— Ты уверен, что стоило принимать предложение Арадж? — шепнул Гейл. — Вдруг она продаст твою кровь выжившим из Дома Ша'эх, и они выследят тебя магией?..

Иллиатрэ дернул углом рта. Неприятная мысль, но да, он хорошенько всё взвесил, прежде чем принять предложение Арадж.

— Тем лучше. Если я им так нужен, пусть приходят. Разумеется, если кто-то из Дома Ша'эх вообще выжил, в чем я сильно сомневаюсь! Между прочим, Арадж интересовала не конкретно моя кровь — ей бы кровь любого из нас подошла. Будет изучать, как на нее повлияло заражение иллитидским головастиком. Я так подозреваю, Арадж лелеет мечту возродить свой Дом и всерьез думает, что Верховная Мать ей это позволит за какое-нибудь значимое исследование!

Он издал язвительный смешок. Самоуверенность и наивность — вот поэтому Дом Облодра и пал!

С таким видом, будто имели полное право здесь находиться, они бродили по темнице, даже перебросились парой слов с начальницей-тифлингом, что смерила их крайне подозрительным взглядом, но прогонять не стала. Иллиатрэ насчитал восемь стражников, а среди них — четверых магов, что значительно усложнит предстоящее сражение. Нужно вернуться в «Последний Свет» и продумать стратегию.

Почти против воли он остановился у ведущего в пыточную проема, что зиял чернотой, как распахнутая пасть чудовища. Не хотел сюда идти. И не собирался.

Однако…

О боги.

Отсюда он видел Минтару: она стояла на коленях на каменном полу, ее плечи обмякли, взгляд потерял осмысленность. Вокруг нее расхаживали гномки в черных плащах и с фиолетовыми рисунками на бледных лицах; даже не притронулись к пыточным орудиям на столе, но между их руками и Минтарой протянулись нити сложных заклинаний.

Они медленно убивали ее, стирая сознание.

Быстрее, чем успел подумать, Иллиатрэ оказался рядом с ними. Изображая энтузиазм, попросил присоединиться к сомнительному удовольствию ментальных пыток, и гномки-дознавательницы охотно уступили ему место.

Интересно, а Абдирак бы что сказал на такой вид истязаний?..

Сердце почему-то колотилось как сумасшедшее. При одном только взгляде на смертельно бледное лицо Минтары хотелось съежиться и отвернуться, но Иллиатрэ усилием воли держался посреди штормящего моря эмоций, что накатывали со всех сторон.

Это всего лишь жрица. Слабая, беспомощная жрица, чья жизнь висит на волоске. Один раз он уже ее убил. Интересно, как она выжила? Раненая, прикинулась мертвой среди трупов гоблинов, что усеяли подступы к Изумрудной Роще, и под покровом ночи смогла сбежать?

Иллиатрэ глубоко вдохнул, нырнул сознанием в поток магической энергии и вынырнул среди белого марева, застлавшего все. Сам не знал, что ищет здесь, не знал, что толкнуло погрузиться в это мерзкое заклинание, неспешно и неотвратимо искажающее сознание Минтары. Ждал, что накроет волной отвращения, бешенства, даже страха, но пришла лишь усталость — в который уже раз?..

Он так долго ненавидел других дроу, что, кажется, внутри что-то перегорело.

Магический туман цеплялся за ноги, проглатывал тени, наполнял тело болезненной тянущей тяжестью. Минтара стояла на коленях среди белого марева, обхватив себя руками. На ее лице темнели синяки, усеяв лилово-серую кожу, белые волосы растрепались, пряди выбились и падали на лоб. Из последних сил она держала спину прямо, но было видно, каких трудов ей это стоит.

Проклятье. Здесь, в ее искаженном магическими пытками подсознании, на нее ведь никто не смотрел. Гордость дроу, гордость, что дороже даже собственной жизни.

Почувствовав его, она подняла голову. Их взгляды столкнулись, и последняя надежда покинула ее глаза.

Впервые за долгое время Иллиатрэ так близко смотрел на жрицу-дроу.

И чувствовал что-то… странное.

