где-то впереди шумит толпа, музыка потрясывает стены, а руки собственные привычно дрожат. сжимаются на косяке прохода. хочется начать считалочку какую-нибудь, чтобы мозг занялся. до выхода – пара минут. раз, два, три… и так до ста двадцати.

по плечу стук чужих пальцев – федя. самому до выхода куда дольше, есть время поебланить где-то среди людей в гримерке, намешать им коктейля, но самому не пить – трезвая жизнь! за андреем поплелся, однако, без его же ведома. для моральной поддержки. андрей ценит, правда. глупо, наверное, спустя сотни концертов все ещё в этом мандраже жить, но что поделаешь. андрею спокойней. андрей поворачивается боком к выходу, приваливается спиной к косяку – на федю глядит. андрей губы спешно облизывает, а федор руки от плеча не отнимает, будто сильнее в поверхность вжимая. 

четыре, пять, шесть… андрей едва головой ведет – рядом пусто. людей отогнали, чтобы артисту на нервы не давили, не сорвали ничего, так что даже секретом становится, как федя сюда проскользнул. семь, восемь, девять, андрей взгляд к феде возвращает, в глаза смотрит, а потом, ей-богу, случайность, – на губы.

для феди это навроде соглашения – сам тут же ближе, пользуясь тем, что не видно их ничерта, что андрей удобно под рукой, что андрей из-за трескучих нервов сейчас сам навстречу тянется, целует. быстро, отрываясь спустя “десять”. андрей обиженно выдыхает, да тянет за шею обратно. где-то там тонет и двадцать, и тридцать. следующие пара десяток – федина привычная мантра о том, чтобы андрей всех в щепки разнес. потом вспоминается список песен, после которых и федя на сцену выбегает.

сто десять. федор за челюсть к себе тянет, скоро еще поцелуй крадя. только теперь  андрей нетерпеливо отрывается, из чужих рук пропадает. у звезды сцена.