Как карта ляжет

В гостиной царил полумрак, разноцветные пятна от плафона лампы расползались по столику и багряному ковру, облизывали загнутые кончики домашних туфель. Тяжёлые шторы не пропускали отблески фонарей с улицы, ранний месяц, проявившийся на закате, светил лишь в воспоминаниях. Тонкий дым разносил по комнате сандал и жасмин – свеча прогорела до половины. Деревянный фитиль таял с прозрачным воском, трепыхался от неровных вздохов и, казалось, готов был потухнуть от взгляда. Корешки книг подмигивали золотыми буквами с полок, на блюде в хороводе финиковых косточек виноград истончился до веточек.

Рука расслабленно легла на подлокотник, другая прикрыла книгу. Аль-Хайтам потёр виски и запрокинул голову, придвинул вазочку со столика к краю и, нащупав лишь пустоту, нахмурился. Оторвавшись от дивана, он даже заглянул внутрь и не сдержал разочарованного вздоха: ни сливы, ни персиков. Незаметно фрукты закончились, как и силы, чтобы сходить за новыми. Кавеха не дозовёшься: как вернулся четверть часа назад, так носа из комнаты не показывал. Лень и праздность выходного дня приковывали к подушкам, вынуждая с сожалением сверлить взглядом тёмный дверной проём, – три шага одолеть расстояние до него, пять – на коридор, два – прихватить еду со стола, ещё десять, чтобы вернуться.

Двадцать шагов. Непозволительная роскошь. Аль-Хайтам перевёл взгляд на голые пятки и спрятал их под подушкой: нет, замёрзнут, если всунуть их в домашние туфли. Все обстоятельства против вылазки на кухню. Вновь книга, вновь мягкость и объятия дивана, вновь тишина – полог безмятежности, который по силам отодвинуть одному человеку, чья тень закрыла страницу. И сместилась к лампе: на столик со стуком опустились кубки, графин и два небольших ларца. Кавех же с особой грацией уселся напротив, покручивая в руках конверт. На удивление, он молчал. Не уделить его фигуре внимание – обречь себя на будущий спор, так или иначе он заставит обратить на себя взгляд.

Аль-Хайтам оторвался от чтения и едва заметно приподнял бровь: сосед был в новой рубашке. Тёмная – цвет напоминал хорошо выдержанное вино, воротничок застёгнут под горло, чёрные пуговицы нахально сверкали в ответ. Неосознанно хотелось расстегнуть последние, чтобы увидеть знакомый изгиб шеи, спуститься к ключицам, оставить наглый след и выслушать возмущение. В глазах Кавеха мелькнуло удовлетворение, пальцы расправили конверт на колене и, наконец, он хмыкнул:

— Не скучно читать весь вечер?

— Скучнее – мешать другим. — Лениво огрызнулся Хайтам. — Можешь предложить что-то другое?

— Давай сыграем в карты? На желание.

— Если выиграю – ты молчишь до конца дня.

— Как самоуверенно! — Нахальная усмешка. — Я бы советовал не спешить, победа будет за мной.

— И что планируешь загадать?

— Проиграй и увидишь.

Пальцы прошлись по ряду пуговиц, оттянули воротничок и ловко заправили золотой завиток за ухо, сверкнувшее скромной серьгой с алым камнем. Дождавшись, пока взгляд вернётся к лицу, Кавех приподнял уголок губ и подчёркнуто скучающе принялся изучать конверт: печать с кошачьей лапой – приглашение на дуэль. Аль-Хайтам запахнул халат и сел прямо. Ларцы на столике, вино в графине, новый наряд соседа – ни шанса отказаться, и короткая перепалка отрезала пути назад. Всё было предрешено. Возможно, судьба распорядилась так из-за прошлых выигрышей, после которых щёки Кавеха едва отличались оттенком от его нынешней рубашки. Однако за видимой уверенностью, напротив, читалось напряжение: поза будто у статуи – точёный мрамор, застывший под рукой мастера; неестественно недвижимый; и главное – истинную эмоцию не угадать. Хотя... Зачем тратить на это время? Нужно лишь подождать, чтобы от нетерпения он сам по неосторожности выдал себя. Да и очевидно, что затаил: выучил новые приёмы у Сайно и сгорал от нетерпения.

