Кайя ругался себе под нос тихо, но не отставал; уставший с дороги и уставший от холода, он был совершенно не воодушевлён стремлением Аякса идти сквозь сугробы в лес на ночь глядя. Ему это и не надо было — необходимость тащить за собой кого-то, кто может только помешать, Аякса и самого не радовала. Он предложил Кайе остаться, но тот, поморщившись, сказал, что это теперь и его дело тоже. За его раздражением, усталостью и серьёзностью Аякс разглядел то, что лучших людей двигало к невозможным целям и безжалостно убивало: почти детское простое любопытство. 

Это показалось забавным и раззадоривало только сильнее. Он наконец чувствовал себя с кем-то в одной лодке.

Чтобы дойти до гиблого места, им пришлось пройти дальше по укатанной дороге. Местные проводили их, но потом надо было сворачивать в лес; сельчане отказались идти, только рассказали, где всё и было со слов выживших солдат — те помечали путь, чтобы не заблудиться и ориентироваться на местности. Поэтому Аякс высвечивал факелом стволы деревьев в поиске отметин, а Кайя безучастно шёл за ним — ему не нравилась идея срываться на поиски с места, никого толком не расспросив и не дождавшись утра. 

Но всё же — он шёл за ним.

— Что такое морок? — Кайя вырвал его из мыслей; Аякс замедлил шаг.

— Ну, — он стушевался: ему не так часто доводилось объяснять слова настолько сущие и родные, что никогда не давались объяснениями ему самому: всегда только контекстом чужих историй и рассказов. Или тем, что видел сам. — Есть разные значения…

— Я знаю, что значит слово, — резко отрезал Кайя, — Что они имеют в виду?

Аякс остановился вовсе и обернулся на Кайю. Свет факела причудливо играл на его лице; в преддверии опасности он выглядел совершенно другим: серьёзным и собранным, не валяющим дурака и ещё более нечитаемым. Он больше не скрывал тревогу; но и не прятал свой нож в рукаве. В нём точно было что-то не так — но это не имело значения, потому что Кайе тоже было не плевать. Ему не нравилось быть сбитым с толку и не нравилось, что кто-то водил его за нос. Это Аякс понимал.

Вместо ответа он ощерился. А потом просто пожал плечами.

— В смысле? — Кайя растеряно выдохнул, и Аякс только шире растянул свои губы в улыбке — видеть возмущение и строгость неподдельные было гораздо забавнее, чем наигранные. 

— В прямом, — Аякс последний раз мазнул по его лицу, прежде чем отвернулся, чтобы продолжить путь. — Край суровый — каждый человек борется за выживание на тех клочках земли, на которых возможно. Большая часть — густые леса и снег по пояс; вокруг любого посёлка во все стороны места дикие и неизведанные, куда, может, нога человека и не ступала вовсе. К зиме — ночи становятся длиннее и холоднее, пока всё и вовсе не погружается во мрак. А в темноте всегда мерещится всякое. Люди зовут мороком то, чего не могут в мороке разглядеть. Или понять. То, что может сбить с пути и привести к смерти — или к чему похуже.Ты не читал в детстве сказок? Неужели никогда не боялся темноты? Или, вернее того, что она скрывает?

Он снова обернулся, широко улыбаясь, Кайя смотрел непроницаемо; он будто бы намеренно отодвинул факел от лица, что его теперь почти не различить — было видно только редкий отблеск звёздного зрачка.

— Нет, — выдохнул Кайя едва слышно, — темнота меня не пугала.

Аякс фыркнул:

— Я всё детство очень боялся. Лет до четырнадцати. В общем… я не знаю, что это может быть. Но целый отряд солдат сгинул… а мы не так далеко ушли от леса, где были следы аномалии. И думаю, ты помнишь, с чем мы там столкнулись. 

Кайя ничего не ответил. Только хмыкнул себе под нос. 

