Это было прохладное утро. Или может день? Трудно сказать точно. Шторы плотно закрыты, а прислуга ни разу их не навестила. Никто не смел беспокоить юного господина, что желал этот день целиком и полностью посвятить отдыху в компании дорогого сердцу экзорциста. Потерять счёт времени оказалось легче, чем можно подумать.

Если говорить по правде, Син Цю не удосужился предупредить Чун Юня о том, что собирается его приватизировать на некоторое время. Экзорцист, предыдущим вечером, привычным делом собирался отправиться к себе в опочивальню. А аристократ поманил его к себе в покои со словами, что ему этим вечером страшно одному, жалобно вытягивая предложения и с грустью опуская голову. Конечно же, верный слуга, и ни менее заботливый друг, не мог равнодушно оставить близкого в таком состоянии, проникшись сочувствием. 

Сейчас же, после относительно тихой ночи, они лежали в обнимку на огромной кровати. А из-под одеяла доносилось тихое хихиканье. 

— ЮньЮнь! Хихи, убери свою голову, мне щекотно, — Син Цю отталкивает от себя экзорциста. Волосы Чун Юня очень пушистые, мягкие и непослушные; они лезли во все стороны, щекоча юного аристократа.

— ЦюЦю, не толкайся, пхах — мелодичный смех, такой приятный и добрый, снятый с губ экзорциста звучал для Син Цю слаще любого сумерского угощения. 

— Если ты продолжишь меня щекотать я не смогу тебя поцеловать!

Совершенно неопытные, полные жара подростки желали постичь ранее не дозволенное. До этого момента им доводилось целовать друг друга только в щёки, то был невинный детский жест симпатии и не нёс за собой чего-то большего. Не раз аристократ пробовал оставлять легкие поцелуи и вблизь губ экзорциста. Но все его подобные попытки заканчивались поспешным бегством смущенного друга и дальнейшим избеганием. В итоге, он молча, где-то глубоко в мыслях сходился на том, что это было недоразумение, случайность, да что угодно, но не намеренное действие со стороны любвеобильного друга.

На самом деле, Чун Юнь попросту боялся «тронуть» своего господина. Ранее, он считал, что Син Цю должен всецело себя отдать миленькой девушке, что стала бы единственным прекрасным цветком в его саду. В эту семейную идилию абсолютно не вписывался какой-то неотёсанный экзорцист, который никоим образом не походил на писанную красавицу. И лишь недавно он узнал, что аристократ никогда всерьёз и не задумывался о прекрасной сестричке, а о традиционной семье с детьми и женой и подавно. 

Его интересовало лишь три вещи: романы посвящённые бессмертным заклинателям, постигших исскуство меча и их путешествия в сопровождении адептов; вся та бумажная волокита и контракты связанные с торговой гильдией Фэйюнь; очаровательный слуга, которого он то и дело хотел обнять, прижать к себе, разделить постель. 

Это Син Цю сейчас и делал, потешая свои давние желания. Он скучающе проводит тонкими пальцами то по вздымающейся груди, то по плечам друга. Чун Юнь же всеми силами прячет красное от смущения лицо, всячески отворачиваясь или прикрываясь руками, чтобы не пасть жертвой глумливого господина. 

На этот раз солнечная энергия ян, что всегда лилась через край, не дала экзорцисту спокойной жизни. Она сильно бурлила, растекаясь по артериям. Казалось и без того разгаряченный юноша постепенно превращался горячий уголёк, который только достали прямиком из буйного огня. А происходящее смешалось в перетекающии друг за другом фрагменты, плывучие картины.

Сам того не заметив, Чун Юнь оказался сверху. Он властно(что звучало странно, не естественно для него) повис над своим господином. Син Цю же завороженно смотрел в сияющие льдинки, выжидая заветного поцелуя. Но, к его сожалению, экзорцист лишь стыдливо опускает голову, отводя взгляд и осознав, что только что сделал. 

