юнги засунул руки в карман и чуть улыбнулся, слушая, как чонгук что-то сбивчиво ему говорил. суть истории он потерял ещё тогда, когда в самом начале начали фигурировать неизвестные парню имена, а чон не удосужился объяснить, кто это. поэтому мину оставалось только вслушиваться в немного нервный голос младшего и думать о своём.

внезапно его взгляд зацепился за руки чонгука, которыми тот активно жестикулировал, а в голове мгновенно родился образ будущей картины: в одной руке юноша держал бы цветок, белую розу, которая становилась бы красной из-за крови, что капала на неё сверху, из алого сердца, стиснутого в другой руке. лица чона не было бы видно, однако сложенные в ядовитую усмешку губы — обязательно.

ток пробежался по кончикам пальцев юнги, и он застыл. желание сесть за холст и написать в миг пролетевший в голове образ начало одолевать разум и тело. художник был словно в прострации, он будто задыхался, ибо что-то подсказывало ему, что зажатое в руках чонгука сердце — его, миновское.

— хён? — обеспокоенный голос младшего выдернул юнги из тумана, и тот вздрогнул. — что-то случилось?

— нет… да… не знаю, да, случилось, чёрт, чонгук, ещё как случилось, — забормотал он, медленно отступая от юноши и спиной врезаясь в кого-то.

— что такое, хён? я могу чем-то помочь? — участливо спросил чонгук, и в его взгляде художник разглядел такое неподдельное волнение, что хотелось на стенку лезть от того, насколько сильную лавину чувств оно вызвало в нём.

— да, можешь. только ты и можешь помочь… ты свободен? именно сейчас ты свободен? — спросил мужчина.

он был уверен: его глаза сейчас горели, как у наркомана, а на лице была нервная улыбка. вряд ли бы кто-то в здравом уме доверился такому человеку и пошёл бы с ним, но чонгук лишь медленно кивнул в ответ, приводя хёна в восторг.

тот, не церемонясь, схватил младшего за руку — тёплую, грубоватую, с длинными тонкими пальцами — и потащил за собой к метро, наспех объясняя, что ему необходима натура для будущей картины, необходимы прекрасные руки чонгука, необходим сам чонгук.