I’m so desperate for your sweet affliction

Silver, crystal, carousel, your effervescent touch

But everybody knows that home is where your teeth sink, love

Lins of salt around your bed, smile sick and smile kind

Your bedroom filled with music and your cries

Sanctify your bedsheets with the sweat along your hips

Cause everybody knows that teeth are where your heart was, love.

На первом этаже грохотнула дверь, и Астарион встрепенулся. Все внутри наполнилось радостью и облегчением, хотя он, разумеется, никогда бы не признался, что узнал Иллиатрэ лишь по тому, с какой силой гребаная дверь врезалась в стену!

Сохраняя достоинство, но все же довольно быстро он прошел к лестнице, и сердце, что двести лет не билось, словно бы пропустило удар.

Что-то не так.

Иллиатрэ стоял посреди зала, а за ним — Гейл, Шэдоухарт и Карлах. Его волосы, подобранные в хвост шнурком от магического мешка, растрепались, да и выглядел он уставшим, но дело было не в этом. Казалось, все его мышцы окаменели, а под потухшими глазами залегли черные тени. Он должен был ворваться в таверну как победитель, со своими привычными воплями и широченной усмешкой, но…

Иллиатрэ сглотнул. Осмотрел таверну, словно кого-то выискивал, наткнулся взглядом на Астариона и спокойно произнес:

— Мне нужен кот. Найдешь Ваше Величество?

— Кот? — ошеломленно повторил Астарион. — Э-э… Не могу. Он ко мне не пойдет.

И бросил мысленно, через связь головастиков: «Животные боятся вампиров».

«Шкряб и медвесычик тебя не боятся», — возразил Иллиатрэ.

«Привыкли просто. У них так-то выбора не было».

— Вот он, — как ни в чем не бывало отозвалась Карлах, сгребла кота в охапку и осторожно передала Иллиатрэ. Тот просиял, обнял Ваше Величество, аккуратно переложил на левую руку, как младенца, и кашлянул.

Астарион не рискнул предположить, кто шокирован сильнее: он сам, представлявший сцену возвращения Иллиатрэ… несколько иначе, Джахейра, ошеломленно ожидавшая отчета о Лунных Башнях, или кот, которого бесцеремонно тискали, не спросив разрешения.

— Итак, — начал Иллиатрэ и наконец озарился насмешливой ухмылочкой, пусть его взгляд еще немного блуждал. — В Лунные Башни можно пройти через два входа, главный и черный, оба хорошо охраняются. С верхнего этажа видно подступы ко Вратам Балдура, и там стоит армия… размером где-то с четыре-пять могущественных Дома.

— То есть где-то полторы тысячи человек? — потрясенно выдохнула Джахейра. — Хуже не придумаешь. Если вся эта армия пойдет на Врата Балдура, я не уверена, что город выстоит.

Иллиатрэ говорил и говорил, размахивая свободной рукой, словно придавая вес словам: Кетерик и правда бессмертен, Башни кишмя кишат абсолютистами всех мастей (некоторые служат «богине» добровольно, но большинство порабощены иллитидскими личинками), пленники — тифлинги и глубинные гномы — пока что живы, стае удалось прикинуться абсолютистами и втереться в доверие к командирам.

— И еще, — продолжил Иллиатрэ. — Мы видели бочки с личинками, которые… Ай!

Ваше Величество цапнул его за руку, соскочил на пол и, всем своим видом выражая укоризну, махнул хвостом и неспешно направился вглубь таверны. Иллиатрэ потер укушенное запястье и как ни в чем не бывало продолжил:

— Которые «Зентарим» отправляет во Врата Балдура. Что-то мне подсказывает, в городе уже полно зараженных, и, очевидно, там есть кто-то, кто с абсолютистами заодно. Может, даже тот или та, кто все это затеял.

— «Зентарим»… — процедила Джахейра. — Я так и знала. Эти падальщики пролазят везде, где чуют наживу.

