Дворецкого Тэм отослал сразу же и сам провёл спутниц в большую и светлую гостинную залу.

Несмотря на высокие потолки, здесь было тепло и при этом приятно свежо. Шаги скрадывал мягкий ковёр со сложным северо-крианским орнаментом, а вся мебель мало того, что была выполнена лучшими мастерами своего дела, ещё и превосходно сочеталась стилистикой. Именно сочеталась — Ланэ заметила, что она разных эпох и стран, но подобрана так, будто её делал один человек. Светлый, серовато-пыльный крианский орех делал зал просторным, несмотря на обилие кресел, и даже огромные шторы на высоких и стройных окнах не добавляли интерьеру тяжеловесности. Про себя следопыт отметила, что у лиррата превосходный вкус.

Хозяин дома спустился скоро. Высокий, статный, молодой, но не юный. Лицо вытянутое, с тонкими чертами северных нианре. Характерное сходство между братьями читалось по глазам. Только у Тэма они были голубые, а у него — дымчато-серые, и оттого темнее. Длинный тёплый кардиган, небрежно наброшенный на простую рубашку, излишне подчёркивал усталость.

Лиррат приветствовал их со сдержанной вежливой улыбкой. Остановился на нижней ступени лестницы и жестом пригласил гостей сесть на большой и мягкий диван возле камина.

— Рад видеть вас в своём доме, лирр.

Никакой радости, только вежливость. Незаданный вопрос «что они вообще тут забыли» читался между строк и, как и приветствие, был обращён только к женщинам. К ней и Кэт. Даже Тэм, по-хозяйски разгребающий угли в камине, не обратил никакого внимания.

Ланэ поздоровалась от лица их обеих:

— Рады быть в вашем доме, хелл.

Лиррат удивился такой наглости — избежать ответа, и даже чуть приподнял бровь. Это было единственное выражение эмоций, которое он себе позволил. Смерив их взглядом ещё раз, более заинтересованно, он наконец-то заметил брата:

— Здравствуй, Тэм. Если ты здесь снова по делам ордена, то напоминаю, что мы с Меллой этому не рады и просим не задерживаться. Если же нет...

— О нет, Берхелат. Я здесь по личным делам.

Тэм подошёл ближе и вдруг обнял лиррата. Крепко, но недолго. Ровно столько, чтобы показать расположение, но чтобы тот не успел его оттолкнуть. Лиррат хотел, но явно колебался, делать ли это при спутницах. Да и делать ли вовсе. На миг Ланэ показалось, что он всё-таки рад видеть брата. Особенно по личным делам.

— Одна из них — твоя избранница? — чуть отстранившись, прямо спросил Берхелат.

— Нет, что ты. Они мои друзья. Ланэ и Кэт. Мы идём в Аррсию, устали в дороге, потому решили немного отдохнуть в знакомых местах.

— Идём? — лиррат пристально разглядывал женщин, особое внимание уделив обуви и сумкам. Разглядел меч у следопыта и арбалет за спиной кошки. Чуть задержал взгляд на руках Ланэ, но тут же отвёл его, поскольку Тэм осторожным жестом привлёк его к себе для более деликатной беседы. Но Ланэ всё равно слышала ответ:

— У Кэт повреждение в мозге, от полёта голова кружится слишком сильно. Не спрашивай её о птицах, эта тема болезненна и тяжела.

Берхелат задумчиво кивнул, приняв ответ за истину.

— Но десять лет назад ты ясно дал мне понять, что у тебя нет никаких причин, кроме дел ордена, чтобы возвращаться сюда.

— Прости меня. Я ошибался.

Ланэ застыла, услышав это. Потому что Берхелат был растерян. Такой лиррат, высший лиррат, член совета, просто растерялся, встретив брата. А Тэм, как бы ни было удивительно, не врал. Недоговаривал — да, Ланэ это чувствовала, но был честен настолько, насколько выражало то, что и как он сказал.

Когда Берхелат замялся, не зная, что ответить, брат отошёл к камину и снова стал ворошить угли.

Повисла пауза. Тишина, прерываемая только тихим треском пламени.

Берхелат вздохнул, подошёл к Тэму и, коснувшись его плеча, тепло ответил:

— Я устал с дороги, и буду рад ужинать в вашей компании. Дижо подготовит комнаты, а тебя захотят увидеть племянники. Они сейчас в оранжерее.

Оранжерея находилась в самой глубине сада, за тенистыми нэройскими елями и лабиринтом из низких персиковых роз, где её было не видно и не слышно. Большая, ажурная и светлая, окружённая красивым старым садом, она казалась тонкой паутинкой у водной глади и сверкала стёклами как каплями росы. За ней пряталась маленькая беседка, а за беседкой — вымощенное светло-серым камнем озеро с кристально чистой водой, бьющей ключом со дна.

Обманчивую хрупкость развеивало только одно — круг каменных колонн на другом берегу. Защитный круг. Круг, в котором каждый мальчик-нианре проводил всё своё детство до инициации.

