Дорога от церкви до Ордена — путь быстрый и хоженый Розарией не раз; но сейчас, чем ближе она подходила, тем неувереннее становился её шаг. Ей доводилось раньше бывать и в Ордене, и в библиотеке, и даже в кабинете магистра; стоять у самого стола, разглядывая высокие стеллажи с книгами, пока Варка устало тёр переносицу и вздыхал печально, пытаясь показать, как тяжело ему даются её выходки и все их последствия. Розария чуть улыбнулась — воспоминание ощущалось хорошим; и всё же в Ордене она была будто бы не на своём месте.

Розария кивнула рыцарям у входа; те тоже склонили головы — в более продолжительном жесте, как подобает перед монахиней — и потянула на себя тяжёлую дверь. 

Теперь расстояние до кабинета магистра казалось пугающе небольшим, и она совершенно не успела собраться с мыслями, перед тем как очутилась у самых дверей. 

Она замерла, почти прислоняясь к двери, вслушиваясь — за ней велась беседа — чуть ли не на повышенных тонах; встревать в важные и, тем более, эмоциональные разговоры в планы Розарии никак не входило, поэтому она спиной опёрлась на стену, ожидая, пока кто-то выйдет, и она сможет переговорить с магистрой с глазу на глаз. 

Один-единственный рыцарь в помещении — какой-то новенький, Розария не знает его имени — стоял почти напротив неё оглядывая и изучая, пока не заметил, что она смотрит; тогда он тут же стал смотреть прямо и вытянулся по струнке; однако, снова и снова стреляя глазами в неё.

Это настолько же веселило, насколько и раздражало.

Бездумно она вытянула сигарету и, покрутив в пальцах, прихватила её губами, шаря по карманам в поисках зажигалки. Она крутила колёсико медленно и лениво — недостаточно для того, чтобы появился огонёк, но достаточно для редкой искры. Оттого, что тут было не закурить, становилось ещё досаднее, и время тянулось приторной мерзкой патокой. Она ненавидела его так терять, но и встревать и привлекать лишнее внимание не хотелось. Вот новобранец стоит и не жалуется — как хорошо, что она не стала рыцаркой.

Розария убрала зажигалку и вытащила уже помятую сигарету изо рта, косясь на дверь; может, зайти позже, к ночи? Магистра часто задерживается на работе. Но за дверью раздались приближающиеся шаги и Розария плавным движением оттолкнулась от стены.

Дверь распахнулась, и в проёме оказалась сама Джинн; Розария немного отступила в сторону, давая ей место. Джинн хотела окликнуть рыцаря, но краем глаза заметила Розарию и тут же повернулась к ней, озадаченно хмурясь. 

— Розария?.. 

Действующая магистра выглядела растеряно и озадачено, но она быстро одёрнула себя, на глазах становясь собранной и спокойной — как и всегда — и, уже понизив голос, спросила:

— Что-то случилось? Нужна помощь?

И Розария вдруг почувствовала себя нелепо и глупо. Джинн совершенно не ожидала её увидеть… Если бы это было не про Джинн, она бы никогда не согласилась.

— Кайя… перед тем, как слинять, просил тебе кое-с-чем помочь.

— Кайя? Кое-с-чем?

Джинн снова начала выглядеть потерянной; Розария закусила губу: она ничего не знала; сама не спросила, да и ей не рассказывали. Кайя — как и всегда — болтлив только там, где не надо.

— Он сказал мне, что что-то случилось. И что ты зашиваешься… И из-за его командировки в Снежную в том числе… у тебя не будет хватать рук. Я могу помочь.

У Джинн стало очень озабоченное лицо. Она смотрела Розарии прямо в глаза, потом прижала бумажки, с которыми выскочила, к груди и опустила взгляд ниже, хмурясь. Розария просто мечтала, чтобы этот самый гнусный и тупой разговор в её жизни уже поскорее бы закончился, и она просто бы вернулась к своим делам; думала о том, что Кайя явно переоценивает себя в роли правой руки действующей грандмастерицы и, тем более, переговорщика; и о том, что вообще-то Эола на днях вернулась к штабу, и вся попытка влезть в рыцарскую работу изначально была провальной.

