Астарион осознал, что уже несколько минут стоит перед ступеньками, навевающими мысли о спуске в ад, — как будто собирается с духом. Но… его же не волнует мнение стаи, в самом-то деле?
Сквозь дверной проем главного зала он видел Карлах и Уилла.
— …и вот так я в одиночку победил минотавра, — закончил Уилл. Карлах, сидящая напротив за круглым столиком, подперла щеку рукой и так увлеченно слушала, что блестели глаза.
— Победил минотавра? — насмешливо бросил Астарион, входя в комнату. — Кажется, ты забыл добавить, что минотавр был хромой, слепой, больной и полумертвый!
И язвительно, от души рассмеялся. Уилл прожег его взглядом.
— Не думал, что у тебя будет такое хорошее настроение.
— А что? — хмыкнул Астарион. — Думал, я буду заниматься самобичеванием?
— Ну да, для этого нужно иметь хоть какие-то зачатки совести.
— Просто я знаю правду. Может, я и не был идеален, но того, что мне приписали, точно не делал.
— Откуда ты знаешь? Ты же почти ничего не помнишь о тех временах.
— Есть вещи, — спокойно отозвался Астарион, — которые помнить совсем не обязательно, потому что их подсказывает нутро. К тому же, у меня были богатство, уважаемая должность, статус и положение в обществе. Какой был бы смысл идти на риск, работая с Касадором? Если бы меня раскрыли, я бы лишился всего, а мое родовое имя было бы опорочено навеки.
Уилл смолчал, и Карлах воспользовалась моментом, чтобы вклиниться.
— Смотри! — она продемонстрировала Астариону правую руку, покрытую идеально подогнанными друг к другу листами бело-голубой стали. — Суперлегкая, я даже после долгого перехода в ней не устану!
— О, адамантиновая броня! Я и забыл о ней. А с чего ты вдруг?..
Карлах уставилась на него.
— Иллиатрэ тебе не сказал? Мы идем убивать чудовище для Рафаэля, ну, чтобы перевести наконец твои шрамы. И пленников из Лунных Башен вытаскивать будем.
Неужели… неужели правда? Почему Иллиатрэ не сказал?! Не захотел будить?..
Уилл по-прежнему на него пялился, и Карлах поднялась, со скрежетом отодвинув стул. Со вздохом положила руки им на плечи. Жар ее ладоней обдавал кожу Астариона сквозь одежду.
— Хватит вам собачиться. Ну чего вы вечно?.. Идите лучше в копейные шахматы поиграйте, что ли.
— Спасибо, хоть на совместную готовку нас не отправляешь, — съязвил Астарион.
Карлах весело отозвалась:
— Боюсь, вам это уже не поможет.
***
Уверенными, быстрыми, как у целителя со скальпелем, движениями Шэдоухарт подводила глаза угольным карандашом, глядя в небольшое поцарапанное зеркало, а Иллиатрэ наблюдал за ней, растянувшись на кровати и подперев щеку рукой. Шэдоухарт понятия не имела, что он забыл в ее комнате, но ничего не имела против его компании.
— Хм, — выдал он многозначительно. — В твоих руках средство устрашения для врагов и соблазнения для возможных любовников.
Она издала тихий смешок.
— В точку. Но для меня это скорее средство примерить на себя разные образы.
Иллиатрэ протянул руку и повел пальцами. Хмыкнув, Шэдоухарт передала ему уголь. Несколько мгновений наблюдала за его движениями, лениво раздумывая, стоит ли сказать, что на Поверхности красятся обычно женщины, но он выглядел очень довольным, а чернота на веках придала ему неожиданно угрожающий, немного безумный вид.
— Тебе идет, — признала Шэдоухарт. — Ты пришел просто так или хотел поговорить?
Иллиатрэ склонил голову к плечу. Его глаза ярко мерцали, окруженные синяками и угольными росчерками.
— Мы направляемся в Вызов Шар за чудовищем для Рафаэля, — многозначительно сказал он.
Она едва не вздрогнула, пронзенная воспоминаниями: вчера ночью Астарион с мрачной иронией спросил, не придется ли им бросить вызов Шар, чтобы снять проклятие, и по хребту Шэдоухарт прокатился холод плохого предчувствия.