— Вроде все, — бросил Иллиатрэ и, проигнорировав то, что у нее явно остались вопросы, направился к лестнице. Астарион отступил в глубину коридора, все дальше, дальше, пока они не оказались вдвоем в тишине и полумраке, словно отрезанные стеной воздуха от всего остального мира.

Иллиатрэ выдохнул. Перед Джахейрой держался изо всех сил, но теперь его незримая маска слетела и разбилась вдребезги, обнажив неуверенность, растерянность…

Страх.

Астарион впервые видел его таким.

— Это правда, — произнес Иллиатрэ тихо, схватившись ладонью за стену, и словно бы побледнел. — Дэмиэн сказал правду. Я видел их. Дом Ша'эх не пал.

Астарион неосознанно протянул к нему руку, но замер на полпути и поспешно опустил кулак. Бессмысленно спрашивать, уверен ли Иллиатрэ в том, что видел, не могли глаза его обмануть, не надели какие-то другие дроу плащи с гербом его Дома.

Имел значение только его страх. Дикий, выжигающий страх.

Иллиатрэ глубоко вдохнул. Отвернувшись, пробормотал:

— Я не смогу… второй раз…

Дикий, выжигающий страх — и желание бежать, бежать со всех ног, бежать подальше, затеряться среди самых глубоких теней, чтобы никто и никогда его на нашел…

— Хальсин кое-что мне сказал, — спокойно начал Астарион, хотя внутри все заледенело. — Что Касадор «всего лишь смертный». А еще сказал положиться на стаю и прикончить его всем вместе.

Иллиатрэ вздрогнул. Вскинул на него взгляд.

— А я скажу так: тебе не надо уничтожать Дом Ша'эх во второй раз. Отступи на несколько шагов, но обернись, когда услышишь, как мы их рубим. И тогда — присоединяйся.

У Иллиатрэ сделалось такое лицо, будто его ударили копьем в грудь. Разве не на это он рассчитывал с самого начала — что стая поддержит его и прикроет спину от тех, кто мог идти за ним по пятам? Разве не для этого так отчаянно с ними сближался, пока они не стали ему по-настоящему дороги?

— Астарион… — выдохнул он с трепетом, сглотнул и улыбнулся через силу. — Хорошо. Так я и сделаю. Тогда… можно просьбу?

Астарион пожал плечами и осторожно кивнул.

— Тоже положись на нас. Можешь отступить на несколько шагов и повернуться на вопли Касадора, только… не убегай, потому что тогда ты никогда не освободишься от своего прошлого. И еще… Убей Касадора так жестоко, как только можешь. Пусть кричит, пусть мучится и истекает кровью так долго, как только вообще возможно!

Астарион издал полный облегчения смешок.

— Само собой. А ты думаешь, я могу поступить по-другому даже без твоей просьбы? У меня так много идей, как бы получше его прикончить, что я выбрать не могу!

Иллиатрэ приблизился. Улыбаясь с таким же облегчением, погладил пальцами тыльную сторону его ладони. Астарион взял его под руку, и они неспешно зашагали в сторону комнат стаи.

— Я должен тебе кое-что сказать. Пока тебя не было, я попробовал кровь Хальсина.

Иллиатрэ охнул и картинно прижал свободную ладонь ко рту, но его глаза лукаво заблестели, а сквозь пальцы засияла широченная улыбка.

— У-у-у, — протянул он насмешливо. — Стоило мне выйти за порог, как ты тут же на другие шеи засматриваться начал. И как оно? У Хальсина вкусная кровь?

— Неплохая, — отозвался Астарион и неожиданно для себя произнес: — Если тебе неприятно, я могу…

— И думать забудь. Делай все, что тебе хочется.

— Это и секса касается? — поддел Астарион, но тут же раскаялся, потому что в лице Иллиатрэ что-то дрогнуло.

— Конечно, — отозвался тот без эмоций и отвел взгляд. — Делай все, что тебе хочется. В конце концов, секс и любовь — совершенно разные вещи.