Розария не привыкла просить о помощи; не привыкла её и предлагать. И на это, видят архонты, были свои причины.

— А как же твоя работа в Соборе? — вдруг спросила Джинн, снова поднимая взгляд. Розария чуть прикрыла глаза, делая вдох, чтобы заверить её в своих силах, но Джинн этого оказалось достаточно, и она тут же одёрнула себя:

— В смысле… я не сомневаюсь в твоей… в общем… у тебя будет лишнее время?

Не бывает лишнего времени, — подумала про себя Розария и медленно кивнула.

Джинн расправила плечи и оглянулась задумчиво по сторонам, посматривая на новобранца, что весь подобрался и вздёрнул подбородок так, что смотрел чуть ли не в потолок. А потом помотала головой и сказала:

— Пойдём поговорим, — и вернулась обратно в кабинет.

О. Это уже интересно. Видимо, Кайя всё-таки был прав.

В кабинете была Лиза — только Лиза — что заставило Розарию замешкаться. Лиза сидела в кресле у низкого журнального столика, на котором лежали бумаги и стеклянные сосуды с чем-то внутри; один из таких она крутила в руках, лениво рассматривая содержимое на свет.

— Что это?

— Образцы, — отвечает Лиза ничуть не задумываясь и даже не пытаясь вдаваться в дальнейшие объяснения. Розария подошла ближе; в стекляшках было не пойми что — где-то камешки, где-то земля, какие-то осколки, ошмётки или обрывки.

— Это с места аномалии. В экспедиции собрали для анализа того, что произошло. Кайя тебе не рассказывал?

Ах. Аномалия. Розария думала, что это просто был выброс элементальной энергии из-за линий жизни; слышала об этом только слухами. Ничего серьёзного или интересного — по крайней мере, ничего того, что касалось бы её сферы деятельности. Она не разбиралась ни в магии, ни в алхимии, и в целом находила всё это сомнительным.

— И как? что-то серьёзное? 

Лиза прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла, чуть улыбаясь. Она смотрела на неё из-под ресниц и совершенно не собиралась ничего объяснять — только лениво перевела взгляд на Джинн. Розария повернулась тоже — Джинн стояла, пальцами держась за переносицу и чуть хмурясь, и Розария вновь почувствовала себя лишней. 

— Слушай, — начала она чётко, тут же привлекая внимание грандмастерицы к себе, — я не пытаюсь лезть в чужие секреты и тем более не буду и не хочу вдаваться в детали, касающиеся магии и аномалий; только в то, что приблизит к решению проблемы. Просто скажи, что надо сделать — и я сделаю.

Джинн смотрела на неё с сожалением и немного виновато — но во взгляде её была и благодарность.

— Мы сами не до конца уверены, что это, — честно призналась она. — В этом и просьба. Мне нужно, чтобы кто-нибудь отнёс это на Драконий Хребет, к Альбедо.

Розария вскинула брови; это последнее, что она ожидала услышать. В груди заскребли неприятные кошки.

— У тебя есть глаз бога и ты одна из лучших кандидаток, которых я могу спокойно туда отправить…

— Ты уверена?

Она спросила раньше, чем поняла, что оспорила приказ Действующей Магистры. Впрочем, это же не приказ? Просьба?

Джинн нахмурилась, поднимая озадаченный взгляд на Розарию, не понимая.

— Я не сомневаюсь в тебе и твоих способностях…

— И да. Заключение главного алхимика необходимо, — ответила Лиза уверенно, поднимая вгляд на Розарию и смотря так, будто видит её насквозь. Она методично рассовывала склянки по карманам внутри специальной алхимической сумки, уже зная, что Розария не скажет «нет». Розария смяла губы; несмотря на сомнения, она знала тоже.

— Слушай, я правда не хочу тебя…

— Я сделаю, — отрезала Розария, — просто передать или?

Лиза протянула ей бумаги: отчёт. Пара листов были исписаны аккуратным понятным почерком; но едва ли это помогало вникнуть в содержимое.

— Думаю, это озадачит нашего алхимика на некоторое время.

Она хмыкнула, принимая из рук Лизы чудную маленькую сумку, что крепилась на пояс; кивнула Лизе, кивнула Джинн, прощаясь, и тут же развернулась, чтобы уйти.

