Через несколько дней после обращения Астарион томился в подвале, прикованный к стене зачарованными цепями.
— Ты бы мог стать полноценным вампиром, дитя мое… — тянул Касадор с едва уловимой, уже привычной насмешкой. — Если бы я дал тебе свою кровь.
Он слегка провел черным кинжалом по ладони, и в воздух взвился одуряющий сладковатый запах. Астарион взвыл, корчась в цепях, физически неспособный справиться с жаждой, неспособный даже думать ни о чем другом.
— Но такого никогда не будет, — произнес Касадор, и кровь с его ладони закапала на склизкие зеленоватые камни пола, в нескольких дюймах от того места, куда Астарион мог бы дотянуться.
Астарион вопил, срывая голос, и дергался в путах, высовывал язык и терзал зубами собственные губы, готов был сломать себе руки, только бы достать до сладостных темно-багровых капель. Стальной ошейник, с хрустом впивавшийся в горло, так поранил шею, что вскоре не получалось дышать.
Через несколько минут или, может, часов Астарион выбился из сил и растянулся на холодных камнях. Приоткрыв рот, не сводил глаз с лужицы крови почти у самого своего лица, такой близкой и такой недостижимой.
Касадор все это время наблюдал за ним.
— Надеюсь, ты уже начал понимать свое место.
И впечатал тяжелый ботинок ему в горло.
***
Очнувшись, Астарион схватился за горло. Лишь через несколько долгих мгновений осознал, что на самом деле не хочет крови — та дикая, выжигающая, доводящая до безумия жажда осталась во сне. Во дворце Касадора он редко видел сны, и обычно они напоминали лишь обрывки смазанных образов, неясных и дурманящих, — однако теперь видел кошмары постоянно. Нельзя же пить сонное зелье Иллиатрэ каждый гребаный раз.
Астарион толкнул покосившуюся старую дверь и вышел на балкон. В лицо повеяло прохладным ночным воздухом. Хорошо, что сейчас не зима, иначе их долгий путь сделался бы значительно труднее.
Он вздохнул. Вскинул голову к беззвездному, безлунному чернильному небу. Не подавлял глубокий подспудный страх, что всегда появлялся при мыслях о Касадоре, а позволил ему охватить тело и исчезнуть. Рафаэль пообещал, что переведет его шрамы, когда они выполнят свою часть сделки, хотя в совершенстве владел адским языком и мог сделать это сразу же. Им бы в любом случае пришлось убить чудовище для него — как же иначе, кто бы вообще рискнул его обмануть? Рафаэль относился к тем силам, с которыми невозможно спорить и которые всегда правы.
Астарион оперся руками о рассохшиеся перила, искренне надеясь, что они под ним не провалятся, и закрыл глаза. Прохладный ветер бил по лицу и пробирался под рубашку, как мороз. С каждым мгновением тупое онемение, охватившее тело, отступало, возвращая к реальности, с каждым мгновением он все отчетливее чувствовал себя живым. Он приподнял подбородок. Посмотрел в ту сторону, где за толщей беспросветной черноты лежала дорога ко Вратам Балдура. Хотел поскорее добраться туда — и в то же время хотел никогда не добираться. Когда его нога ступит на брусчатку города, все закончится, так или иначе.
И все же даже сейчас не получалось представить исход, где не будет Касадора и его воли. Это просто…
Просто невозможно.
Иллиатрэ был прав, подумал Астарион отстраненно, разглядывая костяшки своих пальцев под туго натянувшейся бледной кожей. Мне нужно выдрать Касадора из головы, если я хочу избавиться от него по-настоящему. Ненавижу, когда Иллиатрэ прав.
И все же — теперь за его спиной стоит какая-никакая сила. Две опытные и сильные воительницы. Двое изобретательных волшебников. Могущественный друид. Закаленный в боях колдун. Одаренная богиней жрица. Такая команда при должной подготовке сможет выстоять против Касадора хотя бы несколько минут. Астарион достаточно втерся к ним в доверие, чтобы рассчитывать на их помощь в столь деликатном деле, как убийство бывшего хозяина. Даже забавно, что он несколько дней вообще почти об этом не думал, как будто даже… ненадолго забыл. Как будто соблазнил Иллиатрэ не для того, чтобы склонить его на свою сторону, а потому, что тот и правда его привлек. Странно.
Вдруг Астарион почувствовал на себе взгляд и, похолодев, уставился во двор таверны.
