*** ***

*** ***

*** ***

*** ***

Айзава закрыл позади себя тяжёлую дверь, и ему в лицо дохнуло душноватым смешением знакомых звуков и запахов. По плечам волной разлилось долгожданное тепло. С одного из ближних столов раздался возмущённый вскрик, шумный удар по столу, звонкий треск стекла, окрик хозяина и дружный гогот товарищей. Ножки стульев протяжным скрипом старого дерева проехались по полу. Тонко взвизгнул и рассыпался разнузданным смехом девичий голос. Тусклый желтоватый свет светильников окутывал таверну, мешаясь с резковатым запахом выпивки, пота, жареного мяса и дыма от горящих поленьев. Где-то дальше от центра суеты на лютне лениво наигрывал бард.

Он оправил плащ на плечах, по привычке скрывая рукояти, и, размяв пальцы, успевшие занеметь на морозе, зашагал мимо столов.

Пара стульев у стойки была свободна. Обменявшись с хозяином таверны приветственными кивками, Айзава занял место ближе к краю.

— Эля? — уже поставив на стойку чистую кружку, спросил хозяин, попутно смерив взглядом пару заметно поддатых мужчин неподалёку, то ли в шутку, то ли всерьёз, но с завидной увлечённостью чистивших друг другу рожи.

Айзава зачесал взъерошенные волосы назад и, втянув носом воздух, отозвался:

— Давай-ка… Чего у вас там поесть?

— Попроще чего-то? Не мяса же?

— Всего.

Хозяин вскинул брови.

— О, гуляешь сегодня? Везёт?

— Вроде того, — приподнял угол рта Айзава и, не моргнув, пригнулся ближе к стойке, увернувшись от пролетевшей мимо бутылки. — Живо у тебя тут сегодня. Эля тоже налей. Не разбавляй.

— И не говори, — отозвался хозяин, кивнув в ответ на заказ и, крикнув что-то на кухню, откупорил новую бутылку. — Как с цепи сорвались. Как зима приходит — так им башни сносит.

— А что, согреться каждому охота, — понимающе сощурился Айзава, мельком обернувшись.

Одна из девушек с соседнего стола, томно повиснув на шее грузного мужчины, извиняюще помахала ему ладошкой и, хихикнув, снова отвернулась к компании.

— Чего там по новостям?

— Какого рода?

— Ну, — хозяин пожал плечом. — Оба ж знаем, если у тебя на работе ладится — обычно в городе что-то нечисто.

— У кого что, а ты по охотникам гадаешь, — хохотнул Айзава, отхлебнув эля, поданного вперёд.

— Чего только со скуки делать не начнёшь, — щербато оскалился тот.

Айзава закинул ногу на ногу и поставил полупустую кружку.

— Да ничего особенного. Труд окупается. Прелести наёмной работы.

— Как скажешь, — фыркнул хозяин без злости, ловко обновив.

Аромат жареного мяса и запечённых в печи овощей достиг носа, отозвавшись нетерпеливым урчанием в животе. С кухни крикнули, и хозяин, привычно кивнув, исчез за дверью.

Айзава обернул голову.

Группка женщин средних лет, о чём-то горячо шепчась, бросала взгляды разных эмоций на соседний стол, заполненный шумной компанией работяг, игравших в карты.

Он отрешённо хлебнул эля.

*

Толкнув одну из высоких дверей, Айзава, не убирая окровавленного клинка в ножны, ввалился в помещение — встреченный полудюжиной ошарашенных взглядов, а за ними, один за другим, — вскриками ужаса.

— Это же!..

— Отчёт, — бросил Айзава, поднимая отрубленную вампирскую голову за засаленную копну волос на уровень глаз. По толпе священников прокатился сдавленный вздох. Кто-то, не выдержав, отвернулся.

— Кощунство!

— Не надоело играть в удивление? Я так работаю, — мысленно насладившись реакцией, Айзава опустил вампирскую голову и быстро обвёл взглядом толпу, — Где епископ?

— А-архиепископ в своих покоя…

Робкий голос, судя по всему, поспешил задавить кто-то из стоявших рядом священников. Один из них, прочистив горло, выступил вперёд.

— Я приму… отчёт. Ваша… Твоя исполнительность восхищает, право. Но можно ли в следующий раз… — он не выдержал и передёрнулся всем телом. — …без этого?

— Хотите сами трупы искать? Мне же проще, — пожал плечами Айзава, не дожидаясь согласия.

— Ну, не… Да, возможно… так будет лучше, да, — обречённо пробормотал себе под нос священник, не в силах поднять взгляда на голову.

— Оплата.

— Ах, сейчас, конечно…

*

Сегодня он закончил с, кажется, седьмым заказом от церкви.

Вскоре вернувшись с добротной миской, пышущей жаром и запахами, хозяин быстро окинул взглядом соседние места. Одно пустовало, а на другом вусмерть пьяный взъерошенный юноша, упав лицом в стойку, уже сладко посапывал. Айзава бросил ему серебряный, коротким жестом отмахнувшись от сдачи, и уже потянулся, чтобы придвинуть еду к себе по стойке, но хозяин подал её в руки.

Под дном миски ему в пальцы скользнула бумага.

Айзава, не подав виду, незаметно опустил взгляд. Изрядно потрёпанный, но довольно плотный конверт с подмоченным краем, чуть тёплый от горячей посуды. Конечно, печать была уже сломана.

— Не читал, — пожал плечами хозяин таверны.

— Ага, — безразлично отозвался Айзава, пряча конверт под плащ, и, сунув в рот кусок жареного мяса, молча указал на опустевшую кружку.

Правда его не волновала.

***

Закрыв за собой дверь, Айзава отстегнул ножны от пояса и стащил с плеч тяжёлый плащ.

В доме, пробираясь стылой прохладой под одежду, стояла сумрачная тишина. Единственное не забитое досками окно, мутное от пыли и грязи, пропускало слабый свет луны. Та лежала на полу неясным серебристым пятном. Затухающий жар углей, давно не горевших, с трудом пробивался сквозь слой пепла.

Задержав взгляд на углях, Айзава перевёл глаза на конверт в руке.

Секунда, минута, дольше. Миг.

…Бросив в камин сыроватое полено, Айзава отвернулся и, по памяти нащупав табурет, тяжело опустился за стол. Отгрёб в сторону бесчисленные заметки, разбросанные на обрывках бумаги, закрыл и бросил одна на другую потрёпанные книги.

Поднял конверт к глазам.

Пламя в камине, щёлкнув, сломало пополам тишину.

— И надписей никаких, а? — задумчиво пробормотал Айзава, повертев конверт в руке. Когда-то чистую бумагу усеивали жирные пятна и мятые линии. В месте печати без символов, которой не доставало нескольких кусков, он был неосторожно надорван.

…Не думая, Айзава коснулся краем конверта носа.

Бумага пахла прогорклым маслом, элем, потом, пылью.

Ничем.

Разгораясь ярче, его шеи мягко коснулось тепло пламени.

Почесав щёку, Айзава выдохнул. Закрыл глаза. И, запустив пальцы в конверт, вынул сложенный втрое лист бумаги.

В груди бессильно замерло.