II

Будь сильнее противника

Гуляли слухи, что Bangtan появились, когда Джину было где-то девятнадцать. Тогда они были всего лишь небольшой шайкой, которая ввязывалась в драки с дилерами и каждый раз умудрялась избежать наказания, потому что никто точно не знал, кто они и где их искать. Так что в итоге Bangtan всё же отвоевали небольшой кусочек бедного района. В целом все близлежащие банды понесли не слишком большие убытки, поэтому просто не совались в эту пару кварталов, где орудовала «мелкая группа неадекватных подростков». Однако через два месяца к паре кварталов добавился еще один, затем еще и еще. За три года шайка стала полноценной бандой, как-то незаметно расширила своё влияние и захватила, пусть и небольшой, но целый район. Их до последнего не воспринимали серьезно, а потом было уже поздно – не учитывать мнение парней было чревато убытками. Сокджин помнил, как долго ругался и матерился Бём перед встречей с главой Bangtan, потому что лишился уже двух партий героина, попытавшись торговать на привычной территории, но оказалось, что теперь нельзя, ведь непонятно каким образом об этом прознали ее хозяева.

Джин смутно припоминал, что тогда было, потому что последняя течка прошла как-то особенно тяжело, и он был не в себе, отчего ни имена, ни лица не отпечатались в памяти. Единственное, что он точно помнил – его никто не трогал. Впервые за все время уловка Бёма не сработала, и во время переговоров лидер Bangtan был полностью сосредоточен именно на них, а не на красивом омеге. Конечно, переговоры не удались. Тем же вечером и без того изнеможённый Сокджин ощутил на своей шкуре, насколько Чхве груб и жесток в постели, когда недоволен, ведь он потерял сразу целых три точки для торговли, а значит – и клиентов.

Позже Джин узнал, что лидера Bangtan зовут Ким Намджун, и что известно лишь о шести участниках банды, включая его самого. Поэтому, сколько всего человек, где их офис и как устроена система работы и оповещения не знал никто, потому что любые попытки пробраться на их территорию были тщетны и пресекались ещё на окраинах или вовсе на подступах. В результате с ними приходилось считаться, но при этом держаться на расстоянии, чтобы не добавлять себе головной боли. Конечно, Бём так просто не смирился и периодически пакостил, заставляя своих парней ввязываться в драки с Bangtan, но результатов это не дало от слова «совсем». И через год Чхве наконец решился на «официальную» стрелку, на которой, увидев шесть жалких, по его мнению, парней, поставил на кон свою омегу. И в итоге проиграл, пав в глазах окружающих банд ниже некуда.

Сокджин понимал, что Юн Бём этого так не оставит, и ему было интересно, что предпримет Джун, но тому будто было не до этого.

После того как Джин остался, альфа торжественно переехал на диван, давая гостю (или вернее новому жильцу?) как можно больше «личного пространства», и почти вручил ему свою комнату, заходя в нее только за вещами. Сокджин подобного решительно не понимал, потому что ночами ему было как-то до странного одиноко, темно и холодно, отчего он плохо спал и вечно ворочался, пытаясь согреться. Но сказать об этом у него духу не хватало, и он молчал, продолжая без особого смысла шататься по дому днём и делать какие-то элементарные бытовые вещи в духе готовки, уборки и стирки, чтобы отвлечься от предстоящей ночи. Намджун был ему очень благодарен, но мягко журил, говоря, что он не должен всего этого делать, если не хочет.

– А чем ещё мне заняться?

Джун тогда ничего не ответил и неловко пожал плечами, после чего вечером потащил его на шоппинг со словами: «У тебя одни штаны и худая кофточка, а ходить в моей одежде вечно ты не будешь».

– Да я как-то не против, – буркнул под нос Джин, но, благо, альфа его не услышал.

Уже на рынке Намджун завел его в довольно большой, но не особо дорогой магазин. У Сокджина разбежались глаза от разнообразия, отчего он застопорился на месте. Обычно ему все выбирал Чхве на свой вкус, поэтому Джин понятия не имел, с чего конкретно стоит начать: он был подобно кукле Барби, на которую просто примеряли разные вещи и оставляли понравившиеся.

– Надеюсь, что ты не разочарован. Возможно, Бём водил тебя по более дорогим магазинам, но мой кошелек позволит мне купить там от силы кофту и штаны, поэтому мы тут, – Джун расценил чужие шок и замешательство по-своему, отчего замялся. Всё же признаваться в том, что у него нет такого количества денег, как у Чхве, отчасти было унизительно и, наверное, не стоило это упоминать в принципе. Но он об этом как-то не подумал. – Я тоже тут одеваюсь, качество хорошее. За это не переживай. Выбирай все, что нравится. Я буду там, – указал на парочку маленьких пуфиков в углу и, развернувшись, ушёл, оставив растерянного Сокджина среди тонны одежды, фасонов, тканей и цветов.