Здесь Берхелат учил детей силе. И своих, и прочих. Маленькая личная школа. Лекции в оранжерее, а практика за озером. Сейчас не было никого постороннего, и тихий сад делал одинокие шаги по дорожке особенно громкими.

Он уже знал, что его услышали. Как и знал, что его узнали.

Первой навстречу вышла Мелла. Всё такая же миниатюрная и тонкая, как и раньше. Светло-пшеничные волосы, собранные в разбившуюся высокую причёску, мягко трепал лёгкий ветер. Длинное тёплое платье делало её ещё стройнее, а угловатые узкие плечи — хрупче. Она гордо сложила руки на груди и загородила вход. И молча ждала, пока он подойдёт ближе. Никогда не любила говорить громко. Любила, когда её тихий, чуть треснутый голос звучал раскатом грома в полной тишине.

Остановившись напротив, Тэм поклонился ей в уважительном приветствии и улыбнулся:

— Здравствуй, Мелла.

Она молча его разглядывала. Прошло десять лет, многое изменилось, а она так же, как в тот последний раз, потерялась в чувствах. Злость и боль, при этом — глубокая тоска и понимание, что он был прав. Оставшись на десять лет с магически искалеченным сыном, она уже не была готова прогонять его последними словами и драться до крови, защищая своё право его растить. Она и тогда не дралась. Тэм понял намерение и отступил. Мелла бы себе этого потом не простила. Отказ от сына не простила бы тем более, но теперь сомневалась, что выбор был верным. Гордость не позволяла этого признать, но никакого признания было не нужно. Всё и так отражалось в её огромных, бездонных глазах цвета низкого штормового неба, полных усталости и боли. Эти десять лет вымотали её, и Мелла уже не понимала, кто тогда был прав, а кто нет.

— Я приехал к Берту, а не к Раттиру, — уточнил он.

— Раттир всё равно захочет тебя увидеть, — сказала она почти пропавшим голосом, — А Летта и Фаннет — познакомиться.

Она хотела отойти в сторону, но не могла сдвинуться с места и смотрела снизу вверх, глаза в глаза. Не всё ещё было сказано.

— Спасибо.

Тэм сделал осторожный шаг в сторону и к двери, делая вид, что хочет её обойти, чем вынудил Меллу схватить его за локоть.

— Ты посмотришь на него? Ты же всё равно посмотришь? — она особенно выделила «всё равно». Так, будто сомневалась, что Тэму есть дело до мальчика вне магии и ордена. Будто всё, что могло его волновать, осталось в прошлом, когда она не отдала сына. Будто всё, что касается её, Берхелата и детей, разбилось об орден.

Но она ошибалась.

Тэм мягко разжал её пальцы на локте, белые от усилия, взял за руку и успокаивающе накрыл тёплой ладонью:

— Да. Я обязательно посмотрю. Пойдём к нему вместе.

На миг её уколола столь болезненная надежда, что она вот-вот и показала бы чувства. Не удержала бы. Мелла всегда была слишком гордой для того, чтобы хоть кто-то увидел, потому стойко переносила их в одиночестве. Если раньше, до этих десяти лет, её сил хватало, то сейчас Тэм с горечью замечал, что груз стал слишком тяжел для таких хрупких и тонких плечей.

В оранжерее, как и раньше, было тепло, тихо и уютно. Лёгкая тюль бросала ажурный свет на круглый стол из светлого дерева и высокие этажерки с кадками цветов. Длинные ползущие стрелки переплетались между собой, нетронутые садовником. Это было старое желание Меллы — уголок живого беспорядка, где цветы могут касаться друг друга и общаться как им захочется. Самое приятное место в саду.

За столом сидели дети. Младшие. Летту Тэм видел совсем младенцем, а Фаннет появился после неё. Немного угощений, большая раскрытая книга и исписанные листы. Рядом с совсем ещё маленьким мальчиком, таким же светлым, как мать, деревянная шкатулка с секретом. Тэм усмехнулся — Берт продолжил традицию отца. Тот заставлял детей думать, пряча в шкатулки маленькие и ценные подарки. Разгадать, как открывается, было непросто, зато как приятно потом слышать щелчок замка. Эту шкатулку он тоже когда-то разгадывал, но уже не помнил решение.

Летта первой обратила внимание на гостя и настороженно впилась взглядом. Младший брат был слишком увлечён разглядыванием шкатулки. Ему было не больше пяти, а сестра выглядела серьёзнее и старше своих неполных одиннадцати. Она совершенно его не помнила.

— Это Тэм, дорогие, — тепло и нежно сказала Мелла. Объяснять, кто он им по родству, не пришлось — видимо, дома его не забывали. И помнили хорошо, потому что только дети вспомнили имя, как сразу заулыбались. Это удивило его. Летта встала, подошла и сначала вежливо кивнула, а затем обняла — крепко и радостно, хоть в этом и было неизбежное стеснение перед незнакомым лирратом. Фаннет, с трудом оторвавшись от шкатулки, подбежал следом, но тратить время на вежливость не стал и сразу же обвил его ноги.