— Что ж, — Хайтам перенял приглашение: — сочту за честь выиграть все партии.

Неуловимая смена настроения. Кавех прикрыл губы ладонью, скрывая смех, и отодвинул некогда полное фруктами блюдо в сторону.

Ларцы открылись, карты легли на стол, дайсы взметнулись разноцветными искрами. Догадка оказалась верной: по первым шагам узнавалась манера Сайно. Аль-Хайтам довольно отмечал знакомые уловки и реакции соседа, когда умело их обходил. После двух раундов, когда развязка стала очевидной, внимание сместилось на бледную руку Кавеха, терзающую воротничок рубашки. Привыкший носить свободную одежду он постоянно поправлял жёсткую ткань, перебирал пуговицы, но не спешил их расстёгивать. Сосредоточенность, выверенные движения – и всё равно как на ладони. Оставался чистый азарт и эмоции, что нашептывали не лучшие советы.

И вот он – просчёт, обернувшийся льдом на картах. Кавеху оставалось лишь наблюдать за медленным – не без издёвки – проигрышем и кусать губы. Аль-Хайтам довольно хмыкнул и, пока сосед собирал колоды, наполнил кубки вином. После напряжённой партии хотелось расслабиться, ведь за ней будет следующая, там и до третьей рукой подать – не закончат, пока гнев не угаснет.

— Загадаешь, чтобы я молчал? — Кавех взглянул из-под ресниц. Медовых, как и волосы, светящихся в свете лампы. Золото с рубином.

— Разумеется, — Хайтам залпом осушил кубок, — будешь молчать до полуночи. Можешь начинать прямо сейчас.

В ответ вздох. И вновь чувства соседа неясно приглядывались сквозь наигранно спокойную маску. Недовольство ли? Вероятно, ведь обычно именно им откликались проигрыши. Последует ли давнейшему совету – думать над каждым ходом? Беспокойство проглядывалось в быстрых движениях: то карта выскользнет на столик, то дайс откатиться к краю. Аль-Хайтам маленькими глотками пил вино, с наслаждением отмечая, как меняется дух в гостиной: из пряной и фруктовой лени в плотный от напряжения дух алкоголя.

В следующую партию они сменили колоды. Дендро и пиро схлестнулись в поединке, разгораясь пламенем в глазах Кавеха. Мелькали искры раздражения, неровные выдохи раздували огонь по полю их сражения. Неудачный ход, обидный своей простотой, обернулся очередным провалом соседа. Он молча смотрел перед собой ещё несколько секунд, осознавая, как один промах обернулся поражением. Раздражение – или нечто, очень напоминающее его, – доходило до дивана, на котором вальяжно улёгся Хайтам. Рука расслабленно лежала на подлокотнике, другая покачивала кубок, в то время как напротив дрожащие пальцы ухватились за графин с вином. Большой глоток – капля скатилась с уголка губ. Кавех аккуратно стёр её большим пальцем и чуть улыбнулся, заметив взгляд, что следил за его движениями.

В его винных глазах читался вопрос: «Следующее желание?».

Глухие удары сердца мешали сосредоточиться.

— Расстегни чёртову рубашку, — фыркнул аль-Хайтам первое, что пришло в голову, когда сосед ухватился в очередной раз за воротничок.

Пуговица за пуговицей открывала нежный фарфор: шею, ложбинку меж ключиц... Нарочито медленные движения изводили, вынуждая неосознанно наклониться вперёд, жадно рассматривать каждый кусочек кожи, освобождённый от ткани. Кавех истязал намеренно небрежными касаниями к редким родинкам на груди, увлекал взгляд, умело вычерчивая тонкими пальцами полосы у рёбер. Голова кружилась от вина, которое аль-Хайтам пил в надежде сдержать слабость. Так хотелось сократить расстояние и стереть с его лица непривычную маску, оголить истинные чувства. С трудом удалось вернуть холодность, но духота гостиной продолжала давить на виски.

