Джахейра пообещала Горайону присматривать за его детьми: двумя дочерями Бога Убийств, не знающими о своей природе, и молодым шаманом, которого очевидно тянуло к тьме. Она хотела убедиться, что эта троица не опасна для Фаэруна. Хотела надзирать за ними. Сдерживать.
Это было все равно что пытаться голыми руками сдержать шторм. Да и со временем она поняла, что каждый из них, подобно любому ребенку, должен выбрать собственный путь.
Они были опасны — однако она все равно искренне их полюбила. Энру, веселую, сильную духом и непредсказуемую. Проницательную хохотушку Имоен. И мрачного, рассудительного Дэмиэна. Из надзирательницы и мудрой наставницы она превратилась в подругу, старшую сестру, почти мать.
Однако в выборе спутников она с детьми Горайона не сходилась никогда.
Дроу возник перед ними в урагане магической энергии, когда они преспокойно себе шли по лесу и ничего такого не ожидали.
От всплеска энергии деревья зашелестели, ветви пригнулись к земле и взвились вверх, будто в мощном прыжке. Дроу — высокий, худой, с длинными белыми волосами и в роскошной мантии — окинул окрестности диким взглядом, даже не заметив их отряд, крепче схватился за жуткий посох, увенчанный черепом, что подозрительно напоминал человеческий, и выпалил в пустоту:
— Проклятый джинн обманул меня! Воскресил на Поверхности!
Словно только заметив лучи, что пробивались сквозь густую листву, он заслонил глаза предплечьем, поспешно попятился, едва не завалившись навзничь, и вскрикнул:
— Ай! Солнце!!!
Джахейра выдохнула ртом и красноречиво покачала головой.
Энра наблюдала за дроу с восторгом, Дэмиэн — с любопытством, что так редко проступало на его мрачном лице: в своей радости они сделались необычайно похожими, хотя у них не было ни капли общей крови. Халид, муж Джахейры, неуверенно покосился на нее и потер переносицу, как бы спрашивая, стоит ли вмешаться.
Дроу наконец нашел густую тень, куда солнце не пробивалось, озарился улыбкой — широкой, нарочито дружелюбной и хищной — и возвестил:
— Поселенцы Поверхности! Вы наверняка слышали о шикарнейшем шоу за всю историю Фаэруна — Черных Ямах!
Они покачали головами, но это ничуть не умерило его энтузиазма.
— Я уверен, это исключительно из-за того, что новости из Подземья долго доходят до Поверхности. Позвольте представиться — Бэйлот Барритил, Распорядитель Черных Ям!
Он с достоинством склонил голову в легком поклоне, точно бард после отличного выступления. Однако, несмотря на всю его браваду, показную уверенность и громкий голос, Джахейра чувствовала в нем подступающую панику.
— Так что, — продолжил Бэйлот, а в жестком изгибе его губ чудилось интригантство, — я уверен, вы не откажетесь от помощи одного из пяти величайших волшебников Фаэруна, ведь я любезно подсоблю вам в ваших странствиях… куда бы вы там ни странствовали.
Джахейра повернулась к сияющей Энре и скрестила руки на груди.
— Я могу сходу назвать двадцать причин, почему это плохая идея.
— Он дроу, — веско и одобрительно произнес Дэмиэн. Что ж, его она могла понять: он будто сам был истинным дроу Подземья, по какой-то злой шутке богов вселенным в человеческое тело. Да и Энра питала к темным эльфам странную слабость, почти нежность…
— Вот именно, — отозвалась Джахейра. — Он дроу. Это одна из причин. У нас уже есть Викония ДеВир, бывшая жрица Ллос, она хотя бы может нас исцелять. Да и волшебник у нас есть.
Она терпеть не могла Эдвина, напыщенного и жестокого Красного Волшебника из Тэя, но к нему хотя бы успела привыкнуть. Продолжила:
— Этот дроу просто ищет у нас защиты, потому что, каким бы сильным волшебником он ни был, в первом же городе его схватят и сожгут на костре.
— Ты же не думаешь, — отозвался Бэйлот, — что кучка таких иди… исключительных искателей приключений сможет меня защитить? — и тут же добавил с явным неудовольствием: — Вы выглядите достаточно рассудительными, чтобы не отказываться от услуг могущественнейшего мага Сшамата!
— Добро пожаловать в команду, о, один из пяти величайших волшебников Фаэруна! — воскликнула Энра, будто пропустив мимо ушей все, о чем Джахейра и Бэйлот только что препирались, приветственно сжала его руку и хлопнула по плечу, чему он явно не сильно обрадовался.