Тэм гладил детей по тёплым головам и улыбался, а внутри замер и никак не мог понять, как же так вообще вышло.

Десять лет назад он действительно ошибся. Было нельзя оставлять их с искалеченным сыном. Забрать или остаться помогать, но тогда он не смог сделать ни того, ни другого.

Берхелат изменился. По детям это было виднее всего.

Знакомство было столь же уютным и солнечным, как оранжерея: они говорили, вместе пили лёгкий цветочный чай и немного поиграли у воды. Мелла, выпитая отчаянием, отдавала всю себя детям. Всё, что в ней было прекрасного, было обращено на них. Вся жизнь, вся любовь, вся сила и стойкость — она ничего от них не скрывала, кроме тоски и боли. Её дети отличались от детей большинства высших лирратов и не теряли этого света, свойственного юным нианре. Тихого жизнелюбия. Яркого восхищения. Всего, что помешает им быть первыми среди высших, зато позволит найти себя. Он был благодарен Мелле за то, какой она стала после Раттира и как обошлась с другими, здоровыми детьми. Берхелат всё-таки решил не быть таким, как отец, потому никак не мешал ей в этом.

Летта, привыкнув, в какой-то момент утащила Тэма из сада на кухню. Там у неё был свой уголок: свой очаг, кухонник, шкафчики, полки и даже отдельная крошечная кладовая с ледником. Повара поместья не мешали ей, а она не мешала им и могла вволю экспериментировать. Юная нианре усадила гостя на лавку рядом и взялась что-то варить на огне.

Она никогда не видела бабушку. Его мать. Мать Берхелата. Хозяйку дома, при которой он стал настолько приятным. Мелла была другой, утончённой и хрупкой, непримиримо сильной. Мама же была воплощением тепла и покоя, и её мягкие и лёгкие жесты удивительным образом отразились в девочке, которая никогда её не знала.

— Папа говорил, ты прекрасно готовишь, — тихо сказала Летта, старательно перетирая специи в ступке.

— Умею, — Тэм улыбался, — А ты?

— Учусь.

Она смущённо улыбнулась и замолчала, поглощённая своим делом. Позже, сняв с огня пряный горячий морс и разлив его по двум чашкам, нерешительно продолжила:

— Хочу поступить в Королевскую Кулинарную школу. Если получится.

— Хочешь отсюда уехать? — он понимал это смущение, ведь и сам когда-то испытывал подобное. Оно отпустило при первом же шаге за порог.

— Нет! Я потом вернусь! Мне только учиться... — уверенно заявила девочка, но по глазам уже было видно, что это только для дома. Для тех, кто остаётся здесь. Она же возвращаться не намерена.

— Яссор — прекрасный город. Найди меня, когда будешь там. Помогу устроиться и объясню, что к чему.

Она пыталась скрыть накатившую радость и облегчение, что в самом большом городе континента не останется совсем одна, но в силу возраста это у неё не выходило.

Оставаться в Ваннарее женщине нианре и, тем более, дочери высшего лиррата — плохая идея. Почти наверняка. Для неё может быть два пути: брак с высшим лирратом либо одно из немногих ремёсел, которыми занимаются гильдии. И то, и то — слишком слабые пути для талантливой девушки, требующие закрыть часть себя на замок и больше никогда не показывать. В остальном, кроме жестов и некоторых черт лица, она была копией Меллы — такая же непримиримая и упрямая. Уже только увидев её в оранжерее, он понял, что девочка скоро покинет поместье и вряд ли вернётся сюда жить. Такой взгляд, такая осанка, такие чувства, исходящие от неё. Она не позволит запереть себя в доме или мастерской, и будет в этом абсолютно права.

Тэм улыбался, глядя на юную племянницу, и пил пряный морс.

Напиток получился чуть переслащенный, но в остальном весьма приятный на вкус.

Ланэ и Кэт предложили комнаты на втором этаже в гостевом крыле. Две разные. Не сговариваясь, они бросили вещи, переоделись в предложенную сменную одежду, удивительно подошедшую по размеру, и вышли в общую гостиную.

Кэт казалась растерянной. Но ей удивительно шла тёмно-бордовая рубашка, изысканно расшитая тонкими красными веточками северного орнамента по краю ворота и центру тела и рукавов. Ланэ даже не ожидала, что разведчица может показаться ей красивой. Не хватало только причесать и переплести косу и, возможно, дополнить её крошечной алой косичкой в тон узору. Кэт застыла, уставившись на неё, и не решалась заговорить. И слушала, происходит ли что-нибудь в коридоре.

Было тихо и темно. Следопыт проверила магией, есть ли следы слежки или иллюзии, но не нашла ни того, ни другого. Потому жестом пригласила спутницу сесть в гостиной у пустого камина.

Дрова и растопка были здесь же, в красивых железных корзинах, и Ланэ взялась разжигать.

