Рико Морияма смотрит на себя в зеркало и не узнаёт.


Татуировку свели неделю назад. На коже остался только след после сведения, который должен потом сойти, и чуть выше, около левого глаза — небольшая родинка. По японским поверьям такая родинка — знак, что человеку придется много плакать. Рико не плачет.


Его слезы остались в далёком детстве, когда он понял, что нельзя проявлять слабость, и в душе после того злосчастного матча, после которого его жизни пришёл конец, и он стоял под струями воды, запрокинув голову и часто моргая, чтобы никто не видел, что он плачет — за подобную слабость его, тогда еще Короля, заклевала бы собственная свита, и тогда это ещё его волновало. Тогда ему казалось, что у него есть будущее.


А сейчас Рико не плачет. Плачут живые, а Рико Морияма умер несколько недель назад, даже если Ичиро выстрелил в голову не ему, а Тетсудзи. Экси и Гнездо были всем в жизни Рико, а он теперь никогда не вернется к этому. Ичиро приводил своего мастера, чтобы свести Рико татуировку. Рико ненавидит своё лицо без неё.


— Если я даю тебе шанс на новую жизнь, значит, тебе надо перестать цепляться за прошлое. Я не хотел бы решить, что ошибся, — сказал Ичиро после ухода мастера, держа при этом Рико за подбородок, заставляя смотреть в глаза.


У Рико и Ичиро довольно похожие лица, но впечатление производят совершенно разное.


Ичиро восхитительно спокоен и холоден, его королевская стать будто запечатлена во льду, а Рико... Раньше был то вспыльчивым и агрессивным, то — перед камерами — улыбчивым и вежливым, но всегда уверенно смотрел на всех свысока. А теперь Рико видит в зеркале потерянный и несчастный взгляд тёмных глаз, так похожих на властные серьёзные глаза его брата.


Рико хочет ненавидеть Ичиро, но не может — так было с самого детсва. Он старался взрастить в себе ненависть к брату за то, что тот родился раньше, получив все и сразу, а Рико с детства приходилось впахивать на поле чуть ли не до потери сознания в надежде хоть на крупицу внимания со стороны отца, которого он так и не получил, но которое всегда было у Ичиро. Рико ненавидел отца за то, насколько тот не замечал его исключительности и таланта. Рико завидовал Ичиро, Рико злился на Ичиро. Рико никогда не мог ненавидеть Ичиро.


Зато Рико ненавидит Кевина. Рико ненавидит Натаниэля. Рико ненавидит чокнутого Эндрю Миньярда. Эти люди сломали ему жизнь. И Рико ненавидит себя сейчас — за то, что он сломан.


Он смотрит яростно в зеркало, видит в этом взгляде тень прежнего себя и не выдерживает, здоровой рукой бьёт, бьёт и бьёт стекло, не обращая внимания на кровь и боль, на слёзы, застилающие глаза, на то, что у него перехватило дыхание. Рико падает на колени, осколки впиваются в кожу, он продолжает кулаком крошить куски зеркала на полу, размазывая собственную кровь, капая на царапины солёными слезами, все еще будучи неспособным вдохнуть. Мир как-то быстро гаснет перед глазами.


***


Когда Ичиро заходит в комнату и видит Рико, лежащего в осколках и крови, его сердце пропускает удар, хотя слабонервным он никогда не был — слабонервные не становятся главами якудза, да и в целом в таких кругах долго не живут.


Просто Рико — единственный, о ком он решил позаботиться за всю жизнь, с кем захотел сблизиться, поэтому и дал ему шанс и не стал стрелять, хотя это было бы вполне рационально, а теперь...


Ичиро наклоняется к неподвижному брату. Дыхание есть, пульс тоже. Он переносит Рико на кровать, снимает с него штаны и футболку, достает аптечку с полки в ванной и внимательно осматривает повреждения — в основном левая рука, та, что не в гипсе, и колени, немного лицо, глубоких порезов, кажется, нет, зашивать не понадобится, но есть осколки. Начинает с лица, достает кусочки зеркала, промывает и заклеивает раны, осторожно берёт руку брата — там много стекла в ребре ладони, царапины и осколки в запястье и предплечье, но вены не задеты. Ичиро ловко орудует щипцами и смоченной в растворе ватой, он полностью сосредоточен на процессе, когда слышит тихое болезненное шипение и поднимает глаза на брата.