***
— Я больше не могу, Джахейра! — страдальчески вскричал Эван, арфист-полурослик. — Он доводит меня до белого каления! Не затыкается ни на минуту! Сначала беспрестанно жаловался, что камера тесная, стены холодные, факелы тусклые и так далее. Потом — отколупал от пола два маленьких камушка и начал делать вид, будто они воины, что сражаются на арене. И комментировал каждое действие — с кровавыми подробностями и обращаясь к публике! Я скоро с ума сойду!
— И слышать не желаю! — возмутилась Джахейра. — Ты арфист или дитя малое?!
Проклятье! Мало им проблем, так еще и Бэйлот в своем репертуаре, хорошо хоть адамантиновые кандалы сдерживают его магию.
Что ж, все равно нужно с ним поговорить, так почему не сейчас?
…Винный погреб под таверной, давным-давно переделанный в темницу, дохнул на Джахейру сыростью и запахом кислятины. Завидев ее сквозь прутья решетки, Бэйлот расплылся в хищной широкой улыбке. Выглядел хорошо — слишком хорошо для раненого узника, униженного мага, которого заковали в кандалы и швырнули в тюремную камеру. В его глазах разливалась привычная самоуверенность и высокомерие, которые Джахейра всегда ненавидела: Бэйлот обжигал окружающих презрением, как кислотой, даже когда изображал дружелюбие.
На секунду мелькнула предательская мысль, что, возможно, не стоило лечить его руку, но она не могла так поступить, хотя он бы не был так великодушен — ни к ней, ни к кому-либо другому.
— Наконец-то! — язвительно выдал Бэйлот. — Ты меня сюда запихнула, чтобы заморить скукой?
С огромным трудом сдерживая ярость, Джахейра смотрела на него. Когда он бросил их в той истории с убитой (якобы Энрой) дочерью герцога, она искренне понадеялась, что никогда больше с ним не столкнется — или, еще лучше, что он где-нибудь сдохнет, скитаясь по Поверхности.
Он смеялся Энре в лицо, когда она нуждалась в его помощи.
Он бросил их, и они попали в плен к Джону Айреникусу, который день за днем, месяц за месяцем издевался над ними и убил… убил…
Хватит.
Это все дела давно прошедших дней. Очень давно прошедших.
Когда они путешествовали в одном отряде, Джахейра терпела Бэйлота лишь потому, что он нравился Энре, да и волшебником был неплохим, но теперь ему не стоит рассчитывать на ее снисходительность.
Хотя, разумеется, оставался Дэмиэн. Дэмиэн и его ненормальная привязанность к этому ублюдочному дроу.
— Скажи правду, — процедила Джахейра. — Почему ты здесь?
Бэйлот откинул голову назад и застонал.
— О Ваерон! У меня что, по-твоему, могла быть другая причина заявиться в твою трухлявую таверну?! — и продолжил, чеканя каждое слово, будто загонял гвоздь в невидимую стену: — Дэмиэн. Попал. В переплет. Не вернулся в мою Магическую башню. Я не знал, где его искать. Загадал джинну желание. Джинн перенес меня сюда, прямиком к тебе. Я достаточно доступно донес доводы? Думаю, да — даже для тебя.
Джахейра выгнула бровь. Похоже, не врет: уж слишком странно звучала история, да и зачем еще Бэйлот мог сюда заявиться — с ней повидаться? На всякий случай она уточнила:
— Ты заодно с абсолютистами?
Он непонимающе наморщил лоб.
— М-м-м… Это те разумные, зараженные иллитидскими личинками, которые поклоняются Абсолют? Они что, тоже тут?
И снова правда — Джахейра читала эмоции по его лицу, словно открытую книгу, совсем как столетие назад. Удивительно для дроу, тем более для дроу крайне высокого положения в Сшамате, но его никогда надолго не хватало на интриги.
Впрочем, он как летящий в лицо камень: от него просто не было смысла ждать ничего хорошего.
— Не понимаю, зачем ты удерживаешь меня, — бросил Бэйлот. — Дэмиэн, очевидно, где-то тут, в этой твоей захудалой дыре. Я бы преспокойно нашел его и удалился домой. У меня нет совершенно никакого энтузиазма ни сражаться с тобой, ни устраивать здесь побоище, ни даже отбирать участников в Черные Ямы — зачем? Мне не нравится неоправданное насилие. Нисколько. К тому же, мы оба знаем, что тебе нельзя меня ранить.