Кэт села в кресло, но почти сразу переместилась на пол ближе к камину. Так можно было говорить совсем тихо и не бояться, что кто-то услышит.

— Это вообще что такое?! — шёпотом вопросила она, показательно оттянув расстёгнутый ворот рубашки. Ланэ усмехнулась про себя — да, она угадала её первый вопрос.

— Сменное. Традиция. Если принимает дом, он даёт своим гостям всё, что может дать. Одежда для путешественников — нечто само собой разумеющееся. Кстати, ты можешь отдать постирать свои вещи.

— Не хочу я их отдавать! Мы их грабить пришли! А ещё я должна убить лиррата! А они мне — рубашку! — прошипела кошка.

— Тебе не нравится рубашка? — Ланэ щелчком пальцев разожгла огонь и, критически оценив сложенные дрова, подкинула ещё одно полено.

— Нравится. Наверное.

— Тебе идёт.

— Спасибо. Но...

Она вздохнула, выдохнула и села на корточки рядом с разведчицей:

— Но мы дождёмся Тэма и всё решим вместе с ним.

— Решим что? Как мы убьём его брата?! Я на такое не подписывалась. Это неправильно, — жёстко заявила она.

Это Ланэ нравилось. Твёрдость убеждений. Но забавляло то, что она была готова исполнить приказ без малейших вопросов, пока не узнала, что лиррат — брат её спутника. Ведь иначе он всё равно оставался его братом, только она не знала об этом.

— Раз он привёл нас сюда добровольно, значит, наверняка в этом есть некая идея. Тэм не похож на того, кто приведёт убийц к брату, его жене, детям и всем, кто обслуживает и охраняет особняк. Тем более не похож на того, кто поведёт нас сюда на смерть — у него было сколько угодно возможностей в дороге, и этого не произошло. Тем более, после разговора в Энсере он понимает, куда ты идёшь и зачем.

— Я не говорила про убийство.

— Тебя послал Хогг. Ты хаттари. Хаттари посылают к лирратам только убивать.

— Тогда почему он нас впустил? Почему не спросил, зачем к нему пришла хаттари? — Кэт сжалась в комок у огня и смотрела на пляшущее пламя. С каждой минутой голос становился всё тише, и Ланэ подвинулась к ней ближе, чтобы слышать через треск поленьев.

— Твоя сила в глазах высшего лиррата почти равна силе обычного человека. То есть никакая. Их не учат видеть тонкое. Он — океан, человек — чашка воды, а ты — капля. Для океана нет разницы между чашкой и каплей.

Когда-то давно этот пример приводила ей наставница. Коллега. Подруга. Она потом добавляла веское «но»: надо смотреть не на количество, а суть, и что она показывает силу лучше всего прочего. Что скрыть количество можно в обе стороны, и что, кроме этого, иногда можно искажать и её природу. Но Кэт сейчас это бы ничего не объяснило. Это просто всплывало в памяти вместе. Вместе с её голосом и тенистым парком за Фортом, где прошли лучшие дни самых лучших лет. Как это было давно...

— Но он же понимает разницу между нами с тобой.

— Понимает. Чашка побольше и чашка поменьше. Вряд ли для него ты отличаешься от какой-нибудь столичной торговки, использующей магию разве что для разогрева еды или согрева рук зимой. Тем более... — Ланэ вздохнула, потому что не хотела этого говорить, но понимала, что раз уж ляпнула это тогда, то надо объяснить и сейчас, — Это не самая популярная информация. Обычные люди о хаттари разве что краем уха слышали. Те, кто учился магии — а он точно учился — знают об этом явлении то, что оно существует. Тайная служба не рассказывает направо и налево о том, как именно убивает лирратов. Яссорская разведка, полагаю, тоже. Разве что для меня загадка, почему Хогг тебя не посвятил в тонкости и не использовал по назначению.

— Я убивала лирратов. Вместе с группой. Но я стреляла, потому что я хороший стрелок. А не потому что я хаттари.

— Вот это мне действительно сложно понять.

Разговор затих сам, а затем раздались шаги. В гостиную вошёл Дижо — старый дворецкий, которого Ланэ предпочла бы в любом другом случае обходить по широкой дуге. Он скрывал свой резерв настолько тщательно, что она была абсолютно уверена в том, что он не просто запирает двери на ночь, а распылит по окрестностям любого, кто посягнёт тронуть замок.

Но невысокий и сутулящийся старик был приветлив и исключительно вежлив с гостями, и Ланэ отвечала тем же.

— Как вам комнаты, лирр? Всё хорошо? Горячие ванны будут после ужина. О, прошу прощения, что вам пришлось разжечь камин... — он сокрушённо вздохнул и грустно поджал губы.

— Всё прекрасно, хелл. Одежда просто великолепная, а камин разжечь мне было совершенно не в тягость, — Ланэ широко и тепло улыбалась, нацепив самую приятную из своих масок, и как бы в подтверждение своих слов взяла кочергу и поправила занявшееся ярким пламенем полено, — Но хотелось бы уточнить: нам стоит ждать приглашения к ужину здесь? Или для вас не составит труда найти нас в парке?