Никого. Пусто. Ни звука не доносилось.
Он сжал перила крепче. Снова внимательно все осмотрел, но ощущение чужого взгляда пропало, если вообще было.
Должно быть, это взгляд Касадора впивается в него от самих Врат Балдура.
***
— У вас тут найдется пятьдесят свечей?
Джахейра оторвалась от отчетов арфистов и подняла взгляд на Иллиатрэ, что прислонился к стене, скрестив руки на груди.
— Зачем?
— Надо, — отозвался он.
— Зачем? — выразительно повторила Джахейра. Он поднял брови.
— Надо.
Весь его вид выражал настороженность и напряжение. Возможно, он правда настолько мелочный, что смертельно оскорбился из-за порванной мантии, но Джахейра подозревала, что дело в другом. Он не терпел давления, не хотел играть по правилам и не признавал чужой власти. Она внимательно изучила донесения о нем и рассказы тифлингов, но так и не решила, что думает об этом дроу. Он помог Роще выстоять против абсолютистов, перебил гоблинов и вправил мозги друидам, но сейчас казалось, что это была просто прихоть.
Джахейра вздохнула.
— Скажи интенданту, что я разрешила тебе взять свечи.
Она могла отказать — все же огонь критически необходим, чтобы выжить в этом месте, — но не нужно портить отношения с Иллиатрэ еще сильнее. Она и без того слегка опасалась, что из-за личной неприязни он выкинет что-то, что поставит под удар весь «Последний Свет».
— Ага. Спасибо, — отозвался он с намеком на непонятную иронию и медленно направился к выходу.
— Иллиатрэ, — окликнула Джахейра, и он обернулся. Неровно подстриженные волосы, большой шрам на щеке, пылающие красные глаза. Очень демонстративный парень, все в его облике так и кричало: «Со мной в Подземье случилось что-то ужасное, но я это преодолел, и ко мне лучше не соваться».
Она не успела ничего сказать: наверху раздались грохот и крики.
***
— Так… — вкрадчиво протянул Иллиатрэ, разглядывая дымящиеся половицы. — Мы спасли это место, но есть у меня ощущение, что кое-кто чем-то недоволен. Мне надоело чувствовать спиной твой неприязненный взгляд, селунитка. Давай, выговорись. Что тебя не устраивает?
Изобель, явно не ожидавшая, что к ней обратятся, широко распахнула глаза.
— Я ничего не имею против тебя, — разлился ее звонкий голос. — Наоборот, благодарна за то, что ты спас меня и это место…
Иллиатрэ застонал.
— Проклятье, ну почему здесь никто не может просто ответить на вопрос?! Ладно, начнем с простого. Я дроу, а дроу на Поверхности в большинстве своем абсолютисты, и поэтому ты мне не доверяешь?
— Нет! — выпалила Изобель. — Я просто… — и вздохнула, сдаваясь. — Я просто не понимаю, правда ли ты хочешь нам помочь или только забавляешься.
— А что, одно мешает другому?
Она покачала головой и произнесла:
— Извини, если прозвучит странно, но… я наблюдала за тобой. За тем, что ты делаешь и что говоришь. Ты помогаешь людям, но при этом…
Она не договорила. Астарион хмыкнул, деловито осматривая вещи Маркуса, бывшего Огненного Кулака, которого они прикончили, когда тот пытался захватить Изобель. Странные крылья у того под изломанным, неестественным углом торчали сквозь прорехи в доспехах.
— О, так ты столкнулась с парадоксом? Ты не можешь назвать меня «злым», ведь я вам помогаю, — но не можешь назвать меня «добрым», ведь я словесно издеваюсь чуть ли не над каждым встречным, так?
— Нет, — отрезала Изобель. — Я просто не могу тебе доверять.
— И это после того, как Иллиатрэ спас ваше жалкое убежище и вас заодно, — вмешался Астарион. — Лучше было бы дать крылатому парню ее похитить.
Словно в подтверждение своих слов, он со смачным чваканьем дернул из глазницы Маркуса застрявшую иллитидскую личинку. Гейла рядом передернуло.
— Я благодарна вам за помощь, — повторила Изобель. — И хочу верить, что вы правда на нашей стороне.
— Я тоже тебе не доверяю, — выдал Иллиатрэ твердо. — Не так, как Джахейре. Джахейра хочет достичь своей цели нашими руками, но я понимаю ее намерения и чувствую, что и для чего она делает. А вот тебя — вообще не понимаю. Где гарантии, что ты просто не прикидываешься такой правильной и благочестивой, аж до тошноты?