Ей не нравилось тратить зазря время.

Как только она оказалась за дверью, перехватив подмышку бумаги и сумку с образцами, Розария достала уже помятую сигарету из кармана, и подожгла, затягиваясь. Рыцарь, который стоял на страже в том же помещении открыл было рот, но передумал. И правильно. Розария затянулась и выпустила облако дыма, направляясь к выходу. Разговоры и расшаркивания утомляли её невероятно, и теперь придётся придумывать, как сглаживать углы своих решений и страховать неосторожные чужие. Ей нравилось разбираться с проблемами, когда у неё была полная свобода действий, тишина и сумрак ночи; без условностей, обсуждений о том, как лучше поступить, споров и приказов. 

Но это был особый раз. 

За её спиной скрипнула дверь, и заклацал по полу плоский каблук тяжёлой подошвы; Розария обернулась с сигаретой в губах — к ней быстро подходила Джинн; она на миг застыла, в удивлении приподняв брови — Розария тут же вытащила сигарету изо рта и потушила её о пряжку ремня; Джинн ничего не сказала, только неловко убрала прядь за ухо.

— Что-то ещё?

Она чувствовала, как накатывало раздражение — уж больно много на сегодня дурацких слов и моментов. Конечно, это было не в отношении магистры; но всё же она была в центре всей этой свистопляски.

— Нет, просто… — Джинн вздохнула и убрала волосы со лба, — вышло не очень красиво. Мне жаль, что нам приходится работать в такой суете и спешке… Я просто… хотела сказать, что правда очень благодарна. Кайя был прав. Мне не помешает помощь.

Слова благодарности давались ей легко и просто — она смотрела Розарии в глаза, даже не моргнув, не искала одобрения или осуждения — просто вышла за ней, чтобы это сказать.

Розария в ответ только дёрнула плечом — будто её слова ничего не значили.

— Что ж, ты знаешь, где меня найти. И да, я загляну, как вернусь.

Джинн улыбнулась и кивнула:

— Да. Знаю.

Она хотела сказать что-то ещё, но одёрнула себя, снова улыбаясь и только качая головой, и Розария, конечно, не стала докапываться. Она задумчиво проследила за тем, как Джинн вернулась к кабинету и скрылась в его дверях, и только после развернулась направилась к выходу, снова зажигая свою несчастную сигарету.

***

Розария напутешествовалась по миру в своё время. Будучи разбойниками, они постоянно меняли лагеря и точки охоты, скрывались от стражей порядка, искателей приключений и стражников, прятались, бились за каждый угол и уходили, уходили, уходили. 

Розария никогда не знала другой жизни; она так привыкла, что это казалось естественным и родным. Поэтому, когда её пригнали в Собор — злую и униженную, и заперли в крошечной келье, она думала, что сойдёт с ума. Стены душили, высокий потолок делал их будто бы уже. Она сбегала при первой возможности и гуляла по крышам и стенам: там можно было вздохнуть полной грудью и осматривать всё свысока. «Город свободы — как же» — думала она. Запертый в высоких стенах, отгораживающийся от всего мира; город, в котором ей тут же пришлось жить по распорядку, слушать нравоучения за любую оплошность и скучать в постоянных — бесчисленных! — строгих ритуалах.

Но как только боль и ярость поутихли, она поняла, что ей нравится её маленькая келья. С её высокими стенами и дверьми, что закрывались на замок, с мягкой кроватью, поднятой над полом и сквозняком; звезды, ветер, небо — всё это было важно и любо, но точкой отсчета, точкой начала и конца любых заданий и приключений всегда оставалась келья: где бы они ни была, что бы она ни делала, сколько бы ни пропадала — она всегда могла вернуться туда, зная, что за крепкими мондштадскими стенами, за дубовыми дверьми храма, для неё всегда будет место, где она может поспать в тепле и уюте. Сколько бы она ни пропадала, кто-то из сестёр у дверей всегда оставляла еды; остывшей к её приходу, но едва ли это имело значение. 