Верно истолковав вопрос, Дижо улыбнулся и с явным довольством её понятливостью важно ответил:

— Друзья и уважаемые гости хеллеса Тэма никак не ограничены в доме, кроме мер приличия. Вас найдут в парке, или вы сами расстроитесь тому, что пропустили настолько великолепный ужин.

После он удалился, напоследок ещё раз напомнив, как найти обеденную залу.

— Эк завернула... — Кэт усмехнулась, — Я бы не додумалась.

— Учись, — Ланэ смягчила столь обидное разведчице слово до весёлой усмешки, но продолжать разговор не стала и, вернув кочергу на место, ушла к себе.

Когда ужин был готов, а стол накрыт, Мелла нашла Тэма в зале. Уже по взгляду он понял, зачем. Прямо со стола забрала тарелку с едой и приборы, дала ему кувшин с компотом и стакан.

В хозяйском крыле комнаты были в основном на втором этаже. Первый, по старой семейной традиции, использовался как общее пространство. Библиотека, каминный зал, зал для тренировок... Рядом, внизу, была комната, где, как думал Тэм, поселят Раттира. Единственная, какую можно переделать под жилую, ещё и недалеко от выхода в большую гостинную, а оттуда — на улицу. Самая удобная, чтобы мальчика можно было выносить подышать воздухом и легко обслуживать его бытовые потребности. Особенно после инициации, проведённой для него гораздо раньше срока, когда он больше не связан с матерью через силу и не нуждается в её постоянном присутствии.

Каково же было удивление, когда Мелла уверенно прошла к лестнице мимо комнаты, в приоткрытой двери которой Тэм разглядел стеллажи и тренировочные мечи.

Раттир действительно жил наверху. В старой детской Берта. Самой последней по коридору.

Мелла постучала, затем приоткрыла дверь. Никто не ответил. Это Тэм и так знал. Знал, что увидит. К сожалению, как ни делай из пустого ребёнка обычного, он таковым не станет.

Раттир сидел на полу и смотрел в окно. Высокий, нездорово худой, нескладный, изломанный. Сидел как кукла на верёвочках, брошенная после игры, и стеклянными глазами смотрел в уже тёмное, затянутое синими тучами небо. На столике горела толстая свеча, тёплым светом выхватывая мальчика, ровно заправленную большую кровать, простенькие детские головоломки, сложенные рядком на тумбочке и аккуратный маленький букетик полыни. Старый, горький символ надежды даже после принятия. По крайней мере, об этом было написано в какой-то из библиотечных книг, которые он читал перед тем, как отправиться в Луэл.

Мелла села на корточки рядом с ним, аккуратно погладила по плечу и тихо сказала:

— Ужин готов, мой хороший. Сегодня приехал Тэм.

Раттир не обернулся. Казалось, он ничего не слышал.

Тэм сомневался, понимает ли он хоть что-то. Его случай почти уникальный, и хоть как-нибудь проверить, есть ли внутри кто-то живой, невозможно.

За эти десять лет мало что изменилось. Сейчас Раттиру было почти пятнадцать, но инициацию для него провели в неполные пять — уже тогда проблема стала опасной для Меллы, только родившей Летту. Ребёнок вырос телом, но не разумом. Разум так и покоился во тьме, не пробудившись ни в младенчестве, ни позже.

Мелла подняла его за плечи и посадила за низкий столик, накрыла его нескладные колени салфеткой и стала аккуратно кормить.

Тэм скептически отнёсся к тому, что она взяла общую еду — казалось, он не сможет её жевать, но нет. Он ошибся. Раттир ел. Медленно, плохо, так, будто спал. Даже в какой-то момент сам неуверенно взял столовый нож и стал ковырять мясо и салат. Это заставило посмотреть магическим зрением, пусть даже Тэм не видел в этом никакого смысла.

Всё такое же, как и тогда. Яркий и живой ребёнок, связанный прочными, но неоднородными нитями силы с каким-то грубым и тёмным комком по ту сторону. Вместо отражения и компаньона привязан к чему-то, что не было способно жить и делиться силой. Случай, исправить который нельзя.

Даже у Ланэ есть шанс — излечить разделение взрослого и сильного нианре, заново найти его вторую часть, такую же здоровую и живую, пусть и очень тяжело, но при определённых условиях возможно. В древности разделение лечили.

Это же — никогда. Ни он, ни орден не нашли ничего, что давало бы хоть малейший, хоть самый хрупкий и призрачный шанс вылечить часть души по ту сторону грани. Потому что ничто из этой реальности не могло касаться её. Даже общая для нианре сила, берущая своё начало в глубине, никак не тревожила отражение. Она текла через нити, связывающие обе сущности, но могла повлиять только на ту, что находится в этом мире. Над этой загадкой бились учёные и высшие лирраты, но никто из них за много столетий так и не смог повлиять на отражение нианре.

