Только за стенами города Кэт, наконец, смогла расслабиться.

Хогг давил даже через разведку Циэллы и подгонял завершить дело. Якобы она могла взять птицу, якобы должна была торопиться, якобы скоро уже будет поздно... Тьфу. Будто бы год назад было не поздно? Местный капитан отмахнулся от просьбы дать команду и сказал искать кого-то на стороне. Это скребло где-то в душе: сейчас она была единственным человеком в разведке в курсе этого дела. Тем более, давно была проблемой, о чём начальник не упускал возможности напомнить. Так как долго ей дадут прожить после того, как всё будет улажено? Хогг вроде как обещал, что отпустит её восвояси, но она так и не смогла вспомнить ни единого случая, когда он чётко и твёрдо сдерживал обещания. Случаев, когда не сдерживал, впрочем, тоже вспомнить не могла. Это злило.

Нет, это бесило. Неимоверно. До жжения в позвоночнике и чешущихся ладоней. Ей хотелось как можно скорее закончить со всем этим и больше никогда не вспоминать про разведку, Хогга, Яссор, Ваннарей и всё, что с этим связано. Если будет ещё кому вспоминать.

Спутница её, как ни странно, не бесила. Но раздражала. Особенно то, что она отказалась от вола и убедила их идти пешком. Пешком в Ваннарей — это глупо даже по меркам птичницы. Ну кто ходит пешком?! Только голодранцы и прочая нищета. И аргумент-то какой — мол, на птице они бы выиграли время, а на волах только проиграют в прожорливости и будут крайне заметны на дороге. И злили не болящие ноги, а то, что она была чертовски права. Только Кэт устала от того, что прав кто угодно, кроме неё, и что она ни на что больше не влияет. Даже на себя. Особенно на себя.

Да, она себя не узнавала. Доверилась лиррату, позволила ему лечить себя магией, предварительно обездвижив, о чём они не договаривались, не убила его после этого, а потом ещё и нэройка. Хуже — следопыт. Кто может быть хуже следопыта?! Странная, опасная женщина, наверняка способная распылить её своей магией по половине континента. Судя по рукам, с металлом тоже знакома, что делает её ещё более опасной. Хоть и понятной на самую капельку. Всех, кто умеет драться честно, Кэт пыталась хоть немного понимать, пусть это и не мешало ей презирать их. Всех, кому повезло больше.

После разговора с Ланэ она не стала раздражать меньше, но Кэт совершенно перестала понимать то, что чувствует. Она была готова вложить себя в руки этой ужасной нэройки, чтобы та сделала хоть что-то с её магией. Говорит, у неё другие знания. Говорит, что-то да сможет. Честно и в глаза сказала, что она хаттари, хотя этого за столько лет не решился сделать Вирр. Знал ли он это? Да конечно же знал. И Тэм знал, но тоже не сказал. Она это поняла по тому, что не стал возражать, когда Ланэ заявила это в их первый разговор. А потом неловко пытался объяснить, что это было очевидно, но есть ещё какая-то проблема. Ещё одна проблема... Кэт была готова разрыдаться. Вот так, на людях, снова. Она устала быть проблемой.

Но Ланэ не считала её проблемой. Или не говорила этого. Только каждый вечер, спросив разрешения, осторожно исследовала её, а потом задумчиво смотрела в костёр. Касания магии следопыта были не такие лёгкие, как у Вирра, но и больно не делали. Слишком. Пока что. Но даже если бы делали, кошка всё равно бы позволяла. И даже просила бы попробовать. Умоляла бы. Платила бы и валялась в ногах. Если эта непонятная женщина с отвратительной зеленцой в косе может сделать её нормальной — пусть делает что угодно. Даже если очень больно, даже если очень страшно. Только пусть делает. Кэт чувствовала, что сейчас готова продать за это всё, включая себя. И эти чувства ей очень не нравились.

Она никогда не была излишне эмоциональной, а доверие кому-то чужому всегда считала наивысшей глупостью, которую только может вытворить человек. Из-за доверия всегда случаются самые плохие вещи. Когда-то давно она усвоила это слишком хорошо и ни минуты не хотела из себя это вытравливать. В Яссоре без доверия было в разы проще выжить. Юные наивные крысы дохли на улицах именно потому, что подставляли спину не тем, и не теми были все. Потому то, что происходило с ней в последнее время, Кэт совершенно справедливо считала дикостью. Но изменить ничего не могла, и где-то раз в день, когда никто не видел, она отставала и тихо выла в кулак или била деревья, чтобы справиться с новыми и страшными чувствами.