Сознание потянулось к сознанию Минтары, в перекрученный, изувеченный водоворот ее воспоминаний и воли Абсолют, еще недавно сжимавшей ее в стальных тисках, и перед глазами растеклись видения. Отряд дроу, поднявшийся на Поверхность по приказу Верховной Матери. Лунные Башни и абсолютисты повсюду. Какая-то женщина — жуткая, светловолосая, с серой, как у трупа, кожей и совершенно белыми глазами, с ног до головы облаченная в алое. Изогнутый клинок в ее руках…

Боль. Боль. Боль. И дроу, дроу отряда Минтары, в страшных муках умирающие один за другим.

Очевидно, Абсолют подчинила Минтару против ее воли. Вот почему та не выдала их стаю Кетерику — хотела перед смертью хоть немного насолить поработителям.

Боги, что я вообще сейчас делаю?

Я здесь, чтобы посмотреть, как она умирает, подумал Иллиатрэ и тут же понял, что это неправда. Было бы легко убить жрицу — очень легко. Тем более, такую беспомощную сейчас, такую израненную, уже стоящую на пороге смерти…

— Минтара Бэнр, — без эмоций произнес он, глядя на нее сверху вниз.

Одержимый амбициями, словно изощренным проклятием, он знал в лицо каждого благородного представителя восемнадцати Домов, что превосходили его собственный Дом в рейтинге, знал их сильные стороны и их слабости, боевые умения, фаворитов и протеже из числа молодых дроу. Мало ли, вдруг однажды понадобилось бы кого-то из них очернить или ударить в спину.

И уж тем более он знал Минтару Бэнр.

В тот раз, когда они сражались у Рощи друидов, она была в шлеме, а он в глубине души отрицал саму мысль, что такая, как она, могла отринуть Ллос и обратиться к Абсолют. Помнится, он однажды видел ее на стенах дворца Дома Бэнр: она стояла рядом со своей матерью, величественная, надменная, недосягаемая…

И вот она здесь.

— Иллиатрэ Ша'эх, — выдохнула Минтара едва различимо.

Она, конечно, тоже его знала. Слышала о нем. Видела шрам на его лице. Понимала, что все это значит. Наверняка сейчас сокрушается, что пережила множество испытаний, столетиями верой и правдой служила Ллос — и только ради того, чтобы умереть от рук другого дроу, потому что он ненавидит всех жриц Паучьей Королевы, даже бывших.

Значит, смерть. Вот так. Вот так…

Боги, и почему в груди Иллиатрэ, словно пузыри воздуха, нарастал истерический смех?

Минтара ведь единственная дочь Верховного Матриарха Мензоберранзана, наследница Первого Дома Бэнр — так почему, с рождения получившая высочайшее положение и все мыслимые привилегии, она оказалась здесь, в том же дерьме, что и он?!

Даже хуже. Он, по крайней мере, на все пытки соглашался добровольно.

— Сможешь сделать вид, что я поработил твою волю и у тебя больше нет сознания? — спокойно спросил Иллиатрэ.

Минтара вздрогнула, склонила голову, потрясенная и растерянная, будто не верила своим ушам. Выдохнула:

— Да… Да, я постараюсь…

Он закрыл глаза и плавно вышел из гудения магии обратно в мрачную реальность темницы. В висках неистово стучала кровь. Минтара и здесь стояла перед ним на коленях. Ее глаза остекленели, губы приоткрылись, из угла рта тянулась нить слюны.

Чудесно. Может, это не игра и дознавательницы в самом деле ее сломали?

— Вы уверены, что все сделали правильно? — придирчиво осматривая Минтару, осведомилась одна из них, и Иллиатрэ с паскудной ухмылкой навис над ней.

— А что, сомневаешься в моих методах? Мне все равно, кого пытать, хочешь, теперь с тебя начну?!

Дознавательница вздрогнула и учтиво склонила голову.

Иллиатрэ направился к выходу, а спутники последовали за ним, окружив Минтару, будто пытаясь оградить от давления каменных сводов. Она хромала и слегка покачивалась, но ее лицо по-прежнему выражало одну лишь тупую покорность, а взгляд ни на чем не фокусировался.

Отличная игра. Просто выше всяких похвал…

Когда они ступили на лестницу из темниц, Иллиатрэ повернулся к Минтаре и так тихо, как только мог, наложил на нее заклинание невидимости. Еще не хватало, чтобы стражники заинтересовались и запомнили, что их отряд делает что-то странное.

Они прошли запутанные коридоры Лунных Башен, оставили позади дозорных, нырнули в свежую ночную черноту, а потом — в частокол мертвых деревьев, и только потом выдохнули с облегчением. Гейл размял плечи и руки, будто долго нес огромную тяжесть и только теперь отпустил. Карлах и Шэдоухарт взволнованно переглянулись.