Немного поев, мальчик снова потерялся взглядом в окне и выронил из руки столовый нож. Мелла подобрала, убрала тарелки с остатками еды и налила ему компот. Он пил только из её рук, но она заметила, что скоро научится и сам. Тэм только покачал головой.

Уже то, что он мог жевать и брать еду сам, было невероятным.

Напоив сына, она дала ему в руки одну из головоломок и предложила Тэму понаблюдать. Некоторое время мальчик будто не замечал игрушку, но потом, почувствовав что-то в руках, вяло поднял к лицу. Разглядывал. Потом что-то сместил. Потом ещё раз. И ещё. Вскоре он устал и уронил игрушку, но уже этого было достаточно.

Всё это время Тэм смотрел магическим зрением.

Нет, надежды не было. Но Раттир точно был пустым не полностью. Что-то в нём пыталось жить, несмотря на то, что ему это давалось непосильным трудом.

Это пусть и радовало на миг, но полностью уничтожало Меллу. Ещё десять лет назад она отказалась признать, что сын — калека, а теперь получала редкие и ничего не значащие подтверждения. То, что бередило её душу, но не возвращало живого сына. То, что всё так же было нельзя исправить.

В магическом зрении нити Раттира, живые и дрожащие, когда он изучал головоломку, тут же отдавали все свои силы отражению. И отражение их растворяло, никак не меняясь и ничего не давая взамен.

К ужину Ланэ пришла в срок — гулять по парку не стала, зато наконец-то перед зеркалом заплела волосы. Красиво и сложно, как принято в Нирранте. Несколько изящных прядей и косичек оплетали большую и толстую косу, как плющ оплетает дерево. В комнате даже нашлись ленты и заколки. Она выбрала зелёные ленты с золотой нитью — это удачно подчёркивало происхождение и статус. Ведь почти наверняка Тэм скажет брату, что она следопыт. А если не скажет, это сделает сама Ланэ. Потому что общаться с высшими лирратами нужно на равных, а ещё одно из важнейших правил хорошего тона — сказать, что они в некотором смысле равные. Ведь как в Ваннарее всем управляют самые сильные лирраты, так и в Нирранте всем управляют самые сильные маги. Как бы ни складывались отношения у неё и Тайной службы, пока об этом никто не знает, она всё равно официально представляет свою страну, интересы службы, Мереса и его величества Лурета Острого.

Как следопыту ей часто приходилось посещать важных людей и нианре, будучи измотанной, уставшей с дороги, в помятой и давно уже несвежей одежде, раненой и голодной. Не привыкать. Жизнь была всякая. Но если появлялась хоть малейшая возможность привести себя в порядок, Ланэ никогда её не упускала из уважения к себе и другим.

Подвязав последнюю ленту, она осмотрела причёску и невольно задержала в зеркале взгляд.

Рубашка, которую выдали ей, была благородного серого цвета. Не светлого и неровного, естественного для мягкой ткани, а глубокого, насыщенного, цвета осеннего неба перед сумерками, с синеватым отливом, как у мира в её магическом зрении. По вороту шла тонкая, изящная вязь светло-зелёного вьюна. Штаны оказались плотнее тех, которые она купила в Циэлле, но цвет был столь же прекрасен — глубокий тёмно-серый, заметно темнее рубахи.

Уже только увидев эти вещи, она предположила, что дворецкий прекрасно понял, кто она такая. Одежда, выданная Кэт, была не хуже, но детали выдавали, что это просто красивая одежда.

Её же была особенной. Данью неявного почтения. Строгость и простота, раскрывающие её красоту и силу. И цвет, и узор — сочетание серого и зелёного, лоза, оплетающая изогнутый ниррансткий меч — старый герб Тайной службы. Какой неожиданный, какой приятный символ...

Всё это — одежда, причёска, эта зелёная лента — осталось где-то в прошлом. Последний раз она так наряжалась на день рождения подруги. Почти два года назад. Когда она ещё была жива, и казалось, что впереди будет всё... А впереди не было ничего. Её день рождения через два месяца, а она даже не знает, сможет ли вернуться к тому времени в Нирранту. И уж тем более — сможет ли сделать этот день её днём рождения в более прямом смысле.

В зале внизу было тепло и уютно. Как и во всём доме. Неяркий, но ровный и приятный свет светлячков бликовал в столовом серебре и высоких бокалах. Стол не ломился от еды, но на нём, казалось, было всё: и горячее, и холодное, и мясо, и закуски, и даже — удивлению Ланэ не было предела — сладкое лакомство из орехов, патоки, мяты и мелко порубленной кашенки. Да так сервировано, что её цепкий взгляд приметил это абсолютно случайно.

Берхелат с женой и детьми сидели по одну сторону стола, гости — по другую. Кэт устроилась с краю, ближе к камину, и выглядела подавленной. Смотреть на Берхелата ей было тяжело, а говорить с ней Тэм будет никак не раньше, чем после ужина. К счастью, кошка решила не глупить и тоже не пошла гулять по парку. Кажется, всё время в ожидании она провела в той гостиной, подкидывая дрова в камин. Там было тепло, но Кэт явно хотелось чем-то занять руки.