Дорога до Ваннарея была долгой.

Идти рядом с Ланэ поначалу было непросто. Потом получше — она никогда не отказывала в разговоре, пусть тот и казался поверхностной болтовнёй, и не пыталась вызнать то, чего ей знать не следовало. И косу свою будто бы прятала под новую тёплую куртку из тёмно-коричневого пера. Вряд ли это было так на самом деле — следопыт не из тех, кто будет слишком сильно заботиться о других — но Кэт было приятно так думать. Да и акцент из северного Нэро стал куда больше похож на типичную Нирранту. Она всё-таки была ниррантийка, пусть и жутко умелый маг. Из-за этого Кэт никак не могла определить её возраст и давала ей от двадцати пяти до сорока. Склонялась к тому, что они ровесницы, хотя выглядела следопыт заметно старше. Как и Вирр, она старела от магии быстрее. Та высушивала кожу, выцвечивала глаза и оставляла глубокие рубцы морщин на лице. Многие сильные маги, говорят, умеют казаться моложе, для чего накачивают своё тело нерасходуемой энергией, но вряд ли следопыт может себе такое позволить. Они практики, а от частых магических боёв такая ерунда развеивается быстро. Спрашивать же Ланэ про возраст Кэт не решалась. Как и про то, куда и почему она бежит. Соблюдала некую солидарность, если так можно сказать про невольное совместное путешествие двух разведчиц из разных стран.

И лиррата.

Но к Тэму кошка привыкла ещё за дорогу до Циэллы, поэтому теперь замечала его существование только когда они взаимодействовали. Путешествовать с кем-то Кэт не привыкла. Как и в принципе путешествовать — всю жизнь провела в Яссоре и… какое же счастье, что он остался где-то позади. И лучше бы навсегда. Это подгоняло её вперёд, пусть даже пешком, пусть даже в компании мага и лиррата, пусть даже без малейшей надежды на успех дела. Прожив несколько недель путешествия без бесконечной беготни по крышам Высокого, без мерзких взглядов других крыс, без Хогга и пугающе насыщенной жизни столицы, кошка поняла, что была готова продать душу за то, чтобы больше никогда не возвращаться. Так легко и хорошо ей было в тесной кабине повозки, так приятно с караваном и лирратом на привалах, как не было никогда ранее. Посетив капитана разведки Циэллы и снова окунувшись в тягостную духоту разведческой службы Элебриса, эти чувства только укоренились.

Потому дорога давалась легче, а присутствие рядом двух столь опасных для неё людей не ощущалось прямой угрозой, как это было всегда ранее.

С каждым днём приближения к Энсеру кошка находила всё больше общих тем со спутниками и всё реже отставала, чтобы бить деревья.

На далеко не первые сутки дороги, когда они прошли очередную деревню и запаслись едой до следующей, Тэм снова взялся готовить на привале. Ланэ, ещё в первый раз опробовав его стряпню, с удивлением отметила, насколько же это вкусно. Ради неё он предпочёл ниррантскую кухню, особенно когда южанка сказала, что в его исполнении будет есть что угодно, и та впервые поняла, что ей всё равно, что жевать на ужин. Любая еда из тонких и ловких рук загадочного лиррата заставляла тихонько стонать от удовольствия.

— Где ты учился, Тэм? — Ланэ никогда не стеснялась задавать вопросы, в отличие от кошки, которая явно хотела узнать это с самой первой встречи. Или с первого блюда, возможно. До сих пор следопыт так и не поинтересовалась, как и почему они познакомились, только поняла, что это было недавно и через общего друга.

— Готовить? — лиррат помешивал в котелке душистый куропатковый бульон и иногда усиливал пламя магией, а потом гасил его, чтобы ничего не подгорало.

— Всему.

— В Луэле обучают лечению мира, там всегда рады таким, как я.

— Таким — это тем, кто не разрывает грань безумными потоками силы? — Ланэ пренебрежительно вскинула бровь.

