Дазай – это гибридное, опасное существо, привыкшее паразитировать на любой поверхности. Неизвестно, через какие лаборатории удалось скрестить что-то настолько ужасное, и ещё более неизвестно, как ему удалось сбежать. Дазай – это смесь первородного ужаса и бродячего цирка.
Долбоёб он, проще говоря.
Странно, что Чуя забыл это всего за пять лет, что они не жили вместе.
– Я сделаю из Чуи снеговика!
Оказываясь в снегу, Чуя понимает, что он и не забывал. Нельзя такое забыть. Подобное нужно засматривать воспоминаниями, испепелять взглядом, хрустеть подгоревшей корочкой.
Чуя любит жрать всякую херь, хотя обычно это привилегия Дазая – тянуть в рот всякую гадость.
Было дело. Странное дело, когда пьяному Дазаю язык Чуи показался привлекательным. Подумаешь, пьяный Дазай. Подумаешь, напился он тогда в первый раз. Подумаешь, язык Чуи – и почти во рту Дазая.
Подумаешь, инфаркт какой-то. Предобморочное состояние. У Чуи и не такое из-за Дазая было.
Сейчас, вот, лыжная база.
Идея хуевая. Идею эту Чуя пережевать не может, она ломает ему зубы и заставляет истекать кровью. Она заряжает пистолет ожиданием, но курок не спускает, нет. Чуя покорно ждёт.
Чуя ничего не дождётся.
Эта неделя выстрелит первой. Дазай заботливо зарядит пистолет и подскажет ей, куда нажать. Как сделать так, чтобы Чуя ещё долго захлёбывался в крови, но ему это понравилось.
Хотя нет.
Нет.
Ему это не понравится.
Пуля подсказывает – понравиться тут ничего не может. Понравится такое только наглухо отбитым придуркам, но Чуя никогда себя нормальным не называл.
Чуя готов спустить курок сам.
– Заебнись, придурок, – фыркает Чуя, утирая лицо от снега. – Мне нужно доложить боссу о прибытии.
Он не знает, чья была эта идея – та самая идея, у которой Чуя отобрал право убить себя и послушно сделал всё за неё.
Скорее всего Агентства, при чём коллективная идея. Потому что в них спускают курок каждый день – каждый, в который Дазай милостливо заряжает пистолет. Возможно, Чуя драматизирует. Но сидя в холодном снегу, забивающемся в ботинки, Чуя не может думать об этом.
Это не было и миссией.
Это было пыткой.
С лёгким замысловатым названием «отпуск», они спалили туда Дазая, ведь он, очевидно, больше всех устал. Играть на нервах – это дело искусства. Это дело всей его жизни.
Почему то Чуя в эту игру оказался плотно вплетён. Чувствует эту оплетённость вокруг себя руками Дазая – держит крепко. Так... Так отвратительно.
Видимо, кроме Чуи больше не было согласных от Мафии. Видимо, только ему захотелось отдохнуть так, что дух захватывает. Что горло перехватывает, и не даёт дышать тем самым нервом, на котором Дазай умело плетёт свою мелодию.
– Никому не нужен... – он валится на Чую, влепляя его в снег намертво. – этот дед. Чуе нужен свет, он помогает клеткам расти.
Так вот, значит, что происходит.
Клетки, выходит.
Так вот что его так сдерживает. Сдерживает не вмазать по роже Дазая.
– Дазай, – спокойно слышится голос над ними. – Встань с Накахары. Мы не хотим пойти в медпункт раньше, чем в горы.
– Одасаку! – хихикает Дазай. Елозит задницей, устраиваясь на Чуе поудобней, и Чуя сейчас так ему эту удобность... – Присоединяйся к нам, Чуе нравится валяться в снегу!
Вот он, Одасаку, по мнению Чуи заслужил отпуск. Отпуск этот накрылся, потому что его явно отправили смотреть за выходками Дазая. Ведь никто так мастерски не может давать ему подзатыльник, не вылавливая в ответ злого взгляда.
Приручение в лучшем его виде.
Ничто не сможет приручить Чую и Дазая так, как взгляд Одасаку на них. Пистолет тут бесполезен. Пистолет сам себя разряжает и ломает себе курок.
– Слезь с меня!
– Но Чуя удобный.
– Ошибаешься, – довольно шипит куда-то рядом с его ухом Чуя, меняя их местами. И самое важное из чуиного места Дазай вынес именно лицом в снег. – Даже не представляешь, насколько ты удобен.
– Чуя поступил нечестно!
– Куда вы хотите пойти в начале? – не смотря на них, спрашивает Одасаку.
Чуя переводит взгляд на мужчину. И правда... Куда же?