Как и любой вежливый разговор, этот начался с обмена любезностями, затем плавно перетёк в обсуждение новостей, и только после — в вопросы друг другу. Пока ещё осторожные. Хозяин дома не стеснялся гостей, но явно многое не был готов говорить при детях. Прогонять же их и как-либо намекать понятливой жене, что их стоит увести, он не стал и дал вволю наобщаться с дядей и съесть все десерты, какие они только захотели. Этот жест Ланэ понравился, хоть она так и не поняла, чем именно.

Он спрашивал о том, как дела в столице и сетовал на сложное положение дел в предгорьях. Между делом уточнил, не застали ли они надлом грани и не слышали ли, что происходило на срединном и северном перевалах. Ланэ мягко обошла эту тему и упомянула, что летела неделей ранее. Тэм хитро, но одобрительно прищурился ей — он вообще заявил, что они втроём идут в Аррсию.

После десерта Берхелат предложил выпить вина в его кабинете. И, проведя их туда и предложив расположиться как удобнее, сильно переменился.

Он уже не казался уставшим с дороги добряком средних лет. Высшим лирратом, впрочем, тоже. Ланэ с удивлением заметила, что он похож на кого-то из Тайной службы — такой же жёсткий и цельный внутри. Таким был его взгляд, что Кэт, только поймав его на себе, напряглась и почти не дышала. Почувствовала коллегу из другой страны. Тэм же с ним таким чувствовал себя, как ей показалось, куда спокойнее и свободнее, чем было в зале, и, выбирая в массивном резном серванте очень дорогое и очень старое вино, незаметно улыбался и ждал разговора.

Берхелат присел на край стола, где не было ни единой лишней бумаги, и, приняв от брата бокал, аккуратно вдыхал аромат вина, смешанного с тягучей осенней ночью, тянущей лёгкой прохладой из парка. Огромное окно от пола до потолка позволяло наслаждаться ей полностью, без стеснения.

— Так зачем на самом деле ты вернулся? — тихо спросил Берхелат, и Ланэ услышала в его голосе такую знакомую сталь. О, она этого ждала. Она это так любила. Всё это осталось далеко — там, где Тайная служба ещё не стала для неё концом всего, но сейчас она наслаждалась. Мало где ещё слышала такие интонации. Мало где ещё сама смогла бы так говорить без каких-либо бессмысленных смягчений.

Тэм коротко и колко на него взглянул, улыбнулся и кивнул на настороженно застывшую в кресле Кэт:

— Она — кошка.

Берхелат приподнял бровь, скользнув по ней взглядом, но тут же обернулся обратно к брату, ожидая продолжения. Тэм не спешил. Смаковал вино. Медленно прошёлся по просторному кабинету, подошёл к приоткрытому окну, створка которого, как дверь, выпускала под ноги из сада редкие опавшие хвоинки. Ночь прохладная, но здесь, за стеклом, было тепло. Наконец, будто насладившись напряжением брата, он продолжил:

— И она не просто кошка, Берт. Она — хаттари.

Хозяин дома не двигался, но застыл. Будто бы даже и не дышал. Кэт подалась вперёд в кресле, желая что-то сказать, но Ланэ жестом остановила её. Что бы ни задумал Тэм, это его дело. Пусть делает его так, как хочет. В конце концов, Берхелат — его семья, и только ему решать, как поступить в данном случае.

Конечно же, он всё понял. Разом. Больше всего Ланэ удивило то, что она почувствовала его боль. Боль — не гнев, совершенно нормальный в такой ситуации. Лиррат пытался это скрыть, и наверняка скрыл от Кэт, но не от неё и не от эндерри. Тэм, встретившийся взглядом с ней, кажется, очень сочувствовал брату.

Берхелат пил вино. Медленно, изящно. Но следопыт поставила бы золотую сону, что совершенно не чувствовал ни вкуса, ни опьянения.

— Тогда зачем ты её привёл? — голос, столь же сильный, не дрогнул, не исказился. Но стал бесцветным и пустым.

— Ты же знаешь, я никогда не сочувствовал Хоггу. И никогда бы не стал ему помогать.

— А ей? — он кивнул на кошку, слушавшую разговор так внимательно, что это мешало Ланэ сосредоточиться, — Ты же знаешь — если бы не ты, я бы просто убил хаттари.

— Да, — вдруг обронив улыбку, ответил Тэм, — Поэтому её привёл именно я. Выслушай её. И выслушай то, зачем именно Хогг её к тебе послал.

Рассказывать Кэт не умела. Совершенно. Но в деталях не путалась. Ланэ для себя построила картину произошедшего, вписав туда все немногие детали, услышанные от Кэт, Берхелата и Тэма.