Она вдруг осознала, что боится, боится, что Иллиатрэ жестоким лезвием слов вскроет все ее сомнения.
— Я всегда буду на твоей стороне, — бросил он, прищурившись. — Что бы ты ни решила.
***
— Ну так что, Хальсин, — произнес Иллиатрэ с легкой улыбкой, войдя в комнату, где друид перебирал пучки кореньев и трав, — ты сказал, что мы уже раньше встречались, и мне чертовски хочется услышать эту историю.
— Да, — коротко отозвался Хальсин. — Несколько лет назад мы столкнулись в Подземье. Я тогда путешествовал с исследовательским отрядом, а ты… ты забрал наши припасы.
— Ублюдок украл наши припасы! — кричал Эндил, удрученно разглядывая пустое место, где недавно лежали сумки с едой. — Все подчистую вынес! Помяни мое слово, дроу решили заморить нас голодом и смеются сейчас над нами!
— Это одиночка, — покачал головой Хальсин. — Изгнанник. Если он выживал здесь годами, мы никогда его не найдем. Я поделюсь с вами едой, у меня осталось кое-что в поясной сумке…
На самом деле он немного лукавил. Чувствовал запах вора-дроу во тьме Подземья — тот был ранен, и тяжелый, густой дух крови тянулся за ним, словно цепочка следов. Дроу прокрался к ним ночью, как-то обошел часового и забрал все припасы, что смог унести, — они успели увидеть лишь край его плаща, нырнувший в один из боковых коридоров.
— Надо его найти! — настаивал Эндил. — И поставить ублюдка на место!
— Оставь его, — поморщился Хальсин. И почему некоторые так упрямы? — Он в нужде, а мы зашли на его территорию. Он мог бы спокойно перерезать нам глотки во сне, чтобы мы не пошли по его следу, но не сделал этого.
— О-о, так у нас тут что, благородный дроу выискался? — саркастично отозвался Энвил. — Из-за него мы все здесь умрем!
— Мы сможем готовить грибы и дезинфицировать паучье мясо.
В который раз пришла мысль, что исследовательская группа Подземья должна обладать куда более гибким разумом и широкими взглядами. Он бы с удовольствием спускался сюда в одиночку, если бы местность не была такой опасной. Однажды уже попал в неприятности…
Ночью, когда все уснули, Хальсин тихо выбрался из лагеря, превратился в медведя и пошел на запах крови. Каменные коридоры виляли и нередко упирались в тупики — дроу нарочно побродил вокруг, чтобы сбить возможных преследователей со следа. Только звериный нюх позволил Хальсину распознать ответвления, где запах был немного сильнее. Осознав, что уже близко к цели, он принял свой обычный облик и, держась рукой за стену, осторожно пошел вперед.
Во тьме раздался щелчок взведенного арбалета.
Хальсин замер. Чей-то голос угрожающе приказал:
— Не двигайся.
Впереди очертился силуэт дроу, вскинувшего к плечу арбалет. Его освещало лишь холодное, голубое сияние грибов, но их света хватало, чтобы его рассмотреть. Очень худой, осунувшийся, неровно подстриженные до плеч волосы спутались, на правой щеке темнел большой рваный шрам, протянувшийся от угла рта почти до скулы. Его глаза ввалились и воспаленно блестели, губы изгибались в гримасе. Мантия и плащ потрепались, из-под широких рукавов пробивались бинты на запястьях, но от него гнилостно и тяжело пахло более серьезной раной.
— Никто в здравом уме за мной не пошел бы. Все наземники такие тупые, как ты?
Несмотря на слабость, говорил он резко и вызывающе, а арбалет в руках не дрожал. Острие болта, поблескивая, смотрело Хальсину в грудь.
— У меня мирные намерения, — отозвался Хальсин, подняв раскрытые ладони. — Я понял, что ты ранен…
— О, а ты что, хочешь мне помочь?! — дроу хмыкнул и ощерился, однако тут же согнулся пополам от кашля. У его ног валялся мешок с припасами, такой же полный, как и прежде: похоже, он ничего не съел.
— Ты украл у нас припасы, надеясь, что там будут целебные зелья, — констатировал Хальсин и осторожно шагнул к нему. Дроу отшатнулся и дернул арбалетом.