— Ичиро... Почему?...


— Это я у тебя хотел бы спросить, — отвечает Ичиро, вытаскивая из руки брата еще один осколок. — Ты мой, а я не люблю, когда что-то моё ломают и портят.


Рико хмурится то ли от боли, то ли от этой знакомой формулировки. Ичиро обрабатывает последние царапины на его руке и накладывает бинт.


— Я и так сломан, если ты вдруг не заметил, — он смотрит на руку в гипсе.


— Это срастётся, — отмахивается Ичиро. — Ты слышал доктора, через месяц можно снимать гипс. А сегодня ты реально мог умереть, если бы осколок, который я только что из тебя достал, прошел чуть левее и глубже. Или остаться без глаза.


Рико отводит взгляд.


— Я... Это не была попытка суицида, — он говорит тихо, а потом срывается на крик. — И зачем ты вообще спрашиваешь?! Ты просто решил, что я теперь твоя вещь! Тебе всю жизнь было плевать на меня! — Рико дёргается, но Ичиро прижимает его за плечо к кровати.


— Успокойся. Мы поговорим, как только я закончу разбираться с этим, — он показывает на раны на ногах. — И я надеюсь, что твои объяснения не заставят меня привязывать тебя к кровати, потому что так ты скорее всего умрёшь — у меня нет времени, чтобы успевать за тобой ухаживать.


"А доверить тебя кому-то другому, даже тем, кому я доверяю важные дела, я не могу," — Ичиро не проговаривает этого вслух, потому что не знает, как объяснить, почему Рико дорог ему не как инвестиция, вещь, дело. Он никогда не говорил никому о какой-то личной привязанности.


А у Рико взгляд становится какой-то обращённый в себя, будто вспомнил что-то.


— Тебя что, привязывали к кровати? — вздёргивает бровь Ичиро, склоняясь в коленям младшего брата и снова вооружаясь пинцетом.


— Нет. Я привязывал.


Они говорят об этом будничным тоном, как о погоде.


— Чувствуешь себя плохо по этому поводу?


— Нет, — Рико явно не испытывает чего-то вроде угрызений совести.


— Тогда мне всё равно, — Ичиро далек от моральных вопросов и не нуждается в подробностях происходившего в Гнезде при Тетсудзи — он знает всё, что ему нужно. Пытки, телесные наказания, строгие правила, воспитание экси-роботов из игроков — для Ичиро всё это не более чем то, что может создать проблемы, если всплывёт наружу, так что надо просто по-возможности тихо поменять порядки Эвермора и дать знающим понять, что молчать полезнее.


Убрать Тетсудзи было лучшим решением — Рико еще юн, Ичиро хочется дать ему шанс на нормальное будущее. От Рико требуется лишь этот шанс не упустить, что он пытается сделать уже второй раз.


— Тебе было бы все равно, даже будь мне плохо. Тебе же все равно, что мне плохо сейчас.


— Было бы все равно — не возился бы с тобой, — отвечает Ичиро, обклеивая колено брата пластырями и отстранённо думая, что у Рико красивые ноги и тело в целом. — Осталось немного, но тут, кажется, осколок глубоко.


Ичиро подцепляет его пинцетом и едва не получает коленом в лицо — Рико от боли шипит и рефлекторно дёргается, сгибает ногу, а потом пугается, осознав, кому чуть не заехал коленом по лицу.


Но в пинцете у Ичиро теперь длинный кусок стекла, а второй рукой он сжимает лодыжку Рико.


Ичиро тихо усмехается, откладывает пинцет — это был последний осколок — и промывает раны, заклеивает их.


— Всё, я закончил, теперь жду объяснений, — он смотрит на Рико строго и внимательно, но пытается проявить во взгляде какую-то теплоту. Он не знает, как это делать.


Рико смотрит в ответ тревожно.


— Мне было плохо. Я злился.


— На кого?


— На всех. На Натаниэля, на его ручного психа, на Кевина, на тебя, на... — он хочет добавить что-то, но давится воздухом, замолкает.


— Ты опять не можешь дышать?


— Могу, — тихо говорит Рико.


