Ханма выглядит так же, как в день своей смерти. Расслабленная ядовитая ухмылка не сходит с губ. Всё происходящее для него не больше чем развлечение, мелкая возня куда менее могущественных существ. Но Казутора смотрит на него и понимает, что не чувствует страха. Только глухое раздражение и злость на то, что Ханма, кем бы он ни был, посмел вмешаться в их жизнь, что-то отнять у них всех. Теперь им нужно вернуть своё.

— Как насчёт сделки? — спрашивает Ханма, взирая на них сверху вниз с крыши храма, словно с высокого трона на пьедестале. — Я верну вам память, а вы мне это тело, — предлагает он, махнув рукой в сторону Майки.

— Это не тело! — кричит Баджи в ответ. Он подлетает к Майки, заслоняя его собой. — Он живой человек и наш друг!

Майки, глаза которого вновь заволакивает тьмой, пытается оттолкнуть Баджи, бормоча что-то похожее на «не подходи», но все его силы пропадают.

— У него в груди была сквозная рана размером с бейсбольный мяч. А ещё он пытался всех вас убить. И после этого он всё ещё живой человек и ваш друг? — Ханма смотрит на них с ленивым интересом.

— Это всё из-за тебя.

— Не всё, — усмехается Ханма. — К его восстанию из мёртвых я не причастен. Да и в остальном я лишь слегка подтасовал факты. Склонность решать проблемы убийством — это его. Не думаете, что однажды он правда выйдет из-под контроля?

— Он мог убить меня сегодня, но не убил, — возражает Казутора. Голова от удара Майки всё ещё болит и кружится, но он правда мог пробить ему череп насквозь.

— Если торгуешься, значит, боишься нас, — вступает в разговор Чифую.

От него веет потусторонним холодом, а глаза горят призрачно-голубым. Он куда больше похож на духа зимы, чем на человека, даже пахнет иначе: горным снегом и ледяными родниками. Казутора не понимает, как у Чифую получается использовать магию, если полицейское заклинание-блокатор так никто и не снял.

— Твои силы уже не так велики, как раньше? — продолжает Чифую. — Тебя выпустили, но сил надолго не хватило. Материальная оболочка уже на пределе и нужна новая, потому что без неё тебя снова запрёт в храме под печатью?

— Никаких сделок, значит, — взгляд Ханмы тяжелеет. — А ведь вы могли сохранить жизнь.

— Ты не смог справиться с каждым из нас поодиночке, а теперь думаешь победить, когда мы вместе? — спрашивает Казутора.

— Вместе? Разве? — насмешливый голос Ханмы вдруг оказывается совсем рядом, прямо за спиной. Казутора резко оборачивается, но не видит ничего, кроме темноты.

***

Теневой шип врезается в ледяной щит, разбивая его на осколки. Чифую успевает отскочить в сторону, чтобы так же не разбили его самого. Нога Майки пролетает в нескольких сантиметах над головой. Чифую чувствует, что выдыхается. К такому повороту событий он не совсем был готов. Даже заковывая Майки целиком в лёд, не получается задержать его надолго.

— Ну как ты, ещё держишься? — улыбается Ханма, маяча где-то на периферии зрения. — Идея с блокатором была неплоха, не спорю.

Чифую его одобрение не сдалось, поэтому он послал бы Ханму, если бы не был так занят тем, чтобы не дать Майки снести себе голову. Глаза его вновь залиты чернотой, и Чифую понятия не имеет, какую мысль ему внушили на этот раз.

Внутри же самого Чифую бушует вьюга. Блокатор был единственным способом сдержать её, а ещё не позволить воздействовать на себя. Поэтому, когда Чифую заперли внутри картины вместе с остальными, усыпляющие чары, разлитые там, на него не подействовали. Зато докричаться до фамильяра Чифую смог, подобную связь сложно было заблокировать. Перед тем же, как бежать к храму, Чифую оставил всё ещё спящих пленников под присмотром Наото и Юзухи. Чифую планировал и дальше полагаться на силы фамильяра, но Наото отдал ему ключ от блокатора, позволяющий временно деактивировать его. И выпустить бурю на волю.

«Только будь осторожен, прошу тебя. Не забудь включить его снова потом», — сказал Наото. Чифую пообещал. Потому что не так-то просто забыть о том, что может тебя убить. Так что у Майки есть весьма серьёзный конкурент.

— Я даже надеялся, что ты догадаешься, — говорит Ханма.