— Не двигайся!!! Ты чертовски здоровенный дартиир, так что я точно не промахнусь! А знаешь, знаешь что? Забирай, подавись!
Дроу пнул к нему мешок и отступил еще на шаг.
— Стой! — почти попросил Хальсин. — Оставь себе, у нас еще есть еда. Я дам тебе целебное зелье.
Дроу откинул голову назад и издевательски захохотал, так громко, что эхо зазвенело среди камней под высокими сводами, но голос тут же с бульканьем оборвался, будто сгорел в груди.
— Ты думаешь, я такой дурак?!
Хальсин медленно вытащил из кармана флакон, поставил на землю и выпрямился.
— Мы зашли на твою территорию. Ты мог убить нас, но не сделал этого…
— Только потому, что ваш часовой мог меня заметить, и вы бы проснулись быстрее, чем я бы вас всех убил! — отрубил дроу.
— Это зелье — дань за вторжение. Только варвары уничтожают тех, на чью территорию забредают.
— Все вы варвары! — огрызнулся дроу, и его лицо исказилось отвращением. — Убирайся, мне и даром не нужна твоя милость!
Хальсин аккуратно попятился во тьму. Дроу следил за ним, алые глаза пылали животным бешенством, и все же он не стрелял, хотя, казалось бы, ничто его не останавливало.
Вернувшись в лагерь, Хальсин вытянулся на спальнике и закрыл глаза. Мог лишь надеяться, что молодой изгнанник-дроу выживет…
И все же не решит перерезать их всех во сне — чтобы наверняка.
Иллиатрэ опустил голову. На его лице не было ни тени удивления, по губам скользнула легкая, хоть и несколько напряженная улыбка.
— А-а, вот как… Я тебя не узнал, потому что у меня тогда от жара все в глазах плыло, я видел только твои очертания. Ну, и то, что ты чертовски здоровенный...
Он рассмеялся, но глухо, словно у него болело в груди, совсем как тогда, хмыкнул и нервно пригладил волнистые волосы. Хальсин ждал, пока Иллиатрэ захочется поделиться чувствами, и тот, помедлив, снова заговорил:
— Я бы мог и сам сварить исцеляющее зелье, но… у меня было очень мало сил, я боялся, что если полезу искать травы и грибы, то сорвусь с какой-нибудь скалы и уж точно сверну себе шею…
— Что с тобой случилось?
— На меня набросилась стая кислотных пауков. Подрали мне грудь — не то чтобы очень сильно, но в кровь попал яд и раны начали гнить. Иногда я даже терял сознание, но когда в голове немного прояснилось, я рискнул забрать у вас припасы… Ты был прав: я надеялся, что там будут исцеляющие зелья. И я долго не хотел пить то зелье, что ты мне подсунул. Думал, да, нашли дурака, от меня не так просто избавиться! Но… мне стало хуже, и я подумал: да какая уже разница, черт возьми. И… спасибо. Возможно, я бы вообще не выкарабкался без твоего зелья. И я тогда постоянно себя спрашивал: зачем ты это сделал? Знаешь, нам, дроу, совсем другое рассказывали об эльфах Поверхности.
— Потому что такова суть природы, — пожал плечами Хальсин и улыбнулся. — Когда мы, друиды, приходим в леса, то стараемся сосуществовать со всеми его обитателями. Мы сражаемся исключительно тогда, когда нет иного выхода, и даже так стараемся не убивать зверей — разве что они опасны и ненавидят разумных существ.
— А я что, был не таким? — усмехнулся Иллиатрэ, но его глаза остались холодными.
— Ты был раненым дроу, а не зверем, — отозвался Хальсин, нахмурившись. — Мы потревожили тебя, а не наоборот. И ты не убил нас, хотя у тебя была возможность.
— Да-да, но, чтоб ты знал, идти в одиночку к отступнику-дроу, живущему в необитаемой системе пещер Подземья, — очень плохая идея. Я вообще-то всерьез раздумывал убить тебя, Хальсин.
— И что тебя остановило? — спокойно спросил тот.
Помедлив, Иллиатрэ бросил:
— То, как ты держался со мной.
— Видишь? — снова улыбнулся Хальсин. — Тогда, много лет назад, я тебе помог. А теперь ты пришел и спас мою Рощу. Это и есть естественный круговорот природы, Иллиатрэ. Мы не знаем, как последствия наших поступков вернутся к нам, но они обязательно вернутся.