По следам и отметинам они наконец вышли к поляне; Аякс замер на краю, оглядывая пустое пространство. Кайя тихонько подошёл сзади, тоже притихая и не шевелясь — Аякс слышал только его дыхание. По правую руку росла кривая сосна, о которой им говорили, было видно недавно срубленное дерево и, кажется, остатки лагеря. Аякс осветил поляну — снег отражал мягкий огонь, высокие мрачные сосны уходили высоко, протыкая чёрное беззвёздное небо. Лес всегда был мистическим местом, тёмным, страшным, диким; и сейчас он тоже щекотал горло, как когда-то давно, но в целом — тут ничего не было. Ничего странного и необычного. Даже никаких следов драки и запаха смерти.

Аякс пошёл вперёд, тяжело шагая через снег, вглядываясь в темноту леса с другой стороны поляны; потом свернул вправо, к лагерю, потому что ему что-то померещилось, но — померещилось; он резко развернулся и пошёл обратно, двигаясь зигзагом, пытаясь что-то высмотреть, но ориентиров больше не было и никаких следов не было, никого не было, даже знакомой тошноты — он вдруг почувствовал скуку и раздражение, но продолжил упрямо идти вперёд.

 — Стой, стой… Да стой же ты, во имя семерых, — Кайя умудрился цапнуть его за рукав и потянул его на себя, вполне ощутимо — Аяксу пришлось сделать шаг назад, чтобы не завалиться. Он нетерпеливо обернулся — Кайя стоял, оперевшись на колени свободной рукой — второй он всё ещё держал его за рукав — и тяжело дышал; затем, совершенно неторопливо, он выпрямился, щурясь, и убрал с лица волосы, пригладив их к голове.

— Что ты мечешься туда-сюда как умалишённый? 

Аякс возмущённо фыркнул — ещё какой-то купец будет отчитывать его, словно мальчишку. Он его с собой не звал.

— Будем стоять на месте и ждать, пока окоченеем?

Кайя недовольно — едва заметно — нахмурился, но голос его всё ещё был мягкий и спокойный — это бесило ещё сильнее.

— И правда, куда полезнее будет бегать по поляне. Тут могут быть какие-то следы, а ты всё истоптал.

— Какие следы? — Аякс развёл руками, — сегодня весь день снег сыпал. И вчера! — он наклонился ближе, резко опустил Кайе руку на плечо — тот, собиравшийся уже что-то ответить, ошарашенно повернулся к плечу, рассматривая руку, но потом снова перевёл взгляд на Аякса:

— Свежие следы. Или под снегом. Или незаметные. Нельзя так просто носиться по месту, — Кайя опустил плечо, почти выныривая из-под его руки; Аякс, оставшись без опоры, покачнулся, но быстро вернул равновесие.

— Хорошо. Ищи свои следы. Умник, — Аякс развёл руками. — Я пойду осмотрюсь. Кругом.

Кайя изогнул бровь и показательно отвернулся, смотря куда-то да никуда и больше не обращая на Аякса никакого внимания. Аякс фыркнул и развернулся тоже, уходя на восток.

Он медленно продирался через снег; в груди зрело неприятное чувство, как тогда: Бездна чует своих наследников, он может чуять её. Но в последнее время — всё чаще и чаще оно возникало будто бы просто так, будто бы это чувство никуда и не уходило вовсе: осталось вечным напоминанием о связи. Просто теперь он начал замечать. Чувство — что начиналось лёгким зудом под кожей и могло доходить до тошноты, не давало спокойно спать, дышать, жить, будто бы Бездна заботливо подсказывала своему нерадивому ребёнку о чём-то гнусном и нехорошем; предостерегала. И сейчас — она гудела в ушах и мурашками ползла по спине.

Но вокруг — был только тихий сосновый лес. Аякс вдохнул полной грудью запах мороза, отдающий горелым и, сощурившись, снова посмотрел на небо.