— Нельзя? — отозвалась Джахейра иронично. — А что, по-твоему, я сделала, когда ты только прошел через портал?
Бэйлот покосился на свою руку: запястье зияло в рваную прореху мантии, но Джахейра исцелила его рану сразу, как только надела на него кандалы. Тогда же увидела под его рукавом и ожог — жуткий, бугристый, тянувшийся от кисти до самого локтя. Раньше его точно не было.
Такого могущественного волшебника смог ранить кто-то, владеющий огненными силами…
Но Джахейра не собиралась об этом думать.
— И зачем же тебе Дэмиэн? — выдала она. Бэйлот фыркнул и развел руками, насколько позволяла цепь кандалов.
— Потому что в моих Черных Ямах воцарился полный хаос! Денежные поступления нерегулярны, персонал пропал, а башня обсыпается со всех сторон!
Джахейра поджала губы и очень выразительно на него посмотрела.
— Не могу понять, ты и правда такой болван, что веришь в то, что говоришь, или просто меня держишь за дуру?
Изображая полнейшее непонимание, Бэйлот пожал плечами, а она едва сдержалась, чтобы не заговорить резче. Слышала это дерьмо вот уже сотню лет. И видела тоже. Одни и те же вопли, попытки подставить друг друга и даже убить. Десять лет назад во время очередной ссоры Бэйлот с Дэмиэном переломили свою башню напополам!
Но при этом почему-то вот уже сотню лет они ведут дела вместе.
Бэйлот пришел за Дэмиэном аж сюда, загадав джинну второе желание, чего поклялся никогда не делать.
Еще и тот ожог…
Джахейра помедлила. Бросила:
— Дэмиэн спас тебя от казни, когда тебя схватила стража… У тебя шрам на руке с тех пор остался?
Бэйлот на миг оцепенел, но тут же принял свой обычный ехидный вид.
— Нет. Меня пытали не настолько сильно, как тебе может показаться. Каленое железо, тиски, вырванные ногти, избиения — никакой изобретательности! Если уж я попал под пытки, то предпочел бы, чтобы мной занялся кто-то более умелый!
Она понимала, что на самом деле пережитое до сих пор жжет его изнутри. Как всегда, Бэйлот делал хорошую мину при плохой игре, будто никогда и ничто в этом мире не способно его задеть.
Для него у нее не было ничего, кроме презрения. Ни столетие назад, ни сейчас.
— Ожог я получил в битве, — добавил тот снисходительно, — адским пламенем задело.
Угу. Адским пламенем. Ожог уж очень похож на след от руки, только сильно расплывшийся по коже.
А Дэмиэн от рождения мог управлять огнем.
— А что? — Бэйлот ухмыльнулся шире. — Он не болит и не тревожит меня, уж спасибо за беспокойство! А, и кстати. Тебе не кажется, что такие условия негуманны? Ты предлагаешь мне спать на гнилой соломе!
— Можешь спать прямо на полу, — спокойно ответила Джахейра. — Я не запрещаю. Или ты хочешь сказать, что у твоих пленников условия получше?
— Конечно нет! В том-то и замысел! Участники должны выкладываться во время боев, чтобы заработать ямники и купить себе условия получше. Например, мебель, хорошую еду или теплую комнату. Была одна девчонка, добралась аж до тринадцатого раунда, пришлось отдать ей кровать Дэмиэна, потому что тогда было туго с поставками… Дэмиэн потом так взбесился…
Он раздосадованно замолчал. Да, Дэмиэн взбесился и отобрал его кровать — вынес из комнаты заклятием левитации, проломив дверной проем и разбив в щепки лестничные перила. Порой ублюдок вел себя как ребенок. Как бы Бэйлот его ни убеждал, что девчонка следующий раунд не продержится, как бы ни заставлял слуг чистить эту злополучную кровать, Дэмиэн отказался ее принимать. Сказал, что, мол, подсознательно будет помнить, что на ней спал кто-то посторонний, и побрезгует!
То, что его новая кровать раньше принадлежала Бэйлоту, его как-то не волновало.
Бэйлот скрипнул зубами. Ублюдок столько зла ему причинил, столько неудобств, так зачем… зачем было его искать?
Проклятье.
Еще и Джахейра… Вечно этот высокомерный взгляд! Она и на Энру так смотрела: пристально, подмечая каждое движение, будто боялась, что в девчонку вселится дух ее убийственного отца и та начнет всех потрошить направо и налево. Когда они путешествовали вместе, Джахейра частенько возникала ниоткуда в самые неподходящие моменты и срывала Бэйлоту контракты, когда казалось, что участники их вот-вот подпишут!