Иллиатрэ серьезно задумался над его словами и, постучав пальцем по губам, протянул:
— Я понимаю, о чем ты говоришь. Я верю — как бы наивно это ни прозвучало, — что зло рано или поздно возвращается к тому, кто его причинил. Иногда — слишком поздно, но все же. Поэтому я знаю, что наша стая будет отомщена. Все мы.
На его губах заиграла мрачная улыбка.
***
— Учти: я слежу за твоими руками и за фигурами, — предупредил Уилл, прищурившись.
— Не волнуйся, с таким противником, как ты, мне и жульничать не нужно, — ухмыльнулся Астарион и закончил расставлять свои фигуры, что тускло отражали отблески свечей.
Некоторое время слышался лишь стук фигур, скрип старых стульев и едва уловимый шорох рукавов об стол. Уилл оказался неприятно умелым игроком, и не прошло и пяти минут, как его рыцарь смахнул с доски дракона Астариона.
Раздражаясь с каждым мгновением, Астарион пытался улучить момент, чтобы незаметно поменять фигуры местами, как перед глазами все расплылось, и он, повидавший за свою жизнь очень многое, невольно вздрогнул от ужаса: на месте Уилла чернел силуэт, мучительно сжавшийся в огненных кандалах.
Пешка выскользнула из пальцев, со стуком ударилась о доску и покатилась по полу. Астарион прижал ладони к лицу, слыша взволнованный голос Уилла глухо, как сквозь толщу воды.
— Твоя душа… — выдохнул он сдавленно. — Оковы контракта сдавливают ее… выпивают из нее все силы…
Он опустил руки и понял, что ауры снова исчезли. Лицо Уилла окаменело, а он сам, красивый темнокожий мужчина на самом пике молодости и силы, будто постарел на десять лет. Астариона кипятком окатили его отчаяние, боль, стыд, вина перед отцом и Вратами Балдура…
Бесконечно долгие минуты они сидели молча, даже не шевелясь. Наконец, откинувшись на спинку стула, Астарион неохотно заговорил:
— …Я не хотел тебя задеть.
— Нет, — Уилл выгнул бровь и вскинул ладони. — Нет-нет-нет. Если это извинения, у меня голова взорвется!
Астарион хмыкнул, но ответить не успел: в таверну вбежал взмыленный арфист.
— Дроу… — выдохнул он, упершись ладонями в колени. — Женщина-дроу пришла к нашему защитному барьеру… Заражена личинкой, но сказала, что на вашей стороне… хочет поговорить с Иллиатрэ… Ее зовут… Минтара Бэнр.
Астарион и Уилл оцепенели. Казалось, тишина растягивалась и обвисала, обрывалась лоскутами в никуда.
— Иллиатрэ все равно узнает, что она пришла, — наконец мрачно бросил Уилл. — Пусть будет как будет. И будь так добр, верни пешку на место, я все видел.
Астарион помедлил и вызывающе прошептал:
— Ставлю сто монет, что Иллиатрэ возьмет ее к нам.
— Ха! Ставлю сто монет, что нет. Она была нашим врагом, да и Иллиатрэ… сам знаешь.
Астарион лишь многозначительно усмехнулся, и они пожали руки над шахматной доской. Скрипнула входная дверь, раздались шаги, и в таверну, высоко держа голову, прошла Минтара.
Она выглядела лучше, чем в прошлую их встречу: синяки на лице пожелтели, на щеки вернулся румянец, из взгляда исчезла затравленность, пусть и смотрела она настороженно. Среднего роста, крепкая, в сверкающем доспехе, на шее чернеет татуировка в виде паутины — давний знак верности Ллос. Или не такой уж давний?
— Иллиатрэ будет в восторге, — саркастично пробормотал Астарион.
— Она ищет смерти, или что? — отозвался Уилл мрачно.
Ну, хоть в чем-то они единодушны.
Они позвали Иллиатрэ по ментальной связи и встали за спиной Минтары, отрезав ей путь к отступлению.