– Всё, что нравится, – тупо повторил Джин, наугад делая шаг к стеллажу со свитшотами. – А что мне нравится? – бессмысленно передвинул пару вешалок, разглядывая висящие кофты.

От помощи единственного консультанта омега вежливо отказался, объяснив, что сам не знает, что ему нужно. Тот мило улыбнулся, сказал пару напутственных слов и дал подсказку по расположению отделов, после чего ушел. Сокджин в очередной раз оглянулся и решил начать со штанов. Он с трудом сдержался от показа Намджуну всех десяти моделей, чтобы тот выбрал за него, и остановился на трёх, после чего пошел искать что-то из верха.

Поскольку Джун обозначил, что бюджет не такой большой, Джин старался брать стильные и аккуратные, на его вкус, но недорогие вещи, поэтому в итоге собрал себе небольшой гардероб, которого должно было хватить на первое время. Ведь, в конце концов, он не знал, сколько ему предстоит ждать Юн Бёма.

«И ждать ли его вообще», – промелькнуло на задворках, но Сокджин отогнал эту грустную и тяжелую мысль, которая, однако, была полностью обоснована. Потому что у Джина был телефон. И Бём не то что ни разу не позвонил за прошедшие дни, а даже не написал. Их чат молчал с того дня, когда банда Чхве проиграла Bangtan, отчего всполошенное сердце омеги обливалось кровью предательства, несмотря на то, что Сокджин и сам предал своего альфу. Вообще эта мысль о, по сути, измене не давала ему покоя, а Намджун, который после гона весьма умело сдерживал свой запах, отчего тот едва-едва ощущался, всё ещё продолжал сводить с ума, потому что был… Был Намджуном, чтоб его!

Джун был немного неловок в быту и умел готовить только рис с яичницей, тосты, элементарные салаты и заваривать рамён. От скудности чужого рациона Джин пребывал в шоке, а потому взял покупку продуктов и готовку на себя. Просить у альфы деньги было почти унизительно, но Сокджин всё же пересилил себя, чтобы отблагодарить Кима за хорошее отношение к себе хотя бы вкусным ужином. Намджун без каких-либо вопросов дал карту и сказал пин-код, спокойно отпуская омегу, куда тому угодно, и за то время, которое Джина не было, не донимал его сообщениями, как любил делать Чхве, ведь вдруг «его сокровище украдут».

Во время ужина Джун явно был смущен и постоянно говорил о том, что ему неудобно перед Сокджином, потому что он будто заставляет его отрабатывать свое проживание в чужом доме.

– Я просто закинул вещи в стирку, протёр пыль и полы, и решил сделать полноценный ужин, так как ты ешь один только рис и рамён. Плюс, я правда люблю готовить. Где ты меня заставил, скажи. Ким Намджун, ты что, и правда еблан что ли? – омега вопросительно выгнул бровь, ставя на стол чесночную закуску и овощи.

Намджун рассмеялся на уже знакомое обзывательство:

– Спасибо. Я давно не ел ничего домашнего. Последний раз Чонгук приносил кимчи и картошку в том месяце, – он взял палочки только после того, как Джин тоже сел за стол.

Есть они начали вместе.

Бём всегда благодарил за еду, но ни разу не говорил, что было вкусно, а тут Джун застонал, как только попробовал мясо:

– Это просто потрясающе! Ты проходил курсы? – его глаза светились.

Сокджина раздражало то, какую большую ценность он придает каждому жесту Намджуна, потому что почти от любого его ответного действия что-то, уже не только в теле, но и сознании, странно шевелится, нашептывая, пока что, непонятное. И Джин боится разобрать слова и узнать, что ему подсказывают глубины разума, а может и воспоминаний.

– Нет, – Джин прокашливается, стараясь отвлечься от размышлений. От эмоций запах альфы стал ярче, и он жадно вдыхает его, пока может. Нестерпимо сильно хочется назад, во время гона, снова упиваться этим терпким ароматом, сводящим с ума. – Юн Бём сказал, что я должен хорошо готовить. Но я и до него умел. Мама научила.

От собственной фразы по телу разливается соленая горечь, оседающая в груди притупленной болью воспоминаний. Мама покончила с собой. Просто повесилась от безысходности и отчаянья, когда отец умер от передозировки. С одной стороны Сокджин так сильно любил ее, что принимал это, но в то же время ненавидел, потому что ему только-только исполнилось пятнадцать, и, конечно, в бедном захудалом районе под контролем банды Черепа ему бы не позволили остаться в некогда снимаемой родителями комнате, ведь платить он бы не смог. Джина забрал знакомый отца по героину Су Хён, и он два года жил в притоне среди наркоманов: спал на грязных вшивых матрасах, прикрывался коробками и сбивался с остальными беспризорниками в кучи, чтобы не замерзнуть осенью. Зимой им удавалось попасть в ночлежку, их попросту жалели. И пусть они и спали зачастую на полу, но зато в тепле. Су Хён всегда был с ним, даже во время своих трипов. Оберегал и заботился, кажется, даже любил и, несмотря на место, где они в основном жили, всегда умудрялся ограждать Сокджина. За эти пару лет парень неплохо научился изображать, что он под кайфом, чтобы не вызывать лишних подозрений, и, возможно, именно поэтому был неплохим актёром.

