На самом деле, всё было не так уж и плохо. По крайней мере, не так, как себе представляли мозгоправы из мед-блока. У жнецов подобное часто встречалось: у кого светочувствительность повышалась, кто-то страдал от низких частот или резких запахов. Правда, на Лиса их ярлычки налезали с треском совы на глобусе. От перфекционизма, через ОКР и синестезию к симптомам шизофрении – чего они только не перепробовали, пока «пациент» прямо не потребовал показать, где именно в работе поисковика мешает его диагноз. А когда не получил внятного ответа, просто выжал из них справку о дееспособности и больше никогда не посещал их кабинетов.

Просто он был сильнее прочих настроен на гармонию мира. Музыка ведь содержится не только в пении и инструментах, а узоры есть не только на стенах храмов и праздничных нарядах. И в скелетах, и в полёте пчёл видна изящная геометрия.

Его родная деревня, да и окрестные тоже, все жили по правилам контрапункта*, и никого это не смущало.

Мир жнецов ощущался иначе. Не плохо, он был вполне слажен, но по-другому. С непривычки новички часто мазали «мимо нот», но у них были наставники и Устав, прекрасный способ выравнивать, держать в узде. Департамент походил на хор и шаг в ногу, подчинённый и темпу людей, и своему ритму вместе. Лис хорошо чувствовал эту махину, эти правила. Настолько, что, освоившись, стал позволять себе вольности, «вариации» на тему. И пускай это не было похоже на всеобщий марш, жнецы вокруг почти не возмущались и даже стали хвалить его за находчивость.

Всё изменилось, когда его авторитет вырос достаточно, чтобы кто-то начал Лису подражать.

Поначалу несчастные случаи с дурными новичками его не волновали. Но потом кто-то решил дать лучшему поисковику стажёра – и всё посыпалось. Первый, казалось, был просто немного медлительным, понимающим только с раза восьмого, как надо делать. Но мысль подражать наставнику он отбросил на удивление быстро. Второй? Был слишком самонадеян, на свою беду. Колин, да, его звали Колин, закончил своё посмертие мерзко, расщеплённый порталом, пройдясь напоследок по чувствительным нервам наставника так, что он сам слёг ненадолго в медпункт. В отделе решили, что он слишком остро пережил утрату стажёра и отстранили от наставничества на два года.

Третьего новичка, как и всех последующих, Лис учил действовать строго по правилам.

- Сэр, я слышал, что вы знаете технику перемещения в любую тОчĮку мɻира. Звучит невероятно, это прﬞקавда?

«В любую, ага, особенно в стенку вмуровываться замечательно будет»

- Жнецу не следует собирать, и тем более верить слухам.

- То есть, наш начальник тоже вĮерит им?

«Заткнись, заткнись, ты звучишь как чёртова трещотка»

- Ты слишком шумный. Просто следуй Уставу и перемещайся на одобренные пункты. Всё.

И, вольно или невольно, сам оставил любые вольности. Жизнь стала скучнее, но с ним в роли образца в Департаменте почти не было фальши.

До тех пор, пока вся эта махина не ополчилась на него. И они даже не поняли, что пошли против мира.

Конечно, Лис сбежал! А куда ему было ещё деваться, не идти же покорно на плаху по указу неправильных жнецов?

Но там, в мире людей, тоже было неплохо. Разброд и шатание резвились и здесь, рука об руку с революциями всех мастей, но были среди них и удивительно гармоничные люди. Они даже умудрялись передавать свою уместность из поколения в поколение. Рядом с ними Гробовщику было хорошо, с теми, кто одним присутствием разглаживал складки на ткани мира.

И Лис никогда, никогда не простит тех, кто смеет их убивать раньше времени. Тех, кто искажает их природу, делает жалкими. Даже если придётся для этого затопить целый корабль, он…

… это был батман фраппе* посреди битвы?

- Грелль! Нам нельзя убивать людей!