Повисла натянутая тишина.
— Уверяю тебя, — мягко улыбнулась Изобель. — Ты видишь меня ровно такой, какой я есть. Я защищаю «Последний Свет» и его обитателей, и я буду бороться против Кетерика Торма и его армии, против воинов Абсолют, потому что это мой долг как жрицы Селунэ — нести свет во тьму.
— Долг?! — воскликнул Иллиатрэ. — А-а, так вот почему вы все так себя ведете! Неужели вы думаете, что Иллиатрэ вам тоже что-то должен лишь потому, что его путь пролегает в Лунные Башни? Или, может, потому, что вы дали ему и стае убежище и еду? Ха! Иллиатрэ никогда и никому ничего не должен — советую это запомнить! Хотя нет, сам себе он должен три вещи: хорошо спать, вкусно есть и заботиться о своей стае!
— И все же — ты не отдал меня Маркусу.
— Лишь потому, что я всей душой презираю абсолютистов, вот и все. Не ради тебя и не ради этого места.
***
— Изобель мне не понравилась, — сердито сказал Иллиатрэ. — Такая нудная! Как белый тортик с кремовыми розочками.
Астарион издал смешок. Да, мог понять, что его так взбесило: девчонка, слишком добрая, хорошая и спокойная, без единой плохой черты, ну просто бр-р-р! Таких разумных просто быть не может. Сразу хотелось сделать что-то такое, чтобы она взбесилась.
— У меня раньше было такое мнение о Гейле, и даже с таким же сравнением. Хотя — почему раньше?
Гейл его проигнорировал.
— А ты не думал, — вмешался Уилл, — что она и есть такая хорошая, какой кажется?
— Тем хуже! Нудно. Терпеть не могу нудных разумных. Над ними даже издеваться нудно.
Ну, они хоть получили благословение жрицы Селунэ и смогут наконец углубиться в Проклятые земли.
***
Будь у него время, Астарион бы остановился и подумал, что открывшаяся глазам картина вполне могла бы стать иллюстрацией в какой-нибудь книге: Ролан, одиноко стоящий среди черноты и махающий факелом перед тенями, что с хрипами тянули к нему изломанные руки. Например, иллюстрацией к сказке о глупости и гордыне. Или к медицинскому учебнику, под тему «Неизлечимая клиническая идиотия».
Но времени не было, так что Астарион на бегу схватил лук и вытащил из колчана стрелу, что тут же загорелась. Ролан отшатнулся. Споткнулся о корень и с возгласом растянулся среди мертвых черных кустов.
Астарион отпустил тетиву. Стрела нашла цель. Застонав, тень истаяла.
Во тьме он перепрыгнул упавшее дерево, уклонился от когтей другой тени и оказался возле Ролана. Бросил насмешливо, вытащив новую стрелу:
— Да уж, мозгов у тебя как у ракушки.
Вверху по дуге пронеслось огненное заклинание Иллиатрэ и врезалось в тени. Через миг Карлах с ревом влетела в их гущу, размахивая мечом. Шэдоухарт вскинула над головой булаву Кровь Латандера, и ее ослепительное сияние заставило тьму отступить.
В считанные минуты с тенями было покончено. Карлах помогла Ролану подняться, когда к нему подлетел Иллиатрэ.
— Уж не знаю, какой волшебник согласился взять тебя в ученики, но я бы скорее взял в ученики собачью задницу!
— Во-первых, ты повторяешься! Во-вторых, раз так, желаю тебе в ученики собачью задницу! — не остался в долгу Ролан, хоть и не смог скрыть отчаяния.
— Тогда мне придется взять в ученики тебя, — парировал Иллиатрэ. — А тебя, насколько я знаю, уже ждет наставник во Вратах Балдура!
— Брось! — сурово выдала Карлах. — Ему и так плохо!
— А было бы еще хуже, подоспей мы на десять секунд позднее! Вы все были на высоте, но ты, Астарион… У тебя просто поразительная реакция!
Астарион приложил руку к груди и отвесил легкий насмешливый поклон. Иллиатрэ снова повернулся к Ролану:
— Вот скажи, каково твоим брату и сестре будет жить с осознанием, что ты умер в проклятых пустошах, пытаясь их спасти?