Уходить далеко неподготовленным в ночь не имело никакого смысла. От осознания резко навалилась усталость. Он был опытным воином и умел выживать в тяжёлых условиях. Никто не мог его одолеть, по крайней мере без достойного отпора. Но лес — спустя столько лет — всё ещё был серьёзым противиком. Он без труда мог сожрать и переварить в своём огромном чреве даже самого сильного бойца. Когда живёшь в Снежной, бояться в первую очередь учишься не монстров и чудищ — саму природу; здесь люди знают, что нет соперника серьёзнее и страшнее, чем лес, чем ночь, вода, и, конечно, зима. Объятья Царицы уютны и полны любви; в них нападает приятная телу нежность и истома. Ты сворачиваешься в её руках, как ребёнок, защищённый и спокойный, засыпаешь. И не просыпаешься больше никогда. 

В детстве он бросил вызов лесу и правда попал в другой мир — как и рассказывал отец, пока он щурился от дыма окуренных домовин. Он никогда не понимал до конца, что такое морок, но тогда ему казалось, что он встретился с ним лицом к лицу; пока высокая воительница не склонилась к нему и не сказала, что имя мороку — Бездна.

Неприятное тягучее чувство вперемешку с раздражением оборвалось далёким лязгом металла за спиной; этот звук показался будто ненастоящим, но Аякс сосредоточился; звук повторился, стал реальнее и отчётливее, стал битвой.

Аякс резко обернулся, прислушиваясь, ища звук, а потом резко вспомнил: Кайя.

Он ринулся обратно, чувствуя, как по телу начинает растекаться жар; он двигался отвратительно медленно, застревая в снегу и спотыкаясь, но предвкушение захлёстывало с головой. Он был рад наконец столкнуться лицом к лицу со врагом; за деревьями начала виднеться поляна, и Аякс замедлил шаг, прищуриваясь.

Единственным источником света был его факел; он мог разглядеть только три мрачные фигуры в темноте; он двинулся к ним, стараясь попадать в уже протоптанные следы, чтобы быть быстрее, но тут над поляной зажглась яркая синяя вспышка, осветив происходящее.

Кайя активировал свой глаз бога. Не для драки даже — один за другим его нерадивые противники повалились в снег под неожиданной тяжестью ледянных конструктов, сковавших их по рукам и ногам. Кайя тяжело дышал, осматривая их, пока активированный глаз бога потух, оставляя только слабое свечение на поясе. Кайя обернулся на него, его взгляд погас в темноте вмесе с его глазом бога, только тёмный силуэт неуклюже покачнулся и, удобнее перехватив меч в руке, широкими шагами пошёл на Аякса. Аякс нахмурился, но инстикты оказались быстрее, чем Кайя, — он резко развернулся, протыкая едва сформированным клинком человека за спиной. Свет факела выхватил из темноты его лицо — он смотрел на него выпученными глазами и хватал ртом воздух, схватившись за водяное лезвие; Аякс резко вытащил клинок, и тот упал в снег, мягко и глухо, и быстро затих.

— Ну, этого уже не допросишь, — Кайя подошёл сзади, тяжело дыша и убирая меч в ножны, — Хорошо, что…

Он осёкся — его прервал громкий хлопок; Аякс обернулся — глаза тут же защипало от дыма — он прищурился и разглядел силуэты сквозь густое сизое марево — нападавшие закопошились и теперь были свободны. Аякс увидел яркую вспышку — они с Кайей сиганули вниз почти синхронно — факел Аякса тоже погас в снегу — и огненный заряд пролетел над их головами. Над опушкой с грязным мерзким дымом поднимался пар от расстаявшего снега.

Этот дым, этот запах, этот свет нельзя перепутать ни с чем: у чёртовых ублюдков были глаза порчи. И они успешно скрывались вдалеке.

— Скорее, — Аякс поднялся и через снег поковылял за ними.