— Да. Вроде того. Поэтому на обучение взяли ещё в детстве, — он попробовал бульон, покачал головой, сорвал какую-то травку недалеко от костра и, мелко порвав её и растерев в пальцах, бросил в котелок, — Да я и был рад — всяко лучше, чем дома. Мне всегда нравилось учиться новому, а нового в Луэле было хоть отбавляй. Огромная библиотека, прекрасные преподаватели, добрые друзья… эх. Жаль, что нельзя вернуться.

За тонкой ироничной улыбкой следопыт заметила что-то необычное. Тоску. Настоящую, а не ту, которую он хотел бы показать. Насмешливые морщинки у голубых глаз сделали их усталыми. Впервые она видела что-то, что лиррат некогда считал важным. И пусть тот делал вид, что ничего не скрывал, но только сейчас разговор тронул что-то в глубине души.

— Нельзя? Почему это?

— Луэл в самых северных предгорьях Высоких гор. Когда случился Прорыв, он быстро дошёл до севера. Все преподаватели ушли закрывать его, кто-то из воспитанников присоединился к наёмным отрядам Нэро и Элебриса… Город защищали высшие лирраты, а нашу школу защитить было уже некому. Она пережила полный разрыв магической поверхности, в таком месте уже нельзя обучать детей лечению.

— Странно как-то — если вы лечите мир, то почему не могли справиться с этим? Всё восстановить и дальше учить детей? — Кэт внимательно слушала их разговор с другой стороны костра.

— Не всё можно восстановить. Нельзя научить плотника чинить дома на выжженном пепелище.

— А что там сейчас?

— Школу построили заново на севере Луэла, но сейчас там всё иначе. Почти все те, кто учил меня, погибли, зачищая Прорыв. Пепелище осталось нетронутым, вся южная часть города давно нежилая.

Повисло молчание. Долгое и хрупкое. Ланэ помнила Прорыв, хоть и не принимала участие в ликвидации. Опытные следопыты были там одними из первых, они же приняли на себя первый удар. Несмотря на то, что Нирранту Прорыв не касался напрямую никак, Тайная служба рискнула всем, чтобы всё, что оттуда вылезло, отправилось обратно. Следопыты лучше других могли помочь, и они помогли. Ценой почти целого отряда. Выжили только те, кто остался тогда в Нирранте. Например, она, Дерек и пара более старших следопытов, обучавшая юнцов и контролировавшая восточное побережье. Даже вернувшиеся назад умерли в течение года от тяжёлых увечий и магических болезней, не поддающихся никакому лечению. Жуткое было время. Никто ничего не знал о тварях из глубины. Никто не знал, как с ними бороться. Не осталось ни магии, способной с ними справиться, ни, тем более, тех, кто застал прошлый прорыв. Древний прорыв. Войну Теней. А сейчас и о самой Войне мало кто помнит — только старые книги да книжные черви, откопавшие это непонятно в каких закромах.

Тэм оказался старше. Если он уже доучился на момент Прорыва, случившегося пятнадцать лет назад, то сейчас ему около сорока. Внешне это, впрочем, не проявляется. Лирраты стареют как захотят.

Кэт, слушая о Прорыве, только мрачнела. Далёкое от Яссора событие дети Лаоре воспринимали как легенду или страшную сказку, но не более. Весь остальной мир обходил яссорскую разведку стороной. Следопыта, исходившую вдоль и поперёк всю свою страну, это удивляло. Кошек только в столице больше сотни, а толку от них меньше, чем от ниррантской десятки! Куда смотрит Его Величество, когда принимает выдуманные отчёты Хогга?..

Но Ланэ это не волновало. Всё, что касалось работы Кэт, она обходила стороной даже в своих мыслях. Обижать разведчицу не хотелось, ей и так досталось от жизни — быть хаттари в Яссоре всё равно что быть беззубым волком в голодной стае. Ей хотелось помочь, а ещё её проблема действительно оказалась глубже. За несколько дней путешествия маг заметила, как утекает тончайшая, почти незаметная струйка энергии. Для этого приходилось осторожно пользоваться поисковой магией, так, чтобы этого не заметил лиррат. И лиррат не заметил. Но струйка была странной и уходила далеко за пределы магического зрения Ланэ, поэтому ничего точнее сказать пока было нельзя. Оставалось лишь наблюдать.