— Да они вообще не будут жить, если я их не вытащу! — взорвался Ролан. Иллиатрэ зловеще навис над ним.
— Тупица! У тебя есть план? Знаешь, как заболтать абсолютистов, чтобы пустили тебя в Лунные Башни? Представляешь, как проберешься мимо охраны в подземелье, где держат пленников? А если вас заметят и нападут — что тогда? Просто заберешь тифлингов с собой в могилу, спаситель?
Ролан осекся. Его упрямство медленно сменялось беспомощностью.
— Брать на себя ответственность за чью-то жизнь стоит лишь тогда, когда у тебя есть шанс эту ответственность выдержать! А так — ты в лучшем случае попусту сдохнешь, в худшем — станешь причиной смерти тех, кого пытался спасти. Возвращайся с нами в «Последний свет», Ролан. И повзрослей наконец.
***
Когда они вернулись в таверну, Иллиатрэ грозно вскинул руки, сделал пасы и выкрикнул:
— Слово Силы: Сидеть!
Ролан недоуменно уставился на направленный на него палец. Прождав еще несколько мгновений, Иллиатрэ мотнул головой, схватил его за плечи и усадил на стул возле трактирной стойки.
— Так, сиди здесь, пока мы не вернемся.
— Ты что делаешь, адова сера?! — проворчал Ролан, сбросив его руки. — Нет такого Слова Силы.
— Когда я раздобуду Лунный фонарь, попытаюсь вытащить тифлингов из Лунных Башен. Ничего не обещаю — но попытаюсь.
***
Они затаили дыхание. Карлах выпрямилась. Внимательно оглядела свои руки, ощупала лицо. Произнесла, а ее голос дрожал от надежды и страха:
— Вроде остывает…
Иллиатрэ подбадривающе закричал и захлопал в ладоши — через миг к нему присоединились Уилл и Гейл, а Шэдоухарт и Хальсин с надеждой улыбнулись, и это разогнало напряжение. Лаэ'зель посмотрела на них снисходительно, как на детей, но Астарион мог поклясться, что на ее губах тоже промелькнула тень улыбки. Он и сам ощущал, как в груди что-то разжимается, будто тиски, — что-то, неприятно похожее на страх разбитых надежд.
— Что ж, — с улыбкой кивнул кузнец Даммон, откладывая инструменты. — Есть только один способ проверить, сработало ли.
Иллиатрэ даже не помедлил. Шагнул вперед и сгреб Карлах в объятия, прижавшись щекой к ее плечу. Она замерла. Ошеломленно прислушалась к ощущениям — и обняла его так же сильно, а слезы наполнили ее золотые глаза и потекли по щекам.
— Солда-а-ат!..
Сарай, где Даммон временно обустроил кузню, словно озарился солнцем. Они кричали, хлопали в ладоши, топали ногами, отчего хлипкие деревянные стены ходили ходуном. Карлах выпустила Иллиатрэ. Всхлипывая, обернулась к Астариону, который стоял ближе всех.
— Э, нет… — вскинул он ладони с натянутой усмешкой. — Я не…
И тут же, осекшись, оказался в ее объятиях. Дернулся и вдруг понял, что хватка ее горячих, но уже не обжигающих рук полна радости и душевного тепла, и это не так-то плохо.
Иллиатрэ хохотал, утирая слезы.
— Прости, — выдала Карлах, шмыгая носом, и отступила, — но я только и мечтала, как всех вас обниму, не смогла сдержаться! Теперь бы хорошо найти кого-то для теплой ночи… может, Иссохшего? Недаром он мне все время подмигивал… Или его просто так скривило…
— Может, я осмелюсь предложить другую кандидатуру? — улыбнулся Уилл, шагнув вперед. Казалось, все, что последние дни терзало его — зависимость от воли Мизоры, искаженный облик, страх за отца, — отступило хоть на время, открывая его прежнего. Веселого. Уверенного. Немного, самую малость, хвастливого.
Миг — Карлах шагнула к нему. Их руки переплелись, а губы слились в поцелуе.
Астарион никогда еще не видел Иллиатрэ таким счастливым.
***
Толкнув дверь комнаты, Астарион замер на пороге. Везде, куда хватало глаз, на полу стояли свечи: половина из них горела, над некоторыми поднимался дымок. Иллиатрэ, сидящий на кровати, мрачно разглядывал их.
— Чем занимаешься? — спросил Астарион, и тотчас несколько свечей потухло.