Но всё рано или поздно кончается, и пребывание омеги в притоне тоже. Су Хён последовал за отцом, умерев также. Брошенный и, как он думал, никому не нужный. Сокджин проплакал над трупом почти два дня, не зная, что ему делать и куда идти. И именно тогда его нашёл Чхве Юн Бём. Он пришёл проверить это проклятое злачное место и оценить необходимость его зачистки. Тогда-то они и встретились. Зареванный и абсолютно разбитый семнадцатилетний Джин и статный, уверенный в себе девятнадцатилетний Бём. Два года разницы уже тогда ощущались как пять лет, потому что альфа держался гордо и каждому своему действию придавал необъяснимую весомость, заставляющую его бояться.

– Смотрите, какое милое личико среди всего этого хлама, – Чхве тогда не побрезговал подойти к грязному, одетому в лохмотья и отвратительно пахнущему Сокджину, сел на корточки, не обращая внимания на трупную вонь, и коснулся худого подбородка.

– Блять, Бём, убери от него руки! Он наверняка блохастый да еще и под кайфом, – заорал один из сопровождающих Юна альф и брезгливо зажал нос пальцами. – Кто-то сдох? Откуда так несет?

– Завали ебало, Сохо, – гаркнул, обернувшись, и вернул свой взгляд на омегу. – Да. Кто-то умер. Это твой родственник? – бросил взгляд на одеревенелое тело.

– Друг, – Джин шепнул едва различимо и невольно всхлипнул, вновь осознав свое одиночество и безвыходность положения.

– Мне жаль, – утёр скатившуюся слезу большим пальцем. – Как тебя зовут? Полное имя.

– Ким. Ким Сокджин, – сжал пальцами свои потрёпанные и едва живые штаны на коленях.

– Красивое имя. Означает «сокровище», да? – Чхве мягко улыбнулся, отчего его глаза стали еще уже, словно у лисицы. – Хочешь быть моим сокровищем? Я буду оберегать и защищать тебя.

Омега почувствовал, что это его единственный шанс, которого и вовсе могло не быть. Либо он будет принадлежать Бёму, либо окажется простой шлюхой в подворотне, которая умрёт так же, как его отец и Су Хён.

– Я хочу, – Джин боялся коснуться альфы, боялся, что тот скривится и брезгливо отбросит его руку, но вместо этого тот первым тронул его ладонь и потянул за собой, помогая встать.

– Хорошо, детка, – на мгновение отпустил худую кисть, и Сокджин испугался, что тот передумал, но он всего лишь снял с себя толстовку и накинул на чужие плечи. – Уже холодно. А ты в одной футболке, – крепко сжал его плечо и придвинулся ближе, грея. – Меня зовут Чхве Юн Бём.

Остальные воротили от Джина носы и всё время лепетали, что он грязный бомжара, от которого несёт помойкой, а в итоге тому самому Сохо Бём просто прописал в челюсть и сказал заткнуться и не оскорблять его омегу. В тот момент Ким понял, что сделал не самый плохой выбор, и думал так до сих пор. Точнее до того, как оказался в постели Ким Намджуна.

Чхве был груб в своих словах и касаниях, но при этом никогда не оскорблял Сокджина, и единственным, что могло сойти за это, было: «Ты омега, детка, я не хочу, чтобы ты дрался», но это уже проблемы самого Джина, так как альфа в чём-то был прав. Хотя его мнение и не помешало Киму втайне обучаться в зале, где у него был фитнес, самообороне, а после и чему посерьезнее, потому что тренер сам был членом банды Сома – партнёров Бёма. Чхве никогда не жалел на него денег, иногда спуская на своего парня просто баснословные суммы, пусть сам Сокджин об этом никогда и не просил. Да, он выбирал Джину одежду, но это была единственная сфера, которую он так сильно контролировал. В остальном Юн Бём позволял ему выбирать что угодно и заниматься чем пожелает, начиная от ремонта и перестановки и заканчивая различными хобби, которых омега перебрал с десяток. Чхве использовал Сокджина как отвлекающий элемент во время переговоров, но перед тем, как начать так делать, он заработал себе такую репутацию, что все в ближайших десяти районах знали – перейдёшь черту, и он убьёт тебя. Собственно, такое произошло однажды: один из пешек главаря банды Черепа не просто распустил руки, а притянул к себе Джина, вжимаясь пахом в его задницу и шепча на ухо всякие пошлости. Бём тогда ничего не сказал и не сделал, отчего лидер Черепа, очевидно, решил, что ему все дозволено, но спустя пару месяцев пришёл с извинениями и встал перед Сокджином на колени. Уже потом омега случайно подслушал разговор членов банды Чхве, из которого узнал, что Бём самолично нашел того обнаглевшего ублюдка, отрезал ему сначала член, а потом и голову, которую оставил у школы, где учились дети главы, с коротким, но лаконичным посланием. Поэтому лидер Черепа и пришёл на поклон, ведь любил своих детей и оберегал как зеницу ока, держа в тайне их личности, так как многие даже не знали, что они у него есть. Но, очевидно, этого было недостаточно. Бём всё равно узнал. Ради Джина. Чхве никогда особо не спрашивал, хочет ли Сокджин заняться сексом и как именно он любит, но он и никогда не переходил ту тонкую грань, которая могла бы отбить у омеги любое желание в дальнейшем. Чхве первый и единственный раз извинился перед Сокджином, когда, сошедший с ума от особенно сильно гона, изнасиловал его. Это, конечно, не загладило вину полностью, но заставило пересмотреть свои взгляды по отношению к таблеткам, чтобы такого больше не случилось. Он стал более осторожным и иногда даже мог уточнить у Джина, когда думал, что ему плохо, хочет он заняться сексом или нет.