— Наслаждайтесь, — Тэм разлил готовый бульон по мискам и раздал. Кэт достала из своей сумки галеты и предложила всем, но оба отказались — лиррат не захотел портить вкус, а следопыт предпочла закусить кашенкой и вытащила из мешочка несколько больших зёрен. Как ни странно, спокойно на это мог смотреть только лиррат, а вот кошку от кашенки передёргивало, будто она куда больший гурман и ценитель, чем он. Впрочем, кто разберёт этих столичных бездельников?..

— Тебе правда это вкусно? — хруст зерна словно бы портил ей аппетит и отвлекал от тарелки.

— У кашенки нет вкуса, — Ланэ с улыбкой откусила ещё и запила бульоном, — Только магия.

Вдруг Тэм поднял голову и уставился на неё. В этот же момент и Ланэ поняла, что сказала, потому ему не пришлось ничего говорить вслух. Она сама встала, подошла к Кэт и протянула ей зерно.

— Ешь.

— Чего?!

Та округлила глаза и чуть не выпустила миску из рук от неожиданности. В поисках поддержки повернула голову к лиррату, но тот, к её удивлению, серьёзно кивнул:

— Стоит попробовать. Она верно сказала — кашенка полна магии.

Ланэ надоело предлагать, она присела, взяла Кэт за руку и вложила в тёплую и влажную ладонь сухое зерно. Та сжала его и не спешила выбрасывать, потому Ланэ вернулась на своё место. Она предпочла бы сидеть и делать вид, что ест, пока прощупывает утекающую силу, а не стоять возле хаттари и лиррата, ожидая, когда тот заметит её необычную магию.

Кэт, оглянувшись ещё раз на спутников, поднесла зерно к лицу и понюхала. Скривилась. Ланэ чуть не скривилась в ответ — кашенка ничем не пахла, зато от кошки несло предрассудками на весь бесконечный лес. Учуять кашенку могли разве что птицы, и то только потому, что ощущали запертую в белых зёрнах силу. Ланэ бы не смогла — такая магия для неё слишком тонка.

Тэм внимательно смотрел, когда кошка осторожно надкусила кашенку. Ланэ пришлось закрыть глаза. Она так и не увидела, как Тэм скосил на неё взгляд, и в его глазах полыхнули синие искры.

Сосредоточение давалось трудно. Следопыт не привыкла делать это на публике. Постепенно магическое зрение раскрасило тёмный мир закрытых век глубокими сине-сизыми красками. Ровная гладь грани отражала Кэт как еле заметный тёмный и пустой силуэт, в который медленно стекает золотистая и яркая сила. Разгрызенное зерно сияло, а внутри магия расходилась приятным тёплым свечением. Она свободно проникала за границы силуэта, а потом женщина согнулась и выплюнула сияющий свет. И упала обратно на подстилку, грубо выматерившись на лерде. Часть, попавшая в тело, постепенно гасла. Утекающую магию Ланэ ощущала кожей — свет касался её как тусклое осеннее солнце, уже много дней не вылезавшее из-за густых серых туч.

Она уже хотела открыть глаза, как заметила главное — тонкая струйка силы, уходящая далеко за горизонт, налилась ярким светом, концентрированным, будто бы в нить собралось всё, что было в теле. Собралось — и утекло, не оставив даже памяти о себе. Вся рассеянная магия, не успевшая вернуться обратно в мир, ушла туда же. Силуэт был чёрным посреди почти растаявшего сияния.

Такое Ланэ видела впервые. Через хаттари энергия должна проходить так же, как через всё живое — не задерживаясь и не ускоряясь, без любого влияния на неё. Иначе это не хаттари. Хаттари может касаться магии, как росы на листве, но никогда не сможет её пить, как дерево. И уж точно не сможет её из себя выбрасывать.

— Мерзость! Я же говорила! Фу!

Когда Ланэ открыла глаза, Кэт пыталась прополоскать рот водой и заесть галетами. Галет набила в рот так, что не могла прожевать, и была вынуждена прикрыть рот рукой.

— У кашенки нет вкуса, — задумчиво повторила Ланэ.

— Что чувствуешь? Появились новые силы? — сделав свой голос бодрее и приятнее, чем следовало бы, Тэм с улыбкой обращался к кошке. Беспокойство он скрыл мастерски, и если бы Ланэ не видела того, что видела, она бы посчитала, что всё в порядке. Совершенно точно в порядке, ведь иначе хоть что-то бы выдавало беспокойство. Отметив про себя, как прекрасно лиррат играет лицом и голосом, следопыт внимательно разглядывала Кэт.