Один…
Два…
На втором этаже загрохотали шаги, и на открытую площадку вырвался ураган, взбешенный безумец с пылающими глазами и ореолом белых волос, что развевались вокруг головы. Усмешка заледенела на губах Астариона. Кажется, не стоило спорить с Уиллом на сто золотых…
Иллиатрэ был не просто зол — казалось, он сейчас взорвется от ярости. На его лбу пульсировала жилка, пальцы так впились в перила, что кожа почти добела натянулась на костяшках.
— Минтара Бэнр! — процедил он ядовито и перешел на отрывистую и изящную, как изгибы кнута, речь дроу: — Может, мне стоило сказать на нашем языке, чтобы до тебя дошло?! Да, я вытащил тебя из Лунных Башен, но то, что я перед тобой раздавил череп ногой, значило: «Если еще раз встретишься на моем пути, я тебя убью!»
— У меня есть информация, — быстро сказала Минтара, и, хотя казалась уверенной и непоколебимой, в ее голос просочился страх.
Иллиатрэ повернулся боком, оперся ладонями о перила и насмешливо уставился на нее. Его глаза, очерченные углем и тенями, зловеще утопали в черноте.
— О, информация, ну надо же! И что же ты хочешь за нее купить? Дай-ка угадаю… Нашу защиту?
Минтара вздернула подбородок, а в ее взгляде мелькнуло что-то недоброе.
— Я сама могу себя защитить, волшебник. Однако у нас совпадают цели. Я предлагаю вам информацию о ваших врагах и свой клинок, чтобы сражаться с ними, а взамен хочу одного — примкнуть к вам, чтобы отомстить Абсолют и ее культу за то, что они со мной сделали.
— Ха! — выдал Иллиатрэ, безумно ухмыляясь. — А с чего ты взяла, что нам нужно от тебя хоть ЧТО-НИБУДЬ?! Информация? Да мы и без тебя узнаем все, что нужно! Хотя, знаешь, скажи мне одну вещь. Почему ты здесь? — он так резко взмахнул рукой, что хлопнул широкий рукав мантии. — Наследница правящего Дома Бэнр… У тебя было всё: власть, влияние, положение в обществе и сила! У тебя было все, о чем я… — его голос сделался глуше, взгляд потерял осмысленность. — В общем, неважно. Почему ты здесь, в том же дерьме, что и я?
Минтара молчала, обдумывая ответ. Поджала губы и произнесла:
— Из-за воли Ллос, которая сковывает наше общество и не дает нам жить собственным умом.
— Воля Ллос, как же! — поморщился Иллиатрэ. — Так и знал, что ты все свалишь на нее! Если ты так ее презираешь, почему силы паладина все еще при тебе?
— Когда я вышла из Лунных Башен, то посмотрела в небо и поклялась дать клятву верности любому божеству, кто захочет принять мой обет — бороться против Абсолют и уничтожать ее приспешников. И кто-то из богов откликнулся. — Минтара пожала плечами.
— То есть ты даже не знаешь своего нового покровителя?..
— Он или она пока не посчитал нужным явить себя. Имеет значение лишь то, что этому божеству угоден мой обет.
Странно. И… правдоподобно. Иллиатрэ, конечно, в божествах не особо разбирался, но, должно быть, многим из них культ Абсолют как кость в горле. Вид другого дроу — женщины-дроу со светлой серовато-лиловой кожей и подобранными в пучок на затылке белыми волосами, женщины-дроу с такими же красными глазами, как у него, — отдавался внутри странной дрожью.
Имеет ли вообще значение, говорит она правду или нет?..
Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы она ушла? Или умерла? Хочешь убить ее сам, как убил свою мать?
Позади Минтары угадывались силуэты Астариона, Уилла и Карлах, но мутно и расплывчато, словно в густом полумраке. Иллиатрэ подавил желание надавить пальцами на веки.
Эта женщина точно такая же, как все они. Она бы тоже посмеялась над тобой, когда ты истекал кровью, она бы с радостью превратила тебя в драука…
— Карнисс, — вырвалось у него, и внутри прокатился холод, даже в пот бросило.
— Не я, — быстро сказала Минтара, и он мог поклясться, что услышал, как скрипнула ее кожа, когда она нервно стиснула кулаки. — Карнисс обитал на этих землях в обличии драука задолго до того, как сюда пришли абсолютисты, — она прищурилась. — Я слышала, что вы похоронили его. Меня беспокоит ваше… сострадание к слабакам.