Чхве был беспринципным подонком и ублюдком, иначе не забрался бы так высоко в свои двадцать семь. Но ещё Юн Бём был тем, кто заботился о Сокджине долгие восемь лет, порою пытался быть мягче, чтобы сгладить свой нрав, и пусть у него не получалось, но бывали моменты, когда Джин видел – Бём старается.

Однако то, как просто альфа поставил его и отпустил, даже не окликнув, не желало идти из головы и заставляло проигрывать тот день снова и снова: искать жесты, которых не было, взгляды, на самом деле не брошенные ему вслед, и слова, которые не были сказаны. Сокджин ненавидел себя, чувствовал предателем, но в то же время осознавал, что сначала предали его, и казалось, что теперь счёт сравнялся.

1:1

И этот ебучий Ким Намджун под боком, который был, блять, идеальным с самого первого грёбанного мгновения!

У него не было минусов, сплошные плюсы. Джун был аккуратен, нежен и обходителен. Он на все сто убедился, что Джин тоже хочет его, и только после укусил, полностью сводя с ума. Он позаботился о чужом удобстве и комфорте, таблетках, еде и просто проявил себя, как истинный джентльмен, о которых омега лишь читал в книгах. За те несколько дней, после гона, которые Сокджин провел в чужом доме, Намджун купил ему витамины, противозачаточные и мазь от синяков, буквально чуть ли не заведя ему индивидуальную аптечку. Он озаботился приобретением всех необходимых ванных и кухонных принадлежностей и выстирал до скрипа пару своих футболок и штанов на первое время (как раз до их похода в магазин). Джун купил ему два комплекта постельного белья. Только для него. Не дал свои, просто постиранные, а купил новые. Альфа заказал ему банковскую карту и сообщил, что она будет через неделю. Он рассказал своё расписание, чтобы Джин не беспокоился, когда его нет дома. Намджун ни одним словом, взглядом или действием не заставил Сокджина думать, что он считает его шлюхой после случившегося, был гостеприимен и добр. В конце концов, Ким Намджун встал на его сторону, когда, спустя пять дней после гона и их похода в магазин одежды, в доме обнаружился до ужаса злой и недовольный Мин Юнги, скривившийся при виде Джина и пакета в его руках со знакомым логотипом магазина одежды.

– Обживается, – омега тряхнул мятными волосами и настолько презрительно фыркнул, что Сокджин с трудом сдержался, чтобы не зарычать на него.

– Юнги, не надо, – Джун предупреждающе нахмурился.

– Я ничего такого не сказал, – Мин пожал плечами и уставился на шею Джина, замечая плохо замазанные засосы. Вообще Сокджин специально не пользовался мазью, потому что они ему нравились. И поэтому, даже спустя почти неделю, они были все такими же яркими – Намджун перестарался.

– Но ты скажешь, – лидер Bangtan опустил пакет с продуктами на пол и сложил руки под грудью.

– Я скажу. Но не ему. А тебе. Тебе феромоны совсем мозги вынесли, Джун. Согласиться на хуйню, которую предложил Бём, ещё куда не шло. Ты просто хотел его увидеть.

«Что? Хотел меня увидеть?» – Джин скосил глаза на альфу.

– Но, сука, переспать с ним в первый же день! Ты ебу дал или что? Какого хуя? Может ты ещё сразу примешь его в наши ряды, а он потом радостно улетит к Бёму рассказывать всё, что узнал, а? По-моему, охуенный план, Намджун. Просто надёжный, блять, как швейцарские часы! Приступаем к выполнению прямо сейчас, – Юнги звучно хлопнул в ладоши, и Джун поморщился.