Ну что ж… Дэмиэн знал ее лучше, чем он. Дэмиэн знал, на какие точки давить, чтобы она забыла о своих убеждениях. Он здесь, он точно здесь, в этой беспросветной черноте, среди жутких теней, может быть, среди абсолютистов, что так его интриговали, точно здесь — или в скором времени будет здесь, нужно только найти его или дождаться. А пока можно и расслабиться немного.
Бэйлот усмехнулся. Даже Распорядителю Черных Ям, лучшего шоу в истории Фаэруна, иногда нужен отдых!
Мысли снова невольно потекли к Дэмиэну. Если бы сто двадцать восемь лет назад он не появился в Подземье, судьба Иллиатрэ, того мерзкого мальчишки, могла бы сложиться совсем иначе.
Но Иллиатрэ, конечно же, не должен об этом узнать.
Иллиатрэ ухмылялся, наблюдая за незавидной ситуацией, в которую Бэйлот попал по вине Джахейры. Что ж, его явно не зря в свое время хлестнули кнутом по лицу, и шрам — далеко не все, что ему еще достанется, уж стоит позаботиться об этом!
— Ах да, — будто вспомнив важную вещь, Бэйлот щелкнул пальцами так громко, что эхо хлестнуло по камере. — Добрый дружеский совет. Ты столь любезно приютила в этой разрушающейся рухляди того… молодого дроу, жертву карательной длани Ллос и ее жриц… но присматривай-ка за ним получше. Он опасен, и не только потому, что уничтожил свой Дом в Подземье. За ним идет смерть. И никто не знает, что произойдет, когда она наконец его настигнет!
***
Вернувшись в Лунные Башни, Иллиатрэ изо всех сил пытался сосредоточиться, но не получалось — мысли упрямо возвращались к Минтаре, к ее покрытому синяками лицу и печали во взгляде.
— Иллиатрэ, — весело отозвалась Карлах. — У нас на глазах деду грудь пробили топором, он этот топор вытащил, встал и потопал, а ты думаешь о том, как выжила Минтара.
— Это потому, что к бессмертию Кетерика я был готов, — буркнул Иллиатрэ. — А вот к возвращению Минтары — нет.
Нужно собраться, потому что здесь они со всех сторон окружены врагами и нельзя себя выдать.
Вокруг гудели разговоры, под каменные своды Лунных Башен возносились негромкие молитвы. Расправив плечи, Иллиатрэ нарочито уверенно зашагал по главному залу, разглядывая абсолютистов, пока не наткнулся взглядом на знакомую маленькую фигуру в зентаримском плаще.
— Приятно видеть новое лицо, — с непонятной усмешкой протянула Роа Лунный Свет, тоже его заметив.
— Новое лицо? — вскинул брови Иллиатрэ. — Уж мое лицо ты забыть точно не могла!
Он никогда не считал гномов зловещими (это просто нелепо), но она, в своем черном плаще с капюшоном и со странной твердостью в осанке, производила мрачноватое впечатление.
Гребаные зенты. Все они, собравшиеся сейчас в зале, переправляют во Врата Балдура бочки с головастиками! Все они — по указанию Дэмиэна!
— Правда? А мне вот кажется, что я тебя не знаю, — глаза Роа горели насмешливым холодом, губы многозначительно изгибались. — Иначе я могу задуматься, не связан ли ты с той ужасающей резней в лагере гоблинов…
— Ты меня в чем-то обвиняешь? — угрожающе навис над ней Иллиатрэ.
— Обвиняю? Что ты. Просто предупреждаю: веди себя прилично, пока «Зентарим» не закончит здесь дела. И, кстати говоря… Кое-кто здорово нажился в той переделке, правда ведь? Понимаешь ли, тогда из запертой на магический замок хорошо охраняемой комнаты исчезли двенадцать бочек с руническим порохом. А они, между прочим, стоят целое состояние. Хорошо, что абсолютисты заплатили нам заранее.
— Прошу прощения?! — ощерился Иллиатрэ. — Два обвинения подряд, а доказательств у тебя, конечно же, нет! — Он обернулся на столпившихся вокруг друзей. — Мы тебе что, горные великаны? Как бы мы могли вынести двенадцать бочек рунического пороха из запертой на магический замок хорошо охраняемой комнаты, да так, что никто не заметил?! Они ж, наверное, весят целую тонну!