Удар Майки всё же достаёт Чифую, выбив из груди весь воздух. Что-то внутри оглушительно хрустит. По крайней мере для Чифую этот звук, как пришедшая за ним боль, становятся оглушительными.

— Приятно смотреть на таких, как ты, в тот момент, когда вы добираетесь до разгадки, но понимаете, что уже ничего никому не расскажите.

— То есть мы не первые? — Чифую отгораживается плотными ледяными стенами, но знает, что Ханма всё прекрасно слышит, так же как сам Чифую слышит его.

— Иначе я бы не добился статуса божества, — Ханма разводит руками. — Морочить другим головы всегда казалось мне весёлым. Владея памятью, владеешь прошлым. Владея прошлым, меняешь настоящее.

Появившись из воздуха, Экскалибур бросается на Майки, рассекая его руку когтями. Но раны заживают почти мгновенно. Теневая стрела пробивает Экскалибура насквозь. Чифую сгибает пополам от чужой боли, и он приказывает фамильяру скрыться. Тот не умрёт, пока жив хозяин, но он и так ослаб, из-за того, что они долго были отрезаны друг от друга расстоянием и блокатором.

— Несмотря на то, что ты называешь себя богом, ты вынужден прислуживать тому, кто тебя выпустил, — Чифую слышит, как под ударами крошится лёд его щита. Внутри всё болит: он не знает, из-за собственной магии или из-за удара Майки. — Хайтани — семья хранителей твоей тюрьмы, лишь они распоряжаются тем, выпустить тебя или нет. Тратят свою энергию, чтобы гасить твою. И именно Хайтани-старшему ты вынужден прислуживать, чтобы обрести свободу. Прикрывать его махинации.

Чифую не может видеть лица Ханмы, но понимает, что это его задело. Тьма становится ещё гуще и чернее. Действительно, должно быть это оскорбительно для бога — служить какому-то смертному. И Чифую не останавливается, продолжая злить его.

— И даже когда его посадили, ты всё равно остаёшься лишь слугой.

— Ну нет, — в голосе Ханмы слышится раздражение. — Думаешь, я так просто позволил троим глупым детям увидеть аферы этого жалкого смертного?

— Значит, освободился от хозяина моими руками, — хмыкает Чифую, отталкивая Майки волной льда. — А потом предложил ему план? Такой, чтобы его обидчику отомстить, а самому получить тело Майки, потому что он, ослабленный русалочьим проклятием, был отличным носителем.

Ханма не отвечает, но Чифую и не нужен ответ. Он видит картину целиком. Тогда, начав расследование и в итоге посадив Хайтани и Ханемию, Чифую ввязал всех своих друзей в эти проблемы. Видимо, Хайтани, будучи стражем этого храма, переложил все обязанности и тяготы на детей, себе же оставив возможность управлять ими, скорее всего, через имена. Когда же его упрятали за решётку, Хайтани хотел не только выйти, но и отомстить. И когда Ханма предложил ему план, тот тут же передал богу бедствий всю свободу действий. Дальше всё просто: внушить Такемичи ложные воспоминания о будущем, довести его до отчаяния и готовности сотрудничать с Кисаки. И последний этап: собрать всех в одном месте, чтобы массово исказить память. Причём у этой способности явно были ограничения. Их память всё же изменилась лишь частично. Скорее исказилась, чем переписалась полностью. И этого было мало, чтобы свести Майки с ума и сломить его, не оставив сознанию сил бороться за тело. Поэтому пришлось инсценировать смерти дорогих для Майки людей, пряча их внутри картины с помощью магии Рана. Оставался неясным лишь вопрос с убийством.

— Тебе ведь нужна была не смерть Майки? Наоборот, ты хотел, чтобы он кого-то убил. Часть ритуала вселения в тело? — спрашивает Чифую, но ответ следует не сразу. Ещё несколько мгновений он слышит лишь звук раскалывающегося льда. Лишь когда щит окончательно падает, Ханма произносит:

— Да. Из тебя выйдет неплохая жертва для завершения.

Чифую уклоняется от удара тени, метящей точно в сердце. Руку обжигает болью. Длинная рана растекается кровавой полосой. Майки ловко бьёт Чифую по ногам, роняя на колени. Чифую понимает, что у него нет сил встать. Следующим ударом Майки сможет просто снести ему голову с плеч.

Чифую вздрагивает, слыша свист с которым теневое лезвие рассекает воздух. Но боли не чувствует, хотя в воздухе разливается запах крови. Теперь Чифую ощущает её острее.