– Послушай, Юнги, ты…

Сокджин перебил Джуна, не раздумывая:

– Ты абсолютно прав. Я могу. Но тогда зачем мне спать с ним? Ты думаешь, он взял бы меня силой? Точно нет. Я сам согласился.

Мина это явно не убедило, и он так сильно сощурился, что его глаза стали просто щёлочками:

– А я хуй знает, что у Бёма на уме. Сам видел, как он выставлял тебя крутить задницей для отвлечения. А в итоге так легко поставил своё сокровище на кон. Это уж слишком подозрительно.

От этого пресловутого «сокровища» в груди кольнуло. Джин заскрипел зубами, не находясь с ответом.

Намджун сделал шаг вперед, будто закрывая его собой.

«Унизительно, – промелькнуло на задворках у Сокджина. – Я будто сам ничего не могу и только и делаю, что полагаюсь на других. Что с Бёмом, что с Джуном. Просто унизительно».

– Юнги, ты меня за идиота держишь? То, что я принял его в своем доме, не значит, что я всю ночь напролет обсуждаю с ним нашу работу и планы, как лучшие подружки. Ты че вообще несёшь? Правда думаешь, что я совсем тупой? – спокойная вначале речь скатилась в утробное и недовольное рычание.

Юнги нахохлился, отвечая альфе не менее воинственным видом:

– Когда дело касается его, у тебя мозги вообще не варят. Так что да. Я считаю тебя не просто идиотом, а долбаёбом.

– Ты что себе позволя...

– Что происходит? – громко сказал Сокджин, прерывая, кажется, назревающую драку среди своих. Да ещё и прямо в доме. Чхве такого никогда не допустил бы. – Вы как в детском саду. Хотите обсудить меня за моей спиной, да пожалуйста. Просто выйти попросите. И прекратите шипеть, как мартовские коты, борющиеся за самку. Это просто смешно. Вам что, других проблем не хватает? Будете ссориться из-за меня?

Мин заметно успокоился и немного стух, устало потерев переносицу:

– Блять. Как меня это всё заебало. Просто сука. Когда это закончится?

Его голос звучал настолько убито-устало, что Джину на мгновение стало жаль его.

– Юнги, – осторожно позвал альфа.

– Нет, – он поднял ладонь, останавливая Намджуна, который уже сделал к нему шаг. – Если ты похеришь всё, над чем я, над чем мы работали, то я просто пришью тебя. Ты меня знаешь. Я не против новеньких, но ты потерял голову, и это полный пиздец. Ты себя вообще видел?

Сокджин хочет спросить, что не так, но Джун его опережает.

– Ты никогда не спал с омегами вот так просто. Никогда, – Мин заглядывает лидеру в глаза, ища в них ответы на одному ему известные вопросы. – Учитывая, что это произошло, я понятия не имею, как на тебя повлиял Джин. Как ты себя ведешь с ним, что говоришь ему, а что нет. Думаю, мои переживания обоснованы, и надеюсь, что ты не обижаешься на меня. Потому что всё происходящее не вяжется с обычным тобой никоим образом. Я же просто, – запинается на полуслове, – беспокоюсь, – отводит глаза.

– Юнги, со мной всё хорошо. Я в порядке и всё тот же, – Намджун мягко улыбается Мину, и Сокджин чувствует странное шевеление в груди. До боли похожее на то, которое он испытал, когда однажды зашёл к Бёму в кабинет и понял, что у того под столом другая омега, отсасывает ему, думая, что глупый восемнадцатилетний Джин ничего не понимает. Но он понимал. Чхве наверняка до сих пор думал, что та единственная его измена осталась незамеченной, но это было не так. Она всё ещё кололась под сердцем болью собственного несовершенства, и именно поэтому Сокджин и старался угодить Юн Бёму. Просто боялся, что его заменят. И вот сейчас он испытывал то же самое: ревность и обиду. Джин хотел бы, чтобы Джун улыбался так только ему.

«Но почему? Я знаю его всего восемь дней», – Сокджин поднимает руку и стискивает ткань футболки на груди, пытаясь унять вспыхнувшее собственничество, идущее не из головы и тела, а из самой сущности омеги, которая всё ещё тянулась к лидеру Bangtan со страшной силой, чему не было никакого логического объяснения.

– Я не уверен, что ты тот же, – едва слышно шепнул Юнги и тут же подошёл ближе к Джину, вставая рядом и склоняясь к его уху. – Только попробуй сломать его. Убью.

Сокджин заторможено кивнул, и Мин, удовлетворенно хмыкнув, мягко толкнул того в плечо:

– Прости за спектакль, бро, – последнее слово он подчеркнул выразительной интонацией, говоря, что таковым его совсем не считает и терпит лишь из-за уважения к словам и выбору Намджуна.