Пустота очертилась в воздухе, словно мыльный пузырь, и стала Минтарой. Она припадала на раненую ногу сильнее прежнего и как будто едва сдерживалась, чтобы не схватиться за ребра, ее гордое лицо искажала боль. Иллиатрэ смотрел на нее без эмоций, словно и не он решил вывести ее из Лунных Башен. Раньше, бывало, представлял, как пытает и убивает жриц Ллос, и это помогало собраться с силами, но теперь, когда такая возможность правда пришла в руки…

Все же как так получилось, что они — изгнанник из незначительного Дома и наследница Верховного Дома Бэнр — в конце концов оказались в совершенно одинаковом положении?

Жуткая ирония.

Когда они прошли полуразрушенный мост, Минтара открыто посмотрела на его шрам, и ее лицо исказилось снова. Иллиатрэ с болезненным любопытством ждал, что она скажет. Если ее слова не понравятся, он прикончит ее на месте.

— Я у тебя в долгу, — произнесла она хриплым низким голосом. — Спасибо.

Нравилась ее прямота и внутренняя сила, нравилось, что она не стыдилась своей уязвимости, и та ни в коем случае не унижала ее. Еще и благодарить умела, ну надо же, первая жрица на его памяти с такой выдающейся способностью.

— Да, — ответил Иллиатрэ просто. — Еще в каком долгу. Прощай — и постарайся не умереть.

Под ногой что-то хрустнуло. Он опустил взгляд и увидел пожелтевший от времени скелет в истлевшей одежде, наполовину поглощенный землей. Старый череп скалился на него и слепо смотрел пустыми глазницами.

Вот что от них всех остается. От каждого из них, от любого разумного. Дроу, жители Поверхности, обитатели других планов — лишь трухлявые кости примерно одинакового размера и цвета. Просто скелет.

Минтара смотрела на него выжидающе. С надеждой. Хуже того — Карлах, Гейл и Шэдоухарт смотрели на него точно так же. Они ждали… чего? Что он проявит больше великодушия, чем уже проявил, больше, чем вообще способен проявить? От одной только мысли мутило.

Если бы он спас наследницу Верховного Дома в Подземье, Ллос бы наградила его, о, весь его Дом попал бы к ней в фавор…

Захотелось горько расхохотаться.

Иллиатрэ с оглушающим треском проломил череп ногой и пристально взглянул на Минтару.

— Никогда больше не попадайся мне на глаза, Минтара Бэнр.

Нет, он не будет великодушным, хватит с него.

В глазах Минтары разливалась печаль, что так не вязалась с образом могущественной и расчетливой предводительницы, какой он видел ее в лагере гоблинов. Вероятно, тогда за нее говорила и действовала иллитидская личинка, так что теперь Минтару, настоящую Минтару, освобожденную из рабства Абсолют, Иллиатрэ совсем не знал.

«Эй, Атрэ… — осторожно проклюнулся в голове голос Карлах. — А может, мы бы ее… ну, к себе? Хоть на время. Она же ранена».

О боги.

Иллиатрэ прикрыл глаза.

Нет, он не будет великодушным. И так сделал более чем достаточно.

Он спас жрицу Ллос — ладно, бывшую жрицу, ладно, даже не жрицу, а паладина. Все эти тонкости ничего не меняли и сводились к одному: Минтара служила Ллос, молитвой, клинком и сердцем.

Не могло ведь такого быть, что ему на крупицу, на крохотную долю мгновения, стало ее жаль?

Иллиатрэ хотел о многом ее спросить. Почему ты здесь, Минтара Бэнр? Что с тобой случилось? Что заставило тебя покинуть поеденный червями интриг ад Подземья и выбраться сюда, в поеденный червями интриг ад Поверхности? Кто та бледная-алая женщина, убившая твой отряд и так жестоко истязавшая тебя?

Но он промолчал.

Больше всего Иллиатрэ хотел, чтобы Минтара исчезла и никогда больше не попадалась ему на глаза. Его сковывал гнев. Сковывал страх. Сковывала жалось. И, черт возьми, он ненавидел эти чувства так сильно, что от них плавились кости и все внутри выкручивало.

Он отвернулся, не дожидаясь, пока Минтара растворится в извечной черноте Проклятых Земель, и зашагал обратно к Лунным Башням.