— Хо! Душа моя, кажется, ты кое-чего не понимаешь и мне надо тебя просветить! Но если серьезно… Мне не хочется секса, тем более… Сам знаешь. Прости. Сейчас я хочу твоей крови… если ты не против.

У Иллиатрэ загорелись глаза. Красуясь, он нарочито медленно повернул голову и оттянул воротник, обнажив горло, ключицу и жилку, что беззащитно билась на шее. Ноздри защекотал дурманящий запах его разгоряченного тела.

— Твои укусы зажили… — шепнул он. — И теперь мне как будто чего-то не хватает.

Астарион чуть слюной не захлебнулся. Подхватил его под поясницу и прижал к стене — немного грубо, но Иллиатрэ только рассмеялся, зарывшись пальцами ему в волосы. По его телу пробегала дрожь предвкушения.

Пусть в коридоре сейчас никого нет, но все же, кажется, им лучше уединиться.

— Отнести тебя в комнату? — жарко, почти насмешливо выдохнул Астарион Иллиатрэ в ухо.

— Ты думаешь, у меня от тебя прямо ноги подкашиваются, или что? — хмыкнул тот и, слегка покачиваясь, направился в сторону комнат, а в голове у него туманилось от наплыва страстных образов и желаний.

Астарион снова обхватил его за пояс, поддерживая и подталкивая. Они ввалились в душноватый полумрак комнаты сквозь дверь, что жалобно скрипнула. Толчок — Иллиатрэ отлетел на кровать и рухнул в ворох простыней, смявшихся под ним, точно озерная гладь зарябила от волн. Мысли путались, и где-то в глубине сознания скребся страх, что сейчас, вот сейчас они оба совсем потеряют контроль…

Но Астарион не колебался. Астарион схватил его за запястья.

Прохлада его белой кожи обжигала сквозь одежду, и Иллиатрэ вдруг осознал, что лежит под ним со сведенными над головой руками. Хитрая, насмешливая, торжествующая улыбка растянула губы Астариона, обнажив клыки, что влажно блестели от слюны.

Иллиатрэ издал довольный, полный облегчения смешок. Дорога к Лунным Башням и обратно, дорога, полная тьмы и подспудного страха, показалась вечностью, но теперь все переживания растворились в ощущении крепкой хватки, в предвкушении сладкой боли от укуса и невообразимом единении…

Астарион чуть крепче сжал его запястья, обдал горячечным выдохом кожу над его ключицей и вогнал клыки в свое любимое место, в изгиб, где шея переходила в плечо.

С губ Иллиатрэ рванулся пронзительный стон, будто от ярчайшего наслаждения, и голова откинулась на подушку.

Теплый поток крови омыл рот. Астарион глотнул, зажмурившись от удовольствия, и глотнул снова, и снова, и снова, теряясь во вкусе терпкости, соли и сладости, что захлестывали сознание привычным водоворотом чужого возбуждения и радости. Свободную руку он запустил Иллиатрэ под рубашку, лаская и поглаживая живот, тут же покрывшийся мурашками.

Нет, ему не нужна кровь Хальсина. Ничья больше кровь не нужна.

Астарион отстранился, с ухмылкой облизывая губы, и впился зубами Иллиатрэ в шею повыше.

— Дьявол! — вскрикнул тот, выгибаясь и выворачивая запястья, но Астарион не дал ему вырваться. Насладившись бесконечно вкусными, сладкими глотками, от которых даже язык сводило, отстранился посмеиваясь. Иллиатрэ смотрел на него нарочито возмущенно, его щеки горели, по шее завитками тянулись красные потеки.

— Хватит мучить меня! Ты хочешь, чтобы я от укусов кончил, или что?!

Астарион зашелся смехом громче.

— А ты можешь?..

— Ты не представляешь… — выдохнул Иллиатрэ и прикрыл глаза, явно не в силах договорить, но и так все было понятно.