Свобода Мондштадта в её сердце откликнулась сразу и стала простой и прозаичной. Она все детство провела под звездами и купаясь в вольных ветрах, и ни секунду не была свободна. Потому что настоящая свобода — делать что хочешь и быть где хочешь — начиналась с маленькой кельи, из которой можно было уйти и в которую можно было вернуться.  

Понимание этого перевернуло её всю жизнь с ног на голову; приятно было иметь свой дом — крошечный, а не «целый мир», как любили поговаривать разбойники. Жизнь в пути не вытравишь из сердца, и Розария всегда рвалась за стены; но не любила оставлять надолго дом, и никогда почти дороги не уводили её за пределы Мондштадта. Это не было скучным или рутинным — радость от нового места не была так вкусна как радость от старого и родного, изученного. В этом Джине была права — никого лучше Розарии для доставки чего либо по Мондштадту действительно не было: за эти годы Розария исходила его вдоль и поперёк. 

Близилась зима; погода стояла пасмурная и хмурая. Солнце медленно вставало над горизонтом, маленькое и тусклое, едва пробиваясь светом сквозь тучи. В воздухе чувствововалась сырость и морось, а под ногами мешалась тёмная густая грязь. Розария стояла у распутья близ Спрингвейла и смотрела за тем, как собираются и ругаются ребята из гильдии приключений, пытаясь пересчитать все припасы и погрузить их на телегу. Розария травила раздражение сигаретой — они должны были выехать на рассвете, но уже опаздывали на пару часов. Ей повезло — в каком-то смысле. В глубине души она, наверное, хотела иного, но добираться до хребта так было быстрее. 

Узнав, что Розария хочет ехать с ними, гильдийцы замешкались. Причиной мешканья была ответственность за монахиню, но когда они увидели Розарию в плаще и с копьём, сомнения отпали; лишние руки для защиты мало кому были не нужны. 

Розария не стала вмешиваться в сборы — лучше было оставить всё людям, которые знали своё дело, но с каждой минутой становилась только злее. В какой-то момент девушка-глашатая всё же махнула ей рукой (и после этого Розарии пришлсь ждать ещё минут десять). Вскоре они наконец тронулись, рассевшись по телегам вместе с припасами; Розария уткнулась в угол и заснула — она никогда не упускала возможности поспать. 

***

Розария не любила путешествовать с кем-то и, тем более, она не любила подниматься на хребет группами. По первости её пытались предупреждать и запугивать, но когда Розария возвращалась снова и снова в одиночку, а потом и с заплутавшими, возвращая их домой, её перестали дёргать.

К Хребту они добрались только к ночи — уставшие, промокшие, перемазанные в грязи, потому что дважды увязшую телегу приходилось толкать из грязи. В остальном дорога была скучной — разбойники и хиличурлы тоже не жаловали такую погоду, видимо; даже когда они проезжали совсем близко к хиличурским поселениям, монстры, сидящие по палаткам и другим укрытиям, только мрачно провожали их глазами.

«Очаровательно», — думалось Розарии; нелюбовь к пасмурной погоде объединяла людей и чудовищ.

В лагере её попутчики и попутчицы разгрузились второпях — как могли в темноте, чтобы тут же разбежаться по палаткам. Розария полночи просидела у костра в полудрёме; и на рассвете, уже никого не дожидаясь, она отправилась одна.

Розарию не пугал холод, кривые дороги, разреженный воздух. В тёплой одежде, на сытый желудок и с хорошим снаряжением путешествовать так было одно удовольствие. Никто не тормозил, не отвлекал разговорами, не просил привала и не поторапливал, не пытался организовать всех в кучу; не о ком было беспокоиться и переживать. 

И пейзажи, будь то сам хребет или виды, открывающиеся с него, наполняли покоем и умиротворением. Розария не была романтичной, не была поэтессой или лирицей; ей было ближе понятное и земное.

И ничего более понятного, долговечного и настоящего не было, чем физика этого мира. Ни про что человеческое так не скажешь; остатки строений бывшей цивилизации тут и там встречались по Хребту, брошенные тысячи лет назад. Тогда, думается Розарии, были другие порядки, другие нравы, другой язык и другие люди; но эти люди встречали такой же рассвет, щурясь на солнце, что встаёт с той же стороны, как и Розария прямо сейчас.