Нет, не показалось. Этот маленький шустрый жнец – Грелль, верно? – тянул внимание на себя, но ещё ни разу во время их встреч не путал мир бессистемно, завязывая узлы трагедии и фарса в знакомый узор. Гробовщику даже жаль было прерывать его танец под дождём сотобо, но в этот раз сольный гавот должен был перейти в танец-битву на четыре персоны*. И даже посреди тонущего корабля, полный злости за пинки и полёты вниз, Грелль не разочаровывал его.

Такой талант среди жнецов найти непросто. И Гробовщик искал с ним встречи наедине, порой жмурясь от предвкушения, откладывая свои планы. Ведь даже если поведение алого жнеца было неосознанным, Грелль позволял себе гораздо больше прочих и пока, вроде как, не развоплотился.

Поэтому, когда они всё же встретились в ночи, на крыше госпиталя, он решил подыграть актрисе и на воинственное требование реванша за испорченное лицо ответил:

- Гробовщик действительно виноват перед юным жнецом, - он в два прыжка приблизился к партнёру, чтобы шепнуть тихо, в тайне ото всего и всех, пока бензопила снова не взревела в гневных руках: И должен извиниться за прерванный танец Люлли*.

Чего Лис не ожидал, так это того, что Грелль дёрнется, как от пощёчины. Обычно такие его фразы принимали за безобидный бред, все, даже самые лучшие личности. Но алый жнец в один миг растерял весь настрой и, недоверчиво всматриваясь сквозь его чёлку, так же шёпотом спросил:

- Ты понял?

***

Так что да, Лису не было так плохо жить с этой повышенной чувствительностью. Несколько раздражающе, изредка невыносимо, но чаще радостно. И беспрерывно одиноко.

Но понял он это только тогда, когда их вдруг стало двое. И посреди бесконечного, полного разных цветов, мира, как в безлунной ночи огонёк, зажжённый для путника, загорелось существование Грелля. Такого же, как он.

Их встречи становились всё чаще и дольше, они танцевали, пили чай, сплетались в особо холодные ночи в единый кокон, делились департаментом сейчас и тогда, и смеялись. Много смеялись.

- Но я так и не понял, в чём ценность этих Фантомхайвов? – Сатклифф задумчиво макал печенье в свой стакан с чаем. - Этот юный граф ведь обычный травмированный ребёнок, вся его сила в демоне.

Гробовщик хихикнул, представив, как сильно возмутился бы мальчик, услышь он это.

- Его исказили слишком сильно. А ты не видел его семьи?

- В чужих воспоминаниях, - Грелль и сам понимал, что это ровно что и не видел на самом деле. Больно уж субъективен взгляд человека на других людей. - Какими они были для тебя?

Лис задумался на минуту, а потом встал.

- Давай покажу.

Грелль отложил свой чай и взял протянутую ладонь, тоже вставая. В комнате было тесновато от лежащих гробов, но это не такая уж и большая проблема для двух жнецов. Алый был крайне заинтригован, когда Лис отвёл его к дальней стене комнаты, подхватил под спинку, левой рукой перехватил правую и…

Сделал первые прыгучие шаги танца, который Грелль не мог не узнать. И не подхватить в роли дамы.

У них не было музыки в записи, но была мелодия, которую они оба слышали, стоило только начать танцевать легковесную игривую польку*. Расходясь и сталкиваясь вновь, играя в парочку влюбленных на балу, они могли возродить и принять это чувство счастья.

- Настолько хорошенькие? - Грелль не удержался от смеха, сбегая за спину партнёра и закрывая на секунду его глаза. - И даже жена?

- Несомненно, - Гробовщик улыбался, обернувшись, чтобы перехватить руку Грелля.

- Даже жаль, что я их не видел вживую.

- Очень жаль.

Танец кончился, стихла музыка и образ светлого зала стал блекнуть.

- Но нынешний граф едва ли вернётся в это состояние, - Грелль был на удивление серьёзен. - Да и демон не позволит этому случиться.

- Не вернётся. Но с демоном можно кое-что сделать.

Гробовщик не собирался втягивать алого жнеца в свои планы.

- Не убейся только по дороге. Ты мне ещё понадобишься.

И Грелль щёлкнул его по носу, убегая к своему остывшему чаю.

«Не убьюсь. Не позволю тебе снова быть одиноким»ּ