Раньше этот мир принадлежал нефилимам.

Более мощные и выносливые, живущие гораздо дольше, чем люди, они покровительствовали зарождающемуся человечеству. Представали для них мудрыми учителями, наставниками, уважаемыми и почитаемыми как проводники меж богом и земным миром. Нефилимы обладали магией и невероятной красоты крыльями, способными поднимать их в воздух.

Но, несмотря на свои отличия от людей, они все равно были живыми. Смертными. Состоящими из плоти и крови, способными чувствовать боль. Способными умирать.

Постепенно люди начали осознавать, что чтить нефилимов и поклоняться им вовсе необязательно. Их можно ослушаться. Ими можно пользоваться. Их магией, знаниями, мощью. Чем больше развивалось человечество, тем явственнее оно начинало видеть разницу между собой и нефилимами.

Хитрость, алчность, мстительность, лицемерие. Подобные изъяны людей не касались нефилимов. Чем глубже в душе человека протачивала дыры жадность, тем невыносимее ему становилось смотреть на полуангелов с дарованными им временем, силой и магией.

Первые нападения на нефилимов поначалу стали шоком, затем — частым явлением. Через пару десятилетий от древних храмов и почитания не осталось и следа. Даже есть поговорка «обмануть нефилима легче, чем обидеть ребенка». Их убивали, заковывали в цепи на потеху толпе, сажали в подвалы, чтобы с помощью придуманных устройств выкачивать магию. В домах особо богатых людей можно увидеть редчайший трофей — огромные крылья. Серые, коричневые, даже двухцветные, похожие на птичьи.

Черные и белые крылья считаются самыми редкими, потому что обладатели первых рождаются из союза нефилима и человека, а хозяева вторых — самые сильные из своего рода. Довольно трудно одолеть белокрылого нефилима. Еще труднее его обнаружить.

Константину не повезло. Каким-то образом его мать не только переспала с нефилимом, но еще и смогла от него зачать. И теперь вся его жизнь — это ебанный ад из постоянных побегов и страха быть пойманным. Он не знает, что страшнее: лишиться крыльев, без которых он себя не представляет, или же оказаться закованным в цепи до конца жизни на потеху публике.

Чернокрылые нефилимы почти не обладают магией. Только крылья и повышенная выносливость с продолжительностью жизни, дарованная одним из родителей. По крайней мере, так говорила ему мама. До того момента, как умерла, отваживая охотников от их дома, чтобы десятилетний сын смог убежать. Отца Константин не помнит, его поймали люди до того, как тот вообще узнал о существовании отпрыска.

Убегать, бояться, прятаться — все, что он умеет. Мама пыталась научить его писать, но в той дыре, где он рос, не было книг, а накарябанные палочкой на земле буквы воспринимались плохо. Поэтому в мире, где существуют механизмы и огромные библиотеки с книгами, Константин умеет только писать собственное имя. Которое слишком пафосно для такого, как он, к слову.

Он научился выживать в одиночку. Никому не доверять. Спать настолько чутко, что любой шелест листвы в деревьях будит его моментально. Крылья невозможно спрятать без магии. Увидь его любой случайный человек — и он обречен. Впрочем, наверное именно это с ним и происходит. Потому что однажды утром Костя просыпается от шуршания чьих-то шагов и тихих голосов. Он не успевает даже проснуться как следует до того, как что-то больно смыкается на его ноге и тянет вниз, к земле, не позволяя подняться. Люди в совершенстве научились ловить таких, как он.

Громкие голоса, болезненно хрустнувшее крыло при падении, чьи-то грубые касания, десятки рук. Они не дают даже попыток защититься, сковывают руки и крылья, больно сводя их вместе за спиной. Как животному ему надевают на голову мешок, а затем бросают на что-то твердое и очень долго везут.

Дорога смывается в водоворот страха и паники. Он не знает, что будет дальше, эти люди говорят на каком-то другом языке, ничего не понятно и очень больно. Правое крыло полыхает такой горячей агонией, что хочется кричать, но он не может из-за странной штуки, что люди застегнули на его голове, удерживая за волосы. Даже перевернуться на здоровое крыло не выходит и, в конце концов, боль становится такой нестерпимой, что Костя просто теряет сознание.