— Силы?! Эта дрянь ещё и жгучая. И горькая. Горько-жгучая дрянь. Как это вообще можно жрать?! — она запила и водой, и бульоном, но ничего не помогало.

Ланэ требовательно протянула руку и указала на надкушенное зерно. Разведчица, неприязненно сморщив нос, подобрала его с покрывала и грубо вернула спутнице. Не может быть, чтобы кашенка испортилась. Много раз за долгую службу Ланэ находила старую кашенку, иногда даже подгнившую или сырую, но ни разу она не портилась настолько, чтобы это сказалось на вкусе. Только при Прорыве погибли урожаи в предгорьях, но там зёрна просто рассыпались в пыль.

Она повертела в руках половинку зерна, посмотрела напросвет, пощупала магией. Всё как всегда. Надкусила — ничего необычного. Такая же кашенка, как только что ела она. Ни горечи, ни жжения. Ничего, что заставило бы выплюнуть. Чистая и приятная энергия тепло разливалась внутри, и в этой магии тоже не было ничего плохого.

Тэм только пожал плечами, глядя на то, как следопыт доедает зерно — не пропадать же. Его взгляд был темнее и тяжелее обычного, а тонкие губы сомкнуты плотнее, чем прежде.

Это настораживало Ланэ, и она, взяв добавки из котелка, как бы случайно отсела от костра к своим вещам. Так, чтобы меч лежал под правой рукой, а сумку можно было быстро схватить левой и бежать.

Но, заметив это, мужчина покачал головой и смягчился. Взгляд потеплел и стал таким, как всегда, но только он снова взглянул на кошку, вернулось напряжение. Да. Говорит, дело не в ней, а в южанке. Кажется. Ланэ не вернулась к костру, но смогла доесть добавку. Кэт же пристальный взгляд лиррата ничуть не смущал.

После этого они почти не говорили. Лиррат хотел обсуждать магию только наедине, а кошка явно тяготилась своими мыслями, и чем ближе был Энсер, тем больше по ней это было заметно. Кэт молча шла по нахоженному тракту, и когда до провинции Ваннарей оставалось меньше дня, шаг всё ускорялся. Она убегала далеко вперёд, и если поначалу спутники окликали её, то позже решили отстать. Ланэ хотела расспросить, но посчитала, что это связано с работой — не даром же она встречалась с кем-то из разведки Циэллы и пришла с этой встречи мрачнее некуда. Расспросам об этом разведчица бы явно не обрадовалась.

Последний переход до города Кэт решила провести одна и, предупредив об этом спутников, убежала вперёд. Ланэ скептически хмыкнула — была почти уверена, что, случись беда, разведчица ничего не сможет сделать.

Тэм согласился, но молчал, пока кошка не скрылась за далёким поворотом. Туман укрывал дорогу белой пеленой, и его длинные щупальца, выползающие с тропинок и прогалин, скрадывали все звуки. Были только две высоченные стены леса, мокрая и холодная дорога, низкое серое небо, проливающееся редким и мелким дождём, и двое путников.

— Что с ней не так? — спросила Ланэ, с удивлением отмечая, насколько спокойнее стал мужчина наедине.

— Всё. Или ничего, — странно ответил лиррат.

— В смысле?

— Лучше ты мне скажи, любительница старых книг: разве хаттари могут отвергать магию? Разве магия им вредна?

— Нет. Они пропускают её как животные, деревья, камни, вода... Нет никакой разницы. Или о ней нигде не писали. У Тайной службы трое хаттари, я работала с двумя. Не помню, чтобы они были настолько беспомощны, как она, или чтобы магия им вредила. По крайней мере, когда не направлена против них.

— Какие они?.. — наткнувшись на колкий взгляд Ланэ, лиррат утрудился пояснить, — Я встречал хаттари, но, может, они разные.

— Одинаковые. Как кошки... не яссорские, а пушистые. Даёшь им светлячка — они играют, катают в лапках и гоняют по полу. Бьёшь молнией — умирают, потому что не могут защититься. Заходят в магические ловушки и из половины выйдут как ни в чём не бывало, а в половине погибнут, так и не поняв, что их убило. Не помню, ели ли кашенку, но от еды, сдобренной магией, их никогда не воротило.

— Кэт тоже не воротит — добавку просит.