Роа с сомнением посмотрела на него, почувствовав искренность его возмущения.
«Молодцы, стая! — с чувством произнес Иллиатрэ мысленно. — Это было лучшее ограбление из всех, что видела Поверхность за всю свою историю!»
Сначала Гейл превратил их в туман, чтобы они смогли просочиться сквозь крысиную нору в комнату с порохом. Потом Иллиатрэ уменьшил бочки, и отряд раскидал их по магическим мешкам, а часть, что оказалась уже слишком тяжелой, отправил в лагерь через маленький портал. Выбрались они из комнаты так же — облаком тумана.
Чудесно ведь сработано!
***
Когда Карлах поцеловала Уилла на прощание, озарилась улыбкой и ушла в вечную ночь навстречу Лунным Башням, на его сердце будто рухнул камень. Он старался сосредоточиться на делах, но как только день клонился к вечеру, мысли закипали. Не получалось не думать о Карлах. В голову лезли дурацкие видения: она ранена и истекает кровью, ей больно, ее двигатель не выдерживает, перегревается и она при смерти…
Уилл странствовал в одиночку десять лет, а если боевые товарищи и разделяли с ним путь, то совсем ненадолго, он даже не успевал к ним толком привязаться. И уж тем более ни в кого не влюблялся, ни в кого не влюблялся… так.
Он не находил себе места. Постоянно до боли сжимал кулаки, едва замечал, что́ ест, и всерьез опасался во время сражения пропустить удар и подвести соратников.
Силой воли вырвавшись из всепоглощающих мыслей, Уилл изумленно осознал, что не один так себя чувствует. Астарион, конечно, не вскакивал и не нарезал круги по таверне, но сидел за столом с застывшим лицом и смотрел в никуда. Раньше он не выпускал из рук толстую книгу про богиню Энру, но теперь стол перед ним пустовал, и что-то подсказывало, что книга вообще вылетела у него из головы. Астарион то и дело менял позу, подпирал щеку ладонью, выпрямлялся, хмурился. Вспомнилось, как вчера, когда они исследовали руины старой таможни, там обнаружилось чучело медвежонка и Астарион отпустил злую шуточку:
— Какой маленький. Интересно, каким он будет, когда вырастет!
Издав высокий смешок, он покосился через плечо, точно привычно ожидая наткнуться на ухмылку Иллиатрэ, а вместо этого наткнулся на укоризненный взгляд Уилла, растерялся и надолго затих.
Уилл, конечно, с ним не ладил. В первую неделю их странствия просто в голове не укладывалось, как можно путешествовать с вампиром и уж тем более полагаться на него в бою, еще и спать в его присутствии, беззащитно подставляя шею. Впрочем, другие спутники вели себя так, будто вампирская сущность Астариона не имела ни малейшего значения, а Уилл, в конце концов, сам первое время скрывал, что заключил контракт с дьяволицей.
В пути они все научились принимать мрачные тайны друг друга.
***
Астарион пытался читать за стойкой таверны, но новая книга оказалась нудной, и он как раз подумывал, не стоит ли поискать в «библиотеке» Иллиатрэ чтива получше, как к нему подошел Уилл. На всякий случай Астарион оглянулся, ожидая увидеть позади себя Лаэ'зель или Хальсина, — но нет, никого.
Уилл что, хочет поговорить с ним?
— Какой приятный сюрприз! — протянул Астарион ехидно и издал смешок. — И что же прославленному охотнику на чудовищ понадобилось от бездушной твари?
В начале путешествия Уилл как-то ляпнул, что во время обращения в вампира смертные теряют душу, и Астарион мысленно поклялся ему это припомнить.
— Знаешь, — спокойно отозвался тот. — Я думаю, бездушной тварью ты был задолго до обращения.
Астарион фыркнул.
— А ты сам кем был до того, как по уши вляпался в свой демонический контракт? Избалованным наследником эрцгерцога, папеньким сыночком?
Уилл поморщился и сказал укоризненно:
— По больному.
— Ну а что еще ты ожидал от бездушной твари?
Уилл вдруг улыбнулся, хотя Астарион рассчитывал совсем на обратный эффект.
— Я как будто услышал Иллиатрэ. Кстати, я поэтому к тебе и пришел. Не хочешь спарринг? Я постоянно думаю о Карлах, ты — об Иллиатрэ, нам обоим не помешает отвлечься.
— Я не думаю об Иллиатрэ постоянно! — взвился Астарион. — Но если тебе так хочется проиграть, с радостью приму твой вызов!