— Упражнение на магическую концентрацию, — прошипел Иллиатрэ и обвел свечи широким жестом. — Знаешь, что это такое? Это позорище!
Пуф! — еще парочка свечей погасла, над ними струйками взвился дым.
— Раньше я мог без труда поддерживать все пятьдесят свечей горящими, но посмотри теперь! Горит едва ли половина! А стоит мне отвлечься, как они сразу тухнут! Да с таким контролем магии я бы не выпустился из Сорцере!
— Я тебе мешаю? — уточнил Астарион.
— Нет. Наоборот — вся суть упражнения в том, чтобы меня отвлекали.
— Отложи-ка его пока, у меня к тебе дело.
Иллиатрэ иронично выгнул бровь. Раздраженный его реакцией, Астарион продолжил настойчивей:
— Ты можешь научить меня заклинанию «Стук»? Хочу уметь читать его не только со свитков.
— Н-но зачем?
Иллиатрэ поднялся и погасил свечи плавным движением ладони, на его лице читались удивление и интерес.
— Хочется, — отозвался Астарион надменно. Не станет же говорить, что собирается перерезать врагам пути к отряду, запечатывая двери у них перед носом. — Я научил тебя взламывать простые замки и хочу что-то взамен. Ты же не думаешь, что можешь получить все просто так, радость моя?
На губах Иллиатрэ заиграла красноречивая улыбка.
— Если тебе нужна оплата… — он нарочито испуганно посмотрел на Астариона, но хитрый блеск в глазах выдавал истинные чувства. — Ты можешь ее взять. Тебя устроит мое тело?
— Не устроит, — отрезал Астарион язвительно. — Твое тело я могу взять в любой момент.
Это прозвучало как-то грубо, даже чересчур, но Иллиатрэ только расхохотался.
— Ну ладно, заклинание так заклинание. Только учти, оно далеко не из самых простых, но раз ты знаешь несколько заклинаний первого и второго уровня, дело пойдет легче…
До самой ночи Иллиатрэ показывал ему пасы, объяснял, в какой момент и сколько магической силы нужно влить в заклинание, как правильно произносить формулу. Астарион, никогда такого не делавший, быстро выбился из сил. Отвлекался на тепло Иллиатрэ, на ладони Иллиатрэ, мягко направлявшие его руки, на дыхание Иллиатрэ, щекотавшее шею над воротником рубашки. Бедный сундук — тот самый, на котором он учил Иллиатрэ взламывать замки, — вздрагивал, подпрыгивал и трещал от магических импульсов, но на том все заканчивалось. Наконец, тяжело дыша, Астарион выпрямился. Отвел прядь со взмокшего лба.
— Устал? — забеспокоился Иллиатрэ и покосился на окно, за которым днем и ночью царила беспросветная тьма. — Мы уже долго учимся…
— Дай мне минуту, — отмахнулся Астарион, вытянул руку и сосредоточился. Произнес заклинание, и Плетение пронзило тело покалыванием, сорвалось голубым вихрем с ладони и сковало сундук магическими цепями, на время намертво сплавив замок.
Иллиатрэ вскрикнул от восторга, дернулся к нему и остановился, не захотев, наверное, нарушать его концентрацию. Усмехаясь, Астарион дрожаще выдохнул.
— Да уж, а магия — правда интересно. И приятно, когда получается.
Ему на голову вдруг опустилась ладонь и мягко провела по волосам, еще и еще, зарываясь в кудри. Астарион замер, изо всех сил сосредоточившись, чтобы заклинание не развеялось раньше времени. Покосился на Иллиатрэ.
— Ты что делаешь?
— Глажу тебя, — подтвердил тот, а его голос звенел от удовольствия. — Ты молодец.
— Как Шкряба, когда он приносит мячик?
Иллиатрэ улыбнулся шире, не убирая руку. Астарион повернулся к нему и оцепенел, пораженный его тихой, спокойной радостью, проницательностью в его глазах, серьезным его видом. Кажется, он впервые увидел настоящего Иллиатрэ — пусть и всего на пару мгновений.
— Нет. Как того, кого я люблю.
Иллиатрэ опустил руку, и его глаза засияли привычным лукавым озорством.
— Ну, и как своего ученика. Делаешь успехи, мой ученик.
Астарион был слишком потрясен, чтобы поддержать его шутку. Даже через несколько часов не мог выбросить то выражение лица Иллиатрэ из головы, а в груди теплело.