— Так у тебя лирратская магия. Из-за грани черпаешь.

— Так приготовь что-нибудь ты, — он улыбнулся.

— Моей едой вы оба подавитесь. Но попробую. Хотя предложение странное.

— Почему?

— Ну... считаешь, она не усваивает только человеческую магию? А лирратскую вполне себе? Но человеческая магия — та же лирратская, только принятая и рассеянная миром. Она встроена в ткань реальности, самая естественная сила из всех. Её принимают все, она для всех, живущих в мире, родная. Редкие болеющие нианре с трудом принимают первичную силу, лирратскую, и тогда их лечат маги-люди. Кэт же — самый обычный человек, только без резерва.

Ланэ прятала руки в карманы и грела у живота. Дешёвая куртка с нашитыми крупными перьями обычно неплохо спасала от холода, но промозглый туман проникал под неё легче, чем под плащ. После выхода из Циэллы рану пришлось затянуть быстрее, на что ушла часть магии, и теперь женщина переживала, что та восстанавливается медленно. Спать по ночам не получалось — когда дежурила Кэт, она не спала в принципе, готовясь защищать лагерь вместо неё, а присутствие бодрствующего лиррата рядом ощущала настолько остро, что просыпалась от каждого его движения. Есть вдоволь тоже не получалось, а вся взятая с птичьего двора кашенка закончилась ещё пару дней назад. Потому магия не восстанавливалась. Точнее, восстанавливалась очень и очень медленно. Ланэ не тратила её на такую ерунду, как обогрев, и потихоньку замерзала. Стоило раскошелиться на куртку потеплее.

— Именно. Она должна принимать магию. Это странно. Хотя… ещё есть, что проверить. Наверное, ты и сама об этом думала.

На самом деле, Ланэ не думала. Последние недели, как и весь прошедший год, её занимало только одно — один шанс из тысячи тысяч и то, что для него нужно. Раньше — найти этот шанс, затем — добыть камни, сейчас — их сохранность и старый лиррат, способный помочь с неподвластной ей формулой. О том, что осталось дома, она старалась не думать, но тщетно. Проблема временной спутницы интересовала Ланэ не более, чем загадки сказочника в карнавальную ночь — можно послушать и поразмышлять десяток минут, пока толпа не унесёт тебя дальше, но не более того. Попрощавшись с ними, женщина забудет про разведчицу, как забывала про всех, кто был до неё.

Разговор с лирратом точно так же помогал убить время в дороге, как подсчёт ёлок. Разве что ёлки не отвечали интересными теориями.

Впрочем... то, что он сказал про старую книгу, саднило где-то на затылке. Совершенно бесполезная информация, но... Ланэ изо всех сил гнала мысли о том, что это может снова зацепить её.

— Что будешь с ней делать?

— Не знаю. Не знаю... — задумчиво повторил мужчина, — Понять бы сначала, кто она.

— Хаттари и в Лаотте хаттари.

— И в Лаотте тоже... но такого раньше я не встречал.

Женщине показалось, что он говорил это больше для себя, чем для неё. Задумавшись, он шёл, глядя под ноги, и стал совсем иначе дышать. Спокойно, размеренно, будто бы без усталости.

— Много всего встречал? — поймав момент, когда Тэм ушёл в свои мысли так глубоко, что почти забыл о спутнице, спросила она. Реакция не ускользнула от внимательного взгляда. Лиррат не ожидал вопроса, но не растерялся и не разозлился. Не было в этом большой тайны. Он кивнул, усмехнувшись, и поправил лямку дорожной сумки.

— Достаточно. Но не всё.

— Что, например?

— Почти всё, что есть в магии на Хагрейне.

— Почти? — Ланэ вопросительно приподняла бровь. Лиррат пожал плечами и улыбнулся.

— Почти. Много чего предстоит узнать.

— Кто ты такой? — вопрос вырвался сам, следопыт не хотела ничего о нём знать. Или хотела? Она не собиралась ввязываться в чужие проблемы или привязываться к попутчикам. Или искала для этого повод? Первые за год люди, с кем пришлось долго общаться. Женщина надеялась, что невольное смятение не отражалось на лице, и на всякий случай стала смотреть вдаль.