— А? — поднимает бровь Чуя, оборачиваясь к Одасаку. — Куда ещё, чёрт возьми? Мы не с вещами кататься будем, нужно оставить их в отеле.
— Но я был уверен, что Чуя захочет закопаться в снегу! Тьфу, да не меня закопать...
Чуя предупредительно смотрит на Дазая, вновь переводит взгляд на Одасаку — мол, закопаются они с Дазаем вдвоём. И нет, не Чуя и Дазай.
Нет, ни за что.
Нет.
Дазай и Одасаку. Чуя в это уравнение не вписывается.
Пусть закопаются вместе. Навязываться неизвестным в это уравнение Чуя не хочет — его и не будут стараться найти.
— Отнеси наши вещи к отелю, — бурчит Чуя, смотря на него. — Я сейчас закончу и приду.
А Дазай доползёт, видимо.
Или его закопают тут же в одиночку. Эта сволочь заслужила — служба, правда, была не очень.
Одасаку моргает пару раз, переводя взгляд на их вещи. Да, Дазаю он собрал пару трусов да шарф, хвастающейся своей дыркой — или парой дырок. Или это дырки хвастаются — смотрите, вот, нас держит всего пара ниток.
Большего Дазай для себя взять не позволил, но Ода подозревает, что в случае чего для дазайской экипировки кража произойдёт именно в его сторону.
Для себя Одасаку нагрузил побольше — с запасом на кражи Дазая.
Но багажа Чуи Накахары хватит на весь курорт.
Пожалуй, Одасаку придётся сходить несколько раз.
— Дазай, придурок, встань с меня!
Пожалуй, думает Одасаку, вспомнят про него не скоро. Помогут — тоже.
Канадский мороз горит не щеках и, наверное, именно поэтому лицо Дазая так покраснело. По крайней мере, так кажется Одасаку.
— Чуя! Моя задница вмёрзнет сюда, если ты меня не отпустишь!
— Да срать мне на твою задницу!
Одасаку глубоко вздыхает.
В этом вздохе держится терпкое обещание: про него никто не вспомнит ближайшие полчаса.
— Здравствуйте, — монотонным уставшим голосом начинает Одасаку.
Девушка за стойкой улыбается и это — первое пожелание жить на сегодня. Желание это хрупкое. Желание мелькало табличкой на лбу Одасаку, но, кажется, не все её замечают.
Табличка слетает со лба, разбиваясь об пол, когда в спину ему врезается что-то большое.
Что-то — и Одасаку сразу знает, кто.
— Плохая собачка! — кричит гибридное нечто, врезавшееся в него.
— Клоун ебучий!
— Тут дети, следи за своим языком!
"И вы двое самые главные," —опускает невысказанное Одасаку.
— Да на что ты намекаешь?
—Я?.. —моргает Дазай, тут же хитро улыбаясь. — Я только лишь прошу тебя держать руки при себе...
— В задницу их засунь себе!
Девушка за ресепшеном взглядом просит успокоить детей.
Но дело в том, что Ода тут бесполезен. Боги ещё не ниспослали ему такие умения.
— ...Доброе утро, сэр, — неуверенно начинает девушка. Неуверенно, потому что не знает, какое это утро теперь.
— Самое лучшее, — тихо соглашается Одасаку. —Нам бы хотелось забронировать три номера.
— Ох... Видите-ли, — заминается девушка. — Сейчас как раз начало сезона, почти все номера заняты...
— Видите ли, у нас есть только два номера...
Одасаку оглядывается.
Чуя кричит то ли: "Я убью тебя", то ли: "Дай обниму тебя", и вид, в котором Чуя прижимает плечи Дазая к дивану, не даёт полной уверенности в том, что он имеет в виду.
Одасаку хочет думать, что второе, иначе то, что он сейчас сделает, будет иметь последствия. И следствие, в конце которого установят причастность Накахары Чуи. И шествие, обозначенное последним путём Осаму Дазая.
Придётся звонить в похоронное бюро. Придётся звонить в бюро психологической поддержки. Поддержки для будущего инвалида — своеобразных костылей.
Придётся писать о смерти одного из сотрудников Агентства — либо ему, либо Дазаю. Либо они оба будут писать из могилы.
Одасаку вздыхает.
— Да, прекрасно. Нам отлично подходит.
Сзади него слышится низкое, сочащееся угрозой:
— Руки свои убери...
— Но Чуя говорил что-то про мою руку и его задницу...
— Твою задницу!..
— Да, я понял твою мысль...
— Да что ты понял! Прижми свою задницу к дивану! И убери нахрен свою руку!
Одасаку вздыхает, и это – последний его вздох.