Джин намёк уловил и невольно скривил губы в усмешке, оборачиваясь вслед уходящему омеге:

– Ты прощён, – сложил руки под грудью, когда поймал чуть удивленный взгляд. – И я не твой бро.

Юнги отзеркалил оскал и уронил одобрительный смешок, после чего перевел глаза на Джуна:

– Пока ставлю ему удовлетворительно. Ещё увидимся, – он быстро вскочил в свои кроссовки и вышел за дверь, тихо хлопнув напоследок.

Сокджин задумчиво замер, рассматривая ту, пока Намджун рядом тяжело выдохнул и закопошился, поднимая пакеты.

– Вы спали.

Джун бухнул пакет назад от неожиданности, и Джин взмолился, чтобы все яйца уцелели. Куриные, а не намджуновы.

– Что? – альфа тупо уставился на него, хлопая глазами.

– Это был не вопрос, а утверждение, – Сокджин пожал плечами, с трудом скрывая сквозящую в голосе злость, которая никак не желала исчезать. Намджун её явно уловил.

– Один раз. По пьяни. Это было давно. Мне тогда всего двадцать один было, а Юнги двадцать два. Мы оба посчитали это ошибкой и забыли. Даже не помним ничего толком, – кончики его ушей едва заметно покраснели от смущения.

– Я верю. Он явно не влюблён в тебя. Но будто чувствует гиперответственность, – Джин уставился на растерянного альфу. – Давно? Сколько тебе лет?

– Двадцать три.

Глаза Сокджина превратились в блюдца:

– Двадцать три?! – он с трудом сдержался от того, чтобы вскинуть руки. – Я тебе хён?!

– Ну, – Джун потёр шею и мило улыбнулся. – Да. А ты не знал?

– Да откуда я должен был узнать? – омега прокашлялся и прикрыл глаза, немного стыдясь того, что старше да еще и потёк во время чужого гона, как последняя сука – позорище.

– Я думал, что ты в курсе, – Намджун заметил изменения в голосе и выражении лица, отчего напрягся. – Это что-то меняет?

– Да, – твёрдо ответил Джин и посмотрел альфе в глаза сквозь пальцы. Тот замер изваянием. – Степень моего ахуевания от тебя это меняет. Планка поднялась ещё на десять единиц.

Джун тут же расплылся в расслабленной улыбке, демонстрируя эти чертовы ямочки:

– И сколько я набрал?

– Шестьдесят, – Сокджин взял пакет с одеждой и направился в комнату.

– Из пятидесяти? – прикрикнул Ким вслед.

– Из ста! – Джин бросил на чересчур довольного Намджуна строгий взгляд через плечо и понял – бесполезно. Его не воспринимают как угрозу.

Джун даже рассмеялся, перед тем как абсолютно сбитый с толку и смущенный Сокджин захлопнул дверь.

Атмосфера разрядилась и стала такой же лёгкой, как и до этого.

Несмотря на небольшую передышку, мысли о Юн Бёме всё равно не покидали Джина. Каждый день он по полчаса сидел над телефон и думал: "Может написать? Или позвонить". Однако в итоге отбрасывал эти мысли, ведь Чхве не любил, когда его беспокоят.

Наличие Намджуна под боком никак не помогало разобраться в себе и своих чувствах, только мешало, выводя из колеи. Сокджин не знал, что делать, чувствовать и как себя вести. Ему было до жути грустно от того, что старый уклад жизни пошёл под откос, но в то же время новый был даже лучше.

«Но всё же. Из дерьма меня вытащил Бём», – Джин понимал, что ощущает себя обязанным, и что только из-за этого не стоит так сильно корить себя за то, что он... Что он что? Влюбился? Это вряд ли. Сокджин был влюблён в Юн Бёма, но это чувство так и не превратилось в любовь, а со временем и вовсе утихло, оставив после себя лишь благодарность и уважение. Джин был с Чхве по привычке и из-за того, что не имел никаких других вариантов, а сейчас Бём, по факту, сам передал его в чужие руки, как ненужный хлам, который, однако, оценил тот, кто его забрал. Руки Джуна были нежны к нему с самого начала, несмотря на сбитые в кровь костяшки и острую боль. Они касались его, как самого редкого и драгоценного на свете цветка, который было страшно отпустить и хотелось заботиться, дабы он не потерял ни одного лепестка…

Но всё же это была не влюблённость и не любовь, а что-то другое, потому что тело и разум Сокджина противились происходящему, говорили, что тянуться к Намджуну, хотеть его – неправильно, что нужно вернуться к Юн Бёму. А омега вопила и скулила, просясь в чужие тёплые объятия, отчего Джин так и стоял на месте, покачиваясь то в одну сторону весов, то в другую.