Возможно сейчас Чун Юнь попросту не выдержит и поддастся чистым потокам ян, а вместе с ней и своим непотребным желаниям, слабостям. Это уж точно не простительно, для того, кто тратил столько времени на покорение злосчастной энергии. О, архонты, экзорцист должен был стать глыбой льда, горой, что хранит в себе неспокойную стихию и подчиняет свет, но никак не барахтающейся льдинкой, тающей и сгибающейся под напором своего дара, непрошенного, но как-никак благословения!

Молодой Чун Юнь хотел сохранить и без того хрупкое уважение к себе же, как к покорному сыну клана экзорцистов… Разве может он так беспечно трогать своего господина, когда должен защищать его? Правильно ли позволять энергии ян думать заместо самого юнца? Как тут его муки совести развеяло беспечное, еле слышимое:

— Ох, ЮньЮнь, что же это? Неужто мой робкий милый друг так боится сделать этот шаг? — Син Цю нежно обвивал руками шею озадаченного экзорциста, нашептывая свои сладкие речи. — Давай сделаем друг другу приятно и не будем растягивать столь желанный момент, как мне показалось, для нас обоих, — хитро улыбался парень. Уж языком почесать он мастер, чёртов искуситель.

Син Цю притягивает к себе друга ещё ближе, насколько это возможно, хватает за ласкутки одежды. 

Первый поцелуй был невесомым, осторожным и едва ощущался, будто касание лепестков сливы о водную гладь. Он прервался сразу же. Но этого вполне хватило, чтобы у обоих юнош перехватило дыхание и всё вокруг замерло, а внутри вскипело. Чун Юнь резко подскакивает, прикрывая губы рукой. Син Цю делает ровно то же. Они обмениваются взглядами. Аристократ мог бы посмеяться над нелепым, взволнованным и растрепаным видом экзорциста, но сейчас он выглядел не лучше. Бледные щеки покрылись пунцовым, синие прямые прядки распушились и лезли в лицо, а сам он дико растерян. На словах юный господин был куда увереннее — пособия по поцелуям и соблазнению, как оказалось, были бесполезным мусором.

Внезапно, экзорцист — поддавшись своему желанию и напору ян — импульсивно вцепился в своего господина. Второй поцелуй оказался грубее, до невозможности жадным и горячим. Син Цю млел, дрожал от таких настойчивых движений, от крепких рук Чун Юня — одна сжимала острый подбородок, другая давила на грудь аристократа. Отчего у краешков его глаз образовались хрустальные горошенки; слезинки скатывались по нежной коже и падали на простыни. Воздух окончательно разрядился. А всякий стыд и робость теряли смысл, когда Чун Юнь скользил языком, хозяйничая в чужой полости, и кусал тонкие губы Син Цю, оставляя пылающую горечь. 

Аристократ, несмотря на обжигающую боль, желал растянуть этот момент, как можно на дольше. Даже если это значило, что ему придется задохнуться. Он отвечал. Пытался двигать в такт почти онимевшим языком. Но очень быстро размяк, проникшись слабостю во всём теле; оставалось лишь пробовать вдыхать воздух и подчиняться, позволив экзорцисту полностью контролировать процесс. В голове всё опустело, тело же делается ватным. 

Чун Юнь отрывается от распухших губ Син Цю, а за ним тянется тонкая мокрая ниточка. Юный аристократ жадно ловит воздух, покашливая и дрожа после каждого выдоха. Бледная кожа на ключицах сделалась розоватой, покрываясь маленькими капельками пота. Полупрозрачный шёлк предательски спал с плеча, оголяя его и выставляя на показ, отчего Син Цю почувствовал себя ещё более уязвимым. Кажется, сейчас аристократ выглядит малость жалко.

Только посудите, весь заплаканый и красный, дрожащий от жара мальчик не был похож на того статного юнца, что мог со спокойной душой одарить вас как любезной улыбкой, так и парой колкостей. 

По сравнению с ним, возвышающийся экзорцист смотрелся выигрышнее. Чун Юнь опускал на своего господина странный, в какой-то мере пугающий взгляд. Он был сравним с тем, как жадный хищник смотрит на добычу. От до одури милого, робкого и доверчивого барашка ничего не осталось. Как бы то ни было — от этого дикого вида Син Цю ощущал незнакомую тягучую и колящую боль низ живота. И не сказать, что он противился ей или властному взору друга. Видимо, в аристократе таилась мазохистская жилка.