Она торопилась и шла с важным поручением, поэтому шла по простому маршруту; Невольно торопилась, и добралась до их лаборатории неожиданно быстро. На сердце снова стало тревожно; но не её задача — оспаривать решения действующей магистры. Её задача — убедиться, что всё пройдёт так, как она рассчитывает. 

В лаборатории было пусто, но горели огни. Розария решила, что, возможно, алхимик вышел за припасами. Она зашла внутрь, осматривая пробирки и колбы, травы и прочие ингредиенты, разбросанные на полках и столах, застыла у странных схем и записей, расчерченных хаотично на разных листах. Все это выглядело тревожаще, но как бы она ни щурилась, не могла ничего толкового понять: наука была вне её интереса и понимания.

Пока она бродила в лаборатории, прошло какое-то время; она услышала шум — кто-то приближался к пещере. Это мог быть алхимик, или какая-то угроза; если «или» тут уместно. Она осторожно вытащила из-за спины копьё и бесшумно прошла к выходу, прячась от источника звука. 

Она увидела фигуру — это был человек, закутанный в меховой полушубок; она прищурилась, всматриваясь, и узнала в нём ту девушку, ученицу алхимика; та неловко ковыляла, перешагивая снег, пыталась прикрыться воротником от небольшой метели, держа в руках целую кучу каких-то вещей и книг. Розария фыркнула, убрала копьё и сделала шаг из тени, ожидая, пока алхимица войдёт внутрь.

Она не успела поздороваться или извиниться за вторжение — девушка, стряхивающая снег с ботинок у порога, заметила её краем глаза и дёрнулась, роняя все свои исписанные бумаги, книгу и сумки с ингредиентами; глаз бога засиял за её спиной, пока она в защитном жесте заслонила себя руками; взгляд её растерянно бегал по Розарии, а потом она выдохнула, хватаясь за лицо. 

— Как же вы меня напугали! Я думала… — девушка — Сахароза, Розария наконец вспомнила — вдруг снова насторожилась, осматривая Розарию, не узнавая её — в её одежде не было никаких атрибутов. 

— Я из Церкви Фавония, — поспешила она успокоить, — По поручению Действующей магистры.

Сахароза расслабилась, но нахмурилась и озадаченно кивнула — скорее всего, не понимала, какое может быть дело к алхимикам у Церкви. Может и не стоило уточнять, но Розария привыкла всегда говорить, что она из Церкви, и делала это не задумываясь; даже когда стоишь с руками по локоть в крови и с оружием наголо, слова о том, что она из Церкви, заставляли кого угодно успокоиться. 

Это было по-своему забавным. 

Сахароза задумалась и осторожно присела на колени в снег, собирая свои вещи; что-то снова вывалилось у неё из рук, и она печально вздохнула; Розария опустилась на одно колено рядом, тоже поднимая то, что лежало ближе, стараясь не повредить и ничего не напутать.

— Не стоит! Не стоило… спасибо… — Сахароза неуклюже поднялась с колен, пытаясь удержать кучу вещей в руках, и Розария поднялась вместе с ней; алхимица неловко потянулась к Розарии, чтобы забрать, но тут же замешкалась — рук у нее не хватало, и она замотала головой, а потом подскочила к одному из столов, сваливая все кучей на него. 

Видимо, зря Розария так осторожничала.

— Вот! Сюда! Спасибо… 

Розария неловко положила всё, что успела собрать, к её куче и снова обернулась к Сахарозе: она, прижав красные замерзшие пальцы к щекам, рассеянно смотрела на свои вещи, а потом подняла испуганный взгляд на Розарию:

— Ох, извините, что так вышло! Вы, наверное, устали? Поручение, да? Э-э, Господин Альбедо придёт позже, он занят исследованием, которое… архонты… то есть… 

— Я подожду, если можно. Розария. И можно без формальностей, — она протянула руку в перчатке, и Сахароза умолкла тут же, ошарашенно смотря на протянутую ладонь, потом поднимая взгляд на её лицо. 

Конечно, чтобы ситуация стала ещё более неловкой, у Розарии тут же заурчало в животе.