Несмотря на собственные противоречия и желания разобраться в них, закрывшись в комнаты на добрые три дня, чтобы не видеть, не слышать и не чувствовать Ким Намджуна, омега всё равно выползает готовить ужин, слыша из-за входной двери тихие переговоры альфы с кем-то по телефону. Сокджин уже накрывает на стол, когда Джун наконец возвращается в дом и идёт на сладкий запах домашней еды. Он улыбается так ярко, что Джин удивляется, как не ослеп, а от чужого восхищения собственной стряпнёй в груди разливается вязкое тепло, пока где-то в несчастной черепушке, уставшей от мыслей, бьётся назойливое: «Это неправильно, так не должно быть, нужно вернуться». Сокджин заставляет себя расслабиться хотя бы на время ужина и просто наслаждается едой.

После они вместе убираются и моют посуду. Джин не может не отметить, как легко и гармонично они двигаются по кухне, словно проделывали такое десятки раз. Они не сталкиваются, не задевают друг друга локтями и делают всё не сговариваясь, понимая без слов. Сокджину от этого не по себе, и после он как можно быстрее ретируется в ванную, а оттуда и в комнату, тихо прикрывая дверь. Джун стучится к нему позже и, когда омега начинает бояться, что тот войдёт, просто желает доброй ночи и тихо уходит на диван. Джин желает в ответ хороших снов, но знает, что его не услышали.

Может поэтому ему не спится. Из-за чувства вины перед Намджуном.

Омега возится на большой постели туда-сюда, ворочается, принимает разные позы и по-разному кутается в одеяло, пытаясь поймать нужную температуру, но не помогает, сон никак не идёт. Сокджин думает, что, возможно, ему не хватает свежего воздуха, и встаёт, приоткрывая окно и немного отодвигая шторы. Становится светлее и прохладнее, чувство лёгкого удушения отпускает.

Часы показывают три двадцать восемь.

Джун пожелал доброй ночи четыре с половиной часа назад, а у Джина всё так же сна ни в одном глазу. Он чувствует постепенно нарастающее раздражение, которое быстро утихает, когда он слышит, как тихо открывается дверь в спальню. Сначала Ким пугается, что кто-то пробрался в дом, и уже готовится обороняться, воспользовавшись эффектом неожиданности, но чувствует, как матрас медленно прогибается от чужого веса у него за спиной. Сокджин ощущает знакомый запах, отдающий неизвестной ему до этого момента горечью. Она не терпкая и приятная, а наоборот – противная и резкая.

Матрас снова поддаётся движениям Намджуна и наконец выпрямляется. Альфа как-то рвано выдыхает, и по этому звуку Джин слышит, что у того забит нос.

– Я чувствую, что ты не спишь, – голос у него настолько севший, что Сокджин с трудом разбирает слова. – Я разбудил?

– Нет. Я не спал, – Джин переворачивается на другой бок, к Джуну лицом, и замечает слабо блестящие от отсветов в комнате глаза.

– Извини. Не хотел помешать, – Намджун опускает веки, пряча искрящийся взгляд. – Можно я… немного полежу? После я уйду.

– Конечно, – поднимает край одеяла и, придвинувшись ближе, укрывает неожиданного соседа. – Ты можешь спать тут. Это же твоя комната.

– Но здесь спишь ты.

– Ты мне не помешаешь, – Сокджин чувствует шевеление и понимает, что альфа полностью забрался к нему под одеяло.

– Я громко соплю, – Джун бухтит в ответ. – Даже после операции на носу.

Джин роняет тихий смешок:

– Ты храпел раньше?

– Жутко. Юнги и Хосок жаловались на меня, когда мы жили в одной комнате. А потом жаловался я. Когда они начали встречаться, – хоть Намджун и ворчит, но слышно, с каким теплом он говорит о членах Bangtan. Бём никогда так не делал: не ощущал свою банду полноценной семьёй. По меньшей мере именно так, за то короткое время, которое Сокджин провёл с альфой, он мог описать чужое отношение к Чимину, Юнги, Хосоку, Чонгуку и, вроде как, Тэхёну (он его так ни разу и не видел).

– И как туда попал Чимин? – Джин невольно придвигается ближе, понимая, что спина Джуна, скорее всего, не укрыта и мёрзнет.

– Очень долгая история. Но не сразу. Они так долго страдали и мучались друг по другу. Ты бы видел. И ты бы знал, как однажды Гук, не выдержав, крикнул что-то в духе: «Вы заебали! Встречайтесь втроём!», а Юнги на полном серьёзе ответил ему: «А это идея». Я больше никогда в жизни так громко не смеялся, – тихо ухмыляется, предаваясь воспоминаниям.

– Да уж, – омега тоже прикрывает глаза и чувствует, как бешено колотится сердце в груди, но не может понять, отчего именно.

Дыхание Намджуна выравнивается, становясь тихим и спокойным, и Джин уже думает, что тот уснул, когда альфа неловко хлюпает носом и шевелится, явно утирая сопли.

Язык бежит впереди мозгов, и Сокджин не успевает остановить себя:

– Почему ты плакал?