— Погоди, у тебя же есть…

Он уже не видел Кайю, не слышал его — только нёсся за людьми по вытопленной глазом порчи тропинке. Снег протопился частями, и он пытался скакать по прогалинам, но всё равно спотыкался, и мелкие ветки тыкались в лицо и в глаза, отчего приходилось постоянно щуриться. Света у них больше не осталось — только вспышки глаза порчи вдалеке, что были едва видны; нападавшие превратились в черные смазанные точки, с которых Аякс не сводил взгляда. И вдруг они исчезли, и Аякс резко затормозил; броситься за кем-то наугад он не успел — Кайя врезался в его спину, и Аякс чуть не упал.

— Твою-то…

— Стоять! Чёртовы уёбки…

Аякс сплюнул, выпрямляясь: стало будто светлее. Недалеко горел костёр — здесь был лагерь. Впереди стояли люди с факелами и никудышным оружием наголо. Он обернулся — сзади к ним приближались тоже люди, окружая их со всех сторон. У одного из них оказалась винтовка, он встал перед Аяксом и направил дуло ему в лицо.

В свете костров Аякс мог их разглядеть. Это были просто люди. У них не было технологий, не было магии, не было силы Бездны. У них не было ничего, только пара глаз порчи, что они сняли с умерших солдат слабо понимали, как ими пользоваться. Он пыался выцепить хоть что-то, но — было нечего.

— А теперь — бросайте оружие. И всё ценное. И, может, уйдёте живыми. 

Аякс приподнял брови; в груди заклокотало. Это были обычные разбойники. Он сделал глубокий вдох и выдох, пытаясь успокоиться. Обычные разбойники. Не имевшие никакого отношения к аномалии. 

— Постой-постой. У них есть глаз бога. У одного точно.

— Бездна, — сплюнул, видимо, главный. — Снимайте их и бросьте под ноги! Пуля пройдёт сквозь ваши бошки в одно мгновение и никакие боги вам не помогут!

Аякс снова посмотрел на бандита. Тот, отобравший у солдата винтовку вряд ли больше суток назад, стоял неправильно, держал её неправильно, и руки у него подрагивали. Он устало вздохнул — у прогресса и технологического развития есть свои минусы; попадая в ненужные руки оно может нанести много вреда. Он вдруг почувствовал касание плечом и чуть повернулся, скосив глаза: Кайя стоял у него за спиной. Спина к спине.

— Хорошо! Хорошо, — только не стреляйте, — крикнул Кайя, и, прежде чем Аякс успел что-то сказать, чуть повернул голову — ближе к его уху и прошептал:

— У них только два… ружья, — Аякс осёкся и посмотрел вслед за Кайей: он только сейчас заметил, что один из стоящих напротив Кайи тоже достал винтовку, — и я надеюсь, что у тебя хорошая реакция.

Аякс нахмурился; но возможности ответить ему снова не дали. 

Кайя стремительно подлез под его рукой, и через мгновение винтовка, направленная Аяксу в лицо, взорвалась прямо у бандита в руках, заблокированная ледяным конструктом; он резко обернулся — пуля, летевшая в их сторону, столкнулась с ледяным щитом, пробивая его и царапая куртку Аякса, чуть разрывая ткань. Ещё секунда, и в его руках — водяные клинки; бандиты набросились кучей, но им не помог ни глаз порчи, что был затушен водой, ни нож, выбитый из рук, ни камень — жалкое отчаяние; через всего лишь несколько уверенных атак они бросились врассыпную, и кому-то, наверное, удалось сбежать, но Аякс был так зол, и в последнее время эта злость лишь копилась и не находила выхода, поэтому водяные клинки резали одежду и плоть, выбивали крики, заставляли людей падать, одного за другим. Он слышал позади себя лязг Кайиного меча — громкий и редкий — крики, снег под подошвами — и Аяксу не надо было даже поворачиваться, чтобы видеть, как музыка клинка и тела рисует картинку бойни.