Он приходит в себя от грубого шлепка по щеке. Открывает глаза и тут же пытается дернуться в сторону от человека, находящегося прямо перед ним. Цепь, идущая от отвратительной кожаной полоски на его шее, не позволяет отстраниться. Крылья все еще скованы и болят, на лицо продолжает давить оставшаяся на нем штука.

— Вы, идиоты, повредили ему крыло. Как я продам бракованный товар?

Этот язык он понимает. Крупный мужчина обращается к двум другим, стоящим чуть дальше. Константин с ненавистью переводит на них взгляд. Те, что поймали его. С каким удовольствием он бы схватил их и поднял в воздух, чтобы отпустить затем с неба на острые камни.

— Это случайность, — пытается оправдаться один из них, — перестраховка, он же дикий совсем.

— За эту перестраховку получите меньше. Проваливайте.

Не решившись спорить, двое людей выходят и Костя остается наедине с третьим. Глубокие карие глаза рассматривают его в ответ. У человека темная кожа, какой Константин никогда еще у людей не видел. Он в целом видел не то, что бы много людей.

— Хм, — человек принимается обходить его, осматривая, — неплохо. Я думал, что не встречу уже таких на своем веку. Приятно знать, что нефилимы еще успевают трахаться.

Ощутив прикосновение на перьях, Константин дергается настолько, насколько позволяют цепи, и слышит в ответ смешок.

— И правда дикий. Жаль, что нет времени возиться с тобой, — человек снова оказывается напротив, протягивает руку, чтобы за ошейник поднять чужое лицо к себе, — я бы с удовольствием сломал тебя, зверёныш. Но придется продать.

Константин смотрит на него в ответ и жалеет только об одном — штука на лице не позволит дернуться вперед и откусить ублюдку нос или ухо. Может, он бы сумел даже повредить зубами шею. Мама говорила, что у людей это слабое место, как и у нефилимов.

Человек вырывает на память несколько черных перьев и уходит, захлопнув тяжелую дверь. Константин остается в темноте. Стонет тут же от продолжающей гореть в крыле боли и пытается устроиться хоть немного удобнее. Бесполезно — больно в любом положении. Голова стучит в такт сердцебиению и кружится.

Следующие несколько часов превращаются в круговорот ужаса и агонии. Его постоянно куда-то ведут, заставляют становиться, тянут, трогают и не дают даже воды. Вокруг шумно и ярко, так много людей, сколько он за всю жизнь свою не видел, но ничего рассмотреть не получается из-за смазанной перед глазами картинки и головокружения. Слышится только на периферии громкое «продано!» перед тем, как слабость берет над ним верх. Так даже лучше — в темноте хотя бы нет боли.

Место, в котором он просыпается на этот раз, гораздо светлее, чем прошлое. Константин выныривает из вязкого обморока от звуков голосов, переговаривающихся прямо над ним. Под телом ощущается что-то мягкое. Приоткрыв осторожно глаз, он видит, что лежит на забавном приспособлении на деревянных подпорках. Наверное, кровать. Константин раньше только слышал о них, всю жизнь проведя на полу пещеры, а затем — на деревьях и их шершавых толстых ветвях.

Человека над ним два. Он не спешит показывать, что проснулся, подслушивая.

— ...ля начала вправить его, — быстрая, немного невнятная рубленная речь, — оно такое явно несколько дней.

— Он сможет летать?

Второй голос значительно ниже и плавнее. Сразу становится понятным — первого можно просто оттолкнуть, большим не будет, а вот на втором следует сконцентрироваться, он более опасный.

— Не знаю, нужно осмотреть лучше. Давай снимем этот ужас.

Кто-то касается больного крыла, а точнее, цепи, что его обхватывает, и Константин не может сдержать болезненного стона. Его руки все еще скованы, как и на месте штука на лице. Всего лишь смена одной клетки на другую.

— Эй-эй, все хорошо, — слышится тут же в ответ второй, более низкий голос, и человек присаживается на корточки, показывая свое лицо, — мы хотим помочь тебе, нужно снять цепь, ладно? Чтобы вылечить твое крыло.