Когда-то давно Хогг был близким другом Берхелата. Настолько близким, что влиял на его решения, а тот — на его. Но если в случае с высшим лирратом это никого не смущало — наоборот, совет искренне поощрял обмен опытом, то в случае с главой элебрисанской разведки всё обстояло несколько иначе. Его величество считал это изменой. Точнее, посчитал бы, если бы узнал. Хогг, разумеется, скрывал этот факт, как и причины их ссоры, о чём Берхелат тоже не сказал ни единого слова. Несколько лет назад же элебрисанская разведка влезла в те дела Ваннарея, в которые влезать была не должна — кажется, кого-то нашли под чужой личиной в помощниках преподавателей университета Лито за кражей каких-то редких формул. Это Ланэ слышала ещё в Нирранте — скандал был такой, что пришлось вмешаться Тайной службе. Разумеется, совет поручил разбираться с этим тем, кто имел на разведку хоть какое-то влияние — послам в Яссоре и лично Берхелату. За его тесные и доверительные связи, которые таковыми уже давно не являлись. Отказаться он не мог, да и не хотел — даже сейчас лиррата почти перекашивало от этой истории с университетом, и потому он взялся поговорить с ним лично. Настаивал на том, чтобы убрать «лишнюю» элебрисанскую разведку из провинции Ваннарей, а «не лишнюю» научить рамкам, переступать которые нельзя. Хогг упёрся и отказался, поскольку, исходя из древнего договора о территории, провинция Ваннарей полностью подчинялась законам Элебриса, где было ясно сказано о том, что нельзя чинить препятствия законной власти и всем её частям, то есть и элебрисанской разведке в том числе. А раз его величество Нитт Аберет оставил разбираться с этим разведку, то и поступать она будет так, как считает нужным, ведь действует по закону. Берхелату пришлось поговорить с Хоггом иначе. Лично. И убеждение было такое же — личное. Он пригрозил переслать их письма в Кайдомар, раз уж старый друг так хочет поступать по закону, который сам нарушает. Иного выхода, кроме как послать того, кого не жалко и кто точно никому не донесёт, Хогг попросту не нашёл. И наскоро убедил Кэт в том, что отпустит её, если она убьёт лиррата и заберёт письма. Кэт даже показала ему некоторые из материалов из той папки, где Ланэ нашла описание камня в особняке. Это сделало хозяину дома особенно больно.

Карту, как оказалось, составлял сам Хогг, на что следопыт едко усмехнулась — нет, такой картограф Мересу точно не нужен. Пусть даже втираться в доверие к высшим лирратам, как оказалось, тот умеет превосходно.

— Такого, признаюсь, я не ждал. Последний раз Хогг мне ничего не ответил и убрал несколько людей из Лито. Я думал, мы друг друга поняли.

— О, вы друг друга поняли. Но не поняли последствий, — не удержалась Ланэ, — Раз вы решили сохранить лицо не убивая разведчиков, то он — не оставляя свидетелей. Как по мне, это очень понятно. И очень в духе разведки.

— Мне так жаль, лирр, что вы оказались в это втянуты. Вам может потребоваться убежище — мой дом для вас всегда открыт. Сомневаюсь, что Хогг собирался вас отпускать. Он никогда не был тем, для кого чьи-то чувства и жизнь имеют значение, — обратился он к Кэт.

Раскрыв карты, кошка чувствовала себя спокойнее, хоть и было заметно, как её трясёт от накопившегося напряжения. Она пила вино, и в ответ на его слова, не сдержавшись, чуть не заплакала. Отвернулась, пока не взяла себя в руки и не вернула спокойный вид исказившемуся лицу.

— Что будешь делать? — тихо спросил Тэм.

— Не знаю. Не знаю... — задумавшись, он наклонял бокал, чтобы вино каталось по стенкам и дышало, — Но и оставлять это так просто я не хочу. Сейчас он прислал одну хаттари, завтра пришлёт десяток лирратов, послезавтра — отравителя. Мелла не должна пострадать...

— Скопируем письма. Отдай их мне и Кэт. Спрячь где-то ещё. Напиши Хоггу, что ты всё знаешь, и письма теперь надёжно сохранены. И что если он тронет хоть кого-то, кто был к этому причастен, то копия сразу же отправится в Кайдомар, лично в руки его величеству.

Берхелат устало протёр глаза и, вздохнув, ответил, что подумает. И что стоит для начала проверить, что происходит с разведкой Ваннарея. Нет ли ещё таких, как Кэт, посланных на убой — его убивать. Тэм согласился, что это стоит сделать первее всего, и уже потом принимать решение.

Лиррат предложил остальное обсудить позже, а сейчас отдохнуть от этого долгого дня.

Тэм провёл спутниц в гостевое крыло, где их уже ждали горячие ванны, а сам вернулся к брату в кабинет — ради, как он выразился, старых семейных воспоминаний. Но Ланэ, добравшуюся до ванны с успокаивающими травами, это уже не волновало. Пусть даже насчёт камня до сих пор не было никакой определённости, она всё-таки безумно устала. И долго, со вкусом наслаждалась не остывающей ванной, впервые настолько приятной и спокойной за всё время с тех пор, как она покинула Нирранту.