Громкий, полный желания и неконтролируемого возбуждения стон эхом прошёлся по комнате, отдаваясь в ушах, пульсируя в сознании, россыпью алых меток впитываясь в кожу. До костей пробирающее рычание над ухом; болезненно приятно сжимающие горло пальцы; крепкий член, раз за разом сбивающий и без того тяжёлое, прерывающееся дыхание – если любовь и вправду выглядела так, Чонин готов был принадлежать ему вечность.

Если уже не принадлежал.

Бёдра сводит сладкой судорогой, стоит крепкой ладони, подхватив под поясницу, насадить глубже – Чонин выгибается, жмурится и толкается навстречу желанному удовольствию, не в силах сдерживаться – насытиться Чаном невозможно, каждый резкий, ритмичный толчок, будто первый: пьянящий, будоражащий, приближающий томительное, скручивающее нутро ощущение.

Ещё немного. Вот-вот. Совсем чуть-чуть...

Чонин готов взвыть от разочарования, когда толчки замедляются, а после и вовсе прекращаются. Тело настойчиво требует большего, каждая его клеточка накалена до предела и жаждет внимания, каждый нерв, каждая мышца горят и пульсируют, готовые в любой момент лопнуть, взорваться сотнями искр, заживо сжигая их обоих. Чонин, подрагивая и задыхаясь, на границе сознания ощущает, как оказывается на животе: тёплая ладонь давит на поясницу, скользит по бёдрам и ягодицам, одаривает каждую звонким шлепком. Чонин прекрасно знает, что это означает. Знает и послушно вскидывает таз, прижимаясь щекой к подушке, сжимая тонкую ткань дрожащими пальцами. Размашистый толчок, и колени разъезжаются от невозможности поддерживать переполненное болезненным наслаждением тело. Чонин закатывает глаза, облизывается и мягко подмахивает бёдрами, в надежде хотя бы таким бесчестным образом заслужить долгожданную разрядку.

Чужие пальцы путаются во влажных волосах на затылке, надавливая и прижимая к постели, и Чонин готов закончиться прямо здесь, в этот момент, растворяясь в бесконечной жаркой пытке.

Движения становятся резче, толчки – хаотичнее, член распирает изнутри, срывая с губ всё новые и новые стоны вперемешку с тихой мольбой. Чонин чувствует, как его тянут за волосы, вынуждая приподняться и усесться на бёдра сверху – крепкая грудь становится отличной опорой и отдыхом для дрожащих коленей – несколько минут, и его можно будет по кусочкам собирать. Впрочем...

Мысль остаётся мыслью. Пальцы перекрывают кислород, обжигающие губы мягко ласкают мочку, свободная ладонь покоится на тазовой косточке, прижимая, не позволяя и с места сдвинуться.

Сил нет.

Чонину чертовски сильно хочется кончить.

– Хороший мальчик, – тихий шёпот над ухом, мягкий поцелуй, возобновившийся темп.

Наконец-то.

Чонину хватает нескольких секунд, чтобы взорваться протяжным стоном и сводящим мышцы оргазмом. Перед глазами плывёт, тело не слушается, а остатки сил уходят лишь на тихое, блаженное:

– Спасибо, Чани.

Чонин позволяет себе обмякнуть в чужих объятиях, откинув голову на плечо и наслаждаясь неспешным мелкими поцелуями, порхающими по щекам и кончику носа. Пребывая в сладостной неге, Ян ощущает, как его бережно приподнимают и укладывают на подушки, как обтирают салфетками и много-много – бесконечно много – целуют. Покрывают щемящей сердце нежностью щёки и лоб, касаются ключиц, поднимаются к губам – осторожно и ласково. Чонин не может даже вздохнуть нормально, но, если бы мог, обязательно поцеловал бы в ответ.

Матрас шуршаще прогибается, Ян приоткрывает глаза, сталкиваясь с чужим, полным неподдельной любви и ласк взглядом, улыбается едва видимо и тут же ныряет в распростёртые объятия, кутаясь в них, точно в тёплый плед.

Чан и был таким – согревающим, домашним, с ароматом утреннего кофе и слегка подгоревшего в спешке тоста. Чан был его домом, его надёжной крепостью, его защитой, опорой и настоящей, искренней любовью – такой, что раз и навсегда.

Чонин утыкается носом в крепкую грудь и практически сразу проваливается в сон, ощущая, как Чан крепко обнимает его, поглаживая обнажённые плечи, а после шепчет, едва коснувшись макушки губами в лёгком поцелуе:

– Сладких снов, лисёнок.