Уже в который раз Казутора заслоняет его собой, словно совсем не боится боли. Он перехватывает лезвие голыми руками, позволяя тени глубоко войти в плоть. Рассечь до самой кости. Кровь сочится крупными каплями, но Казутора не обращает на это внимания. Он смотрит на Майки, не отрываясь. Он говорит:

— Ты не навредишь Чифую.

Майки дёргается, словно пытаясь снова замахнуться тенью, но его перехваетывает Баджи. Он обхватывает Майки со спины, обнимая и не давая двинуться.

— Ты не хочешь вредить никому из своих друзей, — говорит он, прижимаясь к Майки всем телом.

— Он вас не слышит, — говорит Ханма, со сдержанным интересом наблюдая за тем, как тень пытается прорезать Казуторе кости.

— Это ты так думаешь, — усмехается Чифую, подавляя болезненный кашель, застрявший где-то в горле.

***

Коко просыпается резко, словно что-то втолкнуло его сознание обратно в тело. Голова болит и немного кружится, но это нестрашно. Страшно то, что он просыпается не как надеялся в собственной кровати и руках Сейшу, а в руках Сейшу (что всё же неплохо), но всё ещё рядом с этим проклятым храмом. Только теперь вместо площади перед ним сплошная стена черноты. Коко быстро объясняют, что произошло, и его это совсем не радует.

— Может, позвать Юзуху? Вдруг она сможет это убрать? — с надеждой спрашивает Сэнджу.

— Она внизу, помогает разбудить остальных, — отвечает Наото. Коко решает, что про «остальных» он узнает потом.

Харучиё же крутит в руках катану и выражение его лица не предвещает ничего хорошего. Он явно что-то задумал, и Коко решает от него не отставать. Потому что ему в голову приходит мысль. Не зря же этот демон отрезал от них Чифую, когда тот начал вскрывать его обман, значит… это и есть его уязвимость? Коко кое-что понимает в иллюзиях. Как только жертва догадывается, что её обманывают, всё ломается. Возможно, здесь тот же принцип. Возможно, если они все пойму…

— Наото, — зовёт его Коко, и тот оборачивается. — Ты можешь снова ментально связать нас всех.

— Я не…

— С усилением Кисаки ты можешь, — говорит Коко, — это не вопрос.

Наото мгновенно серьёзнеет и кивает. Даже Кисаки на удивление решает не выёбываться ради разнообразия и послушно выполняет команду. Коко же переводит взгляд на Харучиё, угадывая в его глазах отблеск застывшей на губах злой улыбки.

— Хару, ты…

— Я вскрою этого демона, — Харучиё поудобнее перехватывает катану, принимая боевую стойку.

— Ты можешь видеть его через тьму?

— Нет, — глаза Харучиё загораются хищным ядовитым огнём. — Я его чую.

Коко вздыхает. Звучит надёжно. Настолько, что Коко хочет сказать Харучиё не двигаться с места, но не успевает. Харучиё бросается вверх по ступеням, бросив Коко лишь короткое: «Прикрой».

«Глаза твоему трупу прикрою», — мысленно ворчит Коко, кидаясь следом. Всё же тогда, задыхаясь от дыма в пожаре дома Инуи, Коко обещал кицунэ, спасшей их с Акане помочь убить оками. Великое божество.

Харучиё ныряет в тень так уверенно, словно (хотя почему словно?) у него отсутствует чувство самосохранения. Коко же ощущает, как ментальная связь, ещё более крепкая, чем та, что была между ними во время допроса Чифую, соединяет их вновь, едва не сливая созания воедино. Он растворяется. Они растворяются.

Каждое слово Чифую, каждая его мысль, словно становятся собственными. Он понимает, как всё было на самом деле. Они все понимают. Глазами Чифую они видят Казутору, заслоняющего его от удара. Глазами Казуторы они видят Майки, поглощённого тьмой. Глазами Майки они видят, как тьма бледнеет и слабеет, теряя прежнюю власть. А глазами Харучиё они видят спину Ханмы и глубокую алеющую рану, которую катана оставляет на ней.

Ханма пошатывается, едва не теряя равновесие. Полог тьмы рассеивается, словно снесённый резким порывом ветра. Харучиё отводит катану, перехватывает её иначе, собираясь вонзить Ханме в сердце, и резко выбрасывает руку вперёд. Коко понимает, что случится сейчас. Что он должен сделать сейчас.