— Тогда дыши, — Ичиро смотрит на брата изучающе, тот правда начинает дышать глубже, ёжится, хочет обнять себя руками за голые плечи, но одна рука в гипсе, другая в бинтах, постепенно пропитывающихся кровью. — Продолжай.


— У меня было всё, кроме внимания. Твоего и отца. А теперь у меня нет ничего вообще.


— Совсем ничего?


— Да, совсем, — Рико огрызается. — У меня нет будущего, нет дома, нет экси, нет... — он запрокидывает голову и хрипит, пытаясь дышать.


Ичиро пересаживается к нему на кровать, одну руку кладёт на плечо, другой берёт за лицо, снова заставляет смотреть на себя, и видит в глазах Рико слезы, которые тот старается сморгнуть. Боится, что, заплакав, покажется слабым, как будто Ичиро не видит все его слабости насквозь.


— У тебя есть будущее. Я так решил. Не было бы — я бы просто застрелил тебя тогда. О ужас, самоубийство, так жаль, а был такой молодой и талантливый! — он передразнил интонации телеведущих, а потом вернулся к своей обычной холодности. — Дом у тебя тоже есть — ты в нём находишься.


— Это твой дом, а не мой. Я даже не знаю, где нахожусь.


— Полагаю, с недавних пор он... наш. Мы в пригороде Нью-Йорка, — Ичиро взглянул внимательно в удивлённые глаза Рико и продолжил. — Нет экси — в экси ты создавал слишком много проблем, чтобы позволить тебе снова играть.


— Проблем?


— Конечно. Ты крупно наследил, пытаясь отомстить Дэю и Веснински. Если бы ты продолжил в таком духе, от тебя бы пришлось избавиться, а я решил дать тебе шанс. Ты должен быть счастлив.


Рико смотрит зло и затравленно.


— Счастлив? Потеряв всё?


— Ты сам только что сказал, что хотел моего внимания, теперь оно есть у тебя, — по губам Ичиро скользнула лёгкая усмешка, когда он увидел, как в глазах Рико наконец мелькнуло что-то живое и удивлённое, какое-то нехарактерно невинное. И не скажешь, какой ад может устроить.


— Кстати об этом, чтобы я уделил тебе свободное время, тебе не обязательно было вынуждать меня менять все стеклянные предметы в доме на противоударные, а не только окна.


— У тебя... У нас противоударные окна? — Рико склоняет голову в сторону.


— Ещё и пуленепробиваемые. Ты хоть представляешь, сколько человек хочет меня убить?


— Они пытались?


— Да, было дело, — Ичиро отвечает равнодушно. — Больше не попытаются. Мёртвые не способны кого-то убить.


Рико кивает. Его не пугают убийства.


— Расскажи мне больше.


— О покушениях?


— О тебе. Я же не в курсе, как ты вообще жил.


И Ичиро рассказывает. И у них на самом деле есть что-то общее — как минимум то, что оба никогда не ходили в обычную школу, потому что это отвлекало бы от предназначения, и обоих воспитывали в тотальном контроле. Они оба просто адаптировались к своей среде по-своему. Рико поддерживал себя жаждой признания от главной ветви, Ичиро анализировал происходящее, чтобы, став главой, сразу пресечь то, что потенциально несёт проблемы и убытки — подчистить следы, убрать и заменить людей.


— То есть, мои первые длительные социальные взаимодействия с ровесниками произошли только когда я поступил в университет, — сообщил Ичиро.


— Ммм, — кивает Рико, внимательно и жадно рассматривая старшего брата, изучая его. — На кого ты учился?


— Получение специальности в моем случае было чистой формальностью, но экономика и управление. Но вообще на период моего поступления у меня выпал своего рода переходный возраст... Подростковый бунт и всё такое.


— И... Как?


— Я хотел поступать в университет Эдгара Аллана.


Рико посмотрел на Ичиро недоверчиво. Не будь его брат таким серьёзным, младший Морияма точно бы принял это за шутку.


— Зачем?


— Хотел познакомиться с тобой.


— Ты не серьёзно, — в это он уже не мог поверить. Это звучало одновременно как мечта и как жестокий розыгрыш. Рико иногда говорил что-то такое Воронам, чтобы морально сломать и сделать более управляемыми. А тут ощутил это на себе, только вот...


— Совершенно серьёзно.


— Всё равно бы ничего не вышло. Ни отец, ни Хозяин... — Рико замолчал, стоило пальцам Ичиро коснуться его губ.