Наконец, он нашёл силы, чтобы коротко выдохнуть:

— Довольно.

Кавех замер и наклонил голову.

— Достаточно, — повторил Хайтам, — в следующий раз продолжишь.

Усмешка. Будет ли следующий раз после того, как мысли закружили вокруг прелести соседа? Очаровал настолько, что начало следующей дуэли застало врасплох. Отогнав пелену дурмана, аль-Хайтам сосредоточился на игре: Кавех выбрал новую колоду и знакомую тактику, но за каждым взмахом длинного рукава крылась расчётливость. Отточенные до идеала ходы сбивали с толку – неожиданно столкнуться с ними после прежней эмоциональной манеры игры. Обычно было по-другому. В третий раз сосед учёл ошибки, размышлял и не делал поспешных шагов. Никаких чувств за плавными движениями, изредка лишь проскальзывала тень игривости, но и та растворялась в вине. Чаша весов склонилась в другую сторону: перегрузка помогла Кавеху одержать верх. Честная и чистая игра, какой позавидовал бы Сайно.

— Твоя взяла, — аль-Хайтам отсалютовал кубком, — какое желание?

Кавех коснулся своих губ и отвёл взгляд в сторону. Готовился ли он к победе или, заведомо зная о поражении, даже не придумал, что загадать? Пока пальцы перебирали край рубашки, взгляд потемнел – зрачки расширились, румянец тронул яблоневым цветом щеки, на шее быстро бился сосуд. Прекрасный – одним словом. Наконец сосед встрепенулся и тронул свои уголки губ, затем указал на Хайтама. Тот вскинул бровь, пытаясь разгадать жест и было собрался уточнить, как вспыхнул внезапным осознанием: Кавех не мог говорить до полуночи из-за проигрыша. Одна партия не может перекрыть власть предыдущих. И кто же из них настоящий победитель?

— Поцелуй? — Самодовольная усмешка. — Извини, не понимаю. Можешь повторить громче?

Раздражённый выдох – единственное, что позволил себе сосед. Затем он поднялся, опираясь на столик, сократил расстояние меж диванами и ткнул в уголок губ Хайтама. Тот растерянно моргнул и невинно переспросил:

— Значит, поцелуй?

Взгляд невольно зацепился за вырез рубашки: в таком ракурсе можно было заглянуть больше дозволенного. Пришлось себя одёрнуть: сейчас важнее понять, что на уме у Кавеха, чем мечтать о продолжении. Как назло, он отстранился и, минув столик, навис над лицом. Пальцы ухватились за уголки губ, приподнимая. Не особо похоже на заветное желание.

Кивок означал: «Понял?».

Разумеется, понял: верный ответ – улыбка.

От соблазнительной близости слова застряли в горле. Невозможно противиться, зная, что всего несколько сантиметров могут разделять их от настоящей близости. Аль-Хайтам перехватил его запястье и невесомо поцеловал тыльную сторону ладони, не ощутив сопротивления, потянул за руку, и попытался увлечь на диван. Колено упёрлось между его ног, мешая усадить на колени. Сосед склонился, золотые пряди щекотливо мазнули по щеке. Дух вина на губах будоражил, мысли путались от алкоголя, сердце глухо отдавалось в висках, кончики ушей пылали. Всем нутром Хайтам потянулся навстречу и столкнулся губами с пальцем. Томный взгляд напротив сменился озорным, улыбка лучилась всё той же хитростью.

Нельзя. Не время. Немой укор, если двинется дальше, тому подтверждение.

Разочаровано проводив посмеивающегося Кавеха взглядом, он взялся за карты. Последняя дуэль. Однако лукавство соседа оказалось заразительно. В голове мелькнула шалость, которую захотелось исполнить: что будет, если вновь отдать инициативу в его руки? Сорвётся ли первым или не позволит к себе прикоснуться? Сумеет ли объясниться без слов?