Коко кажется, что он видит каждое действие в замедленной съёмке. Видит, как Ханма резко обернувшись, выхватывает катану у Харучиё из рук и вгоняет тому в грудь, навалившись всем телом, заставив меч войти в тело по самую рукоять.

Усмехаясь, он смотрит на застывших Чифую, Казутору и Баджи. А потом, одной рукой продолжая держать катану, другой ныряет в карман куртки и достаёт оттуда ключ от блокатора. Чифую испуганно проверяет свой и не находит ничего. Ханма улыбается ему.

И ломает ключ.

***

Чифую не чувствует ничего, кроме холода. В глазах всё размывается от белой пелены. Ему кажется, что он попал в метель. Ему кажется, что он стал метелью. Зима разрастается в него в груди ледяными цветами, оплетает рёбра наледью, рисует на коже инеевые узоры. Его хрупкое человеческое тело, нуждающееся в тепле, не выдерживает столько холода. Его хрупкое человеческое тело не выдерживает.

Если бы у него был ключ от заклинания блокатора, Чифую мог бы запереть метель внутри себя, не позволить ей больше бушевать снаружи, занося всё снегом. Но ключа нет. Теперь даже обломков не найдёшь в снегах. Ни его, ни себя.

Вырвавшись на волю, зима смеётся воем ветра, зима танцует, рассыпая из широких рукавов белого кимоно снег и лёд. Зима подходит к упавшему в снег Чифую и гладит его по волосам, забирая остатки тепла. Зима целует его в лоб, обращая сердце льдинкой. Зима шепчет ему на ухо:

— Ты будешь хорошим снежным духом.

***

Казутора чувствует, что давление на ладони ослабло. Теневой клинок распадается дымом, пропадая из рук Майки. Сам же он отшатывается назад, спиной вжимаясь в Баджи, хватаясь за его руки своими. Из чёрных глаз его текут чёрные слёзы. Казутора отворачивается, не в силах смотреть. Казутора отворачивается и едва не падает с ног, снесённый порывом ледяного ветра.

— Чифую! — кричит он. Чифую и его вышедшая из-под контроля магия.

Метель усиливается, обращаясь настоящим штормом. мелкие осколки льда режут Казуторе кожу и рвут одежду. Он не видит почти ничего вокруг. Из черноты мир проваливается в холодную белизну. Но Казуторе не обязательно видеть, чтобы знать, где Чифую. Он найдёт его даже вслепую. Он находит его, лежащего на земле, занесённого снегом. Едва дышащего.

Казутора прижимает его к себе, пытаясь согреть. Чифую не просто холодный, он холоднее льда. Казутора не знает, куда кинуться в этой метели. У кого просить помощи. Он даже не знает, куда идти, чтобы выбраться из этой метели. Но Казутора всё равно встаёт, подхватывая на руки Чифую. Потому что он не будет сидеть и ждать, пока его любовь умирает у него на руках. Даже если всё будет бессмысленно, он должен хотя бы попытаться.

Холод проникает и в него тоже. Руки и ноги немеют, в груди поселяется глухая ноющая боль. Кровь, выступающая на ранах обращается льдом. Дыхание вырывается изо рта облачками пара.

— Оставь. Ты просто умрёшь вместе со мной, — голос Чифую едва различим за воем ветра.

— Нет, — говорит Казутора так уверенно, будто может остановить смерть одной лишь своей волей.

— Такой упрямый, — усмехается Чифую. Он настолько бледный, словно создан из самого чистого снега с самых высоких горных вершин. Тех, на которых ты умираешь, от недостатка кислорода видя яркие предсмертные сны.

— Стоим друг друга.

Казутора тоже говорил Чифую когда-то бросить его. Не связываться. Теперь он отчётливо помнит это. Как говорил, что он тигр-оборотень, потомок тех, кто кошмарил Токио, и если это всплывёт, пострадает и репутация Чифую. Казутора говорил, что им нужно остановиться, пока они не зашли слишком далеко. А Чифую лишь посмотрел на него серьёзно и упрямо, как всегда смотрит, когда уже всё для себя решил. И поцеловал его так, что у Казуторы подкосились ноги. Так, что ему захотелось зайти ещё дальше.

Чифую не останавливался, и Казутора не собирался.

Сделав новый шаг, Казутора чуть не падает, не ожидая попасть ногой мимо ступени лестницы. Но его подхватывает чья-то рука. Он поднимает голову, и слова благодарности застревают в горле. Казутора с ужасом понимает, что уже умер. Ведь он видит призрака.