фиэсси, а что важно тебе? С чего ты вообще решил, что я тебе интересен? Что я значу для тебя больше, чем друг?

— Я тебя рисовал. Много раз и только тебя, — признался я. — Мои рисунки — это моя душа. В них мои мечты, мои фантазии, мои желания. До нашей встречи там были в основном космические корабли, а теперь — твои портреты.

— Покажешь? — спросил Олли.

Устроившись на диване, я развернул экран комма и достал из папки альбом. На первой же странице был Олли в рубке корабля. Только вместо приборной панели был большой обзорный экран, которого он касался ладонями. Вторая страница — и снова он. В парке Корпуса, усыпанный осенними листьями, словно статуя из голубого лазурита. Ещё и ещё… Олли смотрел за меняющимися картинками, а я вспоминал каждый эпизод, который лёг в основу картины. Олли на качели, как в тот вечер у Шатарнаи на Исто. Вот самый первый его портрет, после моего бегства из реффы. А дальше только корабли…

— А твоя семья есть? — вдруг спросил Олли.

— На рисунках нет.

— Почему? Они тебе не важны?

— Мать и брат с сестрой — это часть моей жизни. Но у меня никогда не было желания их рисовать. Моей мечтой был космос, а не семейные посиделки.

— Ты так отстранёно обо всём говоришь, Мирр, как будто у тебя совсем нет чувств. Ты сам ледяной космос.

— Есть у меня чувства. Мне так же страшно, больно и обидно, как всем другим людям. Просто ещё в детстве я понял одну вещь: то, что уже произошло, исправить нельзя. Можно лить слёзы, заламывать руки, биться головой о стену, только это всё равно не поможет. Но зато можно повернуть в нужную сторону то, что ещё не случилось. Так зачем тратить время на бесполезные переживания, когда можно использовать его для достижения цели? Ты не такой, как твоя семья, да, Олли? Но если ты будешь ежедневно страдать по этому поводу, то ты всё равно не станешь другим.

— Как у тебя всё просто, — вздохнул Олли. — Просто взять и перестать?

— Нет, — покачал я головой. — Нужно найти себе цель и идти к ней. И тогда всё другое станет неважным. Я вот хотел поступить в Корпус. Для этого я ругался с учителями в школе. Меня ненавидели, но мне было наплевать на их отношение. На то, что они обо мне думают, что говорят. Мне нужны были единоборства, и я пришел в спортивную школу. Но мама не могла платить за секцию, и я первое время занимался на улице. Мне было всё равно, что думают прохожие и тренер, который не раз на меня ругался и выгонял прочь. А всё потому, что у меня была цель. И если бы я не поступил в этот год, то я продолжил бы заниматься и пробовал бы на следующий. А чего ты хочешь, Олли?

— Интересный вопрос… Я хочу… Я не знаю, чего я хочу! Чтобы рядом был надёжный и дорогой сердцу человек? Чтобы моя семья меня не стеснялась? Но всё это не тянет на мечту.

— Зато тянет на цель. Ты не можешь изменить отношение нидайцев, но ты можешь сделать так, чтобы они почтительно склоняли головы в твоём присутствии. Ведь никто из ваших, кто пренебрежительно отзывается о ние и нидах, не позволит себе не поклониться ние Шаланэ и ниде Ринале. Как и не сможет избежать с ними общения, если вдруг тем захочется завести разговор. Ты не можешь стать ларом, но ты можешь стать лучшим пилотом и таном Салиандаров. И однажды, когда в сети появится сотая или тысячная новость о действиях эскадры, твоя семья тихо, в пустоту, чтобы их никто не услышал, скажет: «Это наш сын!».

Я повернулся к Олли и заметил, что он невидящим взглядом смотрит в пустоту. Его глаза блестели от влаги, а когда он опустил ресницы, с них скатилась слезинка. И тогда я наклонился, стерев её щекой, а после осторожно коснулся губ. В этот раз Олли не стал меня отталкивать, а сам обнял за шею. Мы целовались неумело и неловко. Но это устраивало обоих. Никто из нас не пытался выдать себя за опытного сердцееда. Мы учились вдвоём.