У человека светлые короткие волосы и странные глаза. У Константина они темные, у мамы и того, злого человека тоже были такие. Сейчас же он смотрит в яркую синь дневного неба, в котором так приятно размять крылья по утрам. Нечестно, что такое поганое существо имеет глаза цвета родины Константина. Чистый, прекрасный цвет.

— Не думаю, что он тебя понимает, — раздается сверху ворчливо, — и советую не снимать намордник пока, еще укусит, когда буду вправлять.

— Велир.

— Что? Это просто совет.

Человек смотрит наверх, явно на своего собеседника, после чего медленно поднимает руки к крыльям и Константин напрягается, издавая слабый и, как он надеется, угрожающий звук.

— Тихо, тихо, все хорошо, мы поможем. Скоро станет легче, очень скоро. Ты большой молодец, ты справишься. Всё позади.

Константин ненавидит то, как против воли начинает немного расслабляться от этого успокаивающего голоса. Цепь, сковывающая крылья, принимается ослабляться, пока не исчезает полностью. Он даже не может как следует ощутить крылья, не то, что пошевелить ими из-за того, как долго они были обездвижены. Те просто повисают позади, расправляясь.

Впервые за жизнь Костя не может управлять крыльями и это ввергает его в такую панику, что становится трудно дышать, а глаза застилает странная пелена. Он чувствует, как ему не хватает воздуха и слабо дергается, пытаясь рукой содрать с лица ненавистный намордник, но руки все еще скованы и у него не выходит. Это делает все только хуже.

— Эй, все в порядке, это ненадолго, слышишь? Ты скоро снова почувствуешь их, обещаю. Чёрт, Веля!

— Что «Веля»? Я, блять, должен и крыльями заниматься и ебанными паническими атаками? Сними с него эту поебень, пусть дышит нормально!

Он почти не слышит этого диалога над собой, только чувствует, как мимоходом его лица касаются чужие руки и через пару секунд штука, не дающая дышать, исчезает. Костя тут же принимается глотать воздух глубокими глотками, открыв рот. Потрескавшиеся губы принимаются кровоточить, когда он облизывает их сухим языком, и рот наполняется привкусом крови.

— Не так глубоко, постарайся помедленнее, ладно? Не спеша, вдох-выдох. Вот так.

Человек с выражением отвращения отбрасывает намордник подальше и снова смотрит на него. Только сейчас Константин осознает, что рука человека продолжает лежать на его волосах, успокаивающе поглаживая. Едва поняв это, он резко дергает головой.

— Хорошо, не трогаю, видишь? — тот тут же убирает ладонь, но не отстраняется, — ты понимаешь меня?

Константин молчит, прекрасно помня, что второй все еще где-то там, за его спиной. В опасной близости от крыльев.

— Надеюсь, что понимаешь, — продолжает человек, не дождавшись ответа, — меня зовут Иван, второго Велир, — слышится позади тихое «пиздец приятное знакомство», — мы хотим помочь тебе.

Усевшись поудобнее прямо на полу (и подставив свое горло для удобного рывка Кости), человек принимается медленно объяснять:

— У тебя серьезный вывих правого крыла, нужно вправить и зафиксировать, чтобы правильно зажило. Велир немного обезболит место магией, но боль все равно будет чувствоваться. После этого мы дадим тебе отдохнуть. Хорошо?

Опять тишина.

— Какой говорливый, ты посмотри.

Фыркает человек с тупым именем позади, после чего на крыле чувствуется хватка и раздается характерный хруст, похожий на тот, что раздался при падении с дерева. Константин не сдерживается от короткого болезненного выдоха. Место, которое горело нестерпимой болью будто бы что-то принимается холодить. Словно к нему приложили снег. Приятно.

— Отлично. Вель, ты иди, я скоро подойду.

— Уверен?..

— Да.

Второй человек мнется на месте пару мгновений, после чего раздается звук открывшейся и закрывшейся двери. Иван же приподнимается и протягивает ладони к его скованным рукам, спокойно принимаясь развязывать их.

— В окно выбраться не сможешь, стоит защита. Дверь будет заперта. Я оставил тебе воду и немного еды, чистую одежду. Постарайся отдохнуть, а я зайду завтра, хорошо? — едва получив свободу, Константин резко садится на кровати, тут же ловя от такого движения головокружение, и, не отрываясь, смотрит, как человек размеренно забирает с собой намордник, цепь и веревки, у двери он оборачивается, чтобы сказать напоследок, — я знаю, что пока ты в это не веришь, но теперь ты в безопасности.

