вику бы отучиться наконец от сантиментов, сбросить лишние и лишь тяготящие воспоминания да крючки, но перед глазами опять старая запустелая квартирка сменкиных. будто совсем недавно блистало день рождение, недавно видеозапись расцветала по стене, недавно – новый круг болезненной сансары.
игроков поблизости нет, да и быть не может, слишком уж много опасных монстров с уязвимостью ко всему и усиленным всем. даже задроты пока что в панике нычутся по углам. вик бы тоже прятался. или умер бы в первых рядах. благо, договор с моргартом развязывает руки, – взамен утянутой ошейником шеи, – броди, где вздумается, делай, что вздумается, но лишь одно действие против – смотрел еву? шея – очень хрупкая субстанция.
стены чуть сбоят, цифра падает на пол, не успел загрузить текстуру, но чрез нее явственно видны старые обои и заклеенные лет семь назад рисунки маленького виктора. под слоями электроники едва-едва глядит прошлый мир. виктор не знает, скучает ли по нему или это все – бред и ему давно уж обрубили ту человеческую часть, которая только изредка разевает пасть. вреда моргарт не причиняет, но лишь физического. в остальном виктору – бежать и бояться.
руки проходят сквозь глючную текстуру, заставляя улыбнуться нервно, дерганно. сказать бы моргарту, подправит код. рука скользит обратно, цепляясь за какие-то листовки, расклеенные кирой. какая-то группа, игра, фотки крипа. виктор комкает их, отбрасывая подальше. думать не хочется об этом совсем.
кровать не скрипит. мамино радио не играет заезженные мелодии. зато простыни привычно комкаются под ладонями. выбеленные, ломкие, пропахшие химией. вик падает на спину, совсем детски всхлипывая. возможно, он скучает. возможно, он сожалеет. не столько о мире в целом, сколько о разбитом приюте и оазисе.
просто кира уже не будет обнимать его ночь напролет, успокаивая его от рыданий и знающе накрывая пальцами переплетение тату. просто матушка не будет гладить его волосы, пока он спит. просто… теперь дом не пахнет химией и выпечкой. он пахнет простреленным трупов монстра за стеной. и кровью. и бетоном.
вик сворачивается в комок на кровати, пока чьи-то безобразно белые и длинные руки гладят его волосы.