— Да, конечно! — Сахароза дёргается и неуверенно касается её руки, — Сахароза. Вот присаживайтесь! Она пробежала через пещеру к очагу — рядом были удобные сидушки. И Розария, замешкавшись, прошла к ней, присаживаясь у очага. 

— У нас тут осталось… Со вчерашнего ужина…

— У меня есть еда. Не стоит переживать.

—Хорошо. Может, хотите… хочешь чаю? С мороза — самое то.

Розария задумчиво кивнула, и алхимица унеслась искать котелок для чая; выбежала из пещеры, чтобы набрать снега, а потом, наконец, уселась напротив и стала деловито кипятить воду.

Ветер снаружи завыл сильнее. У лаборатории было отличное расположение — она была укрыта от ветров и тут было сравнительно тепло, даже рядом с выходом. Розария задумчиво жевала сушёное мясо из сухпайка, пока Сахароза на неё неловко косилась. Она протянула ей чашку с горячим чаем, когда наконец вскипела вода, и засуетилась вновь: достала другой котелок, снова вышла на улицу, чтобы принести ещё снега и замороженных продуктов, стала готовить что-то ещё. Она с тревогой поглядывала на начинающуюся метель, кидала полный любопытства взгляд на Розарию, добавляла что-то в свой котелок из еды, шла к столам, разбирая свои вещи и делая что-то со склянками и материалами — и так по кругу, снова и снова. Процесс работы в лаборатории чуть ли не перемешивался с готовкой, в какой-то момент Розария и вовсе перестала различать, когда она подготавливает приправы, а когда — что-то для своих экспериментов, всё это будто смешивалось и путалось.  

У них же не один котёл для готовки и экспериментов?.. 

Розария фыркнула и сделала последний глоток почти остывшего чая, чувствуя, как тело приятно согревается, и её начинает клонить в сон. Да, с мороза — самое то.

Розария тихонько наблюдала за Сахарозой, которая всё суетилась и не находила себе места; но любопытство оказалось лекарством от тревоги. Всё чаще она поглядывала на Розарию, тут же тушуясь, когда сталкивалась с ответным взглядом; но всё равно украдкой то и дело осматривала её с ног до головы, изучала; потом, когда дел уже никаких не осталось, и она ещё пару минут походила по всей лаборатории, просто трогая вещи и перекладывая их с места на место без единой цели (всё так же кидая взгляды на Розарию), и, подойдя ближе, всё же спросила:

— Случилось что-то серьёзное? 

Розария посмотрела ей в глаза, и девушка тут же, словно провинившийся ребёнок, опустила взгляд на котелок, начиная тыкать его палкой. 

— Мы… Магистра пока не уверена. Они нашли что-то, и мисс Лиза считает, что это связано не с магией, а с алхимией. 

Алхимица осторожно посматривала на неё исподлобья горящими глазами, и Розария потянулась, встала и отстегнула сумку-пояс с образцами, передавая её Сахарозе целиком. Та подскочила тут же, принимая сумку в руки нежно и аккуратно, будто это самое большое сокровище в мире, затем подошла к одному из столов, широким жестом сдвигая стоявшие на нём вещи, чтобы освободить пространство, и кладя сумку посерёдке. Она начала доставать образцы оттуда по одной склянке, рассматривая каждую внимательно и чуть хмурясь, и выкладывая их друг за другом в ровный аккуратный ряд. Все они были больше похоже на детали или обломки, оставшиеся от битвы или от взрыва, которым бы сама Розария вряд ли придала значение. Но Сахароза смотрела внимательно, склонившись и изучая каждую вещь, даже не касаясь ничего, осторожно прощупывая пальцами.

— Как что-то может быть связано с алхимией? Алхимия — наука о превращениях; про всё что угодно можно так сказать, ведь что угодно может быть подвергнуто воздействию алхимии, — Сахароза, договорив, подняла на неё глаза и тут же смутилась, почёсывая нос — настолько, наверное, у неё было невпечатлённый вид. Откуда же ей знать? 

Розария полезла в сумку и вытащила чуть смятые бумаги, которые были написаны Лизой, и Сахароза тут же принялась их читать — ещё до того, как взяла из её рук, с интересом и жадностью, а потом вдруг остановилась, поднимая испуганный взгляд на Розарию и прикрывая рот рукой.