Он кинул копьё в последнего разбойника в его поле зрения, и оно проткнуло ему ногу, заставляя упасть; копьё тут же растеклось, смешиваясь с кровью, и мечом с красными разводами вновь появилось в руке Аякса. Он обернулся и увидел, как Кайя пнул одного из них в живот — резким точным ударом, и разбойник упал в снег, корчась. Аякс, оглушённый кровью в ушах, осмотрелся по сторонам, но никого — способного сражаться — больше не видел. Вода стала мягкой в его ладони и исчезла водяным паром, что рассыпался мелким инеем в воздухе. Он вдохнул полной грудью, прикрывая глаза, и всё в голове будто встало на свои места. Пусть и только на время; но это было приятно. Раздражающе быстро и жалко — соперники были слабые и никчёмные. Ему давно не доводилось скрестить клинки в хорошей битве с кем-то — миссия в Лиюэ оказалась разочарованием, которое до сих пор грызло душу. Он скосил глаза на Кайю, жаль что ему тольком не удалось увидеть его в действии; скука и раздражение сменились любопытством.

Кайя времени не терял — он тащил воющего бандита за воротник и через снег раздражённо шёл напрямик к кострищу; бандит извивался и перебирал ногами, пытаясь помешать, тормозил Кайю и сбивал его с ног, но тот всё же доволочил его до вытоптанной поляны и бросил на снег. Кайя, наконец, обернулся на Аякса, окидывая его взглядом, и Аякс ответил ему спокойной довольной улыбкой — почти не думая. Кайя приподнял брови в лёгком удивлении, а потом усмехнулся, снова переключаясь на бандита.

Аякс неспеша подошёл ближе, смотря, как Кайя будто сбрасывает с себя ошмётки раздражения и дурного настроения и снова становится спокойным, уверенным и довольным; словно птица, что распушившись, за мгновения пригладила пёрышко к пёрышку. И всё же теперь Кайя не выглядел опрятно — он был растрёпанный, раскрасневшийся, с порванной местами одеждой, но при это едва ли выглядел жалко; даже наоборот — ожившим будто и настоящим. И тут Кайя — без предупреждения — наступил бандиту на горло, вытаскивая из его глотки хрип — за прилизанными и пёрышками и сладкой улыбкой он всё ещё был потрёпан и зол. 

— У нас есть пара вопросов. Тут недавно пропали солдаты и деревенские. Не знаешь, куда они делись? 

Аякс поднял взгляд и лениво посмотрел в сторону уползающего бандита с раненой ногой, но ничего не сделал; тут, скорее всего, будет интереснее.

Бандит зло усмехнулся — как мог с сапогом на шее. Кайя надавил сильнее, заставляя того отчаянно захрипеть, и только тогда убрал сапог с шеи, переместив его на грудь.

— Чёртовы фатуи. Чёртовы ублюдки. От вас никакого житья. Жрать всем охота, не только вашим проклятым мордам…

Кайя уже смотрел на Аякса, изучая его с интересом, будто бы его реакция была важнее допроса. Но Аякс остался равнодушен; его страна не место для слабаков. Тут тяжело и людям и животным: зимы длинные, в промёрзшей земле и летом немногое может расти; сваливать свои беды на других бедовых? Винить фатуи? Аякс и сам был рядовым, и знал, что это такое. Его поведение было просто жалким.

— И вы решили что — надо воровать у простых людей? А потом и убивать? Хорошее от вас житьё. И как оно? Неплохо вышло? — Аякс злобно ощерился, обведя поляну широким жестом. В темноте ничего не было видно; но люди тут умеют чуять дыхание смерти. 

Разбойник начал грязно ругаться. Кайя смотрел на него холодно, не убирая сапога, но и не давя. Он закутался в плащ — Аякс тоже чувствовал, как жар битвы отступал, и приятно обнимал свежий холод. Кайя склонил голову на бок, дожидаясь, пока разбойник успокоиться и снова посмотрит на него, и тихо сказал:

— Знаешь, это ведь не просто фатуи. Это господин Предвестник.