— Фиэсси, ты просто бездна, — прошептал отстранившись через время, Олли. — Ты как-то спрашивал меня: не кажутся ли мне люди «серыми»? Кажутся, и не столько по внешности, сколько по характеру и поведению. Они масса, космическая пыль, а ты — чёрная дыра. Издали не видно, но стоит только попасть в её поле — и тебе уже не выбраться из него.

В этот момент щелкнул замок, и на пороге появился пьяно пошатывающийся Берг.

— Надо же, ничего не сломали! — усмехнулся он. — И я смотрю, даже к чему-то пришли. Драк больше не будет?

— Нет, — ответил Олли.

— Прекрасно, тогда идёмте к ребятам, а то Шатарнаи уже нервничают, не прибил ли я их тана!

За столик мы с Олли вернулись в обнимку. Глядя на такое, Калли даже пересел, чтобы освободить нам место на одном диване.

— Итак, в реффе снова мир и взаимопонимание! — объявил Берг, плюхнувшись на своё место. — Так что не нужно разводить спарку «Зенит»-«Радиант»! Предлагаю за это выпить!

— Берг, сколько мы должны за лекаря для охраны? — спросил я, решив не делить расходы с Олли, а заплатить самому.

— Ничего, — вместо Берга ответил Калли. — Сегодня здесь за всех плачу я.

Наверное, я бы возразил, если бы не знал, какой семье принадлежит Раэйлин. А так только пожал плечами и принял к сведению.

— Чего они вообще полезли нас разнимать? — проворчал Олли. — Мы же их не трогали.

— Охрана вмешалась на правах хозяйской дружины, — неожиданно пояснил Андари. — «Галактика» принадлежит графам Ривеинам, и каждый её посетитель приравнивается к гостю. А в гостях ссоры устраивать не принято — это простейший этикет, который известен любому лару. Но если вдруг случается конфликт между гостями, то охрана дома имеет приоритетное право, независимо от того, на какой иерархической ступени находятся конфликтующие стороны.

— Они же ланы, как они не боятся влезать между ларами? — удивился я. — А если им минус голову снесёт?

— Дари немного не то имел в виду! — усмехнулся Калли. — Речь не о ланах и ларах, а о ларах разной ступени. У аристократии есть чёткое разделение визитов на официальный и гостевой. Официальный подразумевает полный этикет как в одежде, так и в обращении. При таком визите носители младшего титула и их наследник не имеют права ни на секунду оставить прибывшего. А старший — в своём полном праве.

Но как только герцог, явившийся к графам, сообщает, что он принимает приглашение остаться в гостях, то акценты сразу смещаются. Теперь главный в доме — хозяин. И любое неправомерное действие гостя будет пресечено дружиной. Например, если в гостях у барона подрались граф и герцог, то по башке приложат обоих. А когда скандалисты очухаются — их выпроводят решать свой конфликт в другом месте. И эти граф с герцогом не будут иметь претензий к барону, а только друг к другу, несмотря на то, что барон ниже в иерархии их обоих.

Потому что они нарушили этикет гостеприимства. Ведь если герцог, будучи в гостях, по какой-то причине смертельно обидится на хозяина дома, то он должен спокойно покинуть этот дом как гость и вернуться уже с официальным визитом. При котором он имеет высшее право.

В вашем случае охрана действовала по инструкции. Дальше информацию сообщили Бергу как флагману. Он принял решение оплатить лекаря, тем самым закрывая возможный конфликт. То есть, если бы мы все решили продолжить скандал, то должны были немедленно покинуть «Галактику» и явиться с претензией к графам Ривеинам. Сами понимаете, на такое способны только герцогские фамилии. Потому что нижестоящих баронов и равных графов Ривеины просто пошлют к Тварям. А перед герцогами… Ну да, придётся извиниться, но при одном условии! Претензии должен выдвинуть или подтвердить глава семьи, то есть непосредственно носитель титула! А как вы считаете, сколько герцогов пойдёт выяснять отношения с графами Метрополии за то, что их пьяного отпрыска призвали к порядку?