— А мне положено это читать? Это же официальный документ… наверное, только Главному Алхимику стоило…

Розария рассеянно пожала плечами:

— Ну тогда мы обе повинны.

Сахароза округлила глаза, а затем усмехнулась, и усмешка переросла в короткий смех — звонкий и чудаческий; это заставило Розарию улыбнуться.

Ей вдруг подумалось, что Сахароза считается одной из лучших после Альбедо; если не брать в рассчёт её собственные исследования то ли в какой-то другой области, то ли с другими вещами… Она могла бы — в теории — провести анализы сама, сказать что-то, пока…

Инстинкты как всегда сработали быстрее, чем Розария поняла, почему; она обернулась ко входу: там, в заснеженном плаще, щурясь на свет, стоял сам главный алхимик. 

Он застыл на входе, и Розария тоже подобралась; они смотрели друг на друга какое-то время, а потом он медленно кивнул в приветствии и прошел вглубь, приближаясь к ним.

— Сахароза…

Девушка едва заметно дернулась — увлечённая материалами она совершенно выпала из реальности и рассеянно захлопала глазами:

— Господин Альбедо! Тут.. это…

Розария сделала шаг вперед и подняла руку в тихом жесте, не сводя взгляд с Альбедо; Сахароза тут же примолкла.

— Я по поручению действующей магистры Ордена. В окрестностях Мондштадта была замечена аномалия, привлёкшая монстров. Мы пытаемся выяснить, чьих рук это дело и в чём её природа. 

Она посмотрела на Сахарозу — та уже протягивала алхимику листы отчёта, и он осторожно принял их, вчитываясь в слова медленно, будто с опаской. Затем поднял глаза — светлые, бесцветные почти — и, смотря на неё, медленно произнёс:

— Не знал, что этим занимается Церковь.

Розария склонила голову и сложила руки у груди в смиренном жесте, выученном в этой самой церкви сотнями повторений:

— Задача Церкви помогать людям и направлять. Нет никакой деятельности, которую она бы не затрагивала. Я лишь выполняю свою маленькую работу, для которой я подхожу.

Она не стала прятать едва заметную улыбку.

Альбедо чуть нахмурился и хотел что-то сказать, но тут же зацепился взглядом за разложенные на столе материалы; подошёл чуть ближе, осматривая.

— Что скажешь? — он повернулся к Сахарозе; та вздрогнула снова.

— Пока… сложно что-либо говорить. Я... не успела их проверить и не стала бы без вас…

Альбедо медленно кивнул. Он снова поднёс к лицу документ, пробегаясь глазами по строчкам и мельком посматривая на Розарию: она не прятала свой пристальный взгляд, следила за каждым его действием, сложив руки на груди. Ждала вердикта. 

Сахароза подорвалась снимать закипающий суп. 

— Садитесь есть! Нам всем надо поесть, — объявила Сахароза. — Вы… ты же останешься на ночь? Спускаться с горы в ночь ещё и в такую погоду… а мы пока смогли бы разобраться, что к чему… 

Розария кивнула и вернулась на свой тюфяк — не успела ничего сделать или сказать — ей в руки тут же сунули миску горячего супа. 

И всё происходящее показалось ей очень странным; потому что сидела у костра и ела в итоге она одна.

Сахароза налила супа себе и положила горячую миску в руку Альбедо — тот с невозмутимым видом и даже не отвлекаясь от бумаг принял её в ладонь а потом с безэмоциональным «ай-яй-яй» поставил на стол. Они так и не присели к огню, и смотреть за этим было даже интересно. Стоя, раскладывая какие-то бумаги и рассматривая образцы, подготавливая установки и реактивы, они при этом умудрялись совершенно по-своему есть, в процессе поднимая свои тарелки и снова ставя их в рандомные места, неловко наклоняясь, жуя вместо разговоров. В какой-то момент снова вскипела вода и Сахароза начала разливать чай, с такой же невозмутимостью передавая чашку Розарии а две другие неся к столу и ставя их прямо промеж реактивов и склянок. 