Дверь закрывается. Константин тут же тянется к кувшину с водой и трясущимися руками притягивает его ближе, разливая часть на себя. Вода прохладная и вкусная, похожая на воду родников его родины. Он пьет её маленькими глотками, затем — осторожно съедает единственный знакомый со всей тарелки фрукт, тут же ощутив приступ сильной тошноты от нескольких дней голода.

Светловолосый человек и правда приходит к нему скоро. Заходит, спокойно спрашивая, как дела, приносит еще воды и сидит на второй кровати в комнате какое-то время, молча рассматривая вид из окна. Он начинает приходить часто, несколько раз за день. В какой-то момент Константин все же начинает называть его по имени у себя в голове, но все еще не говорит Ивану ни слова. Того это будто бы и не заботит.

Иван приносит больше знакомых Константину фруктов, поворачивается к нему спиной и рассказывает многое про место, в котором он находится. Имение Канардов, одних из самых богатых людей этой страны. Страны, в которой Костя все это время жил. Здесь много комнат, слуг и этажей.

— Я поселил тебя на самом высоком, — рассказывает Иван с улыбкой, — чтобы был ближе к небу.

Однажды Иван приносит предмет, о котором Костя раньше только слышал. Тонкая книга с шуршащими страницами. Человек принимается читать её, усевшись на своем привычном месте, и Константин не может не придвинуться чуть ближе, заинтересованно поглядывая на предмет.

— Ты умеешь читать? — спрашивает Иван обыденно, поворачивает книгу чуть ближе, и Костя отрицательно качает головой, — я могу научить тебя. Хочешь?

Это заманчивое предложение. Мама умела читать и пыталась научить его, даже не имея книги под рукой. Она бы хотела, чтобы Костя это умел. Подумав немного, он кивает. Иван мягко улыбается в ответ и двигается по кровати, освобождая место рядом с собой. Похлопывает осторожно по постели.

— Давай, ты должен видеть буквы.

Константин медлит достаточно долго. Раздумывает, опасливо подбирая варианты и возможность того, что человек сделает что-то плохое. За все дни, что он здесь пробыл, Иван ни разу не совершил ничего такого. Человек теплый, когда Костя осторожно садится рядом с ним. Некоторые буквы знакомы.

— Я знаю эту, — тихо проговаривает Константин, показав пальцем на витиеватую большую «О», — она есть в моем имени.

— И что это за имя?

— Константин.

Человек улыбается.

— Красивое.

Константин несмело улыбается в ответ, слушая название остальных букв и вспоминая некоторые слова. С этого дня он начинает разговаривать. Неохотно и коротко, но с каждым днем все больше.

— Сегодня я с гостем! Помнишь его?

Радостно извещает Иван, проходя в комнату вместе с другим человеком. Константин морщится.

— Помню.

— Вау! Оно говорящее!

— Велир.

— Ладно-ладно, я просто удивился, — примирительно поднимает ладони человек в очках, — приятно познакомиться, Константин. Я пришел проверить твое крыло. Если все хорошо, снимем фиксатор, сможешь размять крылья.

— Я смогу? — не поверив своим ушам, Константин переводит взгляд на Ивана, — ты...выпустишь меня на улицу? В небо?

— Ну, в небо еще рановато, — сообщает Иван, — но мы можем выйти во внутренний сад, да.

В предвкушении выхода на свежий воздух Костя даже позволяет врачу осмотреть крыло. То и правда заживает, и фиксатор снимают. Какое облегчение.

Затем — длинные коридоры огромного дома, встречающиеся по пути слуги, одаривающие восхищенными взглядами его крылья, и, наконец, улица. Свобода. Когда до заманчиво блестящей в лучах солнца зеленой травы остается несколько шагов, Иван вдруг останавливается. Поворачивается лицом и серьезно просит:

— Я прошу тебя не пытаться улететь, ладно? Твое крыло еще не готово к полетам, ты только повредишь его сильнее и мы уже не сможем вылечить его так же хорошо, как сейчас. Ты понимаешь?