— Никто, — фыркнул Берг. — Не будь у меня титула, то мой прадед ещё и благодарность бы Ривеинам прислал за то, что те вовремя вмешались и не позволили мне опозориться ещё сильнее на глазах других гостей!

— Вот вам и ответ о действиях охраны.

— А если бы я кому-то из них шею сломал? — уточнил я.

— Тогда уже Ривеины выкатили бы претензию. А там уже по иерархии. Бароны огребли бы по полной, вплоть до низложения или устранения. Потому такое нападение на дружинника можно квалифицировать как объявление войны. Графы бы заплатили большую виру Ривеинам и отдельно компенсацию семье погибшего и содержали бы до конца жизни оставшуюся у него семью. Что касается герцогов, то там по обстоятельствам. Те могут заплатить виру, могут спустить на тормозах, а могут и самих Ривеинов заставить извиниться.

— Но мы же ланы? — уточнил Олли.

— Тогда за вас отвечал бы тот, кто сюда привёл. Как оно и вышло с Бергом.

В «Галактике» мы провели ещё час, после чего Калли заявил, что собирается домой и может подбросить желающих. В клубе решили остаться только Шаланэ с Андари и Берг с Риналой и той девицей, что они подцепили. Дориан с Ашуной попросили закинуть их в космопорт, откуда их заберёт шаттл, а после «Радиант» доставит на Исто. А всех остальных флаер высадил возле ворот Корпуса.

Мы с Олли никуда не спешили. Немного прошлись по освещённым фонарями дорожкам парка и только после свернули к общежитию. Комната Олли была на восьмом этаже, так что ему предстояло выйти первым. Но когда лифт остановился, он вдруг наклонился к самому уху и прошептал:

— Останься сегодня со мной.

Пятьдесят шагов по коридору мне показались вечностью. Олли открыл дверь своей комнаты и пропустил меня вперёд. Но оглядеться у меня не получилось.

— Не включай свет, — попросил Олли, прижавшись грудью к спине. — Мне так будет проще.

— Может, в душ сначала? — предложил я, чувствуя, как его пальцы расстёгивают китель и рубашку.

— Потом, всё равно я сейчас не готов на слишком многое. Я просто хочу прикоснуться…

И тут Олли был совершенно прав — мы оба были не готовы. Я представлял себе процесс, но лишь в теории. Это ведь как с едой. Казалось бы, что может быть проще: засовывай в рот и жуй. Но, как я уже понял, каждое блюдо имеет свои приборы и свой подход. И если в столовой, прежде чем заказать экзотику, мы изучали, как её следует есть, то и тут надо бы иметь знания, чтобы не выглядеть идиотом.

Поэтому я просто закрыл глаза и полностью отдался на милость Олли, который медленно снимал с меня одежду, рисуя на коже узоры кончиками пальцев. Когда его ладонь обхватила член, я понял, что больше не могу оставаться просто объектом изучения. Развернувшись, я обнял Олли и принялся раздевать его. А после подхватил под бёдра и, сделав пару шагов, уронил спиной на кровать. Но внезапно потерял равновесие и упал сам от умело проведённого броска.

— С чего ты решил, Мирр, что снизу буду я? — прошипел Олли, удерживая мою руку в захвате.

— А разве это имеет значение? — тихо спросил я, даже не думая вырываться.

Олли вдруг замолчал, а через пару мгновений выпустил меня, позволяя развернуться на спину. В ту же секунду Олли скользнул верхом ко мне на бёдра и наклонился. Так низко, что я ощутил на своём лице его дыхание. В комнате было темно, но всё же я видел, как блестят в свете звёзд его глаза.

— Не знаю… — тихо выдохнул он. — С тобой я уже ничего не знаю, Мирр…