Бандит замер; Аякс удивлённо поднял взгляд на Кайю; тому и вовсе будто бы было плевать на бандита — он смотрел на Аякса лукаво, чуть склонив голову. Аякс ощерился и, опустив взгляд на разбойника, из-под плаща достал глаз порчи; свой. Настоящий. Подарок Царицы в благородных металлах с фатуйской печатью.

— И господин Предвестник может тебя пощадить и помиловать. А может превратить твою смерть в страшную пытку. Понимаешь? Нам ведь даже не интересно твоё воровство. Нам интересно что-то другое. Сойдёшь за свидетеля, а не за преступника, — Кайя улыбался широко и беззлобно. 

Разбойник притих.

Аякс обошёл их и присел рядом на пень, молча, ничего не говоря. Он устал чёртовски. За сегодня ему надоёли допросы. Кайя же будто наслаждался каждой секундой; он медленно ходил вокруг разбойника и, медовым голосом рассказывая о последствиях, задавал вопросы странные и мутные — Аякс понимал, откуда и к чему он ведёт только к концу. Кайя хорошо допрашивал. Предвестники любят работать с такими — да, тоже пройдохи и льстецы, что могут попытаться обмануть, но зато с такими всегда уверен в том, что он не спустят дело по простоте или глупости. Предвестники любили работать с такими — все, кроме Аякса. Он слушал и всё думал о том, как всего за сутки их знакомства, Кайя выцепил, какое влияние оказывает на людей его титул, и тоже начал его использовать — чуть ли не лучше, чем сам Аякс. От этого что-то нехорошо зачесалось внутри. 

Но очень быстро утихло, сменяясь досадой от ответов разбойника.

Чем больше они разговаривали, тем прямее становились вопросы Кайи, и тем сильнее Аякс снова начинал злиться. Чем больше ответов они получали, тем становилось понятнее: никакого отношения к аномалии это всё не имеет. Это были простые разбойники, что застали новобранцев врасплох и закошмарили людей. Действуя скрытно и придумывая пугалки, заставили верить целую деревню в то, что это злые духи или что-то там ещё.Они ничего не слышали ни про аномалию, ни про порчу. Не видели никаких монстров, никаких странных людей. Разбойник был искренне сбит с толку их расспросами, снова и снова возвращаясь к их преступлениям: простому разбою, никак не относящемуся к их расследованию.

— И что, теперь вы меня отпустите? — недоверчиво протянул бандит. Кайя покосился на Аякса: тот задумчиво осматривал бандита. В лохмотьях и грязный, перемазанный кровью и копотью от глаза порчи, он сидел сгорбленный и держался за бок, всё ещё тяжело дыша, не веря в своё освобождение и просто надеясь на быструю смерть. Голод толкал людей на страшное; вряд ли они имели дело с похитителями сокровищ. Он даже не был дезертиром, скорее всего, он сам был родом из этой деревни; или из соседней.

— И пальцем не тронем, — Аякс встал, поправляя перчатку и отряхиваясь, — даже проводим до деревни. Там сельчане, которых вы грабили и которых вы лишили члена семьи или сородича. Но думаю, они найдут в себе силы тебя простить. Расскажешь им про то, как нет житья от фатуи. 

Бандит грязно выругался и попытался вскочить, но сил у него не осталось — Кайе только и пришлось, что снова толкнуть его сапогом, заставив притихнуть. Он ничего не сказал, только посмотрел на Аякса нечитаемым взглядом. 

Они добрели до деревни — растрёпанные, в кое-где порванной одежде и заляпанные кровью. Некоторые сельчане, что не могли лечь спать, зная, что кто-то ушёл в морок, смотрели на них из окон и выскакивали на улицу в свитах и кожухах, накинутых на ночные рубашки. У трактира выстроилась целая толпа ночных гуляк, встречающих их бесконечными вопросами. Кайя пытался сбивчиво отвечать, но Аякс молча прошёл внутрь — люди послушно растекались перед ним в стороны; бандит исчез куда-то почти сразу с парой крепких ребят.