Кажется, сегодня он открыл для себя новую слабость и ранее не известную сторону своего милого друга. Вот, каким тот может быть, когда энергия ян одерживает вверх над разумом… Это чертовски будоражит, возбуждает самые далёкие и потаёные уголки души. 

Чун Юнь, взгляд которого уже смягчился, касается кончиками пальцев щёк Син Цю. Аристократ готов рухнуть, подобно груде камней, в ту же секунду. Что он и сделал, недовольно вздыхая. 

— ЮньЮнь, ты… о архонты и прочие боги, что это было?! — ворчал Син Цю, хватаясь за голову. Чун Юнь же ложится рядом, довольно улыбаясь, а на слова друга лишь целует того в мочку уха. Он ожидал, что это может усмирить его гнев, но не тут-то было — Я сейчас сойду с ума! Чун Юнь, молю, убери свою голову, мне щекотно.

Экзорцист сильно удивился. Услышать от своего господина вместо привычного ласкового обращения полное имя, да ещё и без вечного "мой дражайший" казалось чем-то болезненным. 

До-иг-рал-ся! Неужели он так сильно провинился, что обидел своего дорогого друга? 

— ЦюЦю, извини меня. Наверное, я не должен был этого делать, — он моляще смотрел на Син Цю. И прокашлявшись, тут же продолжил, сменив положение на сидящее — Кхм, вернее… Господин Цю, я сильно ошибся и хотел бы дать вам обещание впредь не повторять такого. Вы можете в полной мере наказать этого слугу за подобную неосторожность и грубость. 

По правде, Син Цю прочувствовал тяжкую вину в этот момент. И как этот болван может так естественно говорить о наказаниях? У аристократа никогда не поднимется на такое рука! 

— Тогда поцелуй меня ещё раз. — небрежно бросил он. И лишь сказав это вслух Син Цю понял, что наделал. Он было хотел обернуться, объясниться. Тут то его и подловили.

Третий поцелуй был чувственным, мягким и проникновенным, тягуче нежным и мучительно долгим, что секунды тянулись подобно минутам. Сердце аристократа то исполняло кульбиты, то сжималось от томящих ощущений. На этот раз руки экзорциста аккуратно придерживали голову друга, остановившись у щёк. А от языка Чун Юня исходит тонкий, ранее не уловимый привкус холодных лепестков цинсинь и сладковатых закатников. Син Цю мнётся под ласками, тает. Он бы уже давно свалился на мягкую подушку, бессильно вздыхая от усталости, но прервать этот миг не хотел. 

И откуда только в его милом друге такой навык, вы уж извините? Аристократ перечитал чуть меньше десятка лёгких романов и "пособий" только ради того, чтобы в итоге лишь помазать своими губами о чужие. Хоть и по изначальному "плану" должен был поразить друга в самое сердце, заставить лёд растаять. А по итогу всё вышло немного иначе. 

Подозревать экзорциста в распутстве просто не было смысла. Он ведь жил тренировками, изучением новых техник, молитвами и заботой о своём господине. Так почему он настолько по-мастерски возился с губами Син Цю, играясь, доводя того до экстаза простыми манипуляциями? Экзорцисты правда удивительные люди.

Чун Юнь прерывает поцелуй и мокро шепчет:

— Этот слуга очень надеется, что господин Цю остался довольным — томно роняет он.

На что изнурённый и разморённый ласками Син Цю лишь слабо кивнул, склоняя голову на бок. Он ещё не скоро сможет прийти в себя. Довольный, полный чувства выполненного долга, Чун Юнь напоследок целует аристократа в опущенные уголки губ. 

— Господин Цю, вам нужно хорошенько отдохнуть, — экзорцист опустил, потяжелевшую от усталости, голову друга на подушку. А сам воодушевлененно продолжил, уже вставая — Этот слуга принесёт для вас еды и обязательно покормит! Хоть и время близится к пяти — немного поздно конечно... ох

Даже после его ухода в комнате всё ещё стояла прожигающая душу солнечная энергия ян. 