О, он вполне бы мог кончить от одних только укусов, и Астарион с превеликим удовольствием бы на это посмотрел.

Впрочем, в такие игры они поиграют как-нибудь в другой раз. Сладостно терзать Иллиатрэ — не в планах, по крайней мере, не сегодня.

Астарион развязал шнурки на его штанах, и льняная ткань мягко скользнула вниз по стройным и крепким ногам, а он сорвал ее и отшвырнул в сторону. Мягко, кончиками пальцев погладил Иллиатрэ под коленом, повел ладонью по теплому бедру и вогнал в него клыки. Дроу дернулся, по его темной коже побежала кровь. Другой рукой Астарион обхватил его член, такой твердый, что, наверное, деже легкое трение штанов несколько мгновений назад причиняло неудобства, и задвигал рукой вверх-вниз, то умело надавливая пальцами на чувствительные точки, то ослабляя хватку, когда чувствовал, что Иллиатрэ на грани. Терялся в его возбуждении, в жгучем и терпком вкусе его крови, в его стонах сквозь закушенную губу…

Он отстранился за миг до того, как Иллиатрэ захлебнулся воздухом и излился себе на живот и грудь. Астарион тоже хватал воздух ртом, ухмыляясь и дурея от крови, от непонятного веселья, от какого-то далекого вожделения, бившего обухом по голове.

Иллиатрэ обессиленно выдохнул. С явным трудом приоткрыл глаза и покосился на него.

— А ты?..

— А что я? — хмыкнул Астарион. — Я сыт и доволен. Все эти дни ждал, пока смогу нормально поесть!

Иллиатрэ сдавленно рассмеялся, а в его сознании, словно дым, протянулись образы окровавленного сверкающего лезвия ножа, скользящего по коже…

— Ха! — выдал Астарион, хотя на плечи снова, как и всегда после близости, навалилось опустошение вперемешку с усталостью. Захотелось закрыть глаза и провалиться в беспамятство без сновидений, но он нашел в себе силы нарочито весело сказать: — Хочешь все и сразу, а? Ну уж нет.

Он не будет поощрять тягу Иллиатрэ к боли, когда тот не может справиться с эмоциями, ну уж нет.

Иллиатрэ фыркнул, словно прочитав его мысли, но вдруг помрачнел. Замявшись, выдал:

— Проклятье. Я не… — вздохнул. — Ты в порядке?

— В порядке, — быстро ответил Астарион и поморщился. Опять чертов дроу за свое! — Не переживай так. Некоторые, м-м, вещи я делаю потому, что хочу. Вопреки… некоторым своим чувствам. Просто…

Запутавшись в том, что пытается сказать, он раздосадованно замолчал. Иллиатрэ широко зевнул и нарочито расслабленно вытянулся на кровати, но Астарион успел заметить глубокую печаль в его глазах.

Как бы хотелось, чтобы все было… по-другому.

— Но вместо того чтобы немного поиграть с ножом, — продолжил Астарион, усмехаясь, — я сегодня ночью останусь с тобой. Все равно в моей комнате провалился пол, а спать с целой оравой я не хочу, мне это действует на нервы.

— Хах… — тихо выдохнул Иллиатрэ и озарился улыбкой, но его, кажется, все равно еще что-то тревожило.

***

Раскаленное железо горело пронзительно алым во мраке, алым, как глаза Хозяина напротив. На Астариона накатывали волны ужаса — животного, липкого, тошнотворного. Теряя связь с реальностью, он раз за разом кричал «Нет! Нет!!!», он умолял, дергаясь на распорках, но кандалы на запястьях и лодыжках оставались неумолимы, как сам Хозяин.

Раскаленный прут, дразня, приблизился почти впритык к обнаженной ступне. Кожу обдало жаром. Астарион дернулся и зажмурился, ожидая кошмарной боли, но она не пришла. Почувствовав возможность оправдаться, он поспешно выпалил:

— Простите, простите, мне очень жаль, впредь я всегда буду возвращаться вовремя, Хозяин, я…

Алый росчерк описал дугу и прижался к его животу.