— У тебя есть версии? — ничего он не заметил и продолжил улыбаться. В этой улыбке было что-то загадочное, но не тёмное. Это цепляло — Ланэ не понимала, что на душе у этого странного лиррата, но видела, что это не опасно. И это напрягало больше всего. Лиррат слишком легко располагал к себе и замкнутую недоверчивую кошку, и даже её. Никогда она не чувствовала ни толики доверия и интереса к тем, с кем сводила дорога. В любой другой раз женщина бы предпочла быть одна, и пошла с компанией только потому, что в одиночку принимала бы очевидные для Дерека решения. Сердце ускорилось. То, как закипает магия, Ланэ быстро и тщательно скрыла.

— Версии? Делать мне больше нечего — версии выдумывать. Говори или не говори, мне не важно. Просто спросила.

— Да брось. Ты следопыт, много в жизни видела, мы неплохо общаемся, а до города ещё идти и идти. На кого я похож больше всего? Предположи что угодно.

Ланэ плотно сжала губы. Это легко могло проверить её знания и, возможно, связи. В Нирранте следопыты были осторожны, хоть и не чрезмерно. Мерес не требовал строгой секретности, все данные, что не предназначаются широкому кругу лиц, особо маркировались, в остальном следопыты решали сами, что и кому говорить. Потому говорили мало. После нескольких подстав каждый начинал тщательно следить за тем, что говорит. Но...

Она вздохнула и прикрыла глаза. Она больше не следопыт. После всего, что она сделала, ей больше не позволят быть среди десятки, даже если та больше не соберётся целиком. Убийство коллег, кража древнего артефакта, а год назад — то, за что за век до этого казнили без суда. Слишком много для прощения. Тем более что прощения она как раз и не ищет.

Если перестать обманывать себя, то говорить или не говорить с лирратом она решала совсем не как маг Тайной службы. Как уставшая женщина, привыкшая быть не одна, но боящаяся снова хоть к кому-нибудь привязаться. Пусть даже совсем слабо и временно.

Плечи поникли, она вздохнула ещё раз, запрокинув голову. Разумеется, всё это время ощущала на себе пристальное, но ненавязчивое внимание спутника.

— Мрак с тобой... По магии ты слишком похож на эндерри. Я уже намекала на это.

— Я и есть эндерри, — мужчина усмехнулся.

— Но это ни о чём не говорит. Тонкая магия используется где угодно — от королевской кухни до полумифических орденов, и кто ты в этом диапазоне, я гадать не хочу. Вряд ли повар, хотя готовишь божестенно — повар бы не понял, кто я, и вряд ли бы смог залечить. Не врач — врач бы сделал это лучше и тоже бы не понял, что перед ним следопыт. Сомневаюсь, что служишь Элебрису. Сомневаюсь, что вообще хоть кому-то служишь — такие, как ты, живут ради великих целей или ради себя самих, и не иначе. Магический след не похож на эндерри — для эндерри слишком явный и грубый...

— Это маскировка.

— А что ещё маскировка? Внешность северянина? Имя на южный манер, кошка говорила, что варишь идеальный грэто. Скажи честно, ты южанин? — она, прищурившись, заглянула в его глаза. Тэм долго смотрел в ответ с затаённой улыбкой, пока не споткнулся и не проронил её наружу.

— Нет. Я из Нертэлло, это в дне на север от Лито. Отец северянин, брат северянин... Не терплю ни того, ни другого. При инициации взял южное имя и ушёл учиться в Луэл.

На лице всего второй раз за долгое путешествие проступило что-то, что можно было счесть честностью. Честностью человека, который никогда не врёт, только не говорит всего. Лиррат держал в себе слишком много. Как и Ланэ. Только Ланэ не собиралась ничего рассказывать.

— Как же так с отцом и братом?

— Проблема не в них, а во мне. Не во всех семьях готовы принять эндерри.

Следопыт понимающе кивнула и промолчала. Что-то вставало на места. Обычное выяснение отношений среди лирратов — магические дуэли, поединки воли, когда каждый пропускает через себя и оппонента много магии, и проигрывает тот, кто сдастся раньше — недоступны для таких, как Тэм. Такие кажутся слабыми. Эндерри не могут выдержать огромную лавину, бешеную реку энергии, рвущуюся из-за грани, их удел — тончайшая ювелирная работа с настолько глубокой и хрупкой магией, которую остальные даже не почувствуют. Ценнейшие лирраты. Только они могут восстанавливать поверхность над глубиной и убирать следы разборок обычных лирратов. Те самые следы, из-за которых сейчас нельзя много колдовать в большинстве городов, а магические выплески в отдельных местах мира приводят к непредсказуемым последствиям. Без эндерри после Войны Теней жизнь была бы невозможна в принципе, они же залатали Прорыв так, что тот до сих пор не повторялся. Но для сильных лирратов, привыкших свою иерархию выстраивать от магической силы, это пустое. Эндерри для них никто. Даже для собственного отца и брата. Даже для тех, кто нуждается в их уникальной способности ощущать мельчайшие полутона магии и грани.