Син Цю про себя выругался. Сил нет злиться или обижаться на, внезапно и неожиданно проявившуюся из адских чертог, хитрость в поступке друга. 

В итоге аристократ получил то, чего так хотел. Хоть и не совсем так, как ему представлялось. 

***

Капризный ребёнок то и дело ныл, проливая крокодильи слёзы. Он вопил о том, что не хотел встречать гостей и здороваться с ними. Это могло ударить по репутации семьи Фэйюнь, если бы пришедшие люди не оказались заранее осведомленными экзорцистами.

Чун Юнь с любопытством смотрел на заплаканого мальчика, что трусливо прятался за маминой юбкой.

У маленького экзорциста ещё не было друзей. В самом малом возрасте ему хватало многочисленных двоюродных братьев и сестёр, хоть сверстников среди них и не нашлось, что печалило ребёнка. Кажется, вплоть до этого дня он даже не выходил из дому, если исключить дни рождения, когда мальчишка с родными восходил к горе Тяньхэн, чтобы воздать молитвы. Сегодня был его первый опыт знакомства с чужими людьми и маленький шанс познакомиться с настоящими демонами! Чун Юнь часто расспрашивал о деле их клана у старших, подхватывая всё на лету. И вот теперь он сможет самостоятельно проводить ритуалы или хотя бы краешком глаза углядеть за процессом. 

Но этот дом совершенно не выглядел, как очернённый духами. Он был богат, светел и красив, но никак не мрачен, а привычного запаха сырости, о котором рассказывали старшие в воздухе не ощущалось. 

Чун Юнь вопросительно посмотрел на мать, что в это время выслушивала речь госпожи Фэйюнь. Он ни слова не понял — взрослые то и дело повторяли "контракт то, контракт сё" или "думаю это и это, вы уж подумайте над этим предложением" — слишком монотонно и сложно для шестилетки.

От скуки маленький Чун Юнь начал ещё пристальнее смотреть на плачущего мальчика, который всё также прятался за матерью, лишь изредко выглядывая — такой же бедолага, что вынужден тут стоять и слушать заумные переговоры. Наверное и плакать тот начал от того, что его заставили сюда придти, подумалось ему. 

Женщины наконец отвлеклись от обсуждения. Госпожа Фэйюнь стыдливо начала оправдываться:

— Я совсем забылась! Прошу простить вас меня, милая леди, что сразу принялась за дело. В последнее время в этом доме всё шло верх дном. Мне стоило для начала пригласить вас сесть за стол и угоститься чаем. — закончив любезничать с дамой напротив, она опустила взгляд на сына, — Син Цю, золотко, ступай играть и познакомся с нашим гостем, — тут же госпожа Фэйюнь, прихватив с собой под руку экзорцистку, поспешно исчезла в дверях.

"Син Цю, значит... у него очень милое имя!" — Чун Юнь невольно улыбнулся, всматриваясь в золотые глаза.

Маленький аристократ, наконец заметив приклеенный к нему взгляд, в страхе замер. По его скорченному лицу трудно было выделить одну конкретную реакцию, то, скорее, представляло из себя целый спектр, что сменял одно за другим — он напуган, удивлён и малость заинтересован в загадочном госте. Чун Юнь же лишь негодующе похлопывал светлыми ресницами; мальчик мало смыслил в чужих эмоциях, поэтому мог только стоять с глупым видом, да мычать. 

Син Цю смущенно прикрыл ладошками покрасневшие от слёз глаза и мигом отвернулся, — Не смотри на меня так... — хныкал он. 

Чун Юнь было начал извиняться, говоря, что не желал обидеть Син Цю. В его понятии, если человек проливает горючие слёзы или опечален, то причиной этому непременно могла быть только физическая боль, потеря любимой вещи или обида. Вот он и раздумывал, когда же успел навредить потенциальному будущему другу. 

— Син Цю, извини меня! Я правда не хотел... — он даже не знал за что просил прощения, глупышка. 