— Не зови его так. Тетсудзи, дядя, тренер. Не хозяин. Ты ему не принадлежишь.


Рико кивает.


— В любом случае, они бы не дали этому случиться. Даже если бы тренер не сделал ничего тебе, ты ведь выше по статусу, то я... — он поморщился, вспоминая о побоях за провинности.


— Да, это меня и остановило. В итоге я поступил в университет, который выбрал отец, но половину первого курса вел себя как ребенок, которого спустили с короткого поводка. Хотя, по сути, так и было.


— Но почему ты хотел познакомиться со мной? — этот вопрос волновал Рико.


В конце концов, его воспитали в том числе на мыслях, что пока он не добьётся чего-то, то будет пустым местом для главной семьи, и всех его достижений всегда было недостаточно.


— Из-за экси?


— Мне не нравится экси, Рико. Это просто выгодно.


Рико посмотрел на брата вопросительно. Экси было его причиной существования долгие годы. Точка зрения Ичиро была ему непонятна.


— Я не хочу рассказывать сентиментальные истории сейчас.


— А сейчас я тебе зачем? Тоже выгода?


— Нет, сплошные расходы, — Ичиро растрепал Рико чёлку.


Рико дёрнулся. Такого рода маленькие прикосновения были ему непривычны.


— Тогда?...


— Потом расскажу. Не выкладывать же сразу перед тобой все карты. Теперь я слушаю тебя. Что-то же в твоей жизни было, кроме экси? Про экси я и так знаю.


Рико перебрал несколько тем, но...


Ни одной подходящей. Учёба — предметы выбирали вместе с Кевином, с ним же играли в экси. Это был единственный раз, когда Рико пошел на уступки Дэю, и то лишь потому что у него самого не было любимого предмета или интересной специальности. Они оба выбрали историю.


— В наш первый учебный день после утренней тренировки я сказал ему не отвлекаться от экси, чтобы не отставать. А потом... — Рико подавился воздухом.


— Дыши, — повелительно говорит Ичиро, чуть сжимая подбородок младшего брата. — Говори и думай о чём-то, кроме экси.


— Экси — вся моя жизнь!!! Ты не понимаешь!


Пальцы Ичиро чуть сжимаются чуть сжимаются на щеках Рико. Кожа младшего Мориямы мягкая, из-под пластыря чуть выше на щеке выступает кровь, и Ичиро убирает руку, переместив её на загривок Рико.


— Думай, на кого кричишь, — Ичиро говорит мягко и вкрадчиво, кончиками пальцев водя по шейным позвонкам младшего брата, и Рико достаточно умён, чтобы понять, что за этой мягкостью может последовать что угодно, и что обычно в такой интонации Ичиро слышится лёгкая поступь смерти.


Рико в который раз смотрит на Ичиро испуганно, кажется, он боится брата больше, чем когда-то кого-то вообще боялся, Ичиро чувствует мурашки на его коже и видит, как часто Рико дышит.


Он не планировал запугивать брата, но тот сам пугался, когда старший Морияма просто вел себя как обычно и даже мягче. Рико не извиняется и лишь задаёт новый вопрос.


— Ты чем-то занимаешься, кроме дел клана?


— Иногда дела клана оставляют мне время на сон и на тебя.


Ичиро не говорит прямо, что не спал нормально с момента, как бразды правления перешли в его руки. Он уделял Рико не так много времени, появляясь в основном когда младший брат с привычкой к режиму уже спал, но отдыхал ещё меньше.


— Пока что это всё, на что хватает часов в сутках.


Ичиро справлялся с этой ответственностью и не терял хватки от переутомления, но это явно имело последствия в перспективе. А Рико, усмотрев следы усталости, нахмурился.


— Ты похож на отца чем-то... — Ичиро говорит задумчиво, а Рико смотрит на него внимательно и жадно.


— Правда?


— Да. Тем, что темперамент у тебя пошел впереди разума, и мне пришлось решать эти проблемы. А внешне ты больше похож на мать. Да и я тоже.


— Расскажешь ещё? И о себе, и о родителях, — интонации Рико необычно мягкие и вежливые, но взгляд выдаёт его с потрохами.