— Ха! Так ты из-за нашего сострадания к слабакам сюда пришла? Понадеялась, что и на тебя его хватит?!
Иллиатрэ зашелся хохотом, неожиданно искренним, чувствуя, как отступает напряжение. Вид оскорбленного лица Минтары, почему-то навевающий мысли о хмуром котенке, развеселил его еще сильнее.
— Мне не нужно сострадание от тебя! — выпалила она возмущенно, но его больше не мог обмануть ее резкий тон. — Наше общество порабощено и изувечено Паучьей Королевой, и нам никогда не стать свободными, пока ее тень висит над нами! Я была наследницей Дома Бэнр, но если я попытаюсь вернуться в Мензоберранзан, все, кто восхищался мной и поддерживал меня, будут плевать мне в лицо! Всю свою жизнь я была верна Ллос — но она отвернулась от меня, когда я нуждалась в ней сильнее всего, и наказала меня за чужую ошибку!
— Так тебе нужен союзник, чтобы поднять восстание? Ты обратилась не к тому дроу. Я хотел привести свой Дом к величию, но… меня не интересует судьба моего народа, когда в нем нет меня. Я ищу новый путь в своей тьме и хочу посмотреть, что этот мир может мне предложить, кроме грязи, в которой мне приходилось ползать.
— Раз так, покажи мне свой путь.
Их взгляды встретились, и на Иллиатрэ хлынули ее чувства.
Страх.
Одиночество.
Отречение.
Наверное, подумал он отстраненно, в нашем обществе, обществе дроу, что-то серьезно не так, раз оно перемалывает нас за верность, истязает и швыряет прямиком в ад. Я. Карнисс… А теперь и Минтара…
Кто еще?
— Ты не чувствуешь иронии в том, что сейчас происходит? — прошептал он, а губы растянулись в широкой, конвульсивной улыбке.
Брови Минтары скользнули к переносице, губы добела сжались. Похоже, ей казалось, что он издевается над ней, но Иллиатрэ говорил совершенно серьезно.
Лично он чувствовал иронию.
— Покажи мне белую женщину, что перебила твой отряд и пытала тебя.
Помедлив, Минтара потянулась к нему приветственно раскрытым сознанием, и он провалился в ее воспоминания и чувства. Его с новой силой захлестнули ее боль, страх и отчаяние, он едва не потерялся в них, но усилием воли вырвался наружу, а перед глазами замелькали ряды марширующих абсолютистов и белое, будто сошедшее с ночных кошмаров, лицо женщины с такими же белыми пустыми глазами, багровыми губами и светлой косой. В каждой ее черте, каждом рваном движении, каждом слове с болезненным придыханием чудилось безумие.
Слово «кошмарная» ни для кого не подходило так идеально, как для нее.
Иллиатрэ вернулся в свое тело, мучительно стиснув пальцы на перилах, и глубоко вдохнул.
Минтара говорила правду от начала и до конца. Ее слова могли бы солгать, но мысли и чувства так просто не подделать.
Несколько мгновений он обдумывал увиденное. Наконец сказал:
— Жрецы Абсолют пришли проповедовать прямиком в Мензоберранзан, бросая вызов власти Ллос, и их, разумеется, тут же вздернули на главной площади, а потом Верховная Мать послала тебя с отрядом на Поверхность разобраться, что к чему… Да вас же спровоцировали и завели в ловушку. Даже ребенок понял бы, что тут что-то не так!
Минтара нахмурилась.
— У Верховной Матери не было выбора: мы не могли проигнорировать прямой вызов Ллос.
— Белая женщина связана с Кетериком?
Он почувствовал ее жгучую злость, но вместе с тем и ее облегчение, почти триумф. По ее тонким губам скользнула усмешка и тут же пропала. Проклятье! Не следовало показывать, что стая чего-то не знает!
— Да, — удовлетворенно произнесла Минтара. — Кетерик Торм, Энвер Горташ и… Орин Красная, — на последнем имени ее голос зазвучал глуше, но она глубоко вдохнула и продолжила тверже: — Я мало знаю об их целях, но именно они стоят во главе культа Абсолют.