Неудивительно, что Тэм скрывал то, что он эндерри, делая своё присутствие в магии куда более явным. Как и неудивительно то, что он покинул Ваннарей когда-то. Только зачем же туда возвращаться?..

Ещё час они шли в тишине.

Когда Энсер был виден с невысокого холма, с которого лес спускался и плавно таял среди старых отдыхающих полей, Тэм остановился и обернулся к Ланэ.

— Здесь недавно был один инцидент. Они могут обыскивать.

Он прямо и твёрдо смотрел ей в глаза, чуть наклонив голову. Ланэ без лишних слов понимала, что это значит. Если найдут камни, будет плохо. Очень, очень плохо.

— Ты можешь их скрыть?

— Да. Но они должны быть у меня до того, как мы не выйдем из Энсера.

Уже успев снять сумку с плеча, женщина вернула её и сделала шаг назад. Как же, разбежался! Отдавать такие вещи первому встречному, ещё чего! Нет никаких гарантий, что лиррат не смоется с камнями, тем более, если город ему знаком. Он даже не должен был знать, что они у неё есть, но что скроешь от эндерри? Ничего.

Увидев колебания, мужчина примирительно развёл руки в стороны.

— Я не заставляю. И не взял бы их в руки, если бы был иной выход. Энсер следит за артефактами, прибывающими в город, — он кивнул на едва видимый отсюда тёмный силуэт города, сверху укрытый облаком плотного тумана смешанного с печным дымом. В ещё прозрачных сумерках Энсер казался совсем далёким.

— Почему ты уверен, что у тебя их не обнаружат?

— Потому что я уже так делал. Не обнаружили.

— Тогда ты просто сбежишь с камнями, только я отвернусь.

— Не сбегу. Даю слово. Могу дать ещё книгу и все свои немногие деньги, а потом обменяемся.

Предложение показалось глупым, но что-то в уставшем, но открытом лице заставило Ланэ согласиться. Она протянула руку за кошельком и, только вес благородного металла опустился на холодную ладонь, быстро убрала его во внутренний карман куртки. Книгу лиррат достал сразу следом, и чтобы убрать её в сумку, Ланэ пришлось вынуть камни. Сначала один, неглядя, потом второй.

Только взглянув на второй камень, она вздрогнула. Внутри тускло теплилось неясное свечение, робкое и слабое, как огонёк свечи в окне, заметённом снегом и расписанном инеем. Замерев, она смотрела в ранее тёмный и безжизненный камень и не могла поверить, что видит именно то, что видит. Значит, тогда, в библиотеке, она не ошиблась. Камни могут сработать. Камни ещё живые.

— Это... — только и смогла сказать она, увидев, что камень в руке спутника выглядит так же. Совсем-совсем тусклое сияние в глубокой серо-коричневой тьме.

— Да, — твёрдо сказал лиррат. Ланэ вопросительно уставилась на него и ощутила, как от его взгляда пробежали по спине неприятные мурашки. Магия собиралась в плотный ком. Он не должен был знать, что это такое.

— Так ты знаешь.

— Знаю, — мелкие морщинки в уголках глаз были слишком добры для того ощущения огромной опасности, которое он вызывал. Волк успешно прикидывался шелестом деревьев и высокой травой, колышущейся на ветру. Но был... не голоден. Тэм поднял камень так, будто пытался увидеть через него Ланэ, и сощурился, — Это — камень Равновесия. А там — Башня Равновесия. Ну, или то, что от неё осталось.

Туман над городом истаял, и из-под прозрачной белёсой вуали проступил высокий силуэт, возвышающийся над домами на три высоты. Четыре острых угловатых шпиля не давали сомневаться или обманываться. Тэм был прав. Это действительно она.

Одна из последних Башен.