Темные глаза младшего Мориямы сияют, и Ичиро это нравится — после того матча, не считая истерики в лесу, Рико все время был апатичным и погасшим, смотрел так, будто бы всё же получил пулю в голову, а сейчас он снова выглядит живым.


— Я правда не знаю ничего. Хозя... — пальцы Ичиро сжимают загривок Рико, и тот осекается, вспомнив, что старшему брату не нравится, когда он зовет Тетсудзи Хозяином. — Тренер ничего мне не рассказывал, потому что я не был достаточно хорош, он говорил, что я не заслуживаю не то что вашего внимания, но даже знания о вас, если не стану играть лучше, если не буду самым лучшим... — Рико давится словами, и Ичиро думает, что надо проконтролировать, чтобы не было ещё одной панической атаки, а ещё думает о том, сколько таких приступов Рико перенёс в одиночестве даже за эти несколько недель. Ичиро не нравится чувствовать вину, привязанность, желание быть рядом — эти чувства просто не вписываются в его картину мира. Но кожа Рико под подушечками пальцев ощущается приятно и правильно, а его оживший взгляд вселяет надежду.


— Как видишь, он был неправ, — Ичиро выглядит и говорит спокойно. — Ты больше не будешь никаким игроком в экси — ни лучшим, ни худшим, но вне зависимости от этого я здесь и сейчас с тобой. Даже если наш отец и твой тренер нас обоих бы за это убили. Это не важно, они оба мертвы.


— Нии-сан... — на выдохе говорит Рико и смотрит на Ичиро как на ожившую мечту. И это обращение, как и такой взгляд в картину мира старшего Мориямы не вписывается совсем. Они говорили между собой в основном на японском, но такое обращение... Нечто новое.


— Называешь меня так? Серьёзно? Мне всю жизнь казалось, что ты должен меня ненавидеть. Тем более, когда ты перечислил меня в списке тех, кого винишь в том, что решил разбить зеркало.


— Нет, — качает головой Рико и признаётся. — Я хотел ненавидеть тебя, но никогда не мог. Злился — да, и я до сих пор злюсь, но... Возненавидеть тебя по-настоящему у меня так и не получилось, — Рико смотрит на него с обидой, будто это Ичиро виноват. Глаза у него тёмные, почти чёрные, как и у Ичиро, но в эмоциональном плане кажутся старшему брату совсем прозрачными.


— Тебе не на что обижаться, нам обоим несказанно повезло, что я старше. Может, ты и мог обманывать прессу или запугивать и контролировать других игроков, но у тебя слишком честные глаза, чтобы быть якудза.


— Нии-сан!


— Кто вообще разрешал тебе так меня называть?


Это обращение удивляет, беспокоит, выводит Ичиро из равновесия, пусть он и не показывает. Так обращаются к братьям, которые всю жизнь были рядом и заботились, а не к братьям, с которыми познакомились в двадцать лет и от которых едва не получили пулю в голову при первой встрече.


— Ох, недостаточно уважительно... Нии-сама, — у Рико приподнимается уголок губ, его интонация и выражение лица на грани дерзости, за которой он явно пытается скрыть страх и волнение, возможно, злость, он будто искрит эмоциями, и Ичиро просто не выдерживает.


Не выдерживает и притягивает младшего брата к себе, впивается в его губы, сначала удерживая за шею и за подбородок, ожидая встретить сопротивление, но Рико не сопротивляется, а наоборот спустя пару секунд отвечает — поразительно робко и мягко, совсем не претендуя на контроль. Ичиро не думал, что его провозгласивший себя Королем брат так умеет. Руками он ведёт по голой коже Рико, одну ладонь оставив на поясе младшего брата, а вторую на бедре, пока тот прогибается в спине, подставляясь под прикосновения. Пальцы левой руки Рико, замотанной бинтами, но подвижной, сжимают ткань черной рубашки Ичиро. А еще этот поцелуй со временем становится солёным и мокрым.


Лёд между ними тронулся, а в Рико что-то сломалось, но когда Ичиро спрашивает, он только шепчет, что ему хорошо.


Рико засыпает у брата на плече, сквозь полудрёму почувствовав лёгкое касание губ чуть выше пластыря на скуле, туда, где ещё не высохла дорожка от первых за долгое время не подавленных слез, и где под глазом была небольшая родинка.


Ичиро впервые ложится спать рядом.