— ГОРТАШ?! — взвилась Карлах. — Эта ослиная задница — один из лидеров Абсолют?! Чтоб его! Ладно, так даже лучше: не придется нарочно его искать, чтобы прикончить!
Горташ… Тот самый человек, что предал ее и продал дьяволам в Ад… тот самый, к кому она относилась как к старшему брату или даже первой любви…
Верно: так даже лучше.
Иллиатрэ вздохнул. Взглянул на потолок, полусгнивший, покрытый зеленовато-черными пятнами плесени.
Как там Карлах говорила? «Знак»?
— Ладно.
Минтара оцепенела, не сразу осознав, что это слово адресовано ей, и ее глаза едва уловимо расширились от радости.
***
Представляя Минтаре спутников, Иллиатрэ дошел до Астариона, начал:
— Астарион мой…
И запнулся. «Мой мужчина» звучало нелепо, «мой возлюбленный» — слащаво, «мой любовник» — пошло и банально. Он перебрал в уме несколько слов и наконец произнес:
— Мой партнер.
Астарион одобрительно поднял брови, не собираясь показывать, до чего тронут.
Появление Минтары стая восприняла настороженно, но в целом благодушно, а Карлах так вообще весело выдала:
— О-о, новая подруга!
Неожиданно для Иллиатрэ сильнее всех взбесился Хальсин.
— Она хотела уничтожить моя Рощу! — кричал тот, указывая пальцем на Минтару. — Привела войско Абсолют, чтобы перебить беззащитных людей, напала на моих друидов! Множество ни в чем не повинных мужчин и женщин погибли из-за нее!!!
— Если бы я по собственной воле хотела уничтожить твою Рощу, друид, — выплюнула Минтара, — то от нее бы даже пепла не осталось.
— Даже если Минтара действовала под давлением Абсолют, — отрезал Уилл, — мы все равно не можем ей доверять. Вдруг она до сих пор служит Ллос и подобралась к нам, чтобы убить тебя, Иллиатрэ!
— Тогда почему я еще этого не сделала? — поморщилась Минтара. — Я могла пойти за вами, когда вы вышли из Лунных Башен, проникнуть в ваш лагерь и убить вас всех.
— Мне крайне неприятно соглашаться с Уиллом, — скривился Астарион, — но он прав. Даже если Минтара не на стороне Абсолют, где гарантии, что она нас не предаст, когда мы больше не будем ей нужны?
— Прошу прощения, друзья мои, — иронично отозвался Иллиатрэ. — Я один чувствую в ваших словах странный подтекст, который вы никак не озвучите? Говорите прямо: она вас настораживает, потому что дроу, а дроу, как всем известно, предатели по натуре. Как Бэйлот Барритил, который бросил богиню Энру.
Астарион насмешливо взглянул на него и, взяв под руку, отвел в сторону.
— …Ты пытаешься нас спровоцировать, душа моя?
— А что? Переживаешь, что, если Минтара к нам присоединится, не ты будешь самым подозрительным членом стаи?
— О, ну спасибо. Я вообще-то о вашем благополучии переживал, но раз так — да пожалуйста, больше не буду!
Иллиатрэ мягко коснулся ладонью его предплечья.
— Прости. Я лишь хотел сказать, что у Минтары правда те же цели, что и у нас. Она не сможет вернуть милость Ллос, даже если вдруг решит всех нас прикончить, — Паучья Королева не любит неудачников.
— Так это жалость? — хмыкнул Астарион. — Ты наступил себе на горло и позвал ее к нам из жалости?
— А теперь ты меня провоцируешь, — ухмыльнулся Иллиатрэ. — Хочешь честный ответ? Я не знаю, зачем позвал ее к нам. Но почему бы и нет? Союзники нам пригодятся.
Он опять говорил полуправду, но Астарион не видел смысла давить. Очевидно, Иллиатрэ почувствовал с Минтарой какое-то родство, как и со всеми членами стаи.
Тем временем Карлах показывала Минтаре плотно сплетенные воспоминания и чувства стаи, и, когда закончила, дроу выглядела так, будто ее ударили по голове.
— Поразительно, — выдохнула она с намеком на уважение. — Я поражена, что вы все вообще до сих пор живы.
Тишина натянулась, как тетива, и оборвалась звонким хохотом стаи, наполнившим каждый уголок таверны.