В этот раз аль-Хайтам взялся тасовать карты не столько из-за проигрыша, а из надежды вытянуть самые слабые, чтобы осуществить задумку. Судьба оказалась против: одинаковые колоды, похожие стратегии и будто намеренные ошибки с двух сторон. После предыдущего сражения это напоминало глупую шутку, в которой каждый поддавался, намереваясь сдаться первым. Пар – вода и пламя; вино и пылающие взоры. Промах на промахе. И всё-таки аль-Хайтам обнаружил, что выиграл.

Кавеха не взволновал такой исход, напротив, он расслабленно улёгся на подушки. Волосы разметались по плечам, рубашка сбилась, глаза сверкали двумя гранатами из-под светлого ореола – соблазнительный плод, который нельзя вкусить. Победа – досадная случайность – не принесла удовольствия, а в поражении таилась сладость вечера. Неосторожное желание может спугнуть раскрасневшегося соседа: вспорхнёт и закроется в спальне, хихикая и оставляя полупустой графин с вином. И всё-таки он продолжал терзать, наслаждаясь смятением.

— Можешь говорить, — нетерпеливо бросил аль-Хайтам и про себя радуясь, как одно движение выдало раздражение соседа: слишком быстро намотал кончик пряди на палец.

— Так ты всё-таки любишь, когда я болтаю? — Протянул Кавех. — Надо же, никогда бы не подумал.

— Почему ты позволил мне выиграть? — Первый вопрос – первый шаг, обнажающий правду.

— Ах, точно, ты ведь выиграл, — усмешка, — мои поздравления.

Интонация разбила всю уверенность: неверно разгадал замысел соседа. Сеть, которую он начал плести ещё до того, как пришёл домой с новой рубашкой, плотно стянулась. Ослеплённый гордостью аль-Хайтам угодил в ловушку по собственной воле.

— Ты заранее захотел меня споить. Зачем это всё?

Приглушённый смех. Кавех растормошил волосы и лениво выдохнул:

— Развлечься. Знаешь, как приятно чувствовать, что я тебя обыграл хотя бы где-то?

— Боюсь представить.

— Значит, признаёшь свой проигрыш?

— А что остаётся делать?

Выдержав взгляд соседа, аль-Хайтам прищурился. Даже сейчас игра продолжалась. На кону стояла близость – эмоциональная или физическая неважно – и каждый это понимал. Внутри стянулся плотный узел: нехорошее предчувствие, что вновь оттолкнут, а затем посадят на поводок, привлекая и маня пряником и издеваясь холодностью.

— Наполни мой кубок, — обдумывая каждое слово, начал Кавех, — и расстегни рубашку до конца.

С трудом аль-Хайтам поднялся. Ноги не слушались, всё выпитое вино в мгновение вскружило голову. Он неловко упал на край дивана и с трепетом коснулся тёмно-красной ткани. Четыре пуговицы – четыре неуклюжие попытки выпутать их из петель. Наконец, победа. Затем Кавех перенял полный кубок и, не отрывая взгляда от сверкающий глаз напротив, медленно отпил. Оставшуюся алую полосу стёр шершавый палец – не ровня бледному бархату. Широкие зрачки незаметно приблизились, рубашка скатилась с плеча – его тут же накрыла рука, скользнула выше и остановилась на щеке. Тыльной стороной ладони аль-Хайтам очертил скулу и повторил линию кончиком носа. Под пальцами, вернувшимися к шее, чувствовался быстрый ритм сердца.

Кавех не выдержал первым, целуя ласково и слишком коротко – пугливо отстранился. Не дождавшись ответа, вновь накрыл губы своими – нетерпеливый влажный след в уголке.

— И кто из нас выиграл? — Ехидно шепнул Хайтам, но продолжить не успел, вновь увлеченный в поцелуй.