Иллиатрэ вырвался во тьму таверны, пронизанный воплем боли из прошлого, с бешено колотящимся сердцем и такой же бешеной ненавистью.

— Нет!!! — раздался крик во тьме комнаты, и через миг он понял, что кричал он сам.

Жар обдал его уже в реальности. По вискам катился пот, рубашка облепила тело. Свечи, пятьдесят свечей, на которых он прежде тренировался контролировать магию, нещадно полыхали белыми столбами пламени, так ярко, что резало глаза, а он сидел в их круге.

Что?.. Когда он вообще?..

Заслонив лицо предплечьем, другой рукой Иллиатрэ рефлекторно потянулся к ближайшей свече и едва не вскрикнул — ладонь обожгло. Скрипя зубами и сдерживая проклятья, он вскочил, попытался обуздать магию, но она не слушалась. Что, демон побери, происходит?!

И куда подевался Астарион?

Миг — свечи потухли разом, погрузив комнату в густую болезненную черноту. В воздухе сильно запахло растопленным воском.

На ватных ногах Иллиатрэ пошел на балкон, куда сквозь ночь едва-едва пробивались отсветы никогда не гаснущих факелов у таверны. По спине тоже полз липкий холодный пот, словно он долго метался в лихорадке.

В лицо дохнуло прохладой и свежестью. Он оперся руками о перила, опустил голову и зажмурился. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: «Защитник» снова захватил его тело, но для чего, что за ритуал со свечами он тут проводил? Иллиатрэ вообще сможет довести стаю до Врат Балдура?..

Однако даже это сейчас не самое главное.

Прут — раскаленный прут, алым горящий во тьме, как глаза — оранжевые, пламенные, беспощадные глаза.

Касадор. Живое воплощение боли и ужаса, оков, из которых не вырваться.

Убить. Убить! Убить!!! Пусть мучается. Путь страдает так, как не страдал еще никто ни в одном из миров! И Астарион еще спрашивал, чего Иллиатрэ хочет?! Все, чего Иллиатрэ хочет, — слышать полные боли и ужаса крики Касадора, видеть, как его снедает осознание, что Астарион, отродье Астарион, пришел за ним, победил и теперь убьет!

Выжигающий гнев сдавливал грудь, словно железный обруч, перед глазами плясали красные пятна. Иллиатрэ с грохотом пнул столбик перил. Саданул кулаком по стене, сбив костяшки. Облегчение не пришло — никогда не приходило от такого.

Втягивая воздух сквозь зубы, он вскинул голову к беспросветному черному небу, беспросветному, как отчаяние, что медленно просачивалось в душу.

Астарион ненавидел Касадора, завидовал Касадору, боялся Касадора. Иллиатрэ никогда не встречал Касадора. Никогда даже не видел. Не знал, как тот выглядит.

Но и не нужно.

Пусть мучается. Пусть страдает.

Иллиатрэ снова схватился за перила, подставил лицо прохладному ветру…

И дерево под руками с треском проломилось.

От неожиданности он шатнулся вперед. Опора вылетела из-под ног, мир закрутился, и его тяжело гупнуло о землю.

Сознание на миг померкло. Глухо застонав, Иллиатрэ процарапал пальцами грязь. Ощупал языком зубы со стороны до крови сбитой щеки — целы. Грудь справа и локоть так болели, что едва получалось вдохнуть.

Проклятье… Отличное завершение суматошной ночи, ничего не скажешь. Хотелось верить, никто этого…

Кусты неподалеку затрещали.

Иллиатрэ вскинулся. Тело прострелила боль, но руки привычно взвились, а с языка сорвалось:

— Паралич!

Магическая волна вздыбила мертвую траву и сбила убегавшего с ног.