Хозяйка заботливо вытащила Кайю из разговоров и проводила их по лестнице к комнате на две кровати. Аякс рухнул лицом в подушку, скинув только сапоги. Он слышал, как Кайя тихо отвечает “спасибо, нет, спасибо, всё в порядке” на причитания женщины, а потом всё-таки закрывает за ней дверь.

После этого всё оборвалось.

***

Проснулись они, когда уже было светло. В трактире была толпа народу, радостно их привечавшая и осыпающая расспросами; Кайя улыбался и отвечал на вопросы размыто и успокаивающе; про разбойника, которого вчера привели, никто ничего не сказал. Фатуи обязаны были вмешиваться в крестьянский самосуд, но за всё время его службы на подобные вещи все всегда смотрели сквозь пальцы. Аякс считал это справедливым: он тоже вырос в деревне и знал, чем оборачивалось то, когда кто-то из общины начинал вредить своим. 

Они быстро поели, быстро собрались и отправились в путь. Жители проводили их тепло, но Аякс, сам выросший в простой Снежнийской деревне и пройдя весь путь от рядового до Предвестника, умел видеть и в радости облегчение от того, что они, наконец, уходят; как будто сами фатуи приносят несчастья и войну. Перед уходом он склонился к хозяйке и сказал: их тут не было. Пусть солдаты, что приведут подмогу, сами разбираются с остальным.

Сегодня было морознее, и тучи, тяжёлым покрывалом висевшие над ними несколько дней, потихоньку рассеивались. Кайя шёл, закутавшись в плащ и шарф до самых глаз, и молчал. Аякс тожё ёжился, пытался прикинуть, сколько они успеют сегодня пройти и где лучше остановиться. В этих местах он не очень хорошо ориентировался. Он замедлил шаг и прищурился; рыже-розовые облака на юге поредели; и теперь было видно солнце, впервые за много дней: оно едва своей кромкой выглядывало из-за горизонта, рыжим разливаясь по нему. Кайя поровнялся с ним рядом и тоже прищурился, смотря на солнце.

Такое слабое, что не слепило глаза; просто мягко светило.

— Не могу поверить, — наконец сказал Кайя, переступая с ноги на ногу, — что мы ничего не нашли. Такое чувство, что мы что-то упустили.

Аякс чуть нахмурился — его снова внутри обдало горячей злостью.

— Так бывает. Люди видят того, чего нет. Чем длиннее ночи, тем хуже, — он обернулся на Кайю. Тот задумчиво промычал, ничего не ответив. Он так и щурился на солце, а затем устало вздохнул и спросил:

— Это рассвет или закат?

Аякс пожал плечами:

— Всё сразу. Сегодня последний день осени. Последний закат перед полярной ночью. 

Кайя невесело усмехнулся. Они стояли рядом — провожая солнце, что быстро таяло на горизонте. Рассвета не будет ещё долго; и до самого солнцестояния, почти месяц, света будет становиться только меньше, и даже сумерки будут становиться всё мрачнее. Это время в Морепеске — как и во многих деревнях, считалось не просто самым тяжёлым, но и самым страшным: временем чудищ и злых духов. Суеверия остались в прошлом, но даже при сильной вере людей в Царицу, не так уж просто было вытравить их из деревень — далёких от Столицы, от её вечных огней и от технологий. Не так уж просто вытравить их и из своей души; темнота всю его жизнь была дурным знамением, и ничего хорошего не происходит в темноте. 

Он не боялся темноты. И не боялся того, что в ней скрывается. Но когда-то он упал в Бездну; и, в отличие от напуганных сельчан, он знал, что может скрываться во мраке.