Она была из тех чудищ, что ждут на дне океана, в холоде морских глубин, всплывая с закатом солнца. Они поют, а их жертвы сами падают в их хищные объятия, очарованные их красотой и околдованные их голосом.

Разорвать грудную клетку и вгрызться зубами в легкие, пока в них еще есть воздух. Откусить от еще бьющегося сердца. Смотреть в глаза, наполняющиеся ужасом, страхом и осознанием, что это конец.

Нет ничего лучше для подобных ей. Так она считала на протяжении множества веков из ночи в ночь, пока не стала замечать, что сестры ее постепенно – одна за другой – теряют свою страсть к их охоте, к их пиру. Разочарование в их глазах подпитывало ее любопытство до тех пор, пока она не решилась узнать, в чем же причина их угасающего интереса.

И они поведали ей. Рассказали ей, что нужно сделать, чтобы понять их.

И она поступила, как и они когда-то: ступила на береге суши.

С рассветом она опускалась в воду, а когда солнце поднималось выше, не в силах больше терпеть обжигающий жар света, погружалась ко дну, вновь поднимаясь на берег с закатом.

Множество ночей – не раз луна на небе переродилась, – она ждала появление того, о чем рассказывали ей сестры. Приходили замечавшие ее люди. Их жадные похотливые взгляд бегали по ней, и с дурманящей улыбкой она уводила их под воду, где впивалась им в плоть и разрывала под их тонущие в морской воде крики, утоляя свой голод.

Юноши, мужчины, старики и порой даже дети исчезали с этого берега. Годами, а потом и столетиями об этом месте говорили со страхом в голосе. Говорили о неупокоенной душе той, что однажды сбросилась со скалы, узнав о смерти возлюбленного, и теперь этот дух выходит из океана, чтобы найти своего суженого.

Еще не раз сменилась луна, не раз станцевали круговорот сезоны, и на берег ступил один мальчишка.

Она не съела его, как многих до него, ведь увидела в его глазах то, чего не встречала раньше. Снова и снова он приходил на берег, словно ведомый неким зовом; но не ее зовом, знала она. Наблюдая за ним, иногда она все же представала перед ним и улыбалась ему, видя, как в нем разрастается то, о чем говорили ей сестры.

И года спустя, когда мальчишка уже не был юнцом, но еще не стал испорченным годами мужчиной, она, выйдя из волн, увела его за собой в океан, не спев ему песни, которой провожала многих.

Но все же он слепо шел за ней. Вода укрыла его с головой, воздух покидал его легкие. А она, притянув его к себе, словно для поцелуя, вгрызлась ему в шею, как какой-нибудь дикий зверь.

О, если бы она могла, она бы не упустила ни единой капли, что окрашивали воду вокруг них в красный. И она постарается не упустить. Она еще долго будет хранить его кости в своем тайнике, чтобы вгрызаться в них время от времени. Теперь она понимала своих сестер: ничему не сравниться с этим вкусом. Ведь та любовь, с которой к ним спускаются их жертвы, опьяненные их голосом, – ничто по сравнению с этой, что она пожирала сейчас.