– будь ты женщиной, я бы тебя выебал.

под чужой гомон вокруг федин голос и смех у самого уха звучит так буднично, что андрей даже успевает отпить мешанину в стакане из колы и чего-то еще. федя висит на плече, плетет дальше дрянь какую-то, пьянь. андрею бы проглотить, стопорится в горле. и хуй че сделаешь. закрыть глаза. стукнуться зубами о стакан. 

жить да дышать дальше.

жить да царапать простынь через пару вечеров, прогоняя чужие слова через мозги электрошоком. феде бы ебало завалить, феде бы иногда не говорить совсем ничего. себя жалко, и от этого чувства ничего не хочется, только пойти в ванную да поблевать под сонный беспокойный взгляд сожительницы. был бы женщиной, ага. 

не в первый раз раз глазик косит на мальчиков, которым другие мальчики не интересны, конечно, но сейчас – сидит занозой. сидит занозой смешной-красивой-интересной, все-все ранки на душе лечащей. и гноит тихо. плюнуть бы да хуй забить, но такая несусветная обида по горлу шелестит. на самом деле до пизды, что там идет после “будь ты женщиной”, абсолютно поебать, потому что его уже сдвигают в сторону, что уже вызывает необычайный ахуй – как же это, не на первых местах маленькая звездочка? поебать, но бедра сдвигаются как-то сами собой, комкая меж собой одеяло. андрей чувствует себя жалко.

х х х

федя пьян вусмерть – привычно. федя едва ли себя на ногах держит и висит на плече грузом – да, было. андрей – стреляный воробей, много хуйни успел насмотреться. 

федя приземляется на постель, щурится пьяными глазами, но что-то не падает сразу слюнявить подушку. андрей осматривает привычную квартирку – вон, на том диванчике в гостиной ему предстоит спать сегодня. домой валить сейчас – поздно. темно, делю беспокоить, да и федорову дверь некому сейчас запереть. сам не дойдет. андрей мажет глазами обратно, к феде, хмыкает тихо.

– старик, тебе бы уже спать ложится, – шажок поближе, руки по чужой куртке – в коридоре не снял. стаскивают, укладывают в угол постели. федя кивает. вздыхает.

– все носишься, ну, нянька совсем, – андрей кривит губы. слишком разборчиво для пьяного. но андрей знает прекрасно – не осознает нихуя, не вспомнит опосля.

– один убьешься.

андрей грустно как-то мажет ладонью по щеке, а федя – льнет. почти спит. стоять, нависая над постелью, не особо удобно. коленкой в край кровати. руки – к чужому худаку. под ним футболка, федя уже весь мокрый, дальше – больше. надо бы и комнату проветрить. худак – к куртке, вторая коленка – ровнехонько от первой на расстоянии фединого бедра. федя плечами едва ведет, разминает, даже сквозь плывущее осознание просачивается – даже руки сложно поднять, ну что такое.

андрей улыбается – почти смеется. с чужого лба мокрую челку скидывает, встречаясь секундно с туманом чужих зрачков. мгновеньеце – федя наконец перестает дергаться лишнего, опуская руки, совсем кончиками пальцев по чужим коленкам пробегаясь.

андрей думает тоскливо еще раз – не вспомнит. слишком много вечеров уже ушло в небытие, чтобы маленькая шалость стала исключением. 

коленки болят. подгибаются, чужое бедро заставляют оседлать, всматриваясь в чужие глаза – там тихий мигающий вопрос. да и того скоро след стынет. у андрея все внутри в противовес себе самому все сводит криком “не лезь, блять.” лезет. 

сам ведь пьян. куда меньше. но пьян. 

лезет, губами тычась в колючую щеку. еще секундочка – в чужие губы. ладошками – по шее.

быстренько думается – хорошо ведь. как хотелось. как думалось. как мечталось, когда в голове угнетающие мысли толпились. 

дергают за короткие волосы на загривке. в глаза глядят, а андрея как-то противно ломает – у феди в зрачках какие-то зачатки осознанности и невыносимой тяготы.

– хватит, андрей. 

– почему? – случайно. случайно упало в воздух. не столько к феде вопрос, сколько к мирозданию. ладно, немного, маленько совсем, к феде: ну, не выебывайся, просто возьми, пока дают, забудь на утро, а что там с андрюшей после – да похуй, если честно.

– ей-богу, андрюх, с мужиками я только не спал, – и смеется. кривит губы, голову откидывает, глухо затылком о стену бьется.

андрею бы о нее голову разбить нахуй.