Маленький экзорцист дрожащими от волнения руками помогал убрать слезинки. Аристократ перебивчиво пытался говорить. Но всё скатывалось в ещё больший напор слёз. Он вырос чересчур пугливым и плаксивым.

— Н-не стоит из-звиняться... правда — Син Цю говорил прерывисто и постоянно заикался, а вовсе выпавший зуб не делал речь чётче, не красил и без того ужастную ситуацию. И он опять вытирал мокрое лицо белыми рукавами, совсем позабыв о наставлениях отца.

Чун Юнь приобнял мальчика. Так его учила двоюродная сестра. "Если человеку грустно, нужно его обнять и утешить" — повторяла она. Конечно, маленький экзорцист не до конца понимал, как правильно утешить, но обнять то он в любом случае сможет! 

Син Цю затих. От гостя веяло очищающей лёгкостью, свежестью тысячи цветов цинсинь. Будто и дышать стало куда легче. На последок всхлипнув, маленький аристократ опустил голову на плечико экзорциста и обнял того в ответ. Уже было не так страшно. Тонкие льдинки в голубых глазах больше не вызывали воспоминаний о неспокойных ночах, не напоминали о зелёном демоне с такими же остро вытянутыми зрачками, как у хищника. 

"Получилось..." — облегченно про себя вздохнул Чун Юнь. 

Кажется, первым начал балаболить именно стеснительный на вид Син Цю. В него будто вдохнули жизнь. Из невзрачного траурного призрака он превратился обычного, но очень энергичного и говорливого мальчика. Он с особым интересом рассказывал о прочитанных легендах, о мечниках и демонах. Для Чун Юня — наивного до чёртиков ребёнка — это казалось чистейшей правдой, ведь книги не могут врать. Маленький аристократ, конечно же, и сам не далеко ушёл от данного суждения. 

— А ты знал, что есть люди, которых обучали владению мечом и стихиями сами адепты! Например вот, был один молодой ученик по имени Су Шэнь, — Син Цю тычет пальчиком в небольшое изображение на пожелтевшей страничке, — Однажды он взбирался по горной тропе в Заоблачном пределе и наткнулся на раненого птенца. Су Шэнь был очень добрым парнем и очень-очень сильным! Он помог птенчику. Но к тому моменту уже настала ночь и вокруг было темно-темно, только звёзды блестели. И Су Шэнь решил там переночевать, а птенца уложил рядышком. А то он бы замёрз. А на утро...

— Птенец оказался адептом? — продолжил Чун Юнь.

— Да! Да! И да! Ты угадал. Это был старый адепт, охраняющий озёра. Он сделал Су Шэня своим учеником в благодарность. А потом они вместе путешествовали по Ли Юэ и... — не успел было Син Цю закончить, его незамедлительно перебил взволнованный и поглощенный историей экзорцист.

— Они очищали мир от зла и уничтожали демонов!

— Ага. Правда классно? Некоторые моменты мне объяснял брат. А, кстати, хочешь я тебе расскажу про него? Он бывает вредным и редко со мной играет, постоянно ходит с папой и ворчит. Прямо как папа! Но братец правда хороший... и умный.

Син Цю, забывшись, начал тараторить и про обычную, повседневную жизнь. Как проходили дни в этом доме, как он, полный любопытства, смотрел в окно, следя за беготней других детей. Не забыл упомянуть и о том, что обычно дома не так "светло", что обычно всюду гуляет тёмная энергия, но вот сегодня она развеялась. Будто и не было её. Единственное, о чём ему было неприятно говорить — вспоминания о тёмных ночах.

— ...он сидел на моём животе и злобно смеялся. А ещё у него были грязные кривые когти, беее! — мальчик поморщился. 

Чун Юнь же в этот момент широко распахнул глаза в изумлении. Вот, кто обижает его нового друга и заставляет того плакать! 

— Когда я вырасту — я обязательно побью этого демона и он больше не будет тебя пугать.

Син Цю радостно улыбается.

— Знаешь, в книжках, которые я читал, герой спасал милую сестричку и та целовала его в знак благодарности. Значит, и я тебя поцелую, когда ты победишь моих демонов! Матушка говорила, что нужно уметь благодарить своих благодеятелей, вот.