Константин бросает взгляд поверх чужого плеча. Там виднеется бескрайняя синь с белыми завитушками облаков. Свобода. Или вечная жизнь на земле, если верить словам человека о серьезности травмы. Он может попытаться улететь. А может поверить чужим словам и остаться, чтобы окрепнуть. Сглотнув тяжело, Костя отвечает тихо:

— Понимаю.

Они проводят в саду весь день вплоть до темноты. Константин не пытается подняться в воздух, только довольно разминает крылья на солнце и отдыхает в тени, поглядывая на Ивана, который устроился за небольшим столом под тенью большого дерева. Время от времени к нему подходят слуги с какими-то документами. Обычно расслабленный человек выглядит сосредоточенным и серьезным.

В ту ночь Константину впервые снится сон о другой Вселенной. О другом Иване. О Ване.

Первым днем осени Косте исполняется восемнадцать. Ване к этому моменту, как он говорит, уже тридцать три. Возвращающиеся воспоминания держат Константина в этом доме сильнее цепей и веревок. Проходит больше полугода с их знакомства в этой вселенной.

— Почему ты купил меня?

Он задает давно интересующий вопрос в один из вечеров в библиотеке. Ваня занят делами, Константин упражняется в чтении, с каждым приходящим воспоминанием набирая все больше навыков и опыта.

Здесь Иван немного другой. В целом, в каждой вселенной в нем появляется что-то особенное. Здесь же эта особенность явно большая, едва ли не огромная. Костя чувствует это, но не может пока понять суть.

Отвлекшийся от какого-то письма Иван моргает раз, другой. Явно пытается вернуться в библиотеку из собственных мыслей. Отложив конверт, он проводит ладонями по лицу и выдыхает.

— Я знал, что с тобой сделает любой другой покупатель. Не мог этого допустить.

— Я первый?

— Что?..

Иван явно в замешательстве с этого вопроса, но Константин все равно повторяет:

— Я первый с крыльями, кого ты купил?

— Мм... Нет, — тихо и задумчиво, — мои люди часто занимаются перекупкой нефилимов. Ты первый, кто оказался в этом доме.

— Почему?

— Ты был ранен.

— Не это. Почему ты спасаешь нефилимов? — Константин поднимается с софы, на которой полулежа лениво пролистывал книгу, и, отложив её, начинает подходить ближе, пристально вглядываясь в чужое лицо, — потому что ты один из нас, не так ли?

Истинные нефилимы, не такие полукровки, как Костя, почти не способны на ложь. Как и на все, что придумали люди. Научиться лгать — высший для них пилотаж. Показатель очеловечивания, как сказал бы Константин. Забавно, Иван ведь и будучи человеком в других вселенных врать не особо умел.

— Что?... Я не-... — Иван отводит взгляд, снова берет в ладони письмо и опять откладывает его, не зная, куда деть руки, — нет.

— Как неубедительно, сэр Канард. Я думал, за столько лет среди людей, вы научились лучше.

Иван прикрывает глаза, признавая поражение, и шумно выдыхает.

— Как ты понял?

«Ты мой ангел в любых вселенных», думает Константин, но вслух проговаривает лишь:

— Честно говоря, я сказал наугад.

— Поганец.

Слабая улыбка появляется на чужих губах и Константин, не сдержавшись, склоняется, чтобы почувствовать её своими. Ваня замирает, не отвечая на поцелуй. Отстраняясь, Костя знает, что услышит.

— Константин... Ты еще ребенок.

— Я знаю, чего хочу.

— Ты не понимаешь-....

— Понимаю. Ты не хочешь?

— Мне сотни лет! — чуть повысив голос, отвечает Канард, и Костя в ответ невпечатленно приподнимает брови. Если посчитать все его жизни, он все равно будет старше, — я не могу-... Просто не могу.

Чужой голос действительно ощущается сдавленным и грустным, и Константин решает не напирать. Пока. Он знает уже, уяснил, что готов ждать Ваню столько, сколько потребуется. Поэтому решает сменить тему. С тихой улыбкой просит:

— Покажешь крылья?..

Ваня поднимает блеснувший в свете свечей взгляд.

Его крылья огромные.

Белые как облака в летний день и лепестки ромашек.