Они делали что-то рутинное, иногда переговариваясь между собой тихо, Сахароза задавала вопросы и смешно сияла, получая ответы. Розария почувствовала себя исчезнувшей, но ей нравилось это чувство — тихо наблюдать за людьми, занятыми своим делом и не обращающими внимания на неё. В какой-то момент Альбедо будто бы вспомнил о ней, найдя взглядом в другом углу лаборатории и что-то сказав Сахарозе, направился к Розарии.

— Вы, наверное, устали. Ещё и с дороги. У нас тут не самые лучшие условия, но переночевать можно.

Он кивнул головой в сторону и, сделав шаг, развернулся, ожидая Розарию. Ей не хотелось куда-то идти ночевать, ей хотелось сидеть тут и следить за ними. Но она медленно кивнула, встала и пошла за Альбедо; в самом дальнем конце пещеры, в углублении за камнями, было небольшое ограниченное от основного помещение, где было постелено много соломы и лежали матрацы, тоже набитые ею, а ещё тёплые одеяла. Беспорядочное место для сна оказалось небольшим и уютным; напоминало о её собственной жизни в дороге — в её самые лучшие и приятные времена.

— Располагайтесь как хотите.

Розария устроилась у края, обернувшись в одеяло. Она выбрала отличное место — полусидя, из-за угла можно было всё ещё видеть, чем они занимаются. Как будто бы это имело какой-то смысл — она ничего не понимала, — но всё же успокаивало.

Ничего не менялось, ничего страшного не происходило, и Розария начала кемарить. Проснулась она внезапно, с утра, когда сонная Сахароза залезала внутрь, широко зевая.

— Извини. Не хотела тебя будить, — уставшая она была гораздо спокойнее и бесцеремоннее, и это всё на что её хватило, прежде чем она залезла и, завернувшись в три одеяла с ног до головы, улеглась на матрац, тут же затихая.

Розария вылезла из уютного кокона — у столов стоял задумчивый Альбедо, растрепанный, сонный и невыспашийся. Со входа в пещеру веяло свежим морозом, и снег чуть блестел в предрассветных сумерках: они провели за этим всю ночь. 

Альбедо медленно поднял рассеянный взгляд на неё и ничего не сказал; Розария дёрнула плечом.

— Есть какой-то отчёт? Что мне передать Магистре? Что это за аномалия?

Альбедо отвёл взгляд, смотря куда-то за неё. Розарии потребовались вся сила воли чтобы не обернуться. 

— Передай магистре, что мне нужно лично проверить это место. И я сам приду к ней с предварительным отчётом чуть позже.

Розария почувствовала как холод лизнул её по спине. Это ей не нравилось больше всего — когда она принесла всё, что у них было, и получила в ответ не просто ничего, но и попытку теснить, скрывать и лезть самостоятельно. Она прищурила глаза. 

— И это всё, что можно сказать?

Лицо Альбедо было бесстрастным. Он молчал очень долго, и наконец ответил:

— Можешь передать, что Лиза была права; тут правда есть следы алхимического превращения. Которое могло произойти само по себе только при удачном стечении большого количества определенных условий, — его голос стих к концу, он будто бы говорил сам с собой, задумчиво поводья пальцами по бумаге. Розария нахмурилась.

Вряд ли Джинн это понравится. А если ей это не понравится, значит у неё будут все шансы пойти на то место вместе с Альбедо; увидеть, наконец, что произошло, и проследить без лишних вопросов и попыток его отвадить. Он ничего не успеет — если она выйдет сейчас. Алхимик, рассеянный и озадаченный, снова повернулся к столам, на которых царил полный беспорядок — Розария понятия не имела, как они в нём ориентировались; и, судя по виду, никуда не спешил — хотел всё взвесить, обдумать, может быть, снова проверить; что ж, это ей на руку.  

— Хорошо, — ответила она холодно, и Альбедо кивнул, больше не обращая на неё никакого внимания. 

Она собралась быстро, прокручивая в голове, как ей лучше идти и какими дорогами, и ещё — что она скажет Джинн; у выхода в пещеру умылась холодным снегом и немедля двинулась вперёд. 

Она замешкалась, пройдя несколько шагов, затормозила — но только на мгновение, и тут же продолжила свой путь. Ей не нужно было оборачиваться: долгий взгляд алхимика в свою спину она чувствовала и так.