***
Астарион был для Уилла скверным противником: слишком быстрый и ловкий.
Уилл для Астариона был противником не лучше: если не подпустит к себе и собьет с ног, считай, пиши пропало.
Уилл зачаровал их оружие и удостоверился, что лезвия не порежут до крови. Астарион лениво следил за каждым его движением, будто собираясь подловить на жульничестве, но Уилл его ожиданий не оправдал, молча вернул ему кинжалы и занял позицию.
Помедлив, Астарион подобрался, выставил клинки. Его усмешка сделалась хищной.
Уилл кивнул — и бросился вперед. Из-под ног взвилась оранжевая лоза и метнулась к Астариону. Тот перескочил ее, выкрикнул:
— Предсказуемо!
И понесся на Уилла.
Лоза врезалась ему в спину и повалила навзничь. Он перекатился вбок, но Уилл уже оказался рядом и вскинул рапиру.
Ударит Мистическим лучом, как всегда!
С руки Астариона сорвался кинжал.
Уилл едва успел отпрянуть. Кинжал пронзил воздух на месте его горла, с лязгом врезался в стену и высек искры.
Астарион налетел на него. Повалил на землю и приставил второй клинок под подбородок. Его глаза горели весельем, а не злорадством.
— Вот и все, — хмыкнул он и протянул Уиллу руку, чтобы помочь подняться. — Я же сказал: у тебя слишком предсказуемая тактика. Всегда одно и то же. Я на нее за время сражений здорово насмотрелся.
— Может, ты и прав, — отозвался Уилл, приняв его руку, крепкую, как ствол векового дерева, и оказался на ногах. — Но я никогда не сражаюсь с одним противником дважды.
***
Едва они успели отойти от Роа, как Иллиатрэ выхватил взглядом группу дроу, что стояла чуть поодаль от остальных, захлебнулся воздухом и поспешно отступил назад, за угол, чуть не сбив Гейла с ног.
— Что случилось? — встревожился тот, поддержав его.
— У тех дроу на плащах герб Дома Ша'эх! — лихорадочно прошептал Иллиатрэ. — Проклятье, Дэмиэн сказал правду! Мой Дом до сих пор существует!!!
Его пробила дрожь, руки затряслись, сознание захлестнуло подступающей паникой, совсем как тогда, перед драуком…
— Я посмотрю, — бросила Шэдоухарт, скользнула за угол, оперлась спиной на один из ящиков и склонила голову, делая вид, что молится. Из-за сложенных перед лицом рук осторожно посматривала на дроу, и то, что открывалось ее глазам, развернулось в сознании Иллиатрэ.
Плащи дроу запылились и потерлись, ведь отряду пришлось проделать очень долгий путь из Подземья до Лунных Башен. У некоторых, протянувшись под воротники, на шеях темнели шнурки с магическими гербовыми амулетами — символами благородного происхождения. Кое-кого Иллиатрэ узнавал, других видел впервые. Он насчитал восемнадцать дроу: шестеро благородных, шестеро жриц и шестеро воинов — сбалансированный отряд для вылазки на Поверхность. Ни одного волшебника. Или, может, он скрывался.
Среди них выделялась главная жрица: пусть ее плащ был таким же запыленным, как у остальных, но из-под него проглядывал подол плотного фиолетово-бордового одеяния — цветов Дома Ша'эх, — а держалась женщина так надменно, что сомнений быть не могло. Неожиданно молодая, с кожей чуть темнее, чем у него, и свободной серебристой косой. Иллиатрэ ее не знал, но при взгляде на нее почему-то кололо в солнечном сплетении.
Дэмиэн сказал правду. Сказал правду. Сказал правду…
Дом… Дом не мог… не мог оправиться от смерти большинства благородных дроу и Верховной Жрицы, правившей им несколько столетий! Немыслимо! Это не… это просто невозможно!
Он собственными руками всадил в сердце матери нож и провернул. Слышал сдавленный возглас, сорвавшийся с ее губ. Видел, как жизнь покидает ее глаза.
Она… она мертва… Он сам… сам…
Грудь сдавило с такой силой, что не получалось сделать ни вдоха, и все же воздух прорывался сквозь горло — судорожно, шумно, безостановочно. Иллиатрэ сильно прикусил губу, пытаясь вернуть контроль над собственным телом.
Они пришли за ним.
Узнав, что он больше не гниет заживо в дальних пещерах Подземья, они пришли за ним.