* * *
— Долго нам ещё до номеров идти? — вздыхает Дазай. Для него это не последний вздох. Пока.
— Уебнись, мы только на второй этаж поднялись. На лифте.
—Мне пришлось нажать кнопку. Я устал.
—Мне пришлось терпеть тебя восемь лет. Я...
— Тут такое дело, — начинает смелым смертником Одасаку. Никто так и не узнает, что там Чуя "восемь лет". Зато Ода узнает, во сколько лет закончится его собственная жизнь.
— Это ваше, — тянет им ключи Одасаку.
Со смертью своей затянуть не получилось, да. Верёвка ненадёжная оказалась. Узел развязывается.
Чуя недоверчиво смотрит с пару секунд. Отпускает ворот Дазая и перестаёт притягивать его к себе — чисто по ненависти. Одасаку ещё предстоит выяснить причину этому, но это уже — дело загробное.
Дазай осторожно глядит на ключи в протянутой руке. Да, он знает, что это что-то плохое. Что ничего хорошего эта странная вещь не сулит, даже если место ей в руках Одасаку.
— Что это? — неприветливо кивает Чуя на ключи.
Что ж, видимо пришло время познакомиться...
— Это? — спрашивает Одасаку, глядя на ключи. Удивленного он разыгрывать умеет хорошо. Долбоёба тоже. — Квест, вроде, какой-то. Десять дней со своим экс-партнёром в одной комнате.
— Какой нахрен комнате?.. — начинает Чуя. Голос его рокочаще перекатывается, и Ода... Ода вдруг понимает, почему Дазай постоянно делает так, чтобы губы Чуи были так близко к его лицу. Вид впечатляющий. Впечатлений на все оставшиеся три секунды жизни.
— Какой секс-партнёр? — хмурится Дазай, выпутываясь из рук Чуи. Тут уж ясно, какой.
— Да заткнись ты! — толкает его в плечо Чуя.
— Сейчас сезон и все места в отеле заняты, — вставляет объяснение Одасаку. Объяснение это пихается нескладно и уродливо. Приходится обрезать края. — Все кроме двух.
— Ага? — поднимает бровь Чуя. — Но я не припомню, чтобы вы с Дазаем были экс-партнёрами.
— Одасаку! — Дазай с опаской смотрит на ключи. Будто они ему сейчас всю жизнь попортят. —Ты ведь не?..
— Я? — сарказмом раскрывает глаза Одасаку. Будто ему весело. —Нет, я не буду с тобой в одной комнате. Не беспокойся.
— Детективный ублюдок, не смей...
— Не оставляй меня этой невоспитанной собакой!
— Дазай, Накахара, это просто десять...
— Отвратительных дней!
— Да я убью его быстрее!
— Я не хочу жить с рыжим гремлином!
— Я не хочу жить с уёбком у которого мочалка на голове вместо волос!
— Эй, всё будет не настолько плохо...
— И правда: в гробу Дазаю будет прекрасно!
— Чуя будет спать на коврике у входа!
— Да Дазай вообще спать не будет!
— Да на что ты намекаешь?!
— Извращенец!
— Придурок!
— Одноклеточный!
— А тебя вообще только из клетки выпустили!
— Дазай, Накахара, — говорит Одасаку так, что перебить их. И они перебиваются. Со слова на слово, правда, но затихают. — Это всего десять дней.
— Я выкуплю себе другой номер, — бормочет Чуя, отворачиваясь от Дазая и направляясь обратно к ресепшену.
— Пожалуйста? — смирением спрашивает Одасаку. Сморит на Дазая — вдруг с этой стороны найдется поддержка?..
Наверное, он слишком многое просил и вселенная потратила на него весь имеющийся запас желаний. Но, может, хоть на дне заваляется?..
Нет.
Наверное, вселенная уже выпотрошила ради него весь мешок с желаниям.
— Чуе лучше побыстрее снять себе конуру, — смотрит в пол Дазай.
— Накахара, — окликает Одасаку. — Дазай? — он смотрит им прямо в глаза. Косоглазие у него такое. На почве нервного срыва.
— Чего тебе? — недовольно спрашивает Чуя. Смотреть на Дазая он, почему-то, будто боится.
— В чём проблема? — спрашивает Одасаку. И Дазай, и Чуя — оба опускают взгляд вниз. — Неужели вам так не хочется жить вместе?
Щёки Чуи загораются красноречием в ответ, а Дазай еле заметно кусает губу.
Жить вместе им не хочется. Одасаку находит это странным — ведь они уже жили вместе целый три года.
Но он ещё не понимает, что когда знаешь, как ощущается смерть, идти на неё в сто раз опаснее.