«Идиот. Придурок. Дебил. Он же сейчас просто встанет и уйдёт, блять. Почему нельзя было промолчать?» – тут же ругает Джин сам себя, жмурясь и коря за любопытство. И переживания. Но совсем немного. Не то чтобы он сильно переживает.

– Кошмар, – Джун отвечает едва различимо.

Сокджин медленно открывает глаза, удивляясь.

– Всего лишь кошмар. Ничего такого, – альфа неуютно ёрзает. – Не бери в голову.

Но Джин не может. Он сам мучается из-за кошмаров: о прошлом, в котором папа плачет, когда отец в очередной раз вваливается в их малюсенькую квартиру абсолютно не в адеквате и под кайфом, о безжизненно качающемся под потолком трупе единственного родителя, который остался у Сокджина-подростка, о Су Хёне, который старательно прятал его и шептал беспрерывное «Не смотри», когда чересчур реалистичный трип от «новинок» дилеров заставлял кого-то из наркоманов в притоне биться головой об измызганный пол и стены, истерично смеяться или драть на себе волосы, о холодных осенях и зимах, когда пальцы на ногах и руках коченели, едва не синея, а зубы стучали от сквозняка и мороза, о голоде, когда не было возможности и сил ни купить, ни украсть что-то, чтобы хоть немного насытиться, об уже втором трупе в жизни всё ещё несовершеннолетнего Джина и слезах, душащих его долгие два дня, когда он никак не мог принять тот факт, что остался абсолютно один. О Чхве Юн Бёме. Который изменяет ему, а через три года берёт силой прямо на грязном полу в прихожей.

Джин не может не брать в голову, что Намджун тоже мучается призраками прошлого.

– Кошмар? Или воспоминание? – спрашивает и двигается еще чуть ближе. Тепло их тел смешивается в тесном коконе от подобной близости.

Дыхание альфы замирает на несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он отвечает:

– Воспоминание, – и роняет неслышный всхлип, тонущий в глубине грудной клетки.

У Сокджина всё внутри скручивается от сожаления и понимания. Потому что он знает, что чувствует Намджун, слишком хорошо, а потому тянет руку и устраивает её на теплой скуле, поглаживая:

– Иди сюда, – тянет ближе, маня.

Джун легко поддаётся и вскоре оказывается в тёплых объятиях и успокаивающе нежном запахе омеги, исходящем от шеи, в которую он утыкается носом. Слёзы снова сжимают горло и медленно текут из глаз редкими каплями.

– Ты можешь поплакать. Это нормально, – Джин запускает пальцы в волосы, массируя кожу головы. – А я побуду тут, – он чувствует горячее дыхание и капельки влаги на коже. Чужие волосы мягко скользят между пальцами, а едва различимые вздохи отчего-то греют душу.

Возможно, виновата ночь, а может страх, но Намджун доверяет ему, открывается с новой стороны: не как сильный и уверенный в себе лидер Bangtan, а как простой человек, уставший от прошлого, которое нельзя исправить и сделать лучше.

Сокджин долго лежит, вслушиваясь в чужое дыхание, пока альфа полностью не успокаивается. Джун немного отстраняется, утирая нос от соплей. Омега невольно улыбается этому в темноте и, когда смущённый своим поведением Намджун поворачивается к нему спиной, придвигается ближе, обнимая того на манер маленькой ложечки. Джун напрягается, но потом выдыхает и позволяет это, расслабляясь под чужим касанием.

Сокджин засыпает через десять минут. Ночью ему тепло, хорошо и уютно, они наверняка сместились, но всё ещё под одним одеялом, и даже во сне он это чувствует. Матрас кажется как никогда мягким, а сон – спокойным и глубоким.

Однако на утро Джин просыпается один. Джуна нет даже в доме, хотя парень точно помнит, что у того дела только поздним вечером. Он проводит день в одиночестве, бесцельно бродя по дому, убираясь и готовя на целую неделю.

В семь вечера Намджун пишет, что не сможет ночевать дома.

Джин ложится спать в холодной комнате, на холодную постель, не поужинав, и обещает себе не плакать, пусть всё внутри и жжёт от простой, но такой больной мысли – сбежал.

– Неужели со мной так плохо? – сжимается в малюсенький комочек, словно хочет раствориться в постели и исчезнуть из этого мира. Мира, которому он не нужен, но за который так сильно цепляется сам, надеясь, что всё же хотя бы пригодится кому-то. И каждый раз тщетно.

Бём никогда не плакал при нём. Никогда. А Джун – да. Он поверил ему, дал надежду на доверие и сбежал, оставив одного.

– Это несправедливо, – шепчет Сокджин в темноту и прячется в одеяле с головой – из-за настежь раскрытых окна и двери в комнате ледяной сквозняк, пробирающий до костей